Неторопливо – буквально по миллиметру – я сменил позу и быстро встал на ровные ноги, мгновенно забросив рюкзак за плечи. Теперь я мог не бояться выстрела в спину. Пробить такую массу всякой всячины, спрессованную в одну большую галету, можно разве что с помощью гранатомета.
Я шел как по канату над пропастью. Чужой взгляд не отставал, он преследовал меня с назойливостью мошкары. Нет, с этим делом нужно кончать! Иначе у меня может родимчик приключиться.
Место для засады я выбрал самое, что ни есть, подходящее. Впереди по пути следования протекал неширокий топкий ручей, но он журчал, как маленькая речка, заглушая все звуки. Что и следовало доказать – если мой преследователь и имеет изощренный слух, все равно ему не разобрать, продолжаю я идти прямо, или свернул в сторону.
Спрятавшись за поваленным бурей деревом, я снял рюкзак и проворно нырнул в чащу. Теперь я не шел, а скользил между деревьев как бесплотный дух. Этому меня научили в спецшколе, а дошлифовал мое мастерство в скрадывании дичи дед Зосима, старый опытный охотник, дока в этом деле, каких мало.
И дичь появилась! Она попалась на удочку, как глупый карась. Хотя, наблюдая за своим преследователем со стороны, я невольно отдал должное его умению ходить по лесным тропам – он передвигался практически бесшумно.
Интересно, где это сукин сын прошел такую школу? Явно не на городских мостовых, сразу видно.
Человек был высок, худ и облачен в просторную черную хламиду с капюшоном, скрывающую очертания его фигуры. Если бы не цвет, можно было принять его верхнюю одежду за армейскую плащ-палатку.
Одно меня немного успокоило – в руках он держал лишь длинный посох с резным навершием. И никакого оружия. Ну разве что под плащом-хламидой у него был спрятан пистолет. Но его еще нужно достать…
Я появился перед ним как черт из табакерки. Это я умел. В этом заключался особый шик моей военной профессии, в частности, когда мы, еще совсем юные спецы, демонстрировали свое умение проникать через все препоны во вражеский лагерь зубрам внешней разведки.
– Здравствуйте, дяденька! – сказал я с беззаботным видом, быстро, на глаз, определив, что мужику стукнуло никак не меньше пятидесяти. – И что это вы тута делаете?
Нужно сказать, что он оправился от испуга очень быстро. Его замешательство длилось считанные секунды. А затем аскетическое лицо черноризца стало невозмутимым и очень серьезным, а черные, глубоко посаженные глаза полыхнули недобрым огнем, от чего у меня по спине побежали мурашки.
Ну, блин, и глазищи…
– Иду по лесу, – ответил он низким, но звучным голосом.
– Это и ежу понятно… вон тому, – показал я на маленького зверька, который тащил на своем колючем горбу белый гриб; надо же, подлатался, работяга, несет себе запас на зиму. – Но мне очень не нравится, когда идут по МОИМ следам, притом тайно, скрадком, – сказал я с нажимом. – Или вы тут работаете в качестве лесного сторожа?
– Возможно, – коротко ответил мой собеседник.
– Тогда я Робин Гуд. И прошу больше со мной такие фортели не выкидывать. Я, знаете ли, человек нервный…
– Зарежете меня? – Что-то дрогнуло на его лице-маске, а в глазах появилось какое-то новое выражение – будто в глубине зрачков нарисовался злобный шут, который начал кривляться и корчить смешные рожи. – Не упустите на землю ножик, который вы прячете в рукаве.
Ух ты! Надо же, Зоркий Сокол в наших краях появился. Может, сразу снять с него скальп, чтобы потом не мучиться, гоняясь за ним по лесам?
Эта дикая мысль пришла мне в голову совершенно спонтанно, словно кто-то подсказал. Я даже вздрогнул, представив себя на месте злобного индейца-сиу, охотника за скальпами.
– А это как придется, – ответил я жестко; мне уже надоело с ним церемониться. – Надеюсь, мы с вами договорились. Прошу, – указал я на тропу, которая вела к деревушке. – Я так понял, вам туда.
– Да, туда, спасибо, – ответил он вежливо, и широким размашистым шагом направился в ту сторону, где были остатки мостков, по которым можно было перебраться на другой берег ручья.
Я облегченно вздохнул – теперь этот странный (чтобы не сказать больше) черноризец не будет сверлить взглядом мой затылок. А уж про то, чтобы он не сделал крюк и снова не зашел мне в тыл, я позабочусь – следы в лесу я научился читать не хуже Зосимы, моего наставника и учителя в охотничьих премудростях.
Но он так и не свернул с тропы, шел прямо, как по маршрутной карте. Значит, я не ошибся – этот черный братэла топает в гости к кому-то из деревенских. Уж не к Зосиме ли?
Нет-нет, это невозможно! Зосима здорово разбирался в людях. А этот угрюмый тип и вовсе не мог вызвать доверия у старого хитреца. Не тот склад характера, не те повадки. Уж я-то хорошо знаю Зосиму.
Я шел, по ходу пьесы читая следы черноризца, тащил свою неподъемную поклажу, мысленно проклиная собственную жадность, – на кой ляд было скупать полмагазина!? – а перед глазами стоял посох этого странного типа, вернее, его навершие.
Оно было очень мастерски вырезано в виде головы какого-то демона, оскалившего клыки. Они оказались настоящими, кажется, волчьими; с близкого расстояния это определить несложно. А вместо глаз неведомой твари были вставлены небольшие бриллианты.
На почти черном фоне обожженного на костре посоха глаза демона сверкали как живые. Бр-р!…
Все-таки нервы лечить надо! С этим твердым убеждением я и вступил на старую, но вполне приятную для передвижения дорогу, которая вела прямиком к деревне.
Глава 6
Теперь я понимаю, что ощутил бедный Робинзон Крузо, возвратившийся домой после семнадцати (кажется, так) лет пребывания на необитаемом острове. При виде своей избы, которую я не посещал более двух дет, у меня неожиданно подкосились ноги, и мне захотелось немедленно упасть и поцеловать землю у порога.
Я вернулся! Наконец-то! Дошел…
Но я не стал лобызать нашу кормилицу, она и так всех нас беззаветно любит и готова приютить в любое время любого негодяя, как бы ни были страшны его преступления перед человечеством и перед ней самой.
Я лишь сел на верхнюю ступеньку веранды и закурил. Это был благословенный момент. Солнце уже опустилось к верхушкам деревьев и налилось приятным розовым цветом, ветер утих, а утиный выводок посреди озера казался вышитым живыми нитками на удивительно гладком серебряном холсте.
Красота…
Покой…
Мечта, кто понимает.
До чего же хорошо! Из души куда-то улетучилась городская муть, легкие очистились и стали как новые меха, а предстоящий развод с Каролиной уже казался всего лишь мелким недоразумением, следом дождинки на стекле, который можно запросто стереть чистой фланелькой.
Я просидел так битый час; а может, и дольше. Это уже было не суть важно. Теперь время для меня просто не существовало.
Деревенские на часы редко смотрят. Ну разве что те, у кого есть какое-нибудь хозяйство или телевизор – чтобы не пропустить очередной сеанс брехни и бредней из столицы-матушки.
А у меня, слава Богу, ни кола, ни двора. Только крыша над головой, да воробьи свили гнезда на чердаке. Но за ними уход не нужен. Так же, как и за рыбой в озере. МОЕМ озере.
(С некоторых пор я начал считать его своей собственностью; ну должно же быть у русского человека хоть что-то личное, а не просто приватизационный чек, клочок бумажки, которая годится разве что для сортира!?)
Свечерело. Солнце уже спряталось за дальние леса, разогнав по небу позолоченные тучки, подул легкий ветерок, где-то недалеко ухнул филин…
Что-то рановато он сегодня вылетел на ночную охоту, подумал я, прислушиваясь. Рановато. Наверное, сильно проголодался и, скорее всего, это представитель молодого поколения, из нового выводка.
Молодежь всегда старается урвать себе кусочек побыстрее да пожирнее, а при удачном раскладе – что называется, в кайф – утащить его из-под носа убеленного сединами патриарха. Мол, учись, дед, пока ты еще живой.
Все верно, на то и молодость дана, чтобы козырять своей не мерянной силой и энергией…
Я невольно вздохнул. Ходьба по лесному бездорожью с грузом на плечах измотала меня сильнее, чем я ожидал. Что поделаешь, сказывалось городское безделье и мой, скажем так, не вполне здоровый образ жизни.
Раньше с таким рюкзачком я мог пробежать без особого напряга двадцать километров, преодолевая водные преграды и на ходу бесшумно снимая посты и секреты противника.
То было раньше… Где мои?…
Стоп! Арсеньев, осади назад. Хватит ныть и причитать. Каждый возраст по-своему хорош. До тебя вот, дурака, наконец дошло, что женитьба не такое уж и благо в жизни мужчины, чтобы там ни говорили всякие ученые умники…
Додумать свою, на данный момент самую животрепещущую, тему я не успел. Совсем рядом раздалось до боли знакомое и где-то даже родное покашливание, и передо мной нарисовался Зосима.
– Дык, это, с прибытием, значится…
– Зосима…
Я мигом подхватился на ноги, и мы крепко обнялись. Это вышло совершенно спонтанно; раньше между нами таких телячьих нежностей не наблюдалось.
– Не задави… медведь… – закряхтел Зосима и я наконец выпустил его из своих объятий.
В этот момент я почувствовал, что мне на глаза наворачиваются слезы. Вот те раз! Арсеньев, ты оказывается не просто сукин сын (по терминологии Каролины), а еще и сентиментальный сукин сын.
До чего довела меня семейная жизнь… Ужас!
– Ты, это, помоги, – сказал Зосима, передавая мне из рук в руки объемистую клеенчатую сумку, изготовленную еще в советские времена местной промышленностью (наверное, специально для деревенских жителей, которые раз в неделю ездили в город отовариваться продуктами). – Чижело… Тока осторожно! Не переверни. Тама кастрюля.
– Никак ужин мне принес? – догадался я сразу. – Спасибо. Когда же ты успел?
– Кхе, кхе… – рассмеялся Зосима. – А чего там успевать? Мотрю, ты мимо окон топаешь, а глухарь, которого я намедни уполевал, уже поперчен, посолен, осталось в печь засунуть. А печь у меня завсегда живая, дышит. Ну, ты знаешь…
– Знаю, знаю… Что ж, тогда пойдем в мои апартаменты. Устроим вечер воспоминаний. Честно говоря, я здорово соскучился… за этим всем… – Я широким жестом обвел озеро и леса, прихватив и добрый кусок закатного неба. – Как тут?
– Все в полном ажуре, – понял мой вопрос по-своему Зосима. – Не сумлевайся. Хоромы твои как новенькие. Забор я починил, калитку навесил, стены укрепил, а Дарья полы подметала и мыла.
– Спасибо, дорогие мои. За мной не заржавеет.
– Дык, это, перестань! – замахал руками Зосима. – Мы же свои.
Я промолчал. Но как же на душе стало хорошо! СВОИ… У меня, круглой сироты, своей была только воспитательница детдома, мама Ильза, которая почему-то любила меня беззаветно и преданно, словно настоящая мать.
Она никогда не была замужем, не имела семьи, и наверное, по этой причине всю свою нерастраченную любовь отдала мне. Почему ее выбор пал именно на меня? Не знаю. Трудно сказать. На эту тему мы с ней не говорили никогда. Это было как бы неприлично.
Мама Ильза получила в свое время великолепное европейское воспитание. Она знала несколько языков, и в конце концов до такой степени достала меня своей педантичной настойчивостью, что я, стиснув зубы и зажав свое эго в кулак, поневоле выучил латышский (понятное дело), немецкий и английский.
В общем, когда я попал в суворовское училище, а потом и в разведку, с языками у меня проблем не было. Возможно, мама Ильза готовила меня к другой карьере и другой жизни, но так уж получилось, что судьба привела меня на военную стезю.
За рубеж я ездил спустя годы много раз, только под чужими фамилиями, а нередко совершал такие вояжи и тайком, чтобы проверить хваленые своей неприступностью натовские кордоны.
Снаружи мой дом неказист и смотрится как дряхлый дед, которому неудачно сделали пластическую операцию, именуемую по науке косметическим ремонтом. Понятное дело, наружный ремонт – это дело рук Зосимы.
А они у него весьма шаловливы. То есть, Зосима всю свою сознательную жизнь был таким же бездельником, как и я на пенсии. Он даже сумел обмануть бдительную советскую власть, прикидываясь то больным, то слегка не в себе.
В конце концов на него махнули рукой, и до самой перестройки Зосима только тем и занимался, что браконьерствовал в окрестных лесах и гнал самогон на продажу. А когда сменилась власть, то он вообще забил на всех болт и стал жить так, как подсказывала ему его вольная душа, и позволяли возможности.
И такой вот человек подрядился в мое отсутствие отремонтировать фасад моей «загородной виллы». Нет-нет, не за деньги, а чисто из добрых побуждений.
Короче говоря, теперь на мою хату, я думаю, даже ворона не сядет. Испугается. Подумает, что это или огородное пугало больших размеров, или ловушка.
Зосима понабивал на все сомнительные места бревенчатого фасада старую фанеру от посылочных ящиков, а чтобы было еще разнообразней и краше, добавил куски рубероида и даже жести.
В общем, снаружи моя недвижимость смотрелась как рубище пьяного бомжа и забулдыги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45