Я родилась для того, чтобы корчиться здесь, на этом столе, и счастье - это когда тебя оставляют в покое, разрешают спать. Спать. Потом ты с удивлением замечаешь шнур капельницы - они вообще вынимают его когда-нибудь? И сразу проваливаешься в сон. Спасение.
— Информация нужна любой ценой. Вы меня поняли? Любой ценой. Это личный приказ Хозяина.
Ильгет тяжело дышит, глядя вверх, лица - очень смутно. Черные мундиры. Белый халат. Это хорошо, может быть, он скажет, что ей нужно отдохнуть. Что она умирает.
— Капайте больше.
— Больше нельзя, - возражает белый халат, - вы не можете бесконечно усиливать болевую чувствительность, у нее наступит шок. У нее и так низкий порог…
— Если бы у нее был низкий порог, давно бы сняли блокаду.
— Здесь не только в физиологии дело. Применяйте другие методы.
— Мы можем ее потерять.
— Вы ее потеряете гарантированно и так. Нужны другие методы.
— Сука. Ты издеваешься надо мной. Думаешь, что круче всех, да? Я тебе покажу, дерьмо…
Информация-нужна-любой-ценой-любой-ценой-любой-ценой-лю…
Господи, я не могу. Я… как животное. Я не могу больше жить, у меня нет никаких сил больше, теперь эта боль - все время, даже когда они оставляют меня в покое, мне постоянно и нестерпимо больно, я не могу даже заснуть, потому что кости… Сейчас вот, правда, уже не болят руки, просто кажется, что они превратились в огромные надутые шары, и наверное, так оно и есть, если скосить глаза, то видно что-то черное и большое. На месте пальцев. Но зато нестерпимо болит спина. Я не могу ни о чем думать, Господи, только о спине, о руках, о голове, о пальцах, я не могу, не могу…
Не могу.
Все время соленый вкус во рту и очень сухо. Это кровь. И пахнет кровью. Тошнит. Я даже не понимаю, зачем это все… за что, почему…
Питу вызвали в комитет Народной Системы через две недели после ареста жены. Бывшей жены - процедуру развода удалось ускорить.
Странное дело, но теперь он чувствовал постоянно легкую эйфорию. Чувство освобождения? Он сам себя перестал понимать. Но иногда эйфория оставляла его, и тогда начинало тошнить. Буквально тошнить. Ему становилось страшно и тяжело. И снова он не понимал - почему…
Все было правильно. И Голос с ним был согласен. Тогда, после того решающего разговора, Пита вдруг осознал, что должен сделать.
Это было так очевидно.
Ведь это не шутки, не мелочи какие-нибудь - связаться с агентами вражеского государства. Это преступление. Она и его, получается, втягивала в это преступление - действовала, не сообщая ему ни о чем. Это просто непорядочно. Если уж хочешь нарушать закон, уйди из семьи и нарушай в одиночку. Она не подумала о том, что если что-то случится, если она попадется, то таскать будут и Питу. И неизвестно еще, удастся ли ему доказать свою невиновность.
Он никогда не лгал государству. Он честный человек. Даже налоги никогда не скрывал. Он всегда все делал по закону.
И еще - да, конечно, в тюрьме сидеть удовольствия мало, но она это заслужила. За все, что она сделала ему, за его исковерканную жизнь… Да ничего, у нас в тюрьмах хорошие условия. Посидит, подумает. Она сама на это напросилась.
Это было адекватно. Бросить ее - она еще и рада будет. Использовала его и выбросила, как тряпку. Выгнала по сути.
А так мы еще посмотрим - не пройдет, дорогая Ильгет, на этот раз не пройдет. На этот раз придется отвечать за свои действия. Всему есть предел. В том числе, и терпению Питы.
И все же иногда решимость проходила. В НС он позвонил сразу же, чтобы не передумать. Но… так бывало и раньше. Ему вдруг становилось жаль Ильгет. Какая бы она ни была, но все же… человек. Любил он ее когда-то. Все-таки он умеет любить, ведь даже такую, даже после всего случившегося он все еще жалеет.
"Что поделаешь? - говорил верный Голос, - Ты не можешь вытащить человека из ада, на который он сам же себя обрек".
— Рад сообщить, что ваш развод утвержден окончательно, - чиновник в черном выдал Пите паспорт, - и вот что шен Эйтлин… вы не хотите подумать о вступлении в Систему?
— Но… моя работа меня устраивает, - ошеломленно сказал Пита.
— Да, но вам не придется менять работу! Вы смените только статус. Поступив на службу в Систему, вы получите бесплатный проезд, право на удвоенный оплачиваемый отпуск… а ваши обязанности сведутся к тому, что в случае необходимости вас могут призвать на службу - но ведь вы и так, кажется, резервист?
— Да, - подтвердил Пита. Чиновник интимно улыбнулся.
— Вступайте в НС, шен Эйтлин. Я вам очень советую. Очень скоро членство в Системе будет исключительно важным фактором.
— Арнис, - тихо сказала Иволга, касаясь его плеча. Он вздрогнул.
— Будьте вы прокляты… все…
— Арнис, перестань.
Иволга бросила взгляд на пустые бутылки, выстроившиеся на столе. Потом на рамку монитора в воздухе. Скрипнула зубами и чуть пошатнулась.
— Арнис.
Она взяла его за плечи, и развернула к себе.
— Дэцин ничего не говорил?
— Что?
— Дэцин…
— Иволга… ничего личного… но я хочу, чтобы вы все сдохли… особенно Дэцин… и вся эта война. И вся эта планета. И сам я тоже особенно.
— Слышишь, ладно, хрен с ним, с Дэцином. Арнис. Давай ты не будешь больше смотреть. Хорошо? Мы сделаем это с Анри. Если появится сагон, мы вызовем тебя.
Он перевел взгляд на монитор.
— Она спит, - поспешно сказала Иволга.
Изображение было нечетким и смазанным. Наносистема почему-то давала сбои. Может быть, повреждена сама матка, введенная в тело Ильгет. Но это и к лучшему, что плохо видно.
— Не думаю, - тихо и хрипло сказал Арнис, - ей слишком больно.
— Все равно, сейчас они ее не трогают. Серьезно, мы снимем тебя с дежурства. Брось это дело. Ты не выдержишь.
— А она?
Иволга промолчала.
— При чем здесь я?
— Сколько крови… - прошептала Иволга, - она раньше умрет, чем…
— Иволга, лучшее, что можно сейчас сделать - это пойти и ее убить. И я могу это сделать, мне это несложно. Я там работаю. Иволга, ты понимаешь, что мы делаем?
— Мы ждем сагона, - сказала она.
Да, мы не думали, что это будет так долго. И так страшно. Всему есть предел…
— Арнис, тебе нельзя пить, - сказала она.
— Я знаю.
— Ее предупредили. Она согласилась. Она знала, что так может быть. Арнис, она умирает как боец… не как червяк на крючке. Ты правильно сделал, что сказал ей. Ей есть что защищать.
— Иволга, ты не видела, что они делали сейчас… перед этим…
— Слушай, ты там работаешь уже три месяца, на этой фабрике. Ты не видел, что всегда делают с людьми в этом здании?
— Видел. Да.
— Я знаю, как ты относишься к ней. Но ты знал, что так будет.
Иволга помолчала, потом спросила тихо и жалобно.
— Что они с ней делали?
Арнис молчал. По его щекам катились слезы.
Измученный, раздавленный болью и ужасом, полуживой зверек. Уже не человек. Не надо меня бить, мне и так все время больно… не надо, не бейте меня. Я не могу.
Страшно смотреть и гадливо - как ползет недобитое насекомое, задние лапки оторваны, тело волочится по земле, и оно все еще живет, все еще трепещет, наверное, насекомое не чувствует муки так, как человек, но я всегда убивала полураздавленных мух, я не могу на это смотреть.
Ясный свет. Солнечный. Здесь очень светло. И кто-то склонился над ней. Он не из тех. Почему-то ясно, что он ничего ей не сделает. Он не касается истерзанного тела. И он очень, очень странный. Хочется снова закрыть глаза. Так проще терпеть.
— Теперь лучше? - высокий ясный голос. И вдруг боль исчезает.
Ильгет широко открыла глаза от удивления и радости. Боли нет. Совсем. И глаза - будто промыли, она видит все необыкновенно ясно и четко. И думать легко. Совсем легко. И теперь она поняла, что именно казалось ей таким странным - глаза.
У этого человека нет зрачков. Глаза слепые. Белые. Нет, кажется, зрачки есть, но слишком бледные и неподвижные. Нечеловеческие сияющие глаза.
— Ну вот и все, - говорит он. Его лицо рядом с лицом Ильгет. Нет, ничего больше не болит, но пошевелиться страшно.
— Это тебе не нужно, - он вытаскивает катетер капельницы из руки.
— Я ждал тебя, Ильгет.
Она открыла рот, чтобы спросить что-то, но звуки не выходили.
— Не беспокойся, тебе не надо говорить. Я слышу все, что ты думаешь.
Хозяин, думает она. Они именно его так называли.
— Да, они называли так меня.
Эти глаза… пронизывают… свет из них, такой ослепительный, он жжет, сжигает изнутри.
— Я ждал тебя. Ты нужна мне, Ильгет. Они больше не тронут тебя. Ты увидишь другой мир… светлый. Все будет иначе. Ты всегда будешь рядом со мной.
— Кто… ты? - губы совсем не шевелятся, но это и не нужно. Звук не нужен, он и так все слышит.
— Я твой друг. Я люблю тебя. Закрой глаза.
Он кладет ладонь на лоб Ильгет. Она послушно закрывает глаза.
И странным образом начинает ВИДЕТЬ.
Контраст слишком велик. После только что пережитого этот мир слишком светел… Свет слепит глаза. Словно взгляд Хозяина. Воздух полон света, и ей легко, так легко, а там, внизу раскрываются огромные чашечки живых радужных цветов, и они поют… И какие-то облака, нет, они взрываются шпилями и башнями, это облачные города.
Миг - и видение пропадает, и снова рядом Хозяин. Ильгет открывает глаза.
— Я покажу тебе другие миры. Твоя жизнь отныне принадлежит мне, и она станет иной. Ильгет… тебе было душно здесь. Они мучили тебя, мучили с самого детства, разве не так? Тебя втянули в эту игру, в грязную игру, и твой муж в итоге донес на тебя. Он и так достаточно выпил твоей крови. А теперь по его вине ты оказалась здесь, и посмотри, что они сделали с тобой. Знаешь, почему так происходит? Потому что ты чище и лучше других. Потому что они не могут перенести, если рядом оказывается кто-то лучше их… вестник иных миров. Ильгет… теперь все это кончилось. Ты будешь со мной. Ты рождена, чтобы быть со мной… Я дам тебе любовь, дам тебе счастье…
Ильгет не пыталась сказать что-нибудь - да и не могла. Губы и язык казались огромными и неподвижными (она знала, почему так - рот пересох и растрескался, а губы распухли, пить ей не давали, жидкость только через капельницу). Но и не нужно ничего говорить, ведь ОН и так все понимает…
И говорит именно те слова, которые… да, которые где-то в глубине души она сама себе говорила… давным-давно… испытывая ненависть и обиду по отношению ко всему миру. К маме. К Пите. К некоторым учителям. К свекрови.
Да, ведь именно такие мысли у нее и возникали…
Это ведь напрашивается само собой - когда тебя действительно все мучают, а ты не видишь своей вины ни в чем. Логично предположить, что это происходит именно потому, что ты выше и лучше других.
Только вот как-то давно она уже переросла эти мысли, и если лет в 15 они порой переполняли ее, то в последнее время… особенно после бесед с отцом Дэйном. После обращения… Нет, все это совсем не так. Приятно, конечно, слышать, но не так.
— Ну расслабься, Ильгет, отдохни, наконец… Конечно, они пытались тебя убедить, что все не так, внушали тебе чувство вины. Я не сомневаюсь в этом. Но мне-то ты можешь поверить… я знаю все. Я знаю тебя до последней клеточки, до глубины твоей души…
А ведь хочется поверить-то! Как не поверить… И еще предательское желаньице - полностью отдать себя воле этого могущественного… человека? Существа. Ведь именно этого ты всегда и хотела. Это так соответствует твоей натуре. Подчиняться. Плыть по течению. Пусть кто-то другой отвечает за тебя. Почему бы и нет… тем более, другой с такими приятными словами. Он такого высокого мнения о тебе. Он, наверное, и правда любит…
Она очень устала. Очень. Ей невыносимо. Да, сейчас в голове ясно, и боли нет. Она просто устала.
— Ты отдохнешь. Доверься мне…
Так она вроде бы уже и доверилась, разве нет?
— Нет. Ильгет, ты все еще сомневаешься во мне. Как только ты доверишься, ты вспомнишь - кто я.
Хозяин? Как же в самом деле его называют… Она действительно помнила что-то такое… когда-то.
Да ведь он прав, она не доверилась до конца. Не верит она его словам. И ничего с этим сделать нельзя. Почему - даже не потому, что он говорит вещи, из которых она давно выросла. Она могла бы поверить им… как знать, может, она была тогда права все-таки. И так заманчиво быть правой. Не предполагать, а знать точно, что ты лучше других, что другие тебя просто недостойны - отсюда все проблемы…
Она ему не может поверить. Именно ему. Что-то в нем есть такое… непонятно, что - но она не может до конца ему подчиниться. Отдать себя. Хотя казалось бы, он так привлекателен… боль снял. Она бы с удовольствием поверила, только чтобы не возвращалась боль, не дай Бог! Но поверить - это же не в нашей власти.
— Ты не хочешь ответить на мою любовь… Я мог бы подарить тебе столько счастья… а ты отвергаешь любовь.
Что ж, может, так и есть, и она в этом виновата? Со своим недоверием? Вспомнилось, что муж говорил ей что-то похожее. Ведь в ад попадают как раз те, кто не может поверить Богу… Но это не Бог… впрочем, здесь-то как раз очень легко все проверить… если бы она могла спросить. Но можно задать вопрос мысленно, и он поймет. Кто не исповедает Христа Сыном Божьим… Но с другой стороны, он может и соврать - недорого возьмет…
— Ты права, Ильгет, как видишь, исповедание ничего не даст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Информация нужна любой ценой. Вы меня поняли? Любой ценой. Это личный приказ Хозяина.
Ильгет тяжело дышит, глядя вверх, лица - очень смутно. Черные мундиры. Белый халат. Это хорошо, может быть, он скажет, что ей нужно отдохнуть. Что она умирает.
— Капайте больше.
— Больше нельзя, - возражает белый халат, - вы не можете бесконечно усиливать болевую чувствительность, у нее наступит шок. У нее и так низкий порог…
— Если бы у нее был низкий порог, давно бы сняли блокаду.
— Здесь не только в физиологии дело. Применяйте другие методы.
— Мы можем ее потерять.
— Вы ее потеряете гарантированно и так. Нужны другие методы.
— Сука. Ты издеваешься надо мной. Думаешь, что круче всех, да? Я тебе покажу, дерьмо…
Информация-нужна-любой-ценой-любой-ценой-любой-ценой-лю…
Господи, я не могу. Я… как животное. Я не могу больше жить, у меня нет никаких сил больше, теперь эта боль - все время, даже когда они оставляют меня в покое, мне постоянно и нестерпимо больно, я не могу даже заснуть, потому что кости… Сейчас вот, правда, уже не болят руки, просто кажется, что они превратились в огромные надутые шары, и наверное, так оно и есть, если скосить глаза, то видно что-то черное и большое. На месте пальцев. Но зато нестерпимо болит спина. Я не могу ни о чем думать, Господи, только о спине, о руках, о голове, о пальцах, я не могу, не могу…
Не могу.
Все время соленый вкус во рту и очень сухо. Это кровь. И пахнет кровью. Тошнит. Я даже не понимаю, зачем это все… за что, почему…
Питу вызвали в комитет Народной Системы через две недели после ареста жены. Бывшей жены - процедуру развода удалось ускорить.
Странное дело, но теперь он чувствовал постоянно легкую эйфорию. Чувство освобождения? Он сам себя перестал понимать. Но иногда эйфория оставляла его, и тогда начинало тошнить. Буквально тошнить. Ему становилось страшно и тяжело. И снова он не понимал - почему…
Все было правильно. И Голос с ним был согласен. Тогда, после того решающего разговора, Пита вдруг осознал, что должен сделать.
Это было так очевидно.
Ведь это не шутки, не мелочи какие-нибудь - связаться с агентами вражеского государства. Это преступление. Она и его, получается, втягивала в это преступление - действовала, не сообщая ему ни о чем. Это просто непорядочно. Если уж хочешь нарушать закон, уйди из семьи и нарушай в одиночку. Она не подумала о том, что если что-то случится, если она попадется, то таскать будут и Питу. И неизвестно еще, удастся ли ему доказать свою невиновность.
Он никогда не лгал государству. Он честный человек. Даже налоги никогда не скрывал. Он всегда все делал по закону.
И еще - да, конечно, в тюрьме сидеть удовольствия мало, но она это заслужила. За все, что она сделала ему, за его исковерканную жизнь… Да ничего, у нас в тюрьмах хорошие условия. Посидит, подумает. Она сама на это напросилась.
Это было адекватно. Бросить ее - она еще и рада будет. Использовала его и выбросила, как тряпку. Выгнала по сути.
А так мы еще посмотрим - не пройдет, дорогая Ильгет, на этот раз не пройдет. На этот раз придется отвечать за свои действия. Всему есть предел. В том числе, и терпению Питы.
И все же иногда решимость проходила. В НС он позвонил сразу же, чтобы не передумать. Но… так бывало и раньше. Ему вдруг становилось жаль Ильгет. Какая бы она ни была, но все же… человек. Любил он ее когда-то. Все-таки он умеет любить, ведь даже такую, даже после всего случившегося он все еще жалеет.
"Что поделаешь? - говорил верный Голос, - Ты не можешь вытащить человека из ада, на который он сам же себя обрек".
— Рад сообщить, что ваш развод утвержден окончательно, - чиновник в черном выдал Пите паспорт, - и вот что шен Эйтлин… вы не хотите подумать о вступлении в Систему?
— Но… моя работа меня устраивает, - ошеломленно сказал Пита.
— Да, но вам не придется менять работу! Вы смените только статус. Поступив на службу в Систему, вы получите бесплатный проезд, право на удвоенный оплачиваемый отпуск… а ваши обязанности сведутся к тому, что в случае необходимости вас могут призвать на службу - но ведь вы и так, кажется, резервист?
— Да, - подтвердил Пита. Чиновник интимно улыбнулся.
— Вступайте в НС, шен Эйтлин. Я вам очень советую. Очень скоро членство в Системе будет исключительно важным фактором.
— Арнис, - тихо сказала Иволга, касаясь его плеча. Он вздрогнул.
— Будьте вы прокляты… все…
— Арнис, перестань.
Иволга бросила взгляд на пустые бутылки, выстроившиеся на столе. Потом на рамку монитора в воздухе. Скрипнула зубами и чуть пошатнулась.
— Арнис.
Она взяла его за плечи, и развернула к себе.
— Дэцин ничего не говорил?
— Что?
— Дэцин…
— Иволга… ничего личного… но я хочу, чтобы вы все сдохли… особенно Дэцин… и вся эта война. И вся эта планета. И сам я тоже особенно.
— Слышишь, ладно, хрен с ним, с Дэцином. Арнис. Давай ты не будешь больше смотреть. Хорошо? Мы сделаем это с Анри. Если появится сагон, мы вызовем тебя.
Он перевел взгляд на монитор.
— Она спит, - поспешно сказала Иволга.
Изображение было нечетким и смазанным. Наносистема почему-то давала сбои. Может быть, повреждена сама матка, введенная в тело Ильгет. Но это и к лучшему, что плохо видно.
— Не думаю, - тихо и хрипло сказал Арнис, - ей слишком больно.
— Все равно, сейчас они ее не трогают. Серьезно, мы снимем тебя с дежурства. Брось это дело. Ты не выдержишь.
— А она?
Иволга промолчала.
— При чем здесь я?
— Сколько крови… - прошептала Иволга, - она раньше умрет, чем…
— Иволга, лучшее, что можно сейчас сделать - это пойти и ее убить. И я могу это сделать, мне это несложно. Я там работаю. Иволга, ты понимаешь, что мы делаем?
— Мы ждем сагона, - сказала она.
Да, мы не думали, что это будет так долго. И так страшно. Всему есть предел…
— Арнис, тебе нельзя пить, - сказала она.
— Я знаю.
— Ее предупредили. Она согласилась. Она знала, что так может быть. Арнис, она умирает как боец… не как червяк на крючке. Ты правильно сделал, что сказал ей. Ей есть что защищать.
— Иволга, ты не видела, что они делали сейчас… перед этим…
— Слушай, ты там работаешь уже три месяца, на этой фабрике. Ты не видел, что всегда делают с людьми в этом здании?
— Видел. Да.
— Я знаю, как ты относишься к ней. Но ты знал, что так будет.
Иволга помолчала, потом спросила тихо и жалобно.
— Что они с ней делали?
Арнис молчал. По его щекам катились слезы.
Измученный, раздавленный болью и ужасом, полуживой зверек. Уже не человек. Не надо меня бить, мне и так все время больно… не надо, не бейте меня. Я не могу.
Страшно смотреть и гадливо - как ползет недобитое насекомое, задние лапки оторваны, тело волочится по земле, и оно все еще живет, все еще трепещет, наверное, насекомое не чувствует муки так, как человек, но я всегда убивала полураздавленных мух, я не могу на это смотреть.
Ясный свет. Солнечный. Здесь очень светло. И кто-то склонился над ней. Он не из тех. Почему-то ясно, что он ничего ей не сделает. Он не касается истерзанного тела. И он очень, очень странный. Хочется снова закрыть глаза. Так проще терпеть.
— Теперь лучше? - высокий ясный голос. И вдруг боль исчезает.
Ильгет широко открыла глаза от удивления и радости. Боли нет. Совсем. И глаза - будто промыли, она видит все необыкновенно ясно и четко. И думать легко. Совсем легко. И теперь она поняла, что именно казалось ей таким странным - глаза.
У этого человека нет зрачков. Глаза слепые. Белые. Нет, кажется, зрачки есть, но слишком бледные и неподвижные. Нечеловеческие сияющие глаза.
— Ну вот и все, - говорит он. Его лицо рядом с лицом Ильгет. Нет, ничего больше не болит, но пошевелиться страшно.
— Это тебе не нужно, - он вытаскивает катетер капельницы из руки.
— Я ждал тебя, Ильгет.
Она открыла рот, чтобы спросить что-то, но звуки не выходили.
— Не беспокойся, тебе не надо говорить. Я слышу все, что ты думаешь.
Хозяин, думает она. Они именно его так называли.
— Да, они называли так меня.
Эти глаза… пронизывают… свет из них, такой ослепительный, он жжет, сжигает изнутри.
— Я ждал тебя. Ты нужна мне, Ильгет. Они больше не тронут тебя. Ты увидишь другой мир… светлый. Все будет иначе. Ты всегда будешь рядом со мной.
— Кто… ты? - губы совсем не шевелятся, но это и не нужно. Звук не нужен, он и так все слышит.
— Я твой друг. Я люблю тебя. Закрой глаза.
Он кладет ладонь на лоб Ильгет. Она послушно закрывает глаза.
И странным образом начинает ВИДЕТЬ.
Контраст слишком велик. После только что пережитого этот мир слишком светел… Свет слепит глаза. Словно взгляд Хозяина. Воздух полон света, и ей легко, так легко, а там, внизу раскрываются огромные чашечки живых радужных цветов, и они поют… И какие-то облака, нет, они взрываются шпилями и башнями, это облачные города.
Миг - и видение пропадает, и снова рядом Хозяин. Ильгет открывает глаза.
— Я покажу тебе другие миры. Твоя жизнь отныне принадлежит мне, и она станет иной. Ильгет… тебе было душно здесь. Они мучили тебя, мучили с самого детства, разве не так? Тебя втянули в эту игру, в грязную игру, и твой муж в итоге донес на тебя. Он и так достаточно выпил твоей крови. А теперь по его вине ты оказалась здесь, и посмотри, что они сделали с тобой. Знаешь, почему так происходит? Потому что ты чище и лучше других. Потому что они не могут перенести, если рядом оказывается кто-то лучше их… вестник иных миров. Ильгет… теперь все это кончилось. Ты будешь со мной. Ты рождена, чтобы быть со мной… Я дам тебе любовь, дам тебе счастье…
Ильгет не пыталась сказать что-нибудь - да и не могла. Губы и язык казались огромными и неподвижными (она знала, почему так - рот пересох и растрескался, а губы распухли, пить ей не давали, жидкость только через капельницу). Но и не нужно ничего говорить, ведь ОН и так все понимает…
И говорит именно те слова, которые… да, которые где-то в глубине души она сама себе говорила… давным-давно… испытывая ненависть и обиду по отношению ко всему миру. К маме. К Пите. К некоторым учителям. К свекрови.
Да, ведь именно такие мысли у нее и возникали…
Это ведь напрашивается само собой - когда тебя действительно все мучают, а ты не видишь своей вины ни в чем. Логично предположить, что это происходит именно потому, что ты выше и лучше других.
Только вот как-то давно она уже переросла эти мысли, и если лет в 15 они порой переполняли ее, то в последнее время… особенно после бесед с отцом Дэйном. После обращения… Нет, все это совсем не так. Приятно, конечно, слышать, но не так.
— Ну расслабься, Ильгет, отдохни, наконец… Конечно, они пытались тебя убедить, что все не так, внушали тебе чувство вины. Я не сомневаюсь в этом. Но мне-то ты можешь поверить… я знаю все. Я знаю тебя до последней клеточки, до глубины твоей души…
А ведь хочется поверить-то! Как не поверить… И еще предательское желаньице - полностью отдать себя воле этого могущественного… человека? Существа. Ведь именно этого ты всегда и хотела. Это так соответствует твоей натуре. Подчиняться. Плыть по течению. Пусть кто-то другой отвечает за тебя. Почему бы и нет… тем более, другой с такими приятными словами. Он такого высокого мнения о тебе. Он, наверное, и правда любит…
Она очень устала. Очень. Ей невыносимо. Да, сейчас в голове ясно, и боли нет. Она просто устала.
— Ты отдохнешь. Доверься мне…
Так она вроде бы уже и доверилась, разве нет?
— Нет. Ильгет, ты все еще сомневаешься во мне. Как только ты доверишься, ты вспомнишь - кто я.
Хозяин? Как же в самом деле его называют… Она действительно помнила что-то такое… когда-то.
Да ведь он прав, она не доверилась до конца. Не верит она его словам. И ничего с этим сделать нельзя. Почему - даже не потому, что он говорит вещи, из которых она давно выросла. Она могла бы поверить им… как знать, может, она была тогда права все-таки. И так заманчиво быть правой. Не предполагать, а знать точно, что ты лучше других, что другие тебя просто недостойны - отсюда все проблемы…
Она ему не может поверить. Именно ему. Что-то в нем есть такое… непонятно, что - но она не может до конца ему подчиниться. Отдать себя. Хотя казалось бы, он так привлекателен… боль снял. Она бы с удовольствием поверила, только чтобы не возвращалась боль, не дай Бог! Но поверить - это же не в нашей власти.
— Ты не хочешь ответить на мою любовь… Я мог бы подарить тебе столько счастья… а ты отвергаешь любовь.
Что ж, может, так и есть, и она в этом виновата? Со своим недоверием? Вспомнилось, что муж говорил ей что-то похожее. Ведь в ад попадают как раз те, кто не может поверить Богу… Но это не Бог… впрочем, здесь-то как раз очень легко все проверить… если бы она могла спросить. Но можно задать вопрос мысленно, и он поймет. Кто не исповедает Христа Сыном Божьим… Но с другой стороны, он может и соврать - недорого возьмет…
— Ты права, Ильгет, как видишь, исповедание ничего не даст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73