Боль поднималась волной, но она твердила себе, что это лишь иллюзия, насланная ледяными чародеями... Надо воспринимать ее просто как докучливую рекламу по телеку: «Опять эта чепуха!..»
Где-то вдалеке Ингольд произносил неведомые слова, и его голос вдруг показался Джил совершенно незнакомым. Боль сделалась сильнее, и она принялась твердить в уме первые попавшиеся стихи...
Ее пронзило огнем, окатило волной невыносимого жара, но боли не было. Джил ощущала лишь головокружение, было трудно дышать, а в мозгу неожиданно наступила тишина. Однако голоса отступили лишь ненадолго, они по-прежнему были частью ее крови, ее подлинной сути, — но отныне эта связь сделалась гибельной для ледяных магов, ибо стала двусторонней.
Прежние грезы вновь вернулись к Джил. Она видела алмазную пыль, мерцающие ртутные капли и алый поток крови, текущий сквозь туман, синий пульсирующий свет и три фигуры, повторяющие один и тот же ритуал... Они что-то кричали, но до нее не доносилось ни звука. Алмазный огонь в крови сделался ярче, стал плотью от ее плоти и пронзил Джил насквозь.
Это длилось необычайно долго. Она уже перебрала все стихи Джона Донна и перешла на Шекспира...
Наконец, Ингольд окликнул ее.
— Джил...
Она открыла глаза. Все вокруг изменилось. Яркий день перешел в лиловые сумерки.
Исчезли огромные светящиеся конусообразные фигуры. Погасли, обратившись в пепел, восемь язычков пламени на серебряных подносах. В воздухе пахло озерной свежестью. Где-то вдалеке перекликались птицы. Джил почувствовала, как занемели руки, сжимавшие алмаз.
— Ну, как ты? В порядке?
Она кивнула. Волосы Ингольда повлажнели от пота, лицо посерело от усталости. Бектис, стоявший чуть поодаль, расчесывал бороду сандаловым гребнем и тоже выглядел порядком уставшим.
— Ты можешь говорить?
Джил немного подумала, затем покачала головой. Она и сама не знала, в чем дело, но у нее словно отнялся язык, и все же взглядом она сумела показать: «Я в норме». Ингольд кивнул и отошел к границе большого круга, где лежал шелковый мешочек. Джил внезапно охватила паника при мысли, что Ингольд может забрать у нее алмаз; но он надел мешочек с длинной тесемкой ей на шею, знаком показывая, что все в порядке, и никто не заберет у Джил ее сокровище. Она сама опустила алмаз внутрь, почему-то не желая показывать его никому из посторонних. У нее было такое странное чувство, словно она только что пробудилась ото сна.
— Чары нередко так действуют на людей, — успокаивающим тоном промолвил он.
Джил равнодушно кивнула. Учитывая то, что им предстояло назавтра, все это казалось сущими пустяками. Она размяла затекшие пальцы и невольно поморщилась. Затем, торопливо опустившись на колени, начертала на песке: «Больно не было. Я тебя люблю», и так же стремительно провела по надписи рукой, чтобы ее больше никто не увидел.
Ингольд также опустился на колени и привлек Джил к себе, словно желая мысленно внушить то, чего не осмеливался сказать вслух: «Я страшился потерять тебя... Ты такая смелая... Я тобой восхищаюсь... Я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами...»
Бектис с досадой заметил:
— Я был бы вам весьма благодарен, если бы свои чувства вы проявляли наедине. Если мы закончили, то я нуждаюсь в отдыхе, особенно учитывая, что завтра нам предстоит этот безумный поход.
— Ну, разумеется. — Ингольд тотчас поднялся на ноги и принялся любезно благодарить собрата, дабы убедить его, сколь ценной была оказанная им помощь. Разумеется, он не стал упоминать, что повсюду в зале были оставлены заклятья, дабы помешать Бектису трусливо сбежать. Стражники уже поджидали в коридоре с цепями наготове, и Бектис с явным недоверием выслушав слова благодарности Ингольда, завидев тюремщиков, насупился и надменно отвернулся.
Джил и Ингольд, держась за руки, проследовали по коридорам дворца в свои покои. Ингольд казался озадаченным, а Джил, к собственному изумлению, поймала себя на мысли о том, что с нетерпением ждет завтрашнего дня. Это обещало быть забавным...
Сквозь шелк она ощущала пульсацию алмаза, словно биение второго сердца...
Голоса в сознании молчали, но Джил знала, что они не спят.
Глава пятнадцатая
Они отплыли из Кхирсита до рассвета, на лодках с уключинами, обмотанными тряпьем. Болотные птицы разлетались в испуге взмывая ввысь из густого тумана. Джил смотрела на них, запахнувшись в плащ; у нее за спиной в лодке кобыла, нагруженная припасами, оружием, доспехами или чем-то еще, завернутым в промасленную ткань, негромко заржала и встряхнула головой, звеня упряжью.
У Джил раскалывалась голова. Всю ночь ледяные маги нашептывали ей вытащить кинжал из-под подушки и перерезать горло человеку, сидевшему рядом на постели. Она пыталась заглушить эти голоса и так устала от этой борьбы, словно сражалась с ними с оружием в руках.
Каждый раз, когда она просыпалась, Ингольд гладил ее по волосам, по плечу, по щеке. Его бархатистый голос повторял какие-то слова, которых Джил не могла запомнить, и она засыпала вновь, даже во сне оберегая алмаз в шелковом мешочке.
Лишь сейчас, взглянув на мага, сидевшего рядом на носу суденышка, Джил осознала, что за всю ночь он так и не сомкнул глаз.
Он вежливо скрыл улыбку, когда небольшой отряд гладиаторов привел Бектиса на пристань епископского дворца, — каменный мол в этом году пришлось удлинить за счет деревянного помоста, ибо вода в озере стояла ниже, чем когда бы то ни было, — запястья мага были скованы цепями с Рунами Безмолвия, и всем своим видом он явно демонстрировал возмущение столь непочтительным отношением. Ингольд тотчас поднялся навстречу Бектису, двигаясь так легко и уверенно, что лодка даже не качнулась под его ногами. Что до Джил, то она на воде чувствовала себя неуверенно. Прозрачная гладь сделалась темно-синей, когда они отплыли чуть дальше, направляясь к вулкану. Плавать Джил почти не умела, и сейчас невольно подумала, что если лодка перевернется, они никогда не достигнут дна, а так и будут бесконечно падать в недра этого лазурного мира...
Ее терзало желание схватить Ингольда за плечи и вместе с ним броситься в воду.
«Проклятье, — подумала она. — А ведь он наверняка способен ходить по воде...»
Ей пришлось стиснуть изо всех сил рукоять кинжала, чтобы прогнать нежеланные мысли.
Впереди мерцала увенчанная ледяной шапкой Мать Зимы.
Джил вновь коснулась шелкового мешочка на шее и подумала: «Если я брошу алмаз за борт, мы никогда его не достанем».
Эта мысль зачаровывала. Она представила, как он вспыхивает в воздухе, как смыкается вокруг него вода, сперва сияющая, затем все более темная и холодная, и алмаз падает в самое сердце мира... Но разум не мог смириться с утратой этого второго сердца, ее плоти и крови... Внезапно теплая рука легла ей на плечо и, обернувшись, Джил взглянула в лицо Ингольда; он стоял у нее за спиной, широко расставив ноги, и смотрел куда-то вдаль.
Джил отняла руку от шелковых тесемок и накрыла его ладонь своей.
«Я рожу его ребенка. — Она словно бы думала о ком-то постороннем. — Если только выживу».
Они достигли усыпальницы Слепого Короля вскоре после полудня. Габугу уже ждали их там.
— Клянусь юбками святой Бейс! — Сержант Куш натянул поводья испуганного жеребца, когда тот попытался встать на дыбы. — Что это такое, во имя синих кругов ада?
— А, отлично. — Ингольд улыбнулся с довольным видом, озирая паукообразных и скорпионоподобных тварей, вооруженных клыками, когтями и жалами, что подползали к ним со всех сторон.
— Хорошо? — Гладиаторы попятились. Бектис орал так, что его было слышно в Пенамбре. — Проклятье, что тут хорошего?
Все твари размерами были не больше кошки. Даже отряд в пятьсот бойцов не сумел бы их одолеть.
— Всегда приятно, когда твое послание доходит по назначению. — Маг спешился и передал поводья кобылы Джил. Та удерживала свою лошадь на месте, ведь Ингольд явно не собирался отступать. Но она боялась и подумать, как станет прорываться сквозь этот кошмарный заслон.
— Прошу прощения, моя дорогая, — продолжил чародей, стаскивая на землю промасленную ткань, которая скрывала поклажу на спине у запасной лошади. — Но если твои враги столь любезны, что представляют тебе прямую линию связи, не стоит удивляться, если противник будет передавать им ложную информацию.
Кобыла несла на себе четыре высоких терракотовых сосуда, оснащенных небольшими насосами и раструбами.
Джил рассмеялась.
— Ах ты, сукин сын!
Ингольд улыбнулся ей с самодовольным лукавством.
— Ну что ж... стараюсь.
Джил, удерживая в поводу обеих лошадей, видела, как омерзительные твари засуетились, а затем замерли на месте, — как видно, их хозяева пытались переварить новую информацию. Тем временем один из гладиаторов подошел к Ингольду, который накручивал на раструб стальную трубку.
— Качай!
Если тварь оказывалась слишком крупной, чтобы кислота одолела ее с ходу, то в дело вступали клинки...
— Где ты раздобыл серу? — спросила Джил у Ингольда, когда они отбились от первой волны нападавших.
— Дорогая моя, и ты спрашиваешь об этом в стране, что живет добычей меди?
— Мы возьмем их с собой?
С омерзительным зловонием габугу чернели, съеживались и растворялись на каменных ступенях, словно мокрицы, посыпанные солью. Лишь теперь Джил поняла, почему Ингольд велел им всем надеть сапоги на толстой подошве.
— Моя дорогая, мне слишком часто доводилось сражаться с магами-ренегатами, — заметил Ингольд, прикрывая платком нос и рот, — и я твердо усвоил одну истину: никогда не пользуйся более сложным оружием, нежели обычный меч, и никогда не бери ничего такого, что может взорваться у тебя в руках. Бектис, ты идешь?
— Как будто у меня есть выбор...
Сержант Куш и лейтенант Пра-Сиа уже стащили епископского мага с седла и разматывали цепи, стягивавшие ему запястья. Габугу, лишь слегка обрызганный кислотой, пошатываясь, выполз из чернеющей кучи на ступенях усыпальницы и щелкнул клешнями, зацепив подол одеяния старика. Куш раздавил его сапогом, и тварь лопнула с отвратительным звуком. У Бектиса был такой вид, словно он бы с радостью забрался гладиатору на плечи, если бы ему позволили.
— Нет. — Голубые глаза Ингольда внезапно заледенели. — Выбора у тебя нет. Я скажу тебе это только один раз, ибо уверен, что ледяные маги повелевают существами куда более опасными, и неуязвимыми для кислоты.
Он подступил к Бектису с мечом в руке. От всей фигуры его веяло силой.
— Если ты попытаешься сбежать, предашь нас или хотя бы оступишься, Бектис, я наложу на тебя проклятье боли, унижения, холода, грязи и вечного раскаяния. Твое тело будет разлагаться и гнить заживо, плоть пожрут муравьи и черви. Ты меня понимаешь?
Бектис сглотнул.
«А ведь Ингольд — архимаг, — внезапно вспомнила Джил. — Он правит всеми чародеями Запада. Его слова равносильны приказу».
Бектис выдавил, с трудом шевеля пересохшими губами:
— Понимаю.
— Ты должен защищать Джил. Любой ценой.
Епископский маг вновь кивнул. Как зачарованный, он взирал на вход в усыпальницу. Там мелькали какие-то тени, твари высовывались, но тут же отползали назад, пятясь от луж зловонной кислоты, дымящейся на ступенях.
Казалось, сами стены содрогаются в колыханиях сланча.
У Бектиса был такой вид, словно его вот-вот вывернет наизнанку.
— Если попытаешься бежать, — продолжил Ингольд голосом, мягким, как тьма летней ночи, — то мое проклятье настигнет тебя в двух шагах от этих ступеней. А теперь пойдем, время пришло.
Голоса наполнили сознание Джил подобно реву морских волн, а над ними разносился пронзительный голос флейты.
Они шагнули во тьму.
Прошлой ночью во сне она видела Мать Зимы. Нечеловечески прекрасная, переливаясь всеми оттенками зелени и синевы, она поднималась из своего колодца, и Джил подумала: «Если она взглянет на меня, я умру. Если она взглянет на меня...»
Хранительница Древнего Мира, несущая в плоти своей семена всех своих созданий, она поднималась ото сна в блеске славы и великолепия.
Она пробуждалась, и дети ее ликовали в ожидании нового рождения.
Во сне Джил ощутила на себе этот взгляд из гущи клубящихся облаков и мерцающего тумана. Мать Зимы произнесла ее имя, и она умерла.
Голоса кричали: «Ты умрешь! Если не убьешь его, не остановишь его, ты умрешь, и твое дитя умрет вместе с тобой!»
Джил затворила свое сознание. Она помнила лишь о том, что была какая-то причина ей следовать за Ингольдом сквозь туман, стелящийся вокруг, сквозь поля колышущегося, содрогающегося сланча, ежащегося под вспышками огненных шаров, вылетающих из посохов магов.
Она не помнила, что это за причина, и не хотела вспоминать.
Со свистом и хлопаньем крыльев невообразимые создания нападали с воздуха или, подобно змеям, выползали из трещин в скалах. Джил рубила их мечом, отсекала головы, конечности, щупальца и клешни.
Она была гвардейцем, а Ингольд — ее наставником.
Только это было реальностью в кровавом водовороте иллюзий и видений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Где-то вдалеке Ингольд произносил неведомые слова, и его голос вдруг показался Джил совершенно незнакомым. Боль сделалась сильнее, и она принялась твердить в уме первые попавшиеся стихи...
Ее пронзило огнем, окатило волной невыносимого жара, но боли не было. Джил ощущала лишь головокружение, было трудно дышать, а в мозгу неожиданно наступила тишина. Однако голоса отступили лишь ненадолго, они по-прежнему были частью ее крови, ее подлинной сути, — но отныне эта связь сделалась гибельной для ледяных магов, ибо стала двусторонней.
Прежние грезы вновь вернулись к Джил. Она видела алмазную пыль, мерцающие ртутные капли и алый поток крови, текущий сквозь туман, синий пульсирующий свет и три фигуры, повторяющие один и тот же ритуал... Они что-то кричали, но до нее не доносилось ни звука. Алмазный огонь в крови сделался ярче, стал плотью от ее плоти и пронзил Джил насквозь.
Это длилось необычайно долго. Она уже перебрала все стихи Джона Донна и перешла на Шекспира...
Наконец, Ингольд окликнул ее.
— Джил...
Она открыла глаза. Все вокруг изменилось. Яркий день перешел в лиловые сумерки.
Исчезли огромные светящиеся конусообразные фигуры. Погасли, обратившись в пепел, восемь язычков пламени на серебряных подносах. В воздухе пахло озерной свежестью. Где-то вдалеке перекликались птицы. Джил почувствовала, как занемели руки, сжимавшие алмаз.
— Ну, как ты? В порядке?
Она кивнула. Волосы Ингольда повлажнели от пота, лицо посерело от усталости. Бектис, стоявший чуть поодаль, расчесывал бороду сандаловым гребнем и тоже выглядел порядком уставшим.
— Ты можешь говорить?
Джил немного подумала, затем покачала головой. Она и сама не знала, в чем дело, но у нее словно отнялся язык, и все же взглядом она сумела показать: «Я в норме». Ингольд кивнул и отошел к границе большого круга, где лежал шелковый мешочек. Джил внезапно охватила паника при мысли, что Ингольд может забрать у нее алмаз; но он надел мешочек с длинной тесемкой ей на шею, знаком показывая, что все в порядке, и никто не заберет у Джил ее сокровище. Она сама опустила алмаз внутрь, почему-то не желая показывать его никому из посторонних. У нее было такое странное чувство, словно она только что пробудилась ото сна.
— Чары нередко так действуют на людей, — успокаивающим тоном промолвил он.
Джил равнодушно кивнула. Учитывая то, что им предстояло назавтра, все это казалось сущими пустяками. Она размяла затекшие пальцы и невольно поморщилась. Затем, торопливо опустившись на колени, начертала на песке: «Больно не было. Я тебя люблю», и так же стремительно провела по надписи рукой, чтобы ее больше никто не увидел.
Ингольд также опустился на колени и привлек Джил к себе, словно желая мысленно внушить то, чего не осмеливался сказать вслух: «Я страшился потерять тебя... Ты такая смелая... Я тобой восхищаюсь... Я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами...»
Бектис с досадой заметил:
— Я был бы вам весьма благодарен, если бы свои чувства вы проявляли наедине. Если мы закончили, то я нуждаюсь в отдыхе, особенно учитывая, что завтра нам предстоит этот безумный поход.
— Ну, разумеется. — Ингольд тотчас поднялся на ноги и принялся любезно благодарить собрата, дабы убедить его, сколь ценной была оказанная им помощь. Разумеется, он не стал упоминать, что повсюду в зале были оставлены заклятья, дабы помешать Бектису трусливо сбежать. Стражники уже поджидали в коридоре с цепями наготове, и Бектис с явным недоверием выслушав слова благодарности Ингольда, завидев тюремщиков, насупился и надменно отвернулся.
Джил и Ингольд, держась за руки, проследовали по коридорам дворца в свои покои. Ингольд казался озадаченным, а Джил, к собственному изумлению, поймала себя на мысли о том, что с нетерпением ждет завтрашнего дня. Это обещало быть забавным...
Сквозь шелк она ощущала пульсацию алмаза, словно биение второго сердца...
Голоса в сознании молчали, но Джил знала, что они не спят.
Глава пятнадцатая
Они отплыли из Кхирсита до рассвета, на лодках с уключинами, обмотанными тряпьем. Болотные птицы разлетались в испуге взмывая ввысь из густого тумана. Джил смотрела на них, запахнувшись в плащ; у нее за спиной в лодке кобыла, нагруженная припасами, оружием, доспехами или чем-то еще, завернутым в промасленную ткань, негромко заржала и встряхнула головой, звеня упряжью.
У Джил раскалывалась голова. Всю ночь ледяные маги нашептывали ей вытащить кинжал из-под подушки и перерезать горло человеку, сидевшему рядом на постели. Она пыталась заглушить эти голоса и так устала от этой борьбы, словно сражалась с ними с оружием в руках.
Каждый раз, когда она просыпалась, Ингольд гладил ее по волосам, по плечу, по щеке. Его бархатистый голос повторял какие-то слова, которых Джил не могла запомнить, и она засыпала вновь, даже во сне оберегая алмаз в шелковом мешочке.
Лишь сейчас, взглянув на мага, сидевшего рядом на носу суденышка, Джил осознала, что за всю ночь он так и не сомкнул глаз.
Он вежливо скрыл улыбку, когда небольшой отряд гладиаторов привел Бектиса на пристань епископского дворца, — каменный мол в этом году пришлось удлинить за счет деревянного помоста, ибо вода в озере стояла ниже, чем когда бы то ни было, — запястья мага были скованы цепями с Рунами Безмолвия, и всем своим видом он явно демонстрировал возмущение столь непочтительным отношением. Ингольд тотчас поднялся навстречу Бектису, двигаясь так легко и уверенно, что лодка даже не качнулась под его ногами. Что до Джил, то она на воде чувствовала себя неуверенно. Прозрачная гладь сделалась темно-синей, когда они отплыли чуть дальше, направляясь к вулкану. Плавать Джил почти не умела, и сейчас невольно подумала, что если лодка перевернется, они никогда не достигнут дна, а так и будут бесконечно падать в недра этого лазурного мира...
Ее терзало желание схватить Ингольда за плечи и вместе с ним броситься в воду.
«Проклятье, — подумала она. — А ведь он наверняка способен ходить по воде...»
Ей пришлось стиснуть изо всех сил рукоять кинжала, чтобы прогнать нежеланные мысли.
Впереди мерцала увенчанная ледяной шапкой Мать Зимы.
Джил вновь коснулась шелкового мешочка на шее и подумала: «Если я брошу алмаз за борт, мы никогда его не достанем».
Эта мысль зачаровывала. Она представила, как он вспыхивает в воздухе, как смыкается вокруг него вода, сперва сияющая, затем все более темная и холодная, и алмаз падает в самое сердце мира... Но разум не мог смириться с утратой этого второго сердца, ее плоти и крови... Внезапно теплая рука легла ей на плечо и, обернувшись, Джил взглянула в лицо Ингольда; он стоял у нее за спиной, широко расставив ноги, и смотрел куда-то вдаль.
Джил отняла руку от шелковых тесемок и накрыла его ладонь своей.
«Я рожу его ребенка. — Она словно бы думала о ком-то постороннем. — Если только выживу».
Они достигли усыпальницы Слепого Короля вскоре после полудня. Габугу уже ждали их там.
— Клянусь юбками святой Бейс! — Сержант Куш натянул поводья испуганного жеребца, когда тот попытался встать на дыбы. — Что это такое, во имя синих кругов ада?
— А, отлично. — Ингольд улыбнулся с довольным видом, озирая паукообразных и скорпионоподобных тварей, вооруженных клыками, когтями и жалами, что подползали к ним со всех сторон.
— Хорошо? — Гладиаторы попятились. Бектис орал так, что его было слышно в Пенамбре. — Проклятье, что тут хорошего?
Все твари размерами были не больше кошки. Даже отряд в пятьсот бойцов не сумел бы их одолеть.
— Всегда приятно, когда твое послание доходит по назначению. — Маг спешился и передал поводья кобылы Джил. Та удерживала свою лошадь на месте, ведь Ингольд явно не собирался отступать. Но она боялась и подумать, как станет прорываться сквозь этот кошмарный заслон.
— Прошу прощения, моя дорогая, — продолжил чародей, стаскивая на землю промасленную ткань, которая скрывала поклажу на спине у запасной лошади. — Но если твои враги столь любезны, что представляют тебе прямую линию связи, не стоит удивляться, если противник будет передавать им ложную информацию.
Кобыла несла на себе четыре высоких терракотовых сосуда, оснащенных небольшими насосами и раструбами.
Джил рассмеялась.
— Ах ты, сукин сын!
Ингольд улыбнулся ей с самодовольным лукавством.
— Ну что ж... стараюсь.
Джил, удерживая в поводу обеих лошадей, видела, как омерзительные твари засуетились, а затем замерли на месте, — как видно, их хозяева пытались переварить новую информацию. Тем временем один из гладиаторов подошел к Ингольду, который накручивал на раструб стальную трубку.
— Качай!
Если тварь оказывалась слишком крупной, чтобы кислота одолела ее с ходу, то в дело вступали клинки...
— Где ты раздобыл серу? — спросила Джил у Ингольда, когда они отбились от первой волны нападавших.
— Дорогая моя, и ты спрашиваешь об этом в стране, что живет добычей меди?
— Мы возьмем их с собой?
С омерзительным зловонием габугу чернели, съеживались и растворялись на каменных ступенях, словно мокрицы, посыпанные солью. Лишь теперь Джил поняла, почему Ингольд велел им всем надеть сапоги на толстой подошве.
— Моя дорогая, мне слишком часто доводилось сражаться с магами-ренегатами, — заметил Ингольд, прикрывая платком нос и рот, — и я твердо усвоил одну истину: никогда не пользуйся более сложным оружием, нежели обычный меч, и никогда не бери ничего такого, что может взорваться у тебя в руках. Бектис, ты идешь?
— Как будто у меня есть выбор...
Сержант Куш и лейтенант Пра-Сиа уже стащили епископского мага с седла и разматывали цепи, стягивавшие ему запястья. Габугу, лишь слегка обрызганный кислотой, пошатываясь, выполз из чернеющей кучи на ступенях усыпальницы и щелкнул клешнями, зацепив подол одеяния старика. Куш раздавил его сапогом, и тварь лопнула с отвратительным звуком. У Бектиса был такой вид, словно он бы с радостью забрался гладиатору на плечи, если бы ему позволили.
— Нет. — Голубые глаза Ингольда внезапно заледенели. — Выбора у тебя нет. Я скажу тебе это только один раз, ибо уверен, что ледяные маги повелевают существами куда более опасными, и неуязвимыми для кислоты.
Он подступил к Бектису с мечом в руке. От всей фигуры его веяло силой.
— Если ты попытаешься сбежать, предашь нас или хотя бы оступишься, Бектис, я наложу на тебя проклятье боли, унижения, холода, грязи и вечного раскаяния. Твое тело будет разлагаться и гнить заживо, плоть пожрут муравьи и черви. Ты меня понимаешь?
Бектис сглотнул.
«А ведь Ингольд — архимаг, — внезапно вспомнила Джил. — Он правит всеми чародеями Запада. Его слова равносильны приказу».
Бектис выдавил, с трудом шевеля пересохшими губами:
— Понимаю.
— Ты должен защищать Джил. Любой ценой.
Епископский маг вновь кивнул. Как зачарованный, он взирал на вход в усыпальницу. Там мелькали какие-то тени, твари высовывались, но тут же отползали назад, пятясь от луж зловонной кислоты, дымящейся на ступенях.
Казалось, сами стены содрогаются в колыханиях сланча.
У Бектиса был такой вид, словно его вот-вот вывернет наизнанку.
— Если попытаешься бежать, — продолжил Ингольд голосом, мягким, как тьма летней ночи, — то мое проклятье настигнет тебя в двух шагах от этих ступеней. А теперь пойдем, время пришло.
Голоса наполнили сознание Джил подобно реву морских волн, а над ними разносился пронзительный голос флейты.
Они шагнули во тьму.
Прошлой ночью во сне она видела Мать Зимы. Нечеловечески прекрасная, переливаясь всеми оттенками зелени и синевы, она поднималась из своего колодца, и Джил подумала: «Если она взглянет на меня, я умру. Если она взглянет на меня...»
Хранительница Древнего Мира, несущая в плоти своей семена всех своих созданий, она поднималась ото сна в блеске славы и великолепия.
Она пробуждалась, и дети ее ликовали в ожидании нового рождения.
Во сне Джил ощутила на себе этот взгляд из гущи клубящихся облаков и мерцающего тумана. Мать Зимы произнесла ее имя, и она умерла.
Голоса кричали: «Ты умрешь! Если не убьешь его, не остановишь его, ты умрешь, и твое дитя умрет вместе с тобой!»
Джил затворила свое сознание. Она помнила лишь о том, что была какая-то причина ей следовать за Ингольдом сквозь туман, стелящийся вокруг, сквозь поля колышущегося, содрогающегося сланча, ежащегося под вспышками огненных шаров, вылетающих из посохов магов.
Она не помнила, что это за причина, и не хотела вспоминать.
Со свистом и хлопаньем крыльев невообразимые создания нападали с воздуха или, подобно змеям, выползали из трещин в скалах. Джил рубила их мечом, отсекала головы, конечности, щупальца и клешни.
Она была гвардейцем, а Ингольд — ее наставником.
Только это было реальностью в кровавом водовороте иллюзий и видений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46