Кот мог шпионить. Он мог проникнуть всюду, оставаясь практически незамеченным. Он двигался быстро и почти бесшумно. Ночное зрение кота было ничуть не хуже, чем у совы, да и днем он прекрасно видел. Слух у кота был просто превосходным. А поскольку имелось множество котов и в сельской местности, и в городе, и поскольку коты одинаково много спали как днем, так и ночью, то этот прекрасный хозяин был в распоряжении мозговика в любую минуту.
Мозговик решил до конца убедиться возможностях кота, тем более, что времени у него было вполне достаточно.
Он вселился в кота, мирно спавшего в амбаре.
Кот открыл глаза. Действительно, его ночное зрение, хотя чуть менее острое, чем у совы, позволяло хорошо ориентироваться даже в полной темноте, царившей в сарае. Он приказал коту приблизиться к окну, вспрыгнуть на него, а затем выскочить во двор. В слабом свете ущербной луны кот тоже прекрасно видел все вокруг.
Мозговик заставил кота несколько раз обежать вокруг дома, обратив внимание, как бесшумно он передвигается - даже на гравии дорожки шаги кота были совершенно неслышными. Он выяснил, что на короткие дистанции кот может бегать очень быстро. В спурте он легко опережал собаку, хотя при длительном преследовании собака почти наверняка могла догнать кота, если только тот не прятался в укрытие или не взбирался на дерево.
За сараем находилось дерево, и мозговик проверил способность кота лазить по деревьям. Он нашел ее исключительной.
Почти с самой верхушки дерева в просветы между ветками был виден свет из верхнего окна дома, расположенного на территории соседней фермы, ближе к городу. Мозговик не намерен был сохранять этого кота в качестве хозяина так долго, но сейчас появился прекрасный шанс проверить его шпионские качества.
Он спустил кота с дерева и направил его через поля к соседнему фермерскому дому. Кот несся по ночи, как тень.
Достигнув соседнего дома, он обнаружил там два освещенных окна. Оба окна принадлежали, очевидно, одной и той же комнате на втором этаже дома. Окно, свет которого он увидел с дерева, было боковым; второе располагалось прямо над центральным входом в дом. Рядом с крыльцом находилось дерево, на которое и вскарабкался кот; затем он спрыгнул на навес центрального входа и подобрался к окну.
Глаза кота быстро адаптировались к яркому свету из комнаты. На кровати лежал ребенок и хрипло кашлял. Женщина в халате и тапочках склонилась над ним, а в дверях стоял худой мужчина в мятой пижаме. Из их разговора различимого для кота даже через закрытое окно - мозговик узнал, что у ребенка круп. Мужчина спрашивал у женщины, сможет ли она справиться с этим сама или нужно позвонить доктору Грюну.
Сама по себе эта сцена не представляла для мозговика никакого интереса, однако теперь он знал, что не ошибся, оценив кота как почти идеального хозяина для шпионажа, для сбора сведений.
Если бы не потребность в пище, мозговик, разумеется, сохранил бы этого кота как хозяина до утра, чтобы с его помощью получить информацию о других фермах. Может, он отправил бы его в город, дабы выяснить, где живет владелец мастерской по ремонту радиоприемников и телевизоров, и таким образом узнал, где можно застать его спящим.
Однако сейчас питание являлось первоочередной задачей, и к тому же в его распоряжении был практически неисчерпаемый запас спящих котов.
Теперь проблема была в том, чтобы избавиться от кота.
Мозговик находился в нем уже более часа, дольше, чем он намеревался. Он проанализировал содержание мыслей кота, чтобы определить простейший и скорейший путь его убийства, и вскоре нашел ответ.
На этой ферме имелся злобный пес, которого держали на цепи в углу сарая. ("Интересно, - подумал мозговик, - зачем держать собаку на цепи, ведь она в этом случае совершенно бесполезна в качестве сторожа? Но, впрочем, это сейчас не имело значения".)
Он заставил кота перебраться с навеса на дерево, а оттуда спуститься на землю. После этого кот добежал до амбара, где тоже имелось открытое окошко. Как только кот вспрыгнул на окно, собака, сидевшая на цепи, яростно залаяла. Кот выждал, пока глаза его адаптировались к темноте сарая. Когда он, наконец, стал четко все различать, кот спрыгнул с окошка, подбежал к псу и прыгнул навстречу страшным челюстям.
Глава восьмая
Мыслящая часть мозговика, вернувшись в собственное тело под деревянными ступеньками заднего крыльца дома Гроссов, тщательно обследовала дом, чтобы убедиться, что там нет других живых существ помимо хозяев - например, собаки, которая могла бы залаять и разбудить женщину, когда ее муж станет спускаться вниз. Собаки не было; из прочих живых существ имелась только канарейка в прикрытой куском материи клетке в комнате первого этажа, видимо - гостиной. Его новый хозяин не будет заходить в эту комнату.
Наверху в спальне Зигфрид и Эльза Гросс крепко спали.
Мозговик вселился в мозг Гросса, и вновь произошла та жестокая, но короткая схватка, которая всегда сопровождала вселение в разумное существо. Неужели новый хозяин отличался еще более скромными умственными способностями, чем юноша, оставшийся на второй год в школе и ничего не смысливший в науке, если не считать наукой фермерское дело? Да, от столь зрелого, даже пожилого человека мозговик вправе был ожидать большего, однако он ошибался. Гросс, как сразу же стало ясно, знал об этих вещах даже меньше, чем Томми Хоффман, а уж интереса к ним не испытывал практически никакого. Образование его ограничилось шестью классами, и он мало что знал о мире, находившемся за пределами его фермы. У него не было даже радиоприемника, а единственным его чтением были еженедельная газета и один журнал для фермеров, да и те он читал с трудом.
Мозговик не сразу заставил нового хозяина двигаться; некоторое время он позволил ему лежать спокойно, пока сам разбирался в содержании его сознания и выяснял кое-что необходимое.
На два вопроса он получил ответы немедленно, и эти ответы его вполне устроили. Во-первых, Эльза Гросс любила поспать и сон ее был очень крепким; так что никакой шум, меньший, чем звук от удара совы, разбивающей стекло, не мог бы ее разбудить. На кухне, которая находилась внизу, но не под спальней, нужно было просто особенно не шуметь, например, ничего не ронять. Во-вторых, он узнал, что в холодильнике есть примерно кварта супа и полмиски хорошей мясной подливы. Будучи соединены вместе и слегка разогреты (что позволит растворить подливу и подготовить к абсорбированию), они дадут замечательный питательный раствор. Если бы их не было, то пришлось бы использовать консервы, а то и готовить мясо в течение двух часов, да и то в этом случае нельзя было рассчитывать на столь идеальную комбинацию, как имеющаяся.
Теперь ему больше ничего не было нужно, решил мозговик; все остальное, если было что-либо представлявшее интерес в голове Гросса, он мог выяснить позднее, в более спокойной обстановке. В конце концов, пока тело мозговика будет, примерно в течение часа, насыщаться питательным раствором, его мыслящая часть будет находиться в мозгу старого фермера.
Подчиняясь приказу мозговика, Зигфрид Гросс тихонько встал с постели и босиком подошел к двери комнаты. Выйдя и тихонько прикрыв за собой дверь, он нащупал путь к лестнице и стал спускаться вниз. Он не стал зажигать свет, пока не добрался до кухни.
Как можно тише он извлек из холодильника суп и миску с подливой. Он отлил некоторое количество супа в кастрюлю, размер которой был достаточным, чтобы поместить мозговика, перелил туда же подливу из миски и тщательно перемешал. Затем он зажег газ и поставил кастрюльку на слабый огонь. Помешивая раствор, он периодически проверял температуру, пробуя из ложечки получившийся бульон.
Когда вся подлива растворилась и температура стала достаточной довольно высокой (что мозговик в панцире мог выдерживать температуру от пятидесяти и более градусов ниже нуля почти до температуры кипения воды), Гросс выключил конфорку.
Затем он вышел из дома, оставив дверь кухни открытой, чтобы оттуда шел свет, опустил руку под деревянные ступеньки и извлек тело мозговика. После этого он вошел в кухню и аккуратно опустил его в кастрюлю с бульоном.
Взглянув на часы, чтобы проследить за продолжительностью приема пищи, Зигфрид Гросс присел на стул и стал ждать. Пока он сидел, мозговик просматривал информацию, содержавшуюся в его мозге, сортируя и классифицируя его знания.
То, что он при этом выяснил, не было особенно впечатляющим и ограничивало возможность использования нового хозяина за рамками нынешней конкретной задачи.
Зигфрид Гросс в свои шестьдесят пять лет был угрюмым и одиноким человеком. Хотя он поддерживал неплохие отношения с соседями и с некоторыми торговцами в городе, однако друзей у него не было. Он никого не любил, и никто не любил его; даже его жена. Несмотря на прожитые вместе годы, между ними не было теплоты и привязанности. Они оставались вместе исключительно потому, что нуждались друг в друге, хотя и по разным причинам. У Эльзы не было родственников, на которых она могла бы рассчитывать и не было возможностей заработать себе на жизнь; Зигфриду была нужна ее помощь в управлении хозяйством, в поддержании порядка в доме. Можно сказать, что они только терпели друг друга, хотя и вражды между ними не было.
У них было двое детей, сын и дочь, но Зигфрид настолько испортил с ними отношения, когда они были молодыми людьми, что оба решили покинуть ферму и перебраться в город. Каждый написал по несколько писем Эльзе, но Зигфрид запретил ей отвечать на эти письма, так что теперь Гроссы даже не знали, где живут их дети.
Будущее фермера обещало быть довольно мрачным, поскольку вот уже несколько лет он страдал медленно развивающимся артритом, который постепенно прогрессировал.
Докторам Зигфрид не верил, да они и вряд ли могли бы ему помочь. Ему уже тяжело было выполнять необходимые работы на ферме, мучили боли. Зигфрид понимал, что через несколько лет, если боли будут усиливаться, ему ничего не останется, как отказаться от работы и продать свою небольшую ферму. По всей вероятности, он смог бы выручить за нее достаточно денег, чтобы купить им с Эльзой домик и прожить в нем остаток дней, но, к сожалению, больше ему не на что было надеяться - медленно, но неуклонно болезнь изуродует его, если он вообще сможет долго прожить.
Озлобленность, не покидавшая его всю жизнь, частично объяснялась тем, что он ненавидел эту страну и ее правительство. Фактически она была его страной чисто номинально; сам он всегда считал себя не американцем, а немцем.
Родители привезли его в Штаты из Германии в возрасте четырех лет. Они стали натурализованными гражданами из чисто практических соображений, в результате чего он тоже стал гражданином США. Но подлинную верность они всегда хранили лишь своей истинной родине так же, как и он. До школы, куда он пошел в семь лет, Зигфрид не разговаривал по-английски. Ему было чуть больше двадцати, когда Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну. Его пытались призвать в армию, и в результате он провел полтора тяжелых года в качестве интернированного отказника.
В действительности он вполне одобрял войну, просто ему не хотелось воевать "против своих".
Он приветствовал возрождение Германии при Гитлере и стал убежденным нацистом, хотя и не вступал ни в какие организации. Когда Соединенные Штаты вступили во вторую мировую войну, его неприязнь к ним стала еще более острой.
К тому времени ему было уже далеко за сорок, так что о призыве в армию не могло быть и речи, однако в своих высказываниях он стал значительно более резким, чем в молодые годы. Поговаривали о том, что его следовало бы арестовать, но власти сочли, что при всей своей словесной агрессивности он совершенно безобиден и не в силах помешать Америке вести войну. Да и по правде сказать, если бы всех симпатизировавших нацистам жителей штата Висконсин стали отправлять в концентрационный лагерь, то последний разросся бы до размеров всего штата Висконсин.
Частенько во время войны, да и после ее окончания, он с раздражением думал о своем сыне, покинувшем родной дом незадолго до начала войны. Сын и дочь считали себя американцами. Это было одной из причин наряду с их желанием покинуть ферму, по которой между ними и отцом частенько вспыхивали споры. Неужели его сын был призван - или даже добровольно согласился сражаться против Фатерлянда? Если так, то пусть он погибнет.
Во время войны, чтобы следить за ходом событий, он выписал ежедневную газету и купил себе радиоприемник.
После поражения Гитлера он отказался от подписки, а радио разрубил топором.
Всю свою жизнь Гросс мечтал, что в один прекрасный день, пусть даже, когда он вынужден будет пойти на отдых, в этот день он вернется на Родину. Но всегда, даже в те времена, когда его финансовое положение позволяло это сделать, находились причины, его останавливавшие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26