И если больше ничего не хотите…
– Пить хочу. – Мил почему-то подумал, что мутанты проигнорируют и это желание, но оказался не прав.
– Пить? Хорошо. Но только после того, как вы скажете о своем решении. Было бы глупо поить вас просто так. Слишком трудно в наших условиях добывать воду. Так что?
В сообразительности, равно как и в манерах поведения, гадам не отказать. Стелют как по писаному. Неужто от Бига нахватались? Или очередные генные проказы? Воду им трудно добывать. Нечего было в такие трущобы забираться. Шахтеры недоделанные.
Мил как-то не слишком удобно чувствовал себя стоя. Может, сказывалась человеческая привычка находиться в более вертикальном положении. Может, от чего-то другого, но Мил решил, что сидя и беседа пойдет лучше.
– Я согласен принять ваше предложение. Я попытаюсь открыть проход. Не знаю как, даже не спрашивайте. Вы должны сами понимать, что люди могут не послушать слов говорящего животного. То, что вы хотите, довольно хлопотливое дело, и мне нужна будет помощь.
Это был первый пункт тщательно разработанного плана. Альвареза, в крови которого наверняка текла кровь старых звездных пиратов, еще вчера предложил назвать разработанную операцию кодовым словом. Естественно, никто не мог предложить ничего путного. Тогда тот же Альвареза, снисходительно поглядывая на товарищей, выдал великую фразу, которая, без всякого сомнения, долго будет гулять по джунглям, напоминая всем о великом уме орангутангов.
– Мы назовем операцию «Внедреж», ибо это красиво звучит и назидательно для потомков наших. – Спорить никто не стал, потому что спорить с Альварезой – джунгли не уважать.
Мутанты на первую часть тщательно разработанного жителями плана клюнули.
– Все, что от нас требуется…
– Я говорю не о вашей помощи. Хорош я буду, если стану шляться по джунглям в компании с вашими придурками.
– Ты бы. Чокнутый, поосторожнее с выражениями.
– Извиняюсь. С амбалами. Но смысл тот же, неприличный. Меня ж ни один житель близко к себе не подпустит, не говоря о Пришельцах.
Старики задумались. Мил слишком красочно нарисовал картину неприятия, чтобы проигнорировать ее.
– А что ты предлагаешь?
– Мне нужен напарник. А лучше – несколько напарников. Жители джунглей вполне подойдут для этой задачи.
От того, какой последует ответ, многое зависело. В жизни офицера часто случались случаи, когда противник совершал глупые ходы. Это игра. Кто-то должен ошибиться. Скажешь неверное слово, не так посмотришь – и ты в дураках. Можно сливать воду и готовиться на вечную пенсию. Но можно сделать все наоборот. Направить врага в верное русло, вовремя помочь не сбиться с нужного направления – и ты, как говорится, на корабле с якорем и флагом.
До стариков доходило довольно медленно. Мил не торопил, что со стариков взять? Если он на что-то рассчитывал, то только на их медлительность и тугодумие.
– То есть ты предлагаешь нам отпустить с тобой задержанных жителей? – Ишь ты как закрутили. Задержанных. Зеленый патруль, понимаешь.
– Совершенно верно.
На этот раз старики совещались еще дольше. Мил, как никто другой, представлял, как тяжело принимать решения, особенно когда дело касается интересов стаи.
– Мы считаем…
Иногда просто необходимо иметь наглую рожу, громкий голос и умение выпучивать глаза.
– Что значит – вы считаете! Меня, понимаешь, на смерть посылают, а они считают. Я же сказал, что в пекло без них не попрусь, и все тут. Хоть режьте, хоть вешайте меня.
Чем отличается человек от животного. Тем, что может взять на «ура». Именно это и случилось.
Мил предполагал, что его высказывания вызовут целую бурю споров и обсуждений. Но к его удивлению, ничего такого не случилось.
– Нам нужно посоветоваться.
Этого Мил не ожидал. Посоветоваться с кем? Не значит ли это, что существует еще Некто, кто направляет мутантов на их пути? Тогда кто этот неизвестный?
Мутанты в сопровождении помощников удалились из пещеры. Вернулись они минут через десять. Ответ последовал почти сразу же, как только Мил закрыл рот.
– Мы согласны. Как вы собираетесь осуществить задуманное?
С мутантами не соскучишься. Создается такое впечатление, что каждый из сидящих напротив мутантов по отдельности окончил университет где-нибудь на цивилизованной планете. Но в конце концов, какая разница, как они высказывают мысли, если все получилось.
– У меня нет определенного плана. Прибудем на место, осмотримся, посовещаемся. Там и решим. Дела так просто не делаются. Когда я смогу приступить?
– Как только мы выберем достойного представителя Проклятого народа для вашего сопровождения.
– Что?
– А чему ты удивляешься? Мы должны быть в курсе всех ваших дел. Не беспокойся. Наш представитель не будет вам обузой. Некоторые члены нашей стаи, впрочем, весьма незначительное их количество, обладают весьма незаметной в джунглях внешностью. Разве вы не убедились в этом, когда шли сюда? И не спорь больше с нами, Чокнутый. Мы и так пошли тебе навстречу. А уступки должны быть взаимными. Больше мы тебя не задерживаем. Тебя проводят.
Мил двинулся вслед за провожатыми в пещеру, которую мысленно уже называл камерой.
– Ну как? – естественный первый вопрос истомившихся от ожидания жителей.
Мил не стал слишком испытывать чужое терпение.
– Они согласились. – И, предупреждая всеобщее ликование, добавил: – Но с нами пойдет один из них. А, чего сникли? Я думал, вас обрадует эта новость? Нет ничего плохого в том, что один мутант некоторое время побудет с нами.
– Вот именно, – уточнил Родж, хищно обнажив клыки. – Только некоторое время.
Мил хотел добавить о непредвиденных способностях мутанта, но передумал. Может, и нет ничего в этом особенного и необычного? Наверняка самый обыкновенный мутант, какого можно запросто прикончить. А старики врут.
Проклятый народ выбирал достойнейшего почти двое суток. Все это время в пещеру-камеру исправно приносили воду, которая отдавала тухлятиной, и еду, от которой у Мила постоянно пучило живот, и он вынужден был отлеживаться в самом дальнем уголке пещеры. Больше всех страдал бедный Альвареза, желудок которого вообще был приспособлен только для поглощения растительной пищи. Каждый раз во время доставки пищи пещера оглашалась его истошными криками о несоблюдении правил содержания военнопленных. Мил просто покатывался со смеху, слыша оглушительное:
– Тащите бананы, сволочи! Апельсины давай!
Ему повезло только один раз, когда сверху сбросили пару гнилых диких яблок размером с кулак маленькой обезьяны. Этого оказалось достаточным, чтобы орангутанг совсем свихнулся от злости.
В те часы, когда желудок Мила находился в относительном спокойствии, он лежал возле решетки и негромко переговаривался с Роджем. В последнее время он все больше убеждался, что серый странник слишком развит даже для жителя. Волк высказывал такие передовые идеи в развитии цивилизации, что даже Мил приходил в смущение от собственной тупости. Но здесь ничего поделать было нельзя. Работа полицейского слишком узкоспецифична. Найти и доставить по назначению. И желательно в живом виде. А всякая там политика для тех, кто любит протирать штаны.
Мил рассказывал о себе, о тех мирах, где довелось побывать ему за свою недолгую жизнь, о тех новых замечательных предметах, которые служили ему и другим людям. Родж чаще всего не верил и называл Чокнутого – чокнутым. И тогда за Мила заступалась Шейла, которая всегда оказывалась поблизости. Бедная девочка верила всему, что говорил Мил, не сомневаясь ни на секунду в истинности его слов. В конце концов серому страннику надоело выслушивать перекрестные обвинения в свой адрес, и он справедливо решил, что:
– Вот пусть девчонка и выслушивает твои бредни, – и удалился к Квару, чтобы обсудить насущные проблемы.
Обычно после этого Шейла тихо исчезала, оставляя Мила наедине с камерой и решеткой. Но в конце второго дня, когда все уже просто исходили от вынужденного безделья и некалорийной пищи, Шейла осталась. Мил лежал, почти прижавшись мордой к металлу, и слушал ее дыхание. Странное дело, иногда ему очень хотелось, чтобы Шейла всегда была рядом. Ее присутствие придавало ему силы, скрашивало грусть. Он мог бы попросить ее об этом, но постоянно помнил обидные слова Квара об альбиносах.
– Чокнутый, я могу спросить тебя? – Мил почувствовал, как морда пантеры приблизилась почти вплотную.
– Все что угодно.
– Когда ты был человеком, у тебя была самка?
Господи, ну о чем еще может спросить единственная молодая самка-пантера у единственного молодого самца? Самый популярный вопрос во всей вселенной. А был ли у тебя кто-то до меня? А ведь придется безбожно врать, чтобы не нанести урон психике юного, ранимого создания.
– Когда я был человеком, я менял их как перчатки. До задания, во время задания и, естественно, после задания. Если везло – вместо задания.
Шейла была рада, что Чокнутый не видел ее в темноте. Он, дурак, не понимал, что своим враньем только разжигает ее интерес. Конечно, в становище отца она не раз встречала молодых самцов. Некоторые уже заигрывали с ней. Но все это было не то. Ей хотелось не просто найти пару и выносить детеныша. Шейла хотела чего-то большего. По ночам ее сердце щемило от необъяснимой тоски, про которую отец говорил, что это зов предков. Но если предки – люди, то, должно быть, это чувство и есть их зов? С тех пор, когда она впервые увидела Чокнутого в теле пантеры, она испугалась. Чего? Она до сих пор не знает ответа. Вроде был человек, который мог ласкать ее загривок гибкими ласковыми пальцами. Который мог часами сидеть и смотреть на нее ничего не соображающими глазами. Но вдруг появился он.
Шейла долгое время присматривалась к Чокнутому, старалась понять, какие чувства пробуждаются в ней, когда она смотрит на эту белую шкуру. На сильные мышцы, на длинные упругие усы. И лишь совсем недавно она поняла. Шейла любовалась им. И ей были нипочем законы племени. Пусть, пусть Чокнутый альбинос и не имеет права на потомство. Но он такой красивый. Рядом с ним так спокойно. И еще он очень смешно врет.
– Ты врешь?
– Да. Я вру.
– Зачем?
– Правда не всегда служит пользе дела. Ты только это хотела спросить?
– Нет. Я хотела спросить… Ириза недавно мне сказала, что испытывает к тебе любовь. А когда я спросила у нее, что это, она ответила, что точно не знает, но старики будто бы утверждают, что без любви раньше нельзя было жить. Это так?
Мил даже в самом фантастичном сне не мог представить, что ему придется впервые в жизни объяснять, простите, животному, тем более самке, что такое есть в человеческом понятии любовь. В общем-то он и сам не совсем точно представлял, что означает это слово, а уж объяснить…
– Любовь… Ну, это когда самец и самка…
Раздавшийся почти над самым ухом голос мутанта избавил Мила от обязанности объяснять Шейле значение чувства, о котором он и сам имел весьма смутное представление.
– Время пришло.
Насколько мог разбираться Мил, у всех мутантов был однообразный голос. Если по внешнему виду Проклятый народ хоть как-то различался друг от друга, то голосами никак. Наверное, что-то со связками.
То место, куда его привели, ничуть не напоминало те темные пещеры и переходы, которые встречались ранее. То есть пещера – она и осталась пещерой, но боковые стороны были изрезаны многочисленными отверстиями, через которые проникал хоть и не слишком яркий, но свет. В самом центре этого освещенного зала возвышалось что-то наподобие подиума, на котором восседали уже знакомые Милу старики-мутанты. А вокруг, кажется, собрались все представители Проклятого народа. Мил мысленно прикинул их количество и пришел к выводу, что здесь присутствуют несколько сотен мутантов. Достаточно много, чтобы без особых проблем поставить все джунгли на колени. Но что их останавливает? Вопрос, на который не хочется искать ответа.
Его остановили, оставили на некоторое время в одиночестве. Но вскоре показались остальные жители, которых без лишних разговоров присоединили к его компании. Затем их, уже всех вместе, подогнали к самому возвышению и оставили в относительном покое. Плотная толпа мутантов замерла в пяти шагах. Несколько раз Мил ловил не слишком приятные взгляды, отдающие душком гастрономии, но пока их не трогали. Мил был уверен, что раз он и его друзья необходимы Проклятому народу, с ними ничего не случится. Но инстинкты животного, которые в последнее время стали просыпаться в нем с неудержимой скоростью, не переносили присутствия поблизости врага. Мил довольно успешно справлялся с этим чувством, чего нельзя сказать об остальных жителях. Мил видел, как нервничают пантеры, как вздыбилась шерсть на загривке у Роджа. Пожалуй, только Альвареза и медведь находились в спокойном безразличии к происходящему. Первый, потому что выдохся в камере, разглагольствуя о безживотности приютивших их хозяев. Бобо – только по одному ему известным причинам, но Мил заметил про себя, что пещерному медведю нужен только предлог, чтобы ввязаться в драку и поработать мощными лапами и челюстями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Пить хочу. – Мил почему-то подумал, что мутанты проигнорируют и это желание, но оказался не прав.
– Пить? Хорошо. Но только после того, как вы скажете о своем решении. Было бы глупо поить вас просто так. Слишком трудно в наших условиях добывать воду. Так что?
В сообразительности, равно как и в манерах поведения, гадам не отказать. Стелют как по писаному. Неужто от Бига нахватались? Или очередные генные проказы? Воду им трудно добывать. Нечего было в такие трущобы забираться. Шахтеры недоделанные.
Мил как-то не слишком удобно чувствовал себя стоя. Может, сказывалась человеческая привычка находиться в более вертикальном положении. Может, от чего-то другого, но Мил решил, что сидя и беседа пойдет лучше.
– Я согласен принять ваше предложение. Я попытаюсь открыть проход. Не знаю как, даже не спрашивайте. Вы должны сами понимать, что люди могут не послушать слов говорящего животного. То, что вы хотите, довольно хлопотливое дело, и мне нужна будет помощь.
Это был первый пункт тщательно разработанного плана. Альвареза, в крови которого наверняка текла кровь старых звездных пиратов, еще вчера предложил назвать разработанную операцию кодовым словом. Естественно, никто не мог предложить ничего путного. Тогда тот же Альвареза, снисходительно поглядывая на товарищей, выдал великую фразу, которая, без всякого сомнения, долго будет гулять по джунглям, напоминая всем о великом уме орангутангов.
– Мы назовем операцию «Внедреж», ибо это красиво звучит и назидательно для потомков наших. – Спорить никто не стал, потому что спорить с Альварезой – джунгли не уважать.
Мутанты на первую часть тщательно разработанного жителями плана клюнули.
– Все, что от нас требуется…
– Я говорю не о вашей помощи. Хорош я буду, если стану шляться по джунглям в компании с вашими придурками.
– Ты бы. Чокнутый, поосторожнее с выражениями.
– Извиняюсь. С амбалами. Но смысл тот же, неприличный. Меня ж ни один житель близко к себе не подпустит, не говоря о Пришельцах.
Старики задумались. Мил слишком красочно нарисовал картину неприятия, чтобы проигнорировать ее.
– А что ты предлагаешь?
– Мне нужен напарник. А лучше – несколько напарников. Жители джунглей вполне подойдут для этой задачи.
От того, какой последует ответ, многое зависело. В жизни офицера часто случались случаи, когда противник совершал глупые ходы. Это игра. Кто-то должен ошибиться. Скажешь неверное слово, не так посмотришь – и ты в дураках. Можно сливать воду и готовиться на вечную пенсию. Но можно сделать все наоборот. Направить врага в верное русло, вовремя помочь не сбиться с нужного направления – и ты, как говорится, на корабле с якорем и флагом.
До стариков доходило довольно медленно. Мил не торопил, что со стариков взять? Если он на что-то рассчитывал, то только на их медлительность и тугодумие.
– То есть ты предлагаешь нам отпустить с тобой задержанных жителей? – Ишь ты как закрутили. Задержанных. Зеленый патруль, понимаешь.
– Совершенно верно.
На этот раз старики совещались еще дольше. Мил, как никто другой, представлял, как тяжело принимать решения, особенно когда дело касается интересов стаи.
– Мы считаем…
Иногда просто необходимо иметь наглую рожу, громкий голос и умение выпучивать глаза.
– Что значит – вы считаете! Меня, понимаешь, на смерть посылают, а они считают. Я же сказал, что в пекло без них не попрусь, и все тут. Хоть режьте, хоть вешайте меня.
Чем отличается человек от животного. Тем, что может взять на «ура». Именно это и случилось.
Мил предполагал, что его высказывания вызовут целую бурю споров и обсуждений. Но к его удивлению, ничего такого не случилось.
– Нам нужно посоветоваться.
Этого Мил не ожидал. Посоветоваться с кем? Не значит ли это, что существует еще Некто, кто направляет мутантов на их пути? Тогда кто этот неизвестный?
Мутанты в сопровождении помощников удалились из пещеры. Вернулись они минут через десять. Ответ последовал почти сразу же, как только Мил закрыл рот.
– Мы согласны. Как вы собираетесь осуществить задуманное?
С мутантами не соскучишься. Создается такое впечатление, что каждый из сидящих напротив мутантов по отдельности окончил университет где-нибудь на цивилизованной планете. Но в конце концов, какая разница, как они высказывают мысли, если все получилось.
– У меня нет определенного плана. Прибудем на место, осмотримся, посовещаемся. Там и решим. Дела так просто не делаются. Когда я смогу приступить?
– Как только мы выберем достойного представителя Проклятого народа для вашего сопровождения.
– Что?
– А чему ты удивляешься? Мы должны быть в курсе всех ваших дел. Не беспокойся. Наш представитель не будет вам обузой. Некоторые члены нашей стаи, впрочем, весьма незначительное их количество, обладают весьма незаметной в джунглях внешностью. Разве вы не убедились в этом, когда шли сюда? И не спорь больше с нами, Чокнутый. Мы и так пошли тебе навстречу. А уступки должны быть взаимными. Больше мы тебя не задерживаем. Тебя проводят.
Мил двинулся вслед за провожатыми в пещеру, которую мысленно уже называл камерой.
– Ну как? – естественный первый вопрос истомившихся от ожидания жителей.
Мил не стал слишком испытывать чужое терпение.
– Они согласились. – И, предупреждая всеобщее ликование, добавил: – Но с нами пойдет один из них. А, чего сникли? Я думал, вас обрадует эта новость? Нет ничего плохого в том, что один мутант некоторое время побудет с нами.
– Вот именно, – уточнил Родж, хищно обнажив клыки. – Только некоторое время.
Мил хотел добавить о непредвиденных способностях мутанта, но передумал. Может, и нет ничего в этом особенного и необычного? Наверняка самый обыкновенный мутант, какого можно запросто прикончить. А старики врут.
Проклятый народ выбирал достойнейшего почти двое суток. Все это время в пещеру-камеру исправно приносили воду, которая отдавала тухлятиной, и еду, от которой у Мила постоянно пучило живот, и он вынужден был отлеживаться в самом дальнем уголке пещеры. Больше всех страдал бедный Альвареза, желудок которого вообще был приспособлен только для поглощения растительной пищи. Каждый раз во время доставки пищи пещера оглашалась его истошными криками о несоблюдении правил содержания военнопленных. Мил просто покатывался со смеху, слыша оглушительное:
– Тащите бананы, сволочи! Апельсины давай!
Ему повезло только один раз, когда сверху сбросили пару гнилых диких яблок размером с кулак маленькой обезьяны. Этого оказалось достаточным, чтобы орангутанг совсем свихнулся от злости.
В те часы, когда желудок Мила находился в относительном спокойствии, он лежал возле решетки и негромко переговаривался с Роджем. В последнее время он все больше убеждался, что серый странник слишком развит даже для жителя. Волк высказывал такие передовые идеи в развитии цивилизации, что даже Мил приходил в смущение от собственной тупости. Но здесь ничего поделать было нельзя. Работа полицейского слишком узкоспецифична. Найти и доставить по назначению. И желательно в живом виде. А всякая там политика для тех, кто любит протирать штаны.
Мил рассказывал о себе, о тех мирах, где довелось побывать ему за свою недолгую жизнь, о тех новых замечательных предметах, которые служили ему и другим людям. Родж чаще всего не верил и называл Чокнутого – чокнутым. И тогда за Мила заступалась Шейла, которая всегда оказывалась поблизости. Бедная девочка верила всему, что говорил Мил, не сомневаясь ни на секунду в истинности его слов. В конце концов серому страннику надоело выслушивать перекрестные обвинения в свой адрес, и он справедливо решил, что:
– Вот пусть девчонка и выслушивает твои бредни, – и удалился к Квару, чтобы обсудить насущные проблемы.
Обычно после этого Шейла тихо исчезала, оставляя Мила наедине с камерой и решеткой. Но в конце второго дня, когда все уже просто исходили от вынужденного безделья и некалорийной пищи, Шейла осталась. Мил лежал, почти прижавшись мордой к металлу, и слушал ее дыхание. Странное дело, иногда ему очень хотелось, чтобы Шейла всегда была рядом. Ее присутствие придавало ему силы, скрашивало грусть. Он мог бы попросить ее об этом, но постоянно помнил обидные слова Квара об альбиносах.
– Чокнутый, я могу спросить тебя? – Мил почувствовал, как морда пантеры приблизилась почти вплотную.
– Все что угодно.
– Когда ты был человеком, у тебя была самка?
Господи, ну о чем еще может спросить единственная молодая самка-пантера у единственного молодого самца? Самый популярный вопрос во всей вселенной. А был ли у тебя кто-то до меня? А ведь придется безбожно врать, чтобы не нанести урон психике юного, ранимого создания.
– Когда я был человеком, я менял их как перчатки. До задания, во время задания и, естественно, после задания. Если везло – вместо задания.
Шейла была рада, что Чокнутый не видел ее в темноте. Он, дурак, не понимал, что своим враньем только разжигает ее интерес. Конечно, в становище отца она не раз встречала молодых самцов. Некоторые уже заигрывали с ней. Но все это было не то. Ей хотелось не просто найти пару и выносить детеныша. Шейла хотела чего-то большего. По ночам ее сердце щемило от необъяснимой тоски, про которую отец говорил, что это зов предков. Но если предки – люди, то, должно быть, это чувство и есть их зов? С тех пор, когда она впервые увидела Чокнутого в теле пантеры, она испугалась. Чего? Она до сих пор не знает ответа. Вроде был человек, который мог ласкать ее загривок гибкими ласковыми пальцами. Который мог часами сидеть и смотреть на нее ничего не соображающими глазами. Но вдруг появился он.
Шейла долгое время присматривалась к Чокнутому, старалась понять, какие чувства пробуждаются в ней, когда она смотрит на эту белую шкуру. На сильные мышцы, на длинные упругие усы. И лишь совсем недавно она поняла. Шейла любовалась им. И ей были нипочем законы племени. Пусть, пусть Чокнутый альбинос и не имеет права на потомство. Но он такой красивый. Рядом с ним так спокойно. И еще он очень смешно врет.
– Ты врешь?
– Да. Я вру.
– Зачем?
– Правда не всегда служит пользе дела. Ты только это хотела спросить?
– Нет. Я хотела спросить… Ириза недавно мне сказала, что испытывает к тебе любовь. А когда я спросила у нее, что это, она ответила, что точно не знает, но старики будто бы утверждают, что без любви раньше нельзя было жить. Это так?
Мил даже в самом фантастичном сне не мог представить, что ему придется впервые в жизни объяснять, простите, животному, тем более самке, что такое есть в человеческом понятии любовь. В общем-то он и сам не совсем точно представлял, что означает это слово, а уж объяснить…
– Любовь… Ну, это когда самец и самка…
Раздавшийся почти над самым ухом голос мутанта избавил Мила от обязанности объяснять Шейле значение чувства, о котором он и сам имел весьма смутное представление.
– Время пришло.
Насколько мог разбираться Мил, у всех мутантов был однообразный голос. Если по внешнему виду Проклятый народ хоть как-то различался друг от друга, то голосами никак. Наверное, что-то со связками.
То место, куда его привели, ничуть не напоминало те темные пещеры и переходы, которые встречались ранее. То есть пещера – она и осталась пещерой, но боковые стороны были изрезаны многочисленными отверстиями, через которые проникал хоть и не слишком яркий, но свет. В самом центре этого освещенного зала возвышалось что-то наподобие подиума, на котором восседали уже знакомые Милу старики-мутанты. А вокруг, кажется, собрались все представители Проклятого народа. Мил мысленно прикинул их количество и пришел к выводу, что здесь присутствуют несколько сотен мутантов. Достаточно много, чтобы без особых проблем поставить все джунгли на колени. Но что их останавливает? Вопрос, на который не хочется искать ответа.
Его остановили, оставили на некоторое время в одиночестве. Но вскоре показались остальные жители, которых без лишних разговоров присоединили к его компании. Затем их, уже всех вместе, подогнали к самому возвышению и оставили в относительном покое. Плотная толпа мутантов замерла в пяти шагах. Несколько раз Мил ловил не слишком приятные взгляды, отдающие душком гастрономии, но пока их не трогали. Мил был уверен, что раз он и его друзья необходимы Проклятому народу, с ними ничего не случится. Но инстинкты животного, которые в последнее время стали просыпаться в нем с неудержимой скоростью, не переносили присутствия поблизости врага. Мил довольно успешно справлялся с этим чувством, чего нельзя сказать об остальных жителях. Мил видел, как нервничают пантеры, как вздыбилась шерсть на загривке у Роджа. Пожалуй, только Альвареза и медведь находились в спокойном безразличии к происходящему. Первый, потому что выдохся в камере, разглагольствуя о безживотности приютивших их хозяев. Бобо – только по одному ему известным причинам, но Мил заметил про себя, что пещерному медведю нужен только предлог, чтобы ввязаться в драку и поработать мощными лапами и челюстями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54