– Ну что, – спросил Томас, – перестала злиться?
Я вздохнула.
– Томас, да я не злюсь. Я просто не понимаю, зачем вам все это понадобилось.
– Может... все-таки, доберешься до места, посмотришь?
– Я туда не пойду.
– Почему? Не веришь мне? Не хочешь поверить?
– Я уже никому не верю.
Он прикрыл глаза. Даже сейчас, в сумерках, можно было различить, до чего у него измотанный вид. И это при том, что держался он гораздо лучше нас – можно было подумать, трудности пути для него мало что значат. Он, словно отвечая на мои мысли, сказал:
– Понимаешь... мне ведь тоже нелегко очень. Столько всего случилось. И даже если мы доберемся относительно благополучно... у меня все равно могут быть неприятности.
– Какие еще неприятности? Почему?
– Ладно, – говорит, – оставим это.
– Из-за того, что ты нас не довел? Или потому что мы вас раскололи?
– Зря я это затеял, – ответил он. – Но на самом деле... окажемся внизу – посмотрим. А сейчас, и правда, говорить не о чем. Спи.
Наверное, мне бы следовало постараться из него что-нибудь еще вытянуть, раз уж он так разговорился! Но мне действительно хотелось спать, а потом... я боялась. Боялась, что в результате узнаю что-нибудь такое, что мне совсем не понравится. И с этим придется жить дальше. Идти дальше.

* * *
Томас разбудил меня, тронув за плечо. Было холодное раннее утро – настолько холодное, что никакого тумана не было, и погода обещала быть ясной – как только рассветет совсем. Пока же местность, где мы разместились на ночлег, еле проглядывала в сумерках – мы разбили свою стоянку у небольшой скальной гряды, оставив за спиной каменные глыбы и две сосны, которые росли, уцепившись за эти глыбы корнями. Площадка, на которой мы, собственно, и ночевали, была не слишком просторной и резко переходила в крутой спуск – но не настолько крутой, чтобы по нему нельзя было до нас добраться. Там, внизу, тоже были россыпи камней, сосны, кустарник – и в этом кустарнике что-то шевелилось.
– Ч-шшш... – сказал Томас.
Я шепотом спросила:
– Что это там?
– Боевики, – ответил он тихо. – У них маскировочная форма. Похоже, нас разыскали все-таки.
Я должна была бы испугаться до смерти, но вместо этого почему-то почувствовала лишь навалившуюся чудовищную усталость. Даже шевельнуться сил не было.
– Все, – говорю.
– Я насчитал пятерых, – говорит он. – Все вооружены.
– Ну что ж, – сказала я, – пойдем.
– Ты что, – отвечает, – с ума сошла? Игорь!
– Я не сплю, – сказал Игорь. – Я слышу.
– Послушай, – говорит Томас. – Нам придется... вот эти два камня видишь?
– Ну?
– Если ты подберешься туда потихоньку и дашь несколько очередей из автомата... Главное – не подпускать их сюда. Держать на расстоянии.
– Ты что задумал? – спрашиваю.
– Попробую обойти их сзади.
– Все равно это безнадежно. Толку нет.
– Нас и так и так убьют, – говорит. – Попробовать можно.
– Ладно, – согласилась я, – тогда давай я пойду, что ли. Я хоть вижу получше. У него очки разбиты.
– Что ж... стрелять умеешь? – спрашивает.
– Да, – говорю, – дурацкое дело нехитрое.
– Тогда валяй.
– Прямо сейчас начинать?
– Да, – сказал он. – Тебе не обязательно стрелять метко. Просто не подпускай их сюда, вот и все.
Берет, значит, автомат, снимает его с предохранителя и отдает мне. Тяжелый, зараза. Я пригнулась за камнями. Оглядываться не стала, но боковым зрением проследила, что он ушел куда-то вбок. Там, за соснами, можно было относительно незаметно спуститься вниз – если уж очень постараться.
Теперь я могла неплохо их разглядеть – они были еще достаточно далеко и лезли наверх осторожно, но быстро. Я не стала ждать, что будет дальше, передернула затворную раму, просунула ствол в щель между двумя глыбами и дала очередь. Я даже не видела, куда я палю, потому что отдача сразу же развернула меня боком, а грохот после этой растянувшейся на века всеобъемлющей тишины показался таким невыносимым, что заставил плотно зажмуриться. По-моему, пострадал, в основном, кустарник, но они остановились. Всего на миг, потому что, похоже, были к этому готовы. Раздался сухой треск, и на меня сверху посыпалась каменная крошка.
– Эй! – сказал Игорь. Он незаметно подполз и устроился за камнем рядом со мной.
– Зачем я все это делаю, можешь объяснить?
– Да так, – сказал он, – из принципа.
– У меня нет принципов. Слушай, а сколько в магазине бывает патронов?
– Тридцать шесть, – ответил он.
– И запасного нет?
– Да нет вроде.
– Ладно, – говорю, – заткни уши.
Я, видимо, слишком промедлила, потому что они успели подойти поближе, и один из них швырнул гранату. Другое дело, что она разорвалась, не долетев до камней, за которыми мы укрывались, но грохот вокруг стоял такой, что я уже потеряла всякие представления о реальности. Я дала несколько отдельных выстрелов, потом еще одну короткую очередь, и тут они сообразили, что к чему, и я увидела, что двое отходят куда-то вбок. Скорее всего, они просто возьмут нас сверху, пока те, что остались, будут отвлекать наше внимание. С этими нам уж точно было не справиться, да и все это предприятие было заранее обречено на безвременную смерть. Мне хотелось уже только, чтобы все кончилось поскорей. Томаса нигде видно не было.
Они топтались внизу, а я все выжидала, потому что боялась стрелять почем зря. За стволами деревьев, за каменными глыбами ничего не разглядеть, а высовываться оттуда они не спешили. Потом еще один разрыв заставил меня зажмуриться, я поудобнее перехватила тяжелое оружие, но не выстрелила... потому что внизу вдруг сразу стало тихо. Слишком тихо. Минуту. Другую. Десять минут. За деревьями, за камнями никто не двигался.
– Слушай, – говорит Игорь. – Там что-то случилось.
– Не знаю, – сказала я шепотом, – подождем еще.
За это время – а вся перестрелка продолжалась на самом деле минут пять, не больше, ну и потом прошло минут пятнадцать, – небо посветлело, и я, наконец-то, могла видеть, что там делается внизу. Беда в том, что там вообще ничего не делалось. Потом я все-таки разглядела этот маскировочный комбинезон – человека в нем, он неподвижно лежал в кустах лицом вниз. Небо над ним, над горами, стало совсем зеленым, и в этом странном освещении, в этой режущей тишине все напоминало дурной сон, из которого никак не выберешься. А поскольку чувство опасности во сне притупляется или исчезает вообще, я сказала:
– Ладно. Пойду погляжу.
– Ты что, – говорит Игорь, – рехнулась?
– Подождем еще минут десять, и я пойду. А те, кто наверх ушел, – они где?
– Откуда я знаю? – говорит.
– Похоже, – сказала я, – все кончилось. Возьми автомат, ладно? – И встала с земли.
Каменные глыбы слабо поблескивали. Холодный зеленоватый свет заливал все вокруг. Ветки кустарника внизу были совсем неподвижны.
Тут я с удивлением обнаружила, что меня не держат ноги. Колени так дрожали, что спуститься по крутому склону как нормальная я не могла – пришлось сесть на задницу и съехать вниз. Оказавшись на сравнительно пологом участке, я поднялась, и, хватаясь за ветви, направилась к пятнистому комбинезону. Я все время ожидала выстрела – одного выстрела, и единственное, что я осознавала со всей отчетливостью, – что это произойдет очень быстро. Но никакого выстрела не последовало. Человек в форме лежал лицом вниз, примяв кустарник. По его спине расползалось влажное пятно, которое в этом странном, отливающем зеленью рассветном зареве казалось совсем темным. Уже стоя над ним, я оглянулась и увидела еще двоих – меж вывороченными корнями и влажными комьями земли. Они лежали и не двигались.
Вообще – никакого движения.
Я нашла его за большим камнем – тут было несколько таких камней, словно отколовшихся от утеса, – он сидел, прислонившись к нему спиной, лицо у него совершенно ничего не выражало. В руке зажат пистолет.
– Томас, – сказала я.
Он не ответил.
Но, похоже, он был жив. Просто не в себе. Когда я попыталась отобрать у него пистолет, он без сопротивления разжал пальцы. Те двое лежали рядом – так же неподвижно, уткнувшись лицом в сухую бурую траву, раскинув ноги в добротных армейских ботинках. Остальных я не увидела. Думаю, они тоже... были где-то неподалеку.
Сверху посыпались мелкие камешки и, откатившись, замерли у моих ног. Я вздрогнула, но это был всего лишь Игорь. Он медленно спускался по крутой осыпи, цепляясь за корни деревьев.
– Ну что там? – спросил он шепотом.
– Они все мертвы.
– Все?
– Да.
– А Томас?
– Он... я думаю, он не в себе.
– Он не ранен?
– Нет, – сказала я, – нет.
– Ты понимаешь, – он вздохнул, – нам бы нужно убираться отсюда. Ты сможешь его увести?
– Попробую. – Я наклонилась над Томасом, дотронулась до плеча. – Томас, пошли...
Он не отреагировал.
Я потянула его за руку. Он послушно поднялся и пошел за мной, но явно не отдавал себе отчета в том, что делает. Стоило мне остановиться, он остановился тоже.
– Игорь, – сказала я, – иди сюда. Помоги мне.
Я отвела их метров на пятьсот, подальше, в лощину и велела Игорю оставаться на месте.
– А если он уйдет? – говорит он.
– Он никуда не уйдет. Подожди здесь. Я сейчас.
Мне страшно было возвращаться – это было паршивое место, и теперь я осталась одна – совсем одна; тут только я поняла, насколько безопаснее чувствовала себя с Томасом, несмотря ни на что...
Отыскала я только тех, троих. Остальные, видимо, откатились глубже, в лощину. Я не стала их разыскивать. Не смогла. Но этих все-таки пришлось обобрать – я обшарила их карманы и полевые сумки, сложила в одну из них то, что могло пригодиться, подобрала отнятый у Томаса пистолет.
Вернувшись, я увидела, что за время моего отсутствия ничего не изменилось.
– Он так и не пришел в себя, – сказал Игорь. – Я не знаю...
– Оправится ли он вообще?
– Да.
– Все равно. Ты прав. Нужно уходить отсюда.
Он устало поднялся.
– Черт. Сил больше нет. Мы уже столько времени по-настоящему не отдыхали.
– Я знаю... что поделаешь.
Я наклонилась над Томасом. Он по-прежнему не двигался, ни на что не обращал внимания, но, когда я потянула его за собой, поднялся и пошел следом.
Мы начали спускаться, очень медленно, обходя каждый корень, каждую выбоину в земле.
– Что с ним? – спросил Игорь.
– Не знаю.
– Думаю, это оттого, что ему пришлось... защищать нас. Шок... Если, ты говоришь, они не убивают. Вообще, в принципе.
Я вздохнула.
– Да, похоже на то. Замечательно. Дальше-то как?
– Ты хоть знаешь, куда мы идем?
Я неуверенно сказала:
– Вниз.
– Тут где-то должна быть река. Может, лучше выйти к ней?
– Не знаю, безопасно ли это. Мне кажется, у реки всегда больше шансов наткнуться на кого-то. А я взяла у них фляги с водой.
– Ты действительно думаешь, что мы можем еще на кого-то натолкнуться?
– Запросто.
Здесь ступать уже было не так больно, земля под ногами мягко пружинила, но идти все равно было трудно, потому что мы постоянно натыкались на груды валежника, приходилось обходить поваленные стволы деревьев, нас все время отжимало вниз и влево – уж не знаю, куда мы на самом деле двигались. Где-то к полудню остановились передохнуть и поесть то, что я отыскала в сумках у тех, убитых... Томас вел себя все так же – никак. Паршиво...
Я нашла какую-то яму, перегороженную упавшим деревом, и мы забились под него, чтобы передохнуть. Мне, кажется, удалось даже заснуть – часа на два. Часы у меня давно уже остановились – просто потому, что я забыла их завести – не до того было, но, когда мы выбрались наружу, солнце заметно отодвинулось к западу; тени удлинились, стало холодно.
А потом мы шли, пока совсем не стемнело, и я чувствовала себя совсем беспомощной. Ну что мы будем делать, если натолкнемся на кого-то... как отыщем дорогу... Правда, может, мы уже вышли в относительно безопасную зону, которую контролирует администрация округа. А может, вообще пересекли границу этого округа... Томас говорил что-то...
Ночью было еще хуже. Холод и страх – не те вещи, к которым можно привыкнуть. Я так и не могла заснуть, вздергиваясь каждый раз, когда поблизости трещала ветка или шуршала сухая листва кустарника. От земли тянуло холодом, как я ни старалась подгребать под себя побольше палой листвы. Такие ночи тянутся бесконечно, и начинает казаться, что самое важное – это суметь дождаться рассвета.
Утро, впрочем, особого облегчения не принесло. Оно тоже оказалось каким-то пустым и холодным – до того холодным, что двигаться было так же невыносимо, как и оставаться на месте. Невозможно было заставить себя встать и идти дальше – и зачем это в былые благополучные времена люди добровольно взваливали на себя всякие испытания, добровольно голодали и мерзли, почему они так трогательно полагали, что трудности сплачивают, а человеческие отношения приобретают особую красоту... ага...
Игорь был в таком же гнусном состоянии, как и я сама, а Томас по-прежнему ничего не соображал. И, что самое неприятное, некому было решать, что делать дальше, куда двигаться. Игорь-то, по-моему, не слишком хотел взваливать эту ответственность на себя. Я тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17