— Ну а если она видела, мосье Филлипс?
Дядя Бен сдержанно улыбнулся.
— Если бы она видела, вы бы не стали гадать. Вы бы стали сажать. Стало быть, она не видела. Убийца в семье, а? Ну и ну!
— Чего уж тут скрывать, — выпалила Дженис. — Всем нам приходила такая мысль.
Совершенно потрясенная, Елена смерила ее взглядом.
— Мне так вовсе не приходила, Дженис, детка! Ты в своем уме? Да мы, видно, все тут с ума посходили!
— Послушайте, — начал дядя Бен и пососал пустую трубку.
Он дождался, пока все посмотрят на него с той снисходительностью, которую всегда вызывали его суждения, не касающиеся хозяйственных поделок. Он насупился и с мягкой настойчивостью продолжал:
— Зачем строить из себя наивных простачков? Да, конечно, мы все обдумали! Господи! — Все так и напряглись, пораженные переменой в его тоне. — Хватит строить из себя благовоспитанное семейство! Пора поговорить по душам… если у нас еще есть души.
— Бен! — крикнула Елена.
— Дом был заперт. Двери и окна. Никакой это был не грабитель. Тут не надо быть сыщиком, чтоб догадаться. Так что, либо Ева Нил виновата, либо кто-то из нас.
— И неужели же ты думаешь, — спросила Елена, — что ради благополучия совершенно чужой женщины я стану топить своего родного человека?
— Положим, — возразил дядя Бен, — но зачем же тогда лицемерить? Зачем же тогда прямо не сказать, что ты веришь, что это сделала она?
Елена страшно разволновалась.
— Потому что я привязалась к девчонке. И у нее куча денег, а они могут очень пригодиться Тоби. Верней — могли бы, не грызи меня мысль о том, что она сделала это с Морисом. Но мысль эта меня грызет, что уж тут греха таить.
— Значит, ты веришь, что Ева виновна?
— Не знаю! — отчаянно крикнула Елена.
— Возможно, — заметил мосье Вотур холодным, строгим, четким голосом, мгновенно приведшим их в чувство, — вскоре мы получим кое-какие разъяснения… Войдите!
Дверь в холл приходилась прямо напротив окна, смотревшего на запад, и луч маяка, врываясь в кабинет, всякий раз оставлял на ней моментальный снимок запыленного стекла. Кто-то постучался в эту дверь, и в ответ на приглашение мосье Вотура в комнату вошел Дермот Кинрос.
Его озарил уже уходящий слепящий сноп. Хоть Дермот прикрыл глаза рукой, все успели заметить в яркой вспышке лицо, полное сдержанного гнева, опасное лицо, тотчас принявшее под любопытными взглядами то выражение беспечной общительности, которое было свойственно ему на людях. Он отвесил общий поклон, а затем подошел к следователю и по французскому обычаю обменялся с ним рукопожатием.
Мосье Вотуру была чужда изысканная обходительность мосье Горона.
— Не имел чести видеть вас, мосье, — холодно сказал он. — С тех пор, как нас представили друг другу вчера вечером, перед тем, как вы отправились на рю де ла Арп с одним весьма любопытным ожерельем.
— С тех пор, — сказал Дермот, — многое переменилось.
— Я думаю! Эти ваши новые данные… да, в них, безусловно, что-то есть. Итак, пожалуйста! Приступайте! — Он взмахом руки указал на Лоузов. — Гладьте их против шерстки, ну! А там — увидим.
— Мосье Горон, — продолжал Дермот, искоса поглядев на все семейство, — сейчас приведет сюда мадам Нил. Вы разрешите?
— Разумеется, разумеется.
— Что касается ожерелий, то мосье Горон сказал мне, что тут у вас оба экземпляра?
Следователь кивнул. Выдвинув ящик стола, он вынул оттуда два предмета. Снова ворвавшись в окно, луч маяка вызвал к жизни два ряда змеящихся по столу сверкающих точек. Ожерелье из бриллиантов и бирюзы и подделка, на первый взгляд неотличимая от него, лежали рядом. Ко второму была привязана карточка.
— В соответствии с запиской, написанной вами мосье Горону, — хмуро сказал следователь, — мы послали человека на рю де ла Арп, затребовали имитацию и исследовали ее. Видите?
Он потрогал карточку. Дермот кивнул.
— Хотя я только сейчас начинаю понимать, зачем это понадобилось, — буркнул мосье Вотур. — Сегодня, уверяю вас, мы столько возились с мадам Нил и с табакеркой, что, ей-богу, невозможно было ломать голову еще и над этими ожерельями.
Дермот повернулся и пошел через кабинет к затихшей группке.
Они им возмущались. Он чувствовал силу их негодования; оставаясь невысказанным, возмущение росло; ему это, пожалуй, льстило. Мосье Вотур сидел как раскинувший сети паук, невыносимый белый луч вновь пронизал комнату, а Дермот взялся за спинку стула и, шумно проехавшись его ножками по линолеуму, повернул его и сел к ним лицом.
— Да, — сказал он по-английски. — Как вы и думали, я сую в это дело свой нос.
— Зачем? — спросил дядя Бен.
— Кто-то должен взять это на себя, не то никогда не расхлебать кашу. Слыхали вы про знаменитые коричневые перчатки? Прекрасно! Тогда я вам еще кое-что про них расскажу.
— И на ком они были, — спросила Дженис, — тоже скажете?
— Скажу, — ответил Дермот.
Он выпрямился на стуле и сунул руки в карманы.
— Я хочу вместе с вами подробно вспомнить день, вечер и ночь смерти сэра Мориса Лоуза. Улики вам в общем уже известны. Но вспомнить эти подробности не помешает.
Итак, сэр Морис в тот день, как всегда, после обеда отправился погулять. Любимым местом его прогулок был, как мы знаем, зоологический сад за гостиницей «Замок». Но это не все. На сей раз, к удивлению бармена и официантов, он зашел в бар первого этажа.
Елена в явном замешательстве повернулась к брату, который не сводил тревожного взгляда с Дермота. Но тут заговорила Дженис.
— Вот как? — сказала она, вздергивая свой круглый подбородок. — Чего не слыхала, того не слыхала.
— Возможно. Но вот и услышали. Утром я порасспросил кое-кого в баре. Потом его видели в зоологическом саду, недалеко от обезьяньей клетки. Он с кем-то разговаривал, но тот стоял за кустом, и свидетелю не удалось его разглядеть. Запомните этот небольшой инцидент. Он очень важен. Это была прелюдия к убийству.
— Уж не хотите ли вы сказать, — выпалила Елена, вся покраснев и остановив на Дермоте широко раскрытые глаза, — что знаете, кто убил Мориса?
— Да.
— И откуда, — спросила Дженис, — вы это узнали?
— Честно говоря, мисс Лоуз, я узнал это от вас.
Дермот немного помедлил.
— Леди Лоуз тоже мне помогла, — добавил он, — начав разговор, который вы поддержали. В области психики, — он, как бы оправдываясь, потер себе лоб, — одна мелочь тотчас влечет за собой другую. Но позвольте мне продолжить мой рассказ.
К ужину сэр Морис вернулся домой. Бармен заметил его «свирепый взгляд» еще до пресловутой встречи в зоологическом саду. Но домой он пришел совершенно уже бледный и потрясенный, о чем мы неоднократно слышали. Он отказался от театра. Он засел в кабинете. В восемь часов все, кроме него, пошли в театр. Верно?
Дядя Бен потер подбородок.
— Да, совершенно правильно. Но к чему еще раз повторять?
— Потому что это очень поучительно. Вместе с Евой Нил вы вернулись из театра около одиннадцати. А в половине девятого позвонил антиквар мосье Вейль, сообщил о своем новом сокровище, принес табакерку и оставил ее сэру Морису. Вы все тем не менее до возвращения из театра ни о какой табакерке ничего не знали. Пока все верно?
— Да, — согласился дядя Бен.
— Ева Нил, конечно, вообще ничего не знала о табакерке Согласно показаниям, изложенным мне вчера мосье Гороном, она после театра к вам не заходила. Мистер Лоуз, — он кивнул на Тоби, — довел ее до дверей ее виллы и там с ней распрощался.
— Слушайте! — вдруг разъярился Тоби. — Да что же это такое? Куда вы гнете?
— Я правильно передаю показания?
— Да. Но…
Тоби вскинулся было, но взял себя в руки. Белый луч снова ворвался в комнату, действуя всем на нервы, хоть никому не бил в глаза; в дверь постучали. Мосье Вотур и Дермот поднялись. В кабинет вошли трое.
Первым вошел мосье Аристид Горон. Вторая была особа с тусклыми волосами и унылым лицом, одетая в серое суконное платье, смутно напоминавшее униформу. Третья была Ева Нил; рука тускловолосой женщины многозначительно парила возле Евиной талии, готовая вцепиться в нее, как только ее подопечная попробует бежать.
Никакого желания бежать Ева не выказывала. Но, увидев старое деревянное кресло, освещенное неумолимым лучом, она вздрогнула и так попятилась, что стражница схватила ее за талию.
— Не сяду я больше в это кресло, — она говорила спокойно, но тон ее встревожил Дермота. — Как хотите, а в кресло это я не сяду.
— Да и не нужно, мадам, — сказал мосье Вотур. — Доктор Кинрос, пожалуйста, возьмите себя в руки!
— Ну, ну, конечно, это не нужно, — увещевал мосье Горон, похлопывая Еву по спине. — Мы вас не обидим, милая. Уж поверьте старику Горону. Но, знаете ли, доктор, я бы чувствовал себя куда уверенней, если бы мог поручиться, что вы не собираетесь двинуть меня в глаз.
Дермот зажмурил собственные глаза и снова открыл.
— Наверное, я сам виноват, — сказал он горько. — Но кто же мог подумать, что один день, всего-навсего один день так все испортит.
Ева улыбнулась ему.
— А разве он что-то испортил? — спросила она. — Мосье Горон уверяет меня, что вы исполнили все, что обещали и что я… словом, что мне почти нечего бояться.
— Боюсь, что рано пташечка запела, мадам, — сверкнул глазами следователь.
— Пташечка, — сказал Дермот, — запела как раз вовремя.
Когда погас луч маяка, Ева была уже так спокойна, будто происходящее ее и не касается. Опускаясь в предложенное мосье Гороном кресло, она учтиво кивнула Елене, Дженис и дяде Бену. Она улыбнулась Тоби. Затем она обратилась к Дермоту.
— Я не сомневалась в вас, — сказала она. — Даже когда дела пошли совсем плохо, когда они стучали кулаками по столу и орали «Assassin, confess» [11]. — Тут она невольно засмеялась. — Я знала, что вы неспроста просили меня говорить то, что я говорила. И даже тогда я не то чтобы усомнилась в вас… Но, господи, натерпелась же я страху!
— Да, — сказал Дермот. — То-то и беда.
— Беда?
— Оттого-то и вышла вся эта дичь. Вы доверяете людям. Они это знают. И этим пользуются. Мне-то вы можете доверять; но это к делу не относится. — Дермот оглянулся. — Теперь я сам веду допрос с пристрастием. Вряд ли он будет приятен для ваших ушей. Итак, продолжим?
Глава 18
Кто-то скрипнул ножкой стула по линолеуму.
— Да, продолжайте, — буркнул мосье Вотур.
— Я дал беглый обзор событий в день убийства. Их значение трудно переоценить. К ним приходится возвращаться снова и снова. Я дошел до того, как ваша компания, — Дермот глянул на Тоби, — вернулась из театра в одиннадцать часов. Вы оставили свою невесту у ее порога и присоединились к своим. Ну а потом?
Дженис Лоуз подняла на него озадаченный взгляд.
— Папа спустился, — ответила она, — и показал нам табакерку.
— Так. Мосье Горон мне вчера сказал, — продолжал Дермот, — что полиция наутро после убийства забрала осколки, и после недели упорных трудов их удалось склеить.
Тоби выпрямился на стуле, откашлялся, и лицо его просияло надеждой.
— Склеить? — эхом повторил он.
— Она теперь немногого стоит, мосье Лоуз, — предупредил префект полиции.
По знаку Дермота следователь опять выдвинул ящик стола. Осторожно, словно опасаясь, что он рассыплется или растает у него в руках, мосье Вотур протянул Дермоту какой-то мелкий предмет.
Сэр Морис Лоуз тут бы не обрадовался. Упав на императорскую табакерку, луч маяка погрузился в глубины розового агата, сверкнул крошечными бриллиантиками цифр и стрелок и заиграл золотом корпуса и мнимого шпенька. И тем не менее все вместе выглядело тусклым и (если можно так выразиться) липким, будто табакерку в чем-то выпачкали. Дермот показал табакерку Лоузам.
— Ее склеили рыбьим клеем, — пояснил он. — На такой работе и ослепнуть недолго. Теперь она не открывается. Но вы ведь видели ее, когда она была новая.
— Да! — ответил Тоби, ударив себя кулаком по коленке. — Мы видели ее, когда она была новая. А что?
Дермот отдал табакерку мосье Вотуру.
— Вскоре после одиннадцати сэр Морис Лоуз поднялся к себе в кабинет. Его задело, что новое приобретение не встретило у членов его семьи особого восторга. Остальные — так я полагаю? — отправились спать. Но вам, мистер Лоуз, не спалось. В час ночи вы встали, спустились в гостиную и позвонили Еве Нил.
Тоби, кивая в знак согласия, украдкой бросил взгляд на Еву — очень странный взгляд: как будто Тоби во что бы то ни стало хотелось что-то ей сказать, но он мучился и не решался.
Тоби теребил усики, а Ева смотрела прямо перед собой. Дермот поймал этот взгляд Тоби.
— Вы несколько минут говорили с ней по телефону. О чем вы говорили?
— А?
— Я спрашиваю, о чем вы говорили?
Тоби оторвал взгляд от Евы.
— Да разве упомнишь? Погодите-ка, да, вспомнил, — он вытер рот рукой. — Мы говорили о пьесе, которую смотрели в тот вечер.
Ева легонько улыбнулась.
— Пьеса была о проституции, — вставила она. — Тоби боялся, как бы она меня не шокировала. Эта тема тогда, очевидно, не давала ему покоя.
— Послушай-ка, — Тоби дернулся на стуле, стараясь овладеть собой. — Когда мы еще только обручились, я сам тебе сказал, что я тебя не стою, — помнишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24