И руки заняты, и голова опущена, можно пропускать мимо ушей ядовитые замечания и не видеть злобных взглядов, постоянно выпадавших на ее долю, когда Анхел отсутствовал.
Эмилия отошла к окну и, широко открыв свои серо-зеленые глаза, подождала, когда высохнут слезы. Мужчина, который вложил столько души в этот дом, наверняка думал о том, как сделать ее жизнь здесь счастливой. Какая ирония судьбы, думала Эмилия, теперь это свидетельство желания Анхела удивить и обрадовать ее станет для нее скорбным напоминанием того, что она утратила. Ведь все в этом доме было сделано Анхелом до того, как он получил ту газетную вырезку.
Доведется ли ей еще раз увидеть Анхела? Она все равно не в силах доказать, что оставалась ему верной все эти годы. При сложившихся обстоятельствах ей не пробить эту стену недоверия, выросшую между ними. Она бродила по комнатам верхнего этажа, размышляя о вероятности их новой встречи. Наверное, ему будет легче общаться с ней через адвокатов. За долгие годы разлуки он привык обходиться без нее и не захочет напоминаний о неприятном.
Но у них было несколько счастливых недель, проведенных в Испании. Неужели они ничего не значат для Анхела? Или только для нее они так дороги? Видимо, она чересчур сентиментальна и наивна. Анхел провел четыре с половиной года в тюрьме, потом прилетел в Испанию, где почти месяц наслаждался интимной близостью с желанной для него женщиной в обстановке роскоши, уединения и свободы. Да, для любого мужчины после стольких страданий насладиться всем этим было бы достойной компенсацией.
Решительно прервав поток воспоминаний, который угрожал ввергнуть ее в глубокую депрессию, Эмилия остановилась на пороге комнаты, назначение которой легко было определить по встроенному в углу шкафчику. Его стенки были разрисованы изображениями игрушек. Детская комната, уныло подумала она, которой не суждено услышать детских голосов. По ассоциации она вспомнила, что давно не принимала противозачаточных пилюль, которые начала принимать сразу после свадьбы. Вот это да! Как же я могла об этом забыть, растерянно подумала она. Несколько недель они с Анхелом вовсю занимались любовью, не предохраняясь и нисколько не беспокоясь о последствиях. В полном смятении Эмилия медленно спустилась на первый этаж, где в столовой ее дожидался накрытый к утреннему чаю стол.
После чудесного возвращения Анхела из небытия такие практические соображения просто не приходили ей в голову. В течение пяти лет ей не приходилось думать об этом. Какое странное стечение обстоятельств… Тогда, после свадьбы, именно Анхел был инициатором соблюдения предосторожности. Вот так и появляются на свет дети, когда два взрослых человека ведут себя легкомысленно! Эмилия чуть не разбила чашку, бросившись к сумке за своим женским календариком. Раздражающая утренняя тошнота снова подкатила к горлу. Эмилия подняла повыше голову и глубоко вздохнула, после чего принялась сверять даты своих критических дней. Раньше никаких отклонений у нее не было, значит, вполне возможно, что она беременна. Лицо Эмилии засияло. Интересно, как отнесется к этому Анхел? Но прежде надо получить подтверждение у врача, и она, не теряя времени, потянулась к телефону.
После известия о том, что ее муж похищен, Эмилия часто возвращалась к мысли об их ребенке, которого не было и быть уже не могло, и сердце ее рвалось от боли: даже такого утешения в ее одинокой жизни Анхел ей не оставил.
Сразу после ланча Эмилия помчалась в Нью-Йорк к знаменитому врачу, который пользовал семейство Фагундес, Дожидаясь в приемной результата теста на беременность, она непрестанно молилась. А через полчаса снова сидела в лимузине, сияющая, возбужденная и довольная собой сверх меры.
В таком настроении она пребывала до конца дня. Восторженное возбуждение не давало ей уснуть, она боролась с искушением набрать номер телефона Анхела и рассказать ему, надеясь, что такая новость вынудит его приехать. Но сдержалась, вспомнив, что она услышала от него пять лет назад, когда призналась ему, что хочет ребенка. Да и согласится ли он иметь от нее ребенка сейчас, когда они живут врозь?
Похоже, все упирается в одно немаловажное обстоятельство — Анхел ее не любит. Если бы он ее любил, он сказал бы ей об этом. Эмилия никак не могла выкинуть из памяти тот эпизод, когда Патрисия Рэндел, подстрекаемая Эстеллой, показала ей золотой браслет с любовной надписью от Анхела. Даже теперь, спустя столько лет, Эмилия не переставала удивляться, что особенного нашел в Патрисии Анхел, за что он мог ее полюбить. Все ее интересы сводились к бесконечным покупкам, она могла часами рассказывать о каждой из них. Что же до других тем, то она и двух слов связать не могла. Впрочем, решив, что она едва ли годится на роль беспристрастного судьи, Эмилия перестала о ней думать.
На следующий день, сразу после завтрака, Эмилия отправилась в ближайший магазин «Все для дома» и вернулась с двумя каталогами обоев. Обосновавшись с ними на полу в детской, Эмилия, стоя на коленях, решала, какие обои будут лучше смотреться на стенах: те, которые с пушистыми кроликами Банни на бордюре, или те, на которых танцуют медвежата Тедди. Услышав за спиной шаги и решив, что это экономка, она спросила:
— Какие, по-вашему?
— Обворожительные пьяненькие медвежата… — неожиданно услышала она. — Но почему кролики прыгают через забор, словно овцы?
Эмилия замерла.
— Наверное, фантазия художника, — ответил сам себе Анхел. — Не очень утонченное, но определенно свежее решение.
Почувствовав себя неловко, Эмилия засуетилась, захлопнула оба каталога и ляпнула первое, что пришло в голову:
— Я не ждала тебя.
— Отныне я должен договариваться о встрече? — сухо спросил Анхел.
— Разумеется, нет. — Эмилия поднялась с колен, не заметив его руки, протянутой, чтобы помочь ей встать. Нервными движениями поправляя на себе облегающую кофточку с короткими рукавами абрикосового цвета и в тон ей хлопковую юбку, она ждала, что Анхел спросит, почему она выбирает обои для детской. — Когда ты приехал?
Чуть прищурившись, он с интересом окинул ее взглядом.
— Почти час назад. Ожидал раньше наткнуться на тебя.
Он не торопился найти ее, перевела для себя его слова Эмилия. Сердце ее заныло, протестуя против затянувшейся на целых три дня разлуки. Не такой уж большой срок, урезонивала она себя, но глаз не могла отвести от мужа, жадно разглядывая его. Ей все в нем нравилось: элегантность его одежды, его широкие плечи, узкие бедра и длинные ноги, роскошные черные волосы, красиво подстриженные на этот раз, крупные черты волевого мужественного лица, в котором властность сочеталась с чувственностью, делая его неотразимо привлекательным.
— Если честно, я задумался… глубоко задумался… — оторвал ее от несвоевременных мыслей Анхел. — Все пытался придумать, как тебе сказать, но, боюсь, не очень-то преуспел в этом.
Это признание удивило Эмилию и наполнило ее страхом. Кому легко находить нужные слова, когда собираешься преподнести новость, от которой другому человеку станет больно.
— Давай спустимся вниз, — решительно предложила Эмилия и первой направилась к двери.
Как она могла подумать об Анхеле, что он струсит и будет действовать через адвокатов, он из тех, кто всегда честен, поэтому о своем желании получить развод скажет ей сам. Возможно, когда-то его холодная отчужденность не поддавалась ее пониманию, но он вернулся к ней наверняка для того, чтобы высказать все, накипевшее в его душе. Инстинктивно ее ладонь легла на живот, словно защищая его, но она поспешила убрать ее. Сказать Анхелу сейчас, что она ждет ребенка, значит, заведомо поставить его в неловкое, а себя в унизительное положение. Вряд ли он обрадуется этой новости, но, чтобы не огорчать ее, будет притворяться. Ей захотелось плакать.
Анхел вошел вслед за Эмилией в большую гостиную, где она оставила его, чтобы заказать кофе и, как ни стыдно ей было, потянуть время. Вряд ли кофе сможет надолго отвлечь Анхела от цели его приезда.
Когда она вернулась, Анхел стоял, прислонившись к камину. Лицо его как будто осунулось, и выглядел он смущенным.
— Какая ирония, правда? Ведь это наш первый дом. Полагаю, городской особняк можно таковым не считать.
Эмилия была в том состоянии, когда все, что произносилось им, таило в себе определенную угрозу для нее. Видимо, ирония состоит в том, что, когда Анхел покупал этот дом, их первый дом, он еще не знал, что ему никогда не придется делить его с ней.
— Полагаю, что это так, — натянутым тоном согласилась она. — А замок в Испании ты собираешься продать?
— Такая идея не приходила мне в голову. Думаю, его нужно открыть для посещений на какие-то месяцы. Пусть люди увидят воплощенную идею, которой бабушка посвятила свою жизнь.
Раздался легкий стук в дверь. Это экономка принесла кофе. Эмилия сама занялась сервировкой стола, но, поскольку руки плохо слушались ее, делала все очень медленно. Атмосфера в гостиной становилась все более напряженной.
— Спасибо, — произнес Анхел, взял чашку с кофе и сел в угол, подальше от нее. Комната вдруг разделилась на две половины. — Тебе понравился дом?
— Дом чудесный. Особенно меня впечатлила комната для шитья. Это была прекрасная идея. — Интонационно она давала ему понять, что восприняла это как намек на ее деятельность в последние годы, которую он не одобрил.
Анхел не поднимал головы, и солнечный свет играл на его темной шевелюре.
Эмилия внимательно присмотрелась к его плотно сжатым губам, заметила, что чашка дребезжит о блюдце, и поняла, что он не может унять дрожь в руках. Но в следующее мгновение Анхел издал восклицание на испанском и поставил чашку на каминную полку. Взгляды их встретились, Эмилия не успела отвести глаз.
— Я глубоко сожалею о том, что произошло между нами в Испании…
Нервы Эмилии натянулись до предела, они вплотную подошли к главному.
— Чудесно, просто чудесно, — вставила она, подсознательно желая остановить его, пока он не причинил ей боли.
Снова наступило молчание.
— Нет, это было совсем не чудесно, — возразил Анхел. — Мне не следовало так себя вести. Я должен объясниться с тобой.
Эмилия отвела глаза от него. Она чувствовала себя несчастной. Сидеть на месте и ждать приговора было невыносимо. Она встала и начала ходить по комнате. Не хотелось ей долгих объяснений. Она понимала его состояние, не такая уж она тупая. Он попытался начать заново их семейную жизнь, но узнал о ее измене и потерпел поражение.
— Когда я увидел ту газетную вырезку, я встретился лицом к лицу с главным страхом моей жизни, — признался Анхел глухим голосом. — И я хорошо понимаю, что повел себя в той ситуации не лучшим образом.
— Я в этом не уверена, — дрогнувшим голосом заметила Эмилия. Вид у нее был растерянный.
Анхел смотрел на нее потухшими глазами.
— Я думал о худшем, потому что жил в ожидании самого худшего, потому что заслуживал худшего. В тот момент я был слишком расстроен, чтобы мыслить разумно, но даже пять лет назад, когда я был отвратительным мужем и беспричинно ревновал тебя, в глубине души я знал, что ты самая искренняя и самая целомудренная из всех женщин, которых я когда — либо встречал.
— Ты… Это правда? — вырвалось у Эмилии.
— Конечно, правда, — горячо подтвердил Анхел. — И какие бы улики твоей измены мне ни подсовывали, я должен был поверить твоему слову.
Эмилия продолжала смотреть на него во все глаза, окончательно растерявшись от его последней фразы. Но, увидев в его косом взгляде раскаяние, поняла, что он искренен. Он больше не верит в ее измену! Случилось невероятное… Огромное напряжение отпустило Эмилию, и она почувствовала такую слабость, что почти упала на скамеечку у окна. Нужно было как-то успокоиться, и она глубоко вздохнула несколько раз.
— Хочу сказать тебе, что к такому решению я пришел без колебаний, — продолжал Анхел, которому было явно не по себе, — но, к сожалению, не могу…
— Не можешь?! — воскликнула Эмилия, обеспокоенная тем, что неправильно его поняла.
— Мне удалось выкупить всю кассету, на которую засняли встречу Уитни с его пассией в тот день. — Анхел вынул пачку фотографий из внутреннего кармана пиджака.
Он покраснел под напряженным взглядом Эмилии, а она тут же перевела взгляд на снимки, которые он разложил рядом с ней на скамеечке.
Вот фотография, на которой Синтия выходит из машины. Для тех, кто был знаком с обеими женщинами, не составило бы труда разобраться, что на снимке не Эмилия.
— Я начал переговоры о покупке кассеты еще до прибытия в Нью-Йорк, — робко сообщил ей он. — Хотел иметь гарантию, что ни один из этих снимков больше не появится в печати.
Эмилия молча качала головой, глядя на фотографии. Она испытывала чувство гадливости к человеку, который прятался, подглядывал ради поживы, а стал виновником стольких человеческих страданий. Не притронувшись к снимкам, оставив их лежать на скамеечке, она отошла подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21