Вся компания сидела за столом, когда Холл появился в дверях и произнес:
— Простите, шериф, вас можно на одну минуту?
Шериф, что-то дожевывая, поднялся и вышел на солнцепек.
— Обратите внимание, — сказал ему Холл. — Это машина вашего друга Гэвина. А это его очки. Видите, все в крови. Дело в том, что я только что его застрелил. У себя в школе. Он ко мне заехал, и мы с ним поссорились. Да, там был еще другой — и его тоже. И вообще, я решил искоренить вашу банду, которая сверхъестественно задевает мое больное самолюбие. Нет, движений никаких делать не надо. Я вижу, вы без оружия. Что же вы, шериф. Сейчас я сяду в машину и тихонько поеду, а вы пройдите со мной метров этак сто — чтобы не возникло соблазна сбегать домой и пальнуть мне в спину. Ваших друзей я жду у себя.
И Холл медленно тронулся, а шериф угрюмо поплелся рядом.
— Вот еще что, шериф. Кантора сейчас нет в городе, он ни о чем не знает, так что его оставьте в покое. Должен же у вас остаться хоть один учитель.
После этого Холл уехал и в зеркало заднего вида успел увидеть, как шериф со всех ног припустил обратно по улице, мимо спящих в теньке собак.
— Кантор, где ты там, — позвал Холл. Он отогнал машину подальше и подошел к дому пешком. — Иди сюда. Шерифа я постарался довести до белого каления, не знаю, как получилось, но, думаю, скоро все это вахлачье примчится сюда. Моли бога, чтобы они не стали размышлять — если засомневаются хоть на минуту, нам крышка.
Кроме полуторакилометрового прибрежного откоса, зарослей лозняка и ельника, дом Кобли (а равно и школу) отделяла от реки еще и ложбина, которую талые снега и дожди мало-помалу углубляли в заправский овраг, сворачивающий к Тойве.
— Вот там сядь, над овражком, в елках, а я устроюсь около дома. Сиди тихо, стреляй только если они начнут отходить за школу. Но это вряд ли... Дождись, пока они залягут в этой лощинке, там сам увидишь, что делать. Граната у нас одна — ах, черт, была бы вторая... Вроде едут? Нет? Ну ладно, с богом.
Холл сидел на крылечке и разминал сигарету, когда с проселка, ведущего от города к пристани, свернули и подлетели к дому два джипа с триплексами, опущенными на капоты и густо ощетиненные стволами — в каждом сидело по шесть человек, гэвиновская гвардия прибыла в полном составе. Холл отложил сигарету, взял в зубы кольцо, дернул, со звоном слетел рычаг, рубчатое тельце керамической лимонки описало уставную дугу и плюхнулось на колени человеку, сидевшему рядом с водителем левой от Холла машины.
Ахнуло, косая вспышка плеснула почему-то в сторону, джип обратился в черный каркас, облепленный лохмотьями, опрокинулся на бок, напомнив Холлу вставшую на ребро монету, и задымил бензиновым костром.
Со второго джипа народ моментально попрыгал в траву, шофер успел выдернуть ключ, а уж тормоза — ничего не поделаешь, надо было изловчиться прихватить автомат, так что машина мирно катилась и катилась, пока не уткнулась радиатором в стену дома.
Холл мысленно послал ей проклятие — дурацкая коробка наполовину закрыла ему видимость, приходилось стрелять наобум под колеса, а зайдут за школу — пиши пропало. Стрельба трещала пока беспорядочно, и Холл отполз от крыльца, обежал дом и пару раз пальнул с другого угла — хрен редьки не слаще, теперь не было видно, что творится напротив овражка.
Делать нечего, пришлось рискнуть шкурой всерьез, выскочить из-за прикрытия и залечь под колесами, два тут же сели осями на землю, вот спасибо; доблестные мстители сажали гостинцы в необъятные коблевские бревна в непосредственной близости о головы Холла, он откатился назад — хорошо, низина, — втолкнул на место новую обойму. Господи, сейчас они пристреляются.
Но тут кто-то сообразил, что от взбесившегося учителя можно отделаться гораздо дешевле. Пятеро воинов, прикрывая один другого, перебежали в вожделенную лощину, шестой остался бездыханно лежать в двух шагах от того места, где он соскочил с джипа. Скрывшись за природным бруствером, пятерка, посовещавшись, разделилась — двое направились вниз, к Тойве, чтобы зайти Холлу в тыл, двое продолжали прижимать его к дому, а один, задрав пятнистую куртку, вытащил гранату — солидный «огнетушитель» на длинной деревянной ручке — прикинул расстояние и сорвал чеку.
Все это было прекрасно, но никто из них не думал о том, что на их спины, перекрещенные подтяжками и облаченные в разноцветный камуфляж, меж еловых ветвей с грустью смотрит Кантор Мартиньяк. В нем до последней минуты жила безумная надежда как-то договориться, но, завидев «огнетушитель», он понял, что надеяться больше не на что. Кантор согнул палец, и явившаяся из тьмы варварских веков машина затрясла его щуплую фигуру.
Все закончилось в пять секунд. По склону заскакали пыльные фонтаны, кто-то, упав на колени, обернул к Кантору разверстую в безмолвном вопле пасть, кто-то просто уронил голову и съехал на дно оврага; тесня подружек, покатилась по слежавшейся хвое последняя гильза, а спустя отмеренные мгновения поднялся песчаный столб, расшвырял и засыпал тела.
Отряхивая плечи и волосы, Кантор выбрался из ельника; Холл, со своей стороны, тоже поднялся, подошел и посмотрел на полупогребенные взрывом трупы. Он кивнул:
— Вот уж действительно борьба за всеобщее среднее образование.
Но тут с Кантором произошло что-то непонятное. Он подбежал к Холлу, бросил винтовку и почти завизжал:
— Что я наделал? Что мы наделали? У меня во вторник должен быть урок, я должен был им рассказывать о древней Индии! А что теперь? Куда мы теперь?
Холл, не говоря ни слова, оторвал его от себя и пошел к школе. Кантор побрел за ним.
Гэвин все еще лежал в проходе, касаясь порога костяшками руки. Глаза его были открыты, рот — тоже. Нагнувшись, Холл разорвал на нем рубашку, открыв черный запекшийся кратер над ключицей, достал трехбороздчатый дарханский кинжал и всадил его в мертвую шею.
— Это еще зачем? — обреченно спросил Кантор.
— Надо срочно ехать к Барку, — ответил Холл, ворочая лезвием в остывшей плоти и нащупывая острием сочленения позвонков. — Этот вот был реалист. Будем надеяться, что его противник окажется романтиком. Хотя уже оказанная услуга гроша ломаного не стоит, а все-таки не с пустыми руками явлюсь.
— Я поеду с тобой.
— Не валяй дурака, он, может, и разговаривать не захочет. Где его очки? Да, у меня. Послушай, дай какой-нибудь пакетик.
Сев в свой «форд» системы «с миру по нитке». Холл сказал:
— План все тот же. Забери вещи и жди меня на развилке. Если до вечера не приду, помнишь — до Монтерея или до Пармы, и подальше от реки. Не поминай лихом.
Стивен Барк, мэр Эдмонтона, более всего походил на ковбоя с рекламы «Мальборо» — с той лишь разницей, что в его исполнении ковбой этот постарел лет на тридцать, сохранив при том и красную физиономию, и медно-рыжие усы.
Он только что вернулся откуда-то — из Джефферсона, конечно, куда еще можно было здесь ездить, — и ему, видимо, едва успели сказать, что Гэвинова компания поехала на расправу с учителем и там что-то шумно, как пожаловал Холл. Он оставил сверток на сидении машины и направился к мэру через двор; Барк и его помощники смотрели на него не без интереса.
— Здравствуйте, Стив, вы не могли бы мне уделить несколько минут?
Они вошли в дом, в ту его часть, где помещался кабинет — с флагом, столом, двумя телефонами, тремя венскими стульями и креслом. Холл стащил с головы кепку, присел и заговорил так:
— Мэр, школа испытывает значительные трудности. У нас нет учебников. Пишем мы на старых полевых блокнотах, и тетрадей взять неоткуда. И так далее. Это одно. Второе вот что — в Монтерее ввели один учебный канал, и в Джефферсоне его принимают, а если поставить ретранслятор, то можно было бы и у нас. Неужели ничего нельзя сделать? Стив, наши дети растут дикарями.
— Ретранслятор, — пробурчал Барк и с треском выдвинул один из ящиков стола. — Знаете, что это у меня в руке? Это закладные. Вот, смотрите — Скотопромышленная корпорация, сахарный завод, зерносушилки и все прочее; следующий урожай — не этот, Холл, а следующий — весь закуплен. А долгоносик? А ссуда? Ретранслятор. Не будет пока ретранслятора, учитель, уж обходитесь своими силами. Года, может быть, через два.
— Стивен, я знаю, вы много делаете для города, я поддерживаю вашу борьбу и в знак уважения и в залог нашей дальнейшей дружбы хочу сделать вам небольшой подарок. Разрешите, я схожу...
— Нет, лучше посидите. Простите, Холл, сами понимаете, обстановка.
Барк подошел к окну:
— Гэйб! Что там в машине, неси сюда.
Гэйб вошел довольно бледный, и на свет божий явилось то, что осталось от Гэвина. Холл аккуратно поправил на нем очки. Барк медленно поднялся, его кресло со стуком упало.
— Он умер, — объяснил Холл. — Да, приехал ко мне в школу и умер. Примите мои поздравления, Стив, в Эдмонтоне установилась однопартийная система.
Сейчас он меня пристрелит, подумал тогда Холл, вот сейчас он вынет свой образца двадцать восьмого года. И, наверное, правильно сделает.
Но мысли Стивена Барка повернули в другое русло.
— Гэйб, собирай всех, живо, — распорядился он. — Бегом! Мне понятна ваша тактика. Холл, не знаю, с кем вы там сговорились, но вы хотите, чтобы его люди накрыли тут меня с этой штукой на столе — хорошо.
— Его люди уже никого не накроют, Стив. Они, видите ли, тоже все умерли. Такое бывает. Вы пошлите кого-нибудь к школе посмотреть, а пока он будет ездить, предложите мне кофе, вон у вас банка стоит.
Шериф сделал выводы гораздо раньше мэра. Он доехал до школы, оценил ситуацию и люто выругал и Гэвина, и всех дураков, загипнотизированных безобидностью слова «учитель». На сумасшедшей скорости вернувшись в город, он услал жену и детей к соседям, постоял среди дома, потом придвинул к дверям комод в ложноклассическим стиле, вооружился квадратной флягой можжевеловки, сел на стул, поставил винтовку между колен и предоставил все судьбе.
В самом деле, примерно через час перед домом собрался народ — в большом числе сторонники мэра, — а чуть позже подъехал и сам лидер.
— Стивен, не подходите, — крикнул шериф, сам не очень веря своим словам. — Если кто-нибудь из ваших сделает шаг к двери, я буду стрелять.
Тогда из машины Барка вышел так хорошо знакомый шерифу долговязый учитель и приблизился до половины критического расстояния.
— Шериф, — весело спросил он, — от кого это вы собрались обороняться? Тут пришли горожане, которые хотят вас поздравить — наконец-то вам удалось покончить с шайкой Гэвина, терроризировавшей население. Это целиком ваша заслуга! Выходите, шериф, и мы с вами пойдем на почту и дадим телеграмму. У меня в Монтерее есть один хороший знакомый, его фамилия Ромодановский, он генерал-губернатор Территории и будет очень рад.
Шериф выслушал эту речь, и его прошиб пот.
— Стивен, это правда? — севшим голосом спросил он.
— Правда, — ответил мэр.
Опрокидывая фикусы и гортензии, шериф вылез в окно и, все еще не выпуская винтовки, подошел к Холлу.
— Представительство непременно выплатит вам премию, — сказал учитель. — Надеюсь, вы пожертвуете малую толику на нужды школы. А сейчас скажите что-нибудь людям, видите их сколько, даже ваша жена.
Весенний день с солнцем и всем очарованием распахнулся для шерифа, мысли перепутались, предохранители сгорели, и страж закона произнес такую фразу:
— Наша администрация своим руководством всегда была оплотом демократии, и таковым останется вовеки.
Холла избрали в муниципалитет и приходской совет, ему поручили силы самообороны, с шерифом с тех пор он был в наилучших отношениях. Кантор закатил страшнейшую истерику, хотел все бросить и уйти, несколько дней отказывался разговаривать, но потом успокоился.
Однако чудеса памяти Гэвина на этом отнюдь не закончились. Несколько позабытая в суматохе Сабина Ричмонд сделала свои собственные умозаключения и тоже приступила к действиям. Во вторник, после занятий, она — с вымытой шеей, в желтой майке, джинсах и откуда-то взявшихся босоножках на шпильках — остановилась перед Холлом, сидевшим за столом и с вызовом спросила:
— Учитель Холл, вы это сделали ради меня?
Неудачник Ричмонд беспрестанно изобретал то ли инерционную мельницу, то ли стандартный вечный двигатель, а к этой породе Холл относился с недоверием. Он отложил ручку и ответил так:
— В общем — нет, но в частности — да, из-за тебя.
— Вас могли убить, — продолжала Сабина в том же тоне.
— Меня и сейчас могут убить, — он и в самом деле уже стал жалеть, что прорубил в этом учебном сарае столько окон. — Слушай, чего ты хочешь?
— Хм! — сказала она. — Я, может быть, хочу вас отблагодарить.
— Интересно, как же?
— Как пожелаете.
Холл задумчиво посмотрел в сторону. На прославленной кафедре лежали ветки, на которых он сегодня демонстрировал малышам типы листорасположения. Плотники, работавшие на пристани, могли с удивлением наблюдать необычную сцену — из школы с визгом вылетела ныне легендарная героиня, а за ней по пятам гнался учитель, хлеща ее хворостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Простите, шериф, вас можно на одну минуту?
Шериф, что-то дожевывая, поднялся и вышел на солнцепек.
— Обратите внимание, — сказал ему Холл. — Это машина вашего друга Гэвина. А это его очки. Видите, все в крови. Дело в том, что я только что его застрелил. У себя в школе. Он ко мне заехал, и мы с ним поссорились. Да, там был еще другой — и его тоже. И вообще, я решил искоренить вашу банду, которая сверхъестественно задевает мое больное самолюбие. Нет, движений никаких делать не надо. Я вижу, вы без оружия. Что же вы, шериф. Сейчас я сяду в машину и тихонько поеду, а вы пройдите со мной метров этак сто — чтобы не возникло соблазна сбегать домой и пальнуть мне в спину. Ваших друзей я жду у себя.
И Холл медленно тронулся, а шериф угрюмо поплелся рядом.
— Вот еще что, шериф. Кантора сейчас нет в городе, он ни о чем не знает, так что его оставьте в покое. Должен же у вас остаться хоть один учитель.
После этого Холл уехал и в зеркало заднего вида успел увидеть, как шериф со всех ног припустил обратно по улице, мимо спящих в теньке собак.
— Кантор, где ты там, — позвал Холл. Он отогнал машину подальше и подошел к дому пешком. — Иди сюда. Шерифа я постарался довести до белого каления, не знаю, как получилось, но, думаю, скоро все это вахлачье примчится сюда. Моли бога, чтобы они не стали размышлять — если засомневаются хоть на минуту, нам крышка.
Кроме полуторакилометрового прибрежного откоса, зарослей лозняка и ельника, дом Кобли (а равно и школу) отделяла от реки еще и ложбина, которую талые снега и дожди мало-помалу углубляли в заправский овраг, сворачивающий к Тойве.
— Вот там сядь, над овражком, в елках, а я устроюсь около дома. Сиди тихо, стреляй только если они начнут отходить за школу. Но это вряд ли... Дождись, пока они залягут в этой лощинке, там сам увидишь, что делать. Граната у нас одна — ах, черт, была бы вторая... Вроде едут? Нет? Ну ладно, с богом.
Холл сидел на крылечке и разминал сигарету, когда с проселка, ведущего от города к пристани, свернули и подлетели к дому два джипа с триплексами, опущенными на капоты и густо ощетиненные стволами — в каждом сидело по шесть человек, гэвиновская гвардия прибыла в полном составе. Холл отложил сигарету, взял в зубы кольцо, дернул, со звоном слетел рычаг, рубчатое тельце керамической лимонки описало уставную дугу и плюхнулось на колени человеку, сидевшему рядом с водителем левой от Холла машины.
Ахнуло, косая вспышка плеснула почему-то в сторону, джип обратился в черный каркас, облепленный лохмотьями, опрокинулся на бок, напомнив Холлу вставшую на ребро монету, и задымил бензиновым костром.
Со второго джипа народ моментально попрыгал в траву, шофер успел выдернуть ключ, а уж тормоза — ничего не поделаешь, надо было изловчиться прихватить автомат, так что машина мирно катилась и катилась, пока не уткнулась радиатором в стену дома.
Холл мысленно послал ей проклятие — дурацкая коробка наполовину закрыла ему видимость, приходилось стрелять наобум под колеса, а зайдут за школу — пиши пропало. Стрельба трещала пока беспорядочно, и Холл отполз от крыльца, обежал дом и пару раз пальнул с другого угла — хрен редьки не слаще, теперь не было видно, что творится напротив овражка.
Делать нечего, пришлось рискнуть шкурой всерьез, выскочить из-за прикрытия и залечь под колесами, два тут же сели осями на землю, вот спасибо; доблестные мстители сажали гостинцы в необъятные коблевские бревна в непосредственной близости о головы Холла, он откатился назад — хорошо, низина, — втолкнул на место новую обойму. Господи, сейчас они пристреляются.
Но тут кто-то сообразил, что от взбесившегося учителя можно отделаться гораздо дешевле. Пятеро воинов, прикрывая один другого, перебежали в вожделенную лощину, шестой остался бездыханно лежать в двух шагах от того места, где он соскочил с джипа. Скрывшись за природным бруствером, пятерка, посовещавшись, разделилась — двое направились вниз, к Тойве, чтобы зайти Холлу в тыл, двое продолжали прижимать его к дому, а один, задрав пятнистую куртку, вытащил гранату — солидный «огнетушитель» на длинной деревянной ручке — прикинул расстояние и сорвал чеку.
Все это было прекрасно, но никто из них не думал о том, что на их спины, перекрещенные подтяжками и облаченные в разноцветный камуфляж, меж еловых ветвей с грустью смотрит Кантор Мартиньяк. В нем до последней минуты жила безумная надежда как-то договориться, но, завидев «огнетушитель», он понял, что надеяться больше не на что. Кантор согнул палец, и явившаяся из тьмы варварских веков машина затрясла его щуплую фигуру.
Все закончилось в пять секунд. По склону заскакали пыльные фонтаны, кто-то, упав на колени, обернул к Кантору разверстую в безмолвном вопле пасть, кто-то просто уронил голову и съехал на дно оврага; тесня подружек, покатилась по слежавшейся хвое последняя гильза, а спустя отмеренные мгновения поднялся песчаный столб, расшвырял и засыпал тела.
Отряхивая плечи и волосы, Кантор выбрался из ельника; Холл, со своей стороны, тоже поднялся, подошел и посмотрел на полупогребенные взрывом трупы. Он кивнул:
— Вот уж действительно борьба за всеобщее среднее образование.
Но тут с Кантором произошло что-то непонятное. Он подбежал к Холлу, бросил винтовку и почти завизжал:
— Что я наделал? Что мы наделали? У меня во вторник должен быть урок, я должен был им рассказывать о древней Индии! А что теперь? Куда мы теперь?
Холл, не говоря ни слова, оторвал его от себя и пошел к школе. Кантор побрел за ним.
Гэвин все еще лежал в проходе, касаясь порога костяшками руки. Глаза его были открыты, рот — тоже. Нагнувшись, Холл разорвал на нем рубашку, открыв черный запекшийся кратер над ключицей, достал трехбороздчатый дарханский кинжал и всадил его в мертвую шею.
— Это еще зачем? — обреченно спросил Кантор.
— Надо срочно ехать к Барку, — ответил Холл, ворочая лезвием в остывшей плоти и нащупывая острием сочленения позвонков. — Этот вот был реалист. Будем надеяться, что его противник окажется романтиком. Хотя уже оказанная услуга гроша ломаного не стоит, а все-таки не с пустыми руками явлюсь.
— Я поеду с тобой.
— Не валяй дурака, он, может, и разговаривать не захочет. Где его очки? Да, у меня. Послушай, дай какой-нибудь пакетик.
Сев в свой «форд» системы «с миру по нитке». Холл сказал:
— План все тот же. Забери вещи и жди меня на развилке. Если до вечера не приду, помнишь — до Монтерея или до Пармы, и подальше от реки. Не поминай лихом.
Стивен Барк, мэр Эдмонтона, более всего походил на ковбоя с рекламы «Мальборо» — с той лишь разницей, что в его исполнении ковбой этот постарел лет на тридцать, сохранив при том и красную физиономию, и медно-рыжие усы.
Он только что вернулся откуда-то — из Джефферсона, конечно, куда еще можно было здесь ездить, — и ему, видимо, едва успели сказать, что Гэвинова компания поехала на расправу с учителем и там что-то шумно, как пожаловал Холл. Он оставил сверток на сидении машины и направился к мэру через двор; Барк и его помощники смотрели на него не без интереса.
— Здравствуйте, Стив, вы не могли бы мне уделить несколько минут?
Они вошли в дом, в ту его часть, где помещался кабинет — с флагом, столом, двумя телефонами, тремя венскими стульями и креслом. Холл стащил с головы кепку, присел и заговорил так:
— Мэр, школа испытывает значительные трудности. У нас нет учебников. Пишем мы на старых полевых блокнотах, и тетрадей взять неоткуда. И так далее. Это одно. Второе вот что — в Монтерее ввели один учебный канал, и в Джефферсоне его принимают, а если поставить ретранслятор, то можно было бы и у нас. Неужели ничего нельзя сделать? Стив, наши дети растут дикарями.
— Ретранслятор, — пробурчал Барк и с треском выдвинул один из ящиков стола. — Знаете, что это у меня в руке? Это закладные. Вот, смотрите — Скотопромышленная корпорация, сахарный завод, зерносушилки и все прочее; следующий урожай — не этот, Холл, а следующий — весь закуплен. А долгоносик? А ссуда? Ретранслятор. Не будет пока ретранслятора, учитель, уж обходитесь своими силами. Года, может быть, через два.
— Стивен, я знаю, вы много делаете для города, я поддерживаю вашу борьбу и в знак уважения и в залог нашей дальнейшей дружбы хочу сделать вам небольшой подарок. Разрешите, я схожу...
— Нет, лучше посидите. Простите, Холл, сами понимаете, обстановка.
Барк подошел к окну:
— Гэйб! Что там в машине, неси сюда.
Гэйб вошел довольно бледный, и на свет божий явилось то, что осталось от Гэвина. Холл аккуратно поправил на нем очки. Барк медленно поднялся, его кресло со стуком упало.
— Он умер, — объяснил Холл. — Да, приехал ко мне в школу и умер. Примите мои поздравления, Стив, в Эдмонтоне установилась однопартийная система.
Сейчас он меня пристрелит, подумал тогда Холл, вот сейчас он вынет свой образца двадцать восьмого года. И, наверное, правильно сделает.
Но мысли Стивена Барка повернули в другое русло.
— Гэйб, собирай всех, живо, — распорядился он. — Бегом! Мне понятна ваша тактика. Холл, не знаю, с кем вы там сговорились, но вы хотите, чтобы его люди накрыли тут меня с этой штукой на столе — хорошо.
— Его люди уже никого не накроют, Стив. Они, видите ли, тоже все умерли. Такое бывает. Вы пошлите кого-нибудь к школе посмотреть, а пока он будет ездить, предложите мне кофе, вон у вас банка стоит.
Шериф сделал выводы гораздо раньше мэра. Он доехал до школы, оценил ситуацию и люто выругал и Гэвина, и всех дураков, загипнотизированных безобидностью слова «учитель». На сумасшедшей скорости вернувшись в город, он услал жену и детей к соседям, постоял среди дома, потом придвинул к дверям комод в ложноклассическим стиле, вооружился квадратной флягой можжевеловки, сел на стул, поставил винтовку между колен и предоставил все судьбе.
В самом деле, примерно через час перед домом собрался народ — в большом числе сторонники мэра, — а чуть позже подъехал и сам лидер.
— Стивен, не подходите, — крикнул шериф, сам не очень веря своим словам. — Если кто-нибудь из ваших сделает шаг к двери, я буду стрелять.
Тогда из машины Барка вышел так хорошо знакомый шерифу долговязый учитель и приблизился до половины критического расстояния.
— Шериф, — весело спросил он, — от кого это вы собрались обороняться? Тут пришли горожане, которые хотят вас поздравить — наконец-то вам удалось покончить с шайкой Гэвина, терроризировавшей население. Это целиком ваша заслуга! Выходите, шериф, и мы с вами пойдем на почту и дадим телеграмму. У меня в Монтерее есть один хороший знакомый, его фамилия Ромодановский, он генерал-губернатор Территории и будет очень рад.
Шериф выслушал эту речь, и его прошиб пот.
— Стивен, это правда? — севшим голосом спросил он.
— Правда, — ответил мэр.
Опрокидывая фикусы и гортензии, шериф вылез в окно и, все еще не выпуская винтовки, подошел к Холлу.
— Представительство непременно выплатит вам премию, — сказал учитель. — Надеюсь, вы пожертвуете малую толику на нужды школы. А сейчас скажите что-нибудь людям, видите их сколько, даже ваша жена.
Весенний день с солнцем и всем очарованием распахнулся для шерифа, мысли перепутались, предохранители сгорели, и страж закона произнес такую фразу:
— Наша администрация своим руководством всегда была оплотом демократии, и таковым останется вовеки.
Холла избрали в муниципалитет и приходской совет, ему поручили силы самообороны, с шерифом с тех пор он был в наилучших отношениях. Кантор закатил страшнейшую истерику, хотел все бросить и уйти, несколько дней отказывался разговаривать, но потом успокоился.
Однако чудеса памяти Гэвина на этом отнюдь не закончились. Несколько позабытая в суматохе Сабина Ричмонд сделала свои собственные умозаключения и тоже приступила к действиям. Во вторник, после занятий, она — с вымытой шеей, в желтой майке, джинсах и откуда-то взявшихся босоножках на шпильках — остановилась перед Холлом, сидевшим за столом и с вызовом спросила:
— Учитель Холл, вы это сделали ради меня?
Неудачник Ричмонд беспрестанно изобретал то ли инерционную мельницу, то ли стандартный вечный двигатель, а к этой породе Холл относился с недоверием. Он отложил ручку и ответил так:
— В общем — нет, но в частности — да, из-за тебя.
— Вас могли убить, — продолжала Сабина в том же тоне.
— Меня и сейчас могут убить, — он и в самом деле уже стал жалеть, что прорубил в этом учебном сарае столько окон. — Слушай, чего ты хочешь?
— Хм! — сказала она. — Я, может быть, хочу вас отблагодарить.
— Интересно, как же?
— Как пожелаете.
Холл задумчиво посмотрел в сторону. На прославленной кафедре лежали ветки, на которых он сегодня демонстрировал малышам типы листорасположения. Плотники, работавшие на пристани, могли с удивлением наблюдать необычную сцену — из школы с визгом вылетела ныне легендарная героиня, а за ней по пятам гнался учитель, хлеща ее хворостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27