Он сидел очень прямо и не сводил глаз с двери, за которой скрылся герцог. По-прежнему пристально наблюдая за дверью, Банколен добавил:
– Мадам, даже если у вас была галлюцинация, как вы могли узнать Лорана? Разве у него не изменилась внешность? У нас есть основания так считать.
– Не знаю! Это было впечатление… Я просто увидела его в этом полусумраке. Его характерные жесты, манера широко открывать глаза… Я не знаю! Но я не могла обмануться, я видела именно его…
Вотрель недовольно улыбнулся и с упреком глянул в ее сторону:
– Ну прекратите же! Зачем поощрять какие-то видения, господа? Вы ведете себя так, будто боитесь этого человека. Я заметил, что здесь сшиваются с полдюжины полицейских. Право, смешно – подняли такую шумиху! Луиза, Рауль пошел в карточную комнату, – внезапно сменил тему Вотрель. – Он слишком много пьет. Думаю, будет лучше, если ты последишь за ним. Или поиграй в рулетку, если хочешь. Займись чем-нибудь.
– Эта музыка! – Она капризно скривила губки. – Черт побери эту музыку! Я не могу ее выносить! Не могу! Почему нужно играть целых полчаса одно и то же, одно и то же!
– Doucement, doucement! – стал уговаривать ее Вотрель, нервно озираясь. Мне показалось, он чем-то испуган. Но когда друг герцогини оглянулся на нас, его лицо было уверенным и спокойным. Постепенно, извиняясь перед нами и увещевая мадам, он увел Луизу от алькова. Казалось, она и думать о нас забыла.
Банколен протянул руку и взял из пепельницы окурок, который оставила женщина, но по-прежнему не отводил глаз от двери в конце помещения. Мадам и Вотрель были в самой середине салона, как раз под одной из люстр, и Графенштайн мрачно говорил:
– Вот вы и получили! Теперь понимаете, почему я так сказал? – когда все мы замерли и насторожились.
Мы услышали звон разбитого стекла и увидели стюарда в белом фраке, бессильно привалившегося к двери карточной комнаты. У него из рук выскользнул поднос с коктейлями, и он тупо уставился на разбитые стаканы.
Все обернулись в его сторону. Голоса умолкли, оркестр тоже перестал играть. По залу торопливо пробирался владелец заведения с отвислым колыхающимся животом. Но самое отчетливое зрелище представляло собой вытянутое, блестящее от пота лицо стюарда, который что-то увидел и пребывал в состоянии панического ужаса.
Могу ли я пояснить то ужасное состояние, которое не имеет названия, – нечто леденящее, какой-то болезненный шок, который словно приковал нас к дивану? Это состояние длилось лишь мгновение, но запечатлелось у меня в мозгу в малейших деталях. Голоса снова исчезли, так что в тишине стало слышно, как упала на пол стойка рулетки. Все как один обернулись в сторону раздавшегося грохота. Крупье с досадой поднял взгляд, кто-то нервно хихикнул, но при этом все посетители салона застыли в неподвижности.
Поставив стакан, который слегка звякнул, соприкасаясь со столом, Банколен медленно поднялся. Я так и вижу его, нависшего над столом, освещенным розоватым светом лампы на фоне темного алькова. Наш полицейский опирался на стол костяшками согнутых пальцев. Розовый свет придавал его лицу вид ужасной, нечеловеческой маски. Черные брови изогнулись и насупились над сверкающими глазами; тонкие линии морщин „сбегали“ с затененных скул к маленьким усикам и остроконечной бородке; разделенные пробором волосы завивались вверх, как рога…
– Спокойно, – машинально произнес он. – Следуйте за мной. Только без спешки.
В зале вновь послышался смех. Люди вернулись к игре, недоуменно пожимая плечами. С беззаботным видом мы пробирались сквозь толпу. Краем глаза я заметил один из столов с номерами, обтянутый шелковой тканью, даже уловил блеск серебристого стержня, на котором крепилось колесо рулетки. Мы прошли под одной сверкающей люстрой, под второй, третьей – и оказались у двери в карточную комнату. Банколен протянул руку управляющему, предъявляя ему зажатый в ней полицейский жетон, и произнес магические слова: „Начальник полиции“. Мы с Графенштайном последовали за ним.
Мне понадобилось немало времени, чтобы полностью осмыслить увиденное. Когда это произошло, я повернулся кругом и в крайнем смятении, оглушенный ужасом, на ткнулся на управляющего… Комната была просторной, квадратной. Стены, обтянутые темно-красной кожей. На них были развешаны старинные щиты и оружие. Позеленевшие от древности медные поверхности оружия слабо мерцали в сумрачном красноватом освещении, но лезвия были острыми и блестящими. У стены напротив двери стоял большой диван. Рядом на столике с мозаичной поверхностью горела лампа под красным стеклянным абажуром. Перед диваном на красном ковре лежал в странной позе человек. Пальцы его рук были расставлены и прижаты к полу, будто он собирался прыгнуть вперед, – согнутыми коленями он опирался на пол. Но у человека не было… головы! Вместо нее торчал кровавый обрубок шеи, уткнувшийся в пол.
Сама голова стояла в центре красного ковра, опираясь на оставшуюся часть шеи. На ней сверкали остекленевшие белки глазных яблок и чернел широко распахнутый рот. Из открытого окна задувал легкий ветерок, и на голове медленно шевелились волосы, словно она была живой.
Глава 3
ГОЛОВА, ЛЕЖАЩАЯ ПОД ЛАМПОЙ
Полностью владея собой, Банколен обратился к управляющему:
– Внизу находятся двое моих людей. Вызовите их. Немедленно заприте все двери. Никто не должен покинуть здание. Если возможно, постарайтесь, чтобы люди продолжали спокойно играть. А пока зайдите в комнату и заприте ту дверь.
Управляющий что-то промямлил трясущимися губами стюарду, уронившему поднос, и добавил:
– Уберите это стекло… Не отвечайте ни на какие вопросы. Слышите?
Управляющий, очень толстый человек с выпирающим из брюк животом, который при каждом движении хозяина вздрагивал, как желе, а кончики огромных усов поднимались к самым глазам, выпученным, как у лягушки, топтался возле двери и тупо дергал себя за усы. Вынув из кармана карандаш, Банколен с его помощью повернул ключ в скважине.
Справа от нас и слева от мертвого, лежащего у дивана, находилась еще одна дверь. Она была приоткрыта, и в щели показалось чье-то испуганное лицо.
– Франсуа! – позвал Банколен, заметив это лицо. – Это мой человек… Вот наказание! Франсуа, довольно таращиться, как овца! – Он обернулся к владельцу: – Эта дверь ведет в основной холл, месье?
– Да, – тупо кивнул управляющий. – Это… Она…
Банколен подошел к ней и перекинулся несколькими словами с детективом по имени Франсуа.
– Отсюда никто не выходил, – сообщил он, закрывая дверь. – Франсуа следил за этой дверью. Так, ладно!
Мы внимательно оглядели помещение. Массивный Графенштайн неподвижно стоял, понурившись, и помаргивал, глядя на отсеченную голову. Я старался не смотреть на эту голову, а она, казалось, искоса посматривала на меня. Прямо в лицо мне дул из окна холодный ветер. Банколен приблизился к обезглавленному телу, остановился и пристально смотрел вниз, машинально поглаживая усики. Рядом с обрубком шеи, недалеко от скрюченных, забрызганных кровью пальцев левой руки я заметил торчащую из тени часть тяжелой шпаги. Ясно было, что она из коллекции оружия, развешанного на стене над диваном, – парная к ней шпага была расположена наискосок от пики, висящей в центре, под зеленым щитом с выгравированным на нем каким-то сложным рисунком. И хотя острие было покрыто застывшей и потускневшей кровью, лезвие ближе к рукоятке было острым и блестящим.
– Здесь поработал мясник. – Банколен даже передернул плечами. – Смотрите, шпагу недавно заточили.
Он осторожно перешагнул через пропитанное кровью пятно на ковре и приблизился к окну в левой стене.
– Сорок футов до мостовой… совершенно немыслимо.
Он повернулся спиной к колышущимся от ветра шторам. В его черных блестящих глазах читались злость на самого себя, возбуждение, растерянность. Он сжал и разжал кулаки в недоверчивости и вернулся к телу. Стараясь не наступить на пятно крови, Банколен встал коленями на диван.
Я перешел к стене, у которой стоял диван, так что видел всех по очереди при тусклом красноватом освещении: откинувшегося назад Банколена, Графенштайна, который не сводил глаз с жуткого остатка человеческого тела на полу; управляющего, по-прежнему подпиравшего спиной дверь в салон, с остановившимся взглядом. Красные шторы колыхались от ветра. Картина представляла собой страшную нереальность восковых фигур, тем более ужасающую, что поражала своей жестокостью. Затем Графенштайн наклонился и осторожно поднял голову за волосы. Поправив очки, он изучал ее своими мягкими голубыми глазами, поворачивая во все стороны и что-то задумчиво бормоча.
– Положите на место, – приказал Банколен. – Мы не должны ничего здесь менять. И осторожнее, не закапайте кровью брюки…
Подойдите ближе, месье, – обратился он к управляющему. – Эта шпага – она из этой коллекции?
Управляющий возбужденно заговорил. Отрывистые, односложные слова вырывались у него из уст как искры пламени – почти неразборчивая стремительная речь типичного итальянца. Да, шпага из этой коллекции. Она висела перекрещенная с парной к ней шпагой под франкским щитом. Вот на этой стене, над диваном. Подделка под Средневековье.
– Понятно, – кивнул Банколен. – И у вас принято держать на стене тяжелую двуручную шпагу с лезвием, заостренным как бритва, только ради удовольствия гостей?
Управляющий ударил себя в грудь:
– Я, я художник! В моем доме все должно быть совершенным! Когда мои клиенты видят здесь шпаги, это должны быть настоящие шпаги и, естественно, острые. – Он воздел руки вверх. – Клянусь кровью Мадонны! Вы когда-нибудь видели часы, которые не ходят? Вы…
– Вполне разумный довод, – едко заметил Банколен, – для того, чтобы развешивать шпаги, которые никого не убивают. Жаль, что ваше страстное стремление к реализму не распространяется на эти медные гвоздики на рукоятке – видите? Боюсь, мы не сможем снять с них отпечатки пальцев… Эта комната используется еще для какой-либо цели, помимо убийства ваших гостей?
– Как, разумеется, месье! Это комната для игры в карты! Но сегодня мы ее не задействовали. Видите, карточные столы придвинуты к стенам. Сегодня никто не изъявил желания играть. Все из-за рулетки… Как вы считаете, месье, это дело можно будет замять? Моя торговля…
– Вам известен убитый?
– Да, месье. Это месье герцог де Салиньи.
– Он ваш постоянный клиент?
– Да. Последние несколько недель он довольно часто здесь появлялся. Ему нравилось мое заведение, – гордо сообщил управляющий.
– Вы видели, как он зашел в эту комнату?
– Нет, месье. Последний раз я его видел в начале вечера.
– Где?
„Художник“ подумал, покручивая ус и картинно приставив один палец к виску.
– А! – наконец воскликнул он. – Вспомнил! Я видел, как он с друзьями входил в заведение. Я как раз был внизу и поздравил его с брако… – Управляющий вытаращил глаза. – Дьявол! Бракосочетание! Ужас!
– Кто с ним был?
– Мадам, месье Вотрель и мадам и месье Килар. Но супруги Килар вскоре вынуждены были уйти. Какой ужас!
– Что ж, хорошо. Теперь можете уйти и сообщить о несчастье герцогине. Постарайтесь держаться как можно спокойнее. Лучше увести женщину в холл, на случай если с ней случится истерика. Попросите месье Вотреля подняться сюда.
Выпятив жирную грудь, управляющий величественно проплыл к двери. Банколен обернулся к нам:
– Ну, доктор, что скажете?
– Гм! Для состояния психики, в каком находился Лоран, метод убийства не совсем типичный. – Графенштайн пока чал головой. – Примером может служить Вандграф из Мюнхена. В данном случае явно присутствовал импульс к убийству, и вид острой шпаги мгновенно ассоциировался в мозгу преступника с мыслью о крови. Он подчинился импульсу и напал на Салиньи…
– Прошу вас, доктор! Вы так увлеклись ходом размышлений убийцы, что совершенно забыли о том, что он сделал. Это не было импульсом; это было преднамеренным убийством, заранее и тщательно спланированным. Посмотрите на положение тела. Оно ни о чем вам не говорит?
– Только о том, что, по-видимому, погибший не сопротивлялся.
– Это ясно. Удар был нанесен сзади, когда Салиньи стоял на ногах или на коленях спиной к дивану. Вы можете представить себе взбешенного психа, которому нужно дотянуться на расстояние четырех футов над диваном – видимо, ему пришлось встать на него, чтобы дотянуться до щита, – снять эту тяжелую шпагу и обезглавить Салиньи, который послушно нагнулся, подставив шею под удар? Салиньи должен был быть слепым и глухим, чтобы не заметить этих приготовлений!
– И тем не менее его обезглавили!
– Подойдите сюда, к дивану, – сказал Банколен. – Видите эти подушки? Я поднимаю их – вот так. Видите длинный отпечаток на обивке? Шпага лежала здесь, за подушками. Они скрывали ее. Убийца заранее продумал сцену убийства. Следовательно, он находился здесь до того, как вошел Салиньи. Он ждал. Он знал, что Салиньи придет сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Мадам, даже если у вас была галлюцинация, как вы могли узнать Лорана? Разве у него не изменилась внешность? У нас есть основания так считать.
– Не знаю! Это было впечатление… Я просто увидела его в этом полусумраке. Его характерные жесты, манера широко открывать глаза… Я не знаю! Но я не могла обмануться, я видела именно его…
Вотрель недовольно улыбнулся и с упреком глянул в ее сторону:
– Ну прекратите же! Зачем поощрять какие-то видения, господа? Вы ведете себя так, будто боитесь этого человека. Я заметил, что здесь сшиваются с полдюжины полицейских. Право, смешно – подняли такую шумиху! Луиза, Рауль пошел в карточную комнату, – внезапно сменил тему Вотрель. – Он слишком много пьет. Думаю, будет лучше, если ты последишь за ним. Или поиграй в рулетку, если хочешь. Займись чем-нибудь.
– Эта музыка! – Она капризно скривила губки. – Черт побери эту музыку! Я не могу ее выносить! Не могу! Почему нужно играть целых полчаса одно и то же, одно и то же!
– Doucement, doucement! – стал уговаривать ее Вотрель, нервно озираясь. Мне показалось, он чем-то испуган. Но когда друг герцогини оглянулся на нас, его лицо было уверенным и спокойным. Постепенно, извиняясь перед нами и увещевая мадам, он увел Луизу от алькова. Казалось, она и думать о нас забыла.
Банколен протянул руку и взял из пепельницы окурок, который оставила женщина, но по-прежнему не отводил глаз от двери в конце помещения. Мадам и Вотрель были в самой середине салона, как раз под одной из люстр, и Графенштайн мрачно говорил:
– Вот вы и получили! Теперь понимаете, почему я так сказал? – когда все мы замерли и насторожились.
Мы услышали звон разбитого стекла и увидели стюарда в белом фраке, бессильно привалившегося к двери карточной комнаты. У него из рук выскользнул поднос с коктейлями, и он тупо уставился на разбитые стаканы.
Все обернулись в его сторону. Голоса умолкли, оркестр тоже перестал играть. По залу торопливо пробирался владелец заведения с отвислым колыхающимся животом. Но самое отчетливое зрелище представляло собой вытянутое, блестящее от пота лицо стюарда, который что-то увидел и пребывал в состоянии панического ужаса.
Могу ли я пояснить то ужасное состояние, которое не имеет названия, – нечто леденящее, какой-то болезненный шок, который словно приковал нас к дивану? Это состояние длилось лишь мгновение, но запечатлелось у меня в мозгу в малейших деталях. Голоса снова исчезли, так что в тишине стало слышно, как упала на пол стойка рулетки. Все как один обернулись в сторону раздавшегося грохота. Крупье с досадой поднял взгляд, кто-то нервно хихикнул, но при этом все посетители салона застыли в неподвижности.
Поставив стакан, который слегка звякнул, соприкасаясь со столом, Банколен медленно поднялся. Я так и вижу его, нависшего над столом, освещенным розоватым светом лампы на фоне темного алькова. Наш полицейский опирался на стол костяшками согнутых пальцев. Розовый свет придавал его лицу вид ужасной, нечеловеческой маски. Черные брови изогнулись и насупились над сверкающими глазами; тонкие линии морщин „сбегали“ с затененных скул к маленьким усикам и остроконечной бородке; разделенные пробором волосы завивались вверх, как рога…
– Спокойно, – машинально произнес он. – Следуйте за мной. Только без спешки.
В зале вновь послышался смех. Люди вернулись к игре, недоуменно пожимая плечами. С беззаботным видом мы пробирались сквозь толпу. Краем глаза я заметил один из столов с номерами, обтянутый шелковой тканью, даже уловил блеск серебристого стержня, на котором крепилось колесо рулетки. Мы прошли под одной сверкающей люстрой, под второй, третьей – и оказались у двери в карточную комнату. Банколен протянул руку управляющему, предъявляя ему зажатый в ней полицейский жетон, и произнес магические слова: „Начальник полиции“. Мы с Графенштайном последовали за ним.
Мне понадобилось немало времени, чтобы полностью осмыслить увиденное. Когда это произошло, я повернулся кругом и в крайнем смятении, оглушенный ужасом, на ткнулся на управляющего… Комната была просторной, квадратной. Стены, обтянутые темно-красной кожей. На них были развешаны старинные щиты и оружие. Позеленевшие от древности медные поверхности оружия слабо мерцали в сумрачном красноватом освещении, но лезвия были острыми и блестящими. У стены напротив двери стоял большой диван. Рядом на столике с мозаичной поверхностью горела лампа под красным стеклянным абажуром. Перед диваном на красном ковре лежал в странной позе человек. Пальцы его рук были расставлены и прижаты к полу, будто он собирался прыгнуть вперед, – согнутыми коленями он опирался на пол. Но у человека не было… головы! Вместо нее торчал кровавый обрубок шеи, уткнувшийся в пол.
Сама голова стояла в центре красного ковра, опираясь на оставшуюся часть шеи. На ней сверкали остекленевшие белки глазных яблок и чернел широко распахнутый рот. Из открытого окна задувал легкий ветерок, и на голове медленно шевелились волосы, словно она была живой.
Глава 3
ГОЛОВА, ЛЕЖАЩАЯ ПОД ЛАМПОЙ
Полностью владея собой, Банколен обратился к управляющему:
– Внизу находятся двое моих людей. Вызовите их. Немедленно заприте все двери. Никто не должен покинуть здание. Если возможно, постарайтесь, чтобы люди продолжали спокойно играть. А пока зайдите в комнату и заприте ту дверь.
Управляющий что-то промямлил трясущимися губами стюарду, уронившему поднос, и добавил:
– Уберите это стекло… Не отвечайте ни на какие вопросы. Слышите?
Управляющий, очень толстый человек с выпирающим из брюк животом, который при каждом движении хозяина вздрагивал, как желе, а кончики огромных усов поднимались к самым глазам, выпученным, как у лягушки, топтался возле двери и тупо дергал себя за усы. Вынув из кармана карандаш, Банколен с его помощью повернул ключ в скважине.
Справа от нас и слева от мертвого, лежащего у дивана, находилась еще одна дверь. Она была приоткрыта, и в щели показалось чье-то испуганное лицо.
– Франсуа! – позвал Банколен, заметив это лицо. – Это мой человек… Вот наказание! Франсуа, довольно таращиться, как овца! – Он обернулся к владельцу: – Эта дверь ведет в основной холл, месье?
– Да, – тупо кивнул управляющий. – Это… Она…
Банколен подошел к ней и перекинулся несколькими словами с детективом по имени Франсуа.
– Отсюда никто не выходил, – сообщил он, закрывая дверь. – Франсуа следил за этой дверью. Так, ладно!
Мы внимательно оглядели помещение. Массивный Графенштайн неподвижно стоял, понурившись, и помаргивал, глядя на отсеченную голову. Я старался не смотреть на эту голову, а она, казалось, искоса посматривала на меня. Прямо в лицо мне дул из окна холодный ветер. Банколен приблизился к обезглавленному телу, остановился и пристально смотрел вниз, машинально поглаживая усики. Рядом с обрубком шеи, недалеко от скрюченных, забрызганных кровью пальцев левой руки я заметил торчащую из тени часть тяжелой шпаги. Ясно было, что она из коллекции оружия, развешанного на стене над диваном, – парная к ней шпага была расположена наискосок от пики, висящей в центре, под зеленым щитом с выгравированным на нем каким-то сложным рисунком. И хотя острие было покрыто застывшей и потускневшей кровью, лезвие ближе к рукоятке было острым и блестящим.
– Здесь поработал мясник. – Банколен даже передернул плечами. – Смотрите, шпагу недавно заточили.
Он осторожно перешагнул через пропитанное кровью пятно на ковре и приблизился к окну в левой стене.
– Сорок футов до мостовой… совершенно немыслимо.
Он повернулся спиной к колышущимся от ветра шторам. В его черных блестящих глазах читались злость на самого себя, возбуждение, растерянность. Он сжал и разжал кулаки в недоверчивости и вернулся к телу. Стараясь не наступить на пятно крови, Банколен встал коленями на диван.
Я перешел к стене, у которой стоял диван, так что видел всех по очереди при тусклом красноватом освещении: откинувшегося назад Банколена, Графенштайна, который не сводил глаз с жуткого остатка человеческого тела на полу; управляющего, по-прежнему подпиравшего спиной дверь в салон, с остановившимся взглядом. Красные шторы колыхались от ветра. Картина представляла собой страшную нереальность восковых фигур, тем более ужасающую, что поражала своей жестокостью. Затем Графенштайн наклонился и осторожно поднял голову за волосы. Поправив очки, он изучал ее своими мягкими голубыми глазами, поворачивая во все стороны и что-то задумчиво бормоча.
– Положите на место, – приказал Банколен. – Мы не должны ничего здесь менять. И осторожнее, не закапайте кровью брюки…
Подойдите ближе, месье, – обратился он к управляющему. – Эта шпага – она из этой коллекции?
Управляющий возбужденно заговорил. Отрывистые, односложные слова вырывались у него из уст как искры пламени – почти неразборчивая стремительная речь типичного итальянца. Да, шпага из этой коллекции. Она висела перекрещенная с парной к ней шпагой под франкским щитом. Вот на этой стене, над диваном. Подделка под Средневековье.
– Понятно, – кивнул Банколен. – И у вас принято держать на стене тяжелую двуручную шпагу с лезвием, заостренным как бритва, только ради удовольствия гостей?
Управляющий ударил себя в грудь:
– Я, я художник! В моем доме все должно быть совершенным! Когда мои клиенты видят здесь шпаги, это должны быть настоящие шпаги и, естественно, острые. – Он воздел руки вверх. – Клянусь кровью Мадонны! Вы когда-нибудь видели часы, которые не ходят? Вы…
– Вполне разумный довод, – едко заметил Банколен, – для того, чтобы развешивать шпаги, которые никого не убивают. Жаль, что ваше страстное стремление к реализму не распространяется на эти медные гвоздики на рукоятке – видите? Боюсь, мы не сможем снять с них отпечатки пальцев… Эта комната используется еще для какой-либо цели, помимо убийства ваших гостей?
– Как, разумеется, месье! Это комната для игры в карты! Но сегодня мы ее не задействовали. Видите, карточные столы придвинуты к стенам. Сегодня никто не изъявил желания играть. Все из-за рулетки… Как вы считаете, месье, это дело можно будет замять? Моя торговля…
– Вам известен убитый?
– Да, месье. Это месье герцог де Салиньи.
– Он ваш постоянный клиент?
– Да. Последние несколько недель он довольно часто здесь появлялся. Ему нравилось мое заведение, – гордо сообщил управляющий.
– Вы видели, как он зашел в эту комнату?
– Нет, месье. Последний раз я его видел в начале вечера.
– Где?
„Художник“ подумал, покручивая ус и картинно приставив один палец к виску.
– А! – наконец воскликнул он. – Вспомнил! Я видел, как он с друзьями входил в заведение. Я как раз был внизу и поздравил его с брако… – Управляющий вытаращил глаза. – Дьявол! Бракосочетание! Ужас!
– Кто с ним был?
– Мадам, месье Вотрель и мадам и месье Килар. Но супруги Килар вскоре вынуждены были уйти. Какой ужас!
– Что ж, хорошо. Теперь можете уйти и сообщить о несчастье герцогине. Постарайтесь держаться как можно спокойнее. Лучше увести женщину в холл, на случай если с ней случится истерика. Попросите месье Вотреля подняться сюда.
Выпятив жирную грудь, управляющий величественно проплыл к двери. Банколен обернулся к нам:
– Ну, доктор, что скажете?
– Гм! Для состояния психики, в каком находился Лоран, метод убийства не совсем типичный. – Графенштайн пока чал головой. – Примером может служить Вандграф из Мюнхена. В данном случае явно присутствовал импульс к убийству, и вид острой шпаги мгновенно ассоциировался в мозгу преступника с мыслью о крови. Он подчинился импульсу и напал на Салиньи…
– Прошу вас, доктор! Вы так увлеклись ходом размышлений убийцы, что совершенно забыли о том, что он сделал. Это не было импульсом; это было преднамеренным убийством, заранее и тщательно спланированным. Посмотрите на положение тела. Оно ни о чем вам не говорит?
– Только о том, что, по-видимому, погибший не сопротивлялся.
– Это ясно. Удар был нанесен сзади, когда Салиньи стоял на ногах или на коленях спиной к дивану. Вы можете представить себе взбешенного психа, которому нужно дотянуться на расстояние четырех футов над диваном – видимо, ему пришлось встать на него, чтобы дотянуться до щита, – снять эту тяжелую шпагу и обезглавить Салиньи, который послушно нагнулся, подставив шею под удар? Салиньи должен был быть слепым и глухим, чтобы не заметить этих приготовлений!
– И тем не менее его обезглавили!
– Подойдите сюда, к дивану, – сказал Банколен. – Видите эти подушки? Я поднимаю их – вот так. Видите длинный отпечаток на обивке? Шпага лежала здесь, за подушками. Они скрывали ее. Убийца заранее продумал сцену убийства. Следовательно, он находился здесь до того, как вошел Салиньи. Он ждал. Он знал, что Салиньи придет сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29