два раза, три раза, один раз.
Ответа не было. «А что, если они решат, что это не я, а Ронни? И начнут с перепугу стрелять в люк?»
Но, постучав повторно, он услышал звук отодвигаемого засова. Крышка откинулась, ему в лицо ударил свет налобного фонаря. Усиленный оптикой очков ночного видения, этот свет показался очень ярким и на мгновение ослепил его. Впрочем, луч фонаря тут же сдвинулся в сторону, и к нему вернулась способность видеть. Он поспешно вылез наверх и вновь закрыл люк на засов.
В комнате сильно пахло сожженным порохом. Винни стоял в дверном проеме комнаты с мониторами, направив пистолет на два неровных отверстия в полу. Увидев Бэленджера, он быстро подошел к нему.
— Я сделал все так, как вы сказали. Досчитал до пятидесяти. Потом усилил громкость рации и положил ее на пол. Он разнес ее вдребезги.
— Сколько выстрелов вы сделали? — Бэленджер взял пистолет.
— Четыре. Я надеюсь, вы не думаете, что я впустую...
— Вы все выполнили так, как надо. Вы отвлекли его. Осталось еще девять патронов. Нужно сделать так, чтобы их хватило.
— Он стрелял наугад сквозь пол.
— Он пока что не может войти в гостиную Данаты и стрелять оттуда. На некоторое время — ненадолго — мы в безопасности. Дайте мне ваш рюкзак.
Бэленджер поднес рацию к губам:
— Эй, ты, говнюк, знаешь, что я тебе скажу?
Молчание и шорох статических зарядов.
— Ты слышал, скотина, что я задал тебе вопрос?
— Как я, интересно, должен понимать эту вульгарность? Неужели нельзя обойтись без площадной ругани?
— В разговоре с тобой? Никак нельзя. Я нашел свою жену, ты меня слышишь, кусок дерьма?
Молчание и электрический шелест.
— Ты задушил ее. Ты их всех задушил.
Бэленджер взял рюкзак и вынул из бокового кармана папку с рапортами полиции. Потом достал из кармана водительские права, взятые у мертвой женщины с нижнего этажа.
— Изысканные обеды при свечах, — сказал Бэленджер в рацию. — Прекрасная классическая музыка. Литературные чтения. Иностранные кинофильмы с субтитрами. Все чрезвычайно пристойно, церемонно и интеллектуально. Тебе нужно было строить из себя интеллектуала. Не позволять эмоциям направлять твои поступки. Эмоции делают тебя слабым. Эмоции заставляют тебя терять контроль над собой.
Он еще раз прочел имя на водительских правах: Айрис Маккензи. Когда Аманда повторяла по памяти список «подруг» Ронни, что-то в нем зацепило его внимание. Теперь он знал, что. Имя Айрис. Он быстро листал страницы.
— Вот, нашел! — сказал он в рацию. — Айрис Маккензи. Возраст: тридцать три года. Место жительства: Балтимор, штат Мэриленд. Занятие: литературный сотрудник рекламной фирмы. Цвет волос: блондинка. Тебе все это о чем-то говорит, подонок? Должно бы. Если я прав, она была у тебя первой. — Бэленджер скользил глазами по тексту, с кропотливой аккуратностью записанному стариком. — В августе 1968 года Айрис приехала на поезде из Балтимора в Нью-Йорк по делам. Покончив с ними, она решила провести уик-энд в Эсбёри-Парке, в знаменитом отеле «Парагон». Никто не предупредил ее, что Эсбёри-Парк уже не был прекрасным и тихим местом, как когда-то, а отель «Парагон» и вовсе превратился в настоящий кошмар. Она приехала в пятницу. Одной ночи в этой страшной пирамиде, больше всего похожей на сказочный замок с привидениями, ей вполне хватило. Наутро она выписалась и собралась на вокзал. С тех пор никто ее не видел. Кроме меня. Я видел ее, Ронни. Она сидит внизу в потайном коридоре, с сумочкой на коленях, и все еще ждет своего поезда. Ей пришлось долго ждать.
Во рту у него пересохло, сердце щемило. Бэленджер вынужден был сделать паузу. У него возникло ощущение, что от прилива переполнявших его эмоций вот-вот лопнут кровеносные сосуды.
Немного помолчав, он снова включил рацию.
— Аманда говорит, что ты обращался с нею с пугающей вежливостью. Не считая, конечно, того, что то и дело запирал ее в хранилище. Но ведь, черт возьми, никто не идеален, правильно? А потом ты заставил ее снять с себя все и ходить в ночной рубашке на голое тело. Что случилось, Ронни? Ты решил, что с ухаживанием можно наконец покончить? Ты вкусно кормил ее. Ты развлекал ее. Ты показал ей, что ты самый настоящий сказочный принц. И в конце концов ты решил, что тебе нужно получить что-то взамен. Ведь ты же светский человек, правда? Ты знаешь, как полагается играть в такие игры. Но вдруг ты начал злиться. Ты назвал ее шлюхой. Наверно, из-за особенностей твоей сексуальной организации ты чувствовал себя слабым и обиженным, верно? Я готов держать любое пари, что если не сегодня, то завтра ты начал бы избивать ее. А потом ты проникся бы ненавистью к себе за то, что позволил своей слабости и подавленным влечениям взять верх над тобой. Возможно, ты ощутил бы ненависть к себе за то, что желал ее, а к ней — за то, что она была женщиной, которую ты хотел. А вот и другой вариант. Кстати, он мне больше нравится. Скорее всего, ты в очередной раз возненавидел бы себя, потому что считал, что должен хотеть ее, но не хотел. Возможно, ты не испытываешь вообще никакого сексуального влечения, и это до крайности тревожит тебя. Ты получаешь наслаждение от приготовления и поедания блюд, известных только немногочисленным гурманам, от чтения Пруста и просмотра кинофильмов для избранных. Но когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной, выясняется, что это тебя нисколько не интересует. «Что со мной происходит?» — все время спрашивал и спрашиваешь ты себя и говоришь себе, что нужно что-то предпринять. Поэтому ты и заставил ее надеть ночную рубашку. Это должно было подействовать на тебя возбуждающе. Но не подействовало, и ты возненавидел эту женщину за то, что она не смогла заставить тебя почувствовать себя мужчиной. Ты прекрасно знал, чем все кончится. Все шло точно так же, как и с другими. Ты не мог заставить себя оттрахать ни одну из них и потому душил их всех, чтобы скрыть свой позор и свою неполноценность. Ты говорил себе, что, возможно, следующая женщина сумеет сделать так, чтобы ты все-таки почувствовал, что значит быть мужчиной. В следующий раз. Все всегда откладывалось на следующий раз, верно?
В динамике резко треснула невидимая молния. Аманда и Винни в ужасе уставились на Бэленджера.
— Так, значит, вы не только солдат-неудачник и никудышный полицейский, но и психолог-шарлатан? — издевательски проговорил голос в рации.
— Детектив. Я был детективом. И полагаю, что из раскопок, которые ты провел насчет меня, тебе так и не стало известно, какие преступления я расследовал. Хотя, возможно, ты заставил себя не обратить на это внимания, потому что не хотел думать о своей собственной проблеме. Сексуальные преступления, Ронни. Я расследовал преступления на сексуальной почве. Я ясно вижу содержимое твоей башки, и оно хуже, чем жижа в нужнике.
Ронни. Бэленджер был уверен, что за этим именем стоит что-то еще такое, что он уже знает.
— 1968 год, — сказал Бэленджер в рацию. — Тогда была сделана фотография, на которой ты стоишь рядом с Карлайлом. На обороте снимка проставлена дата: 31 июля 1968 года. Месяц спустя исчезла Айрис Маккензи. — К концу того же года Карлайл закрыл отель, распустил его персонал и остался жить здесь один. Хотя, возможно, он был не один. Ронни... Ронни... Почему это имя...
Бэленджер торопливо листал содержимое папки, страницу за страницей, не сомневаясь в том, что вот-вот разыщет то, что может быть связано с этим именем. Но, когда открыл нужную страницу и пробежал глазами ее содержание, у него похолодела спина.
— Рональд Уайтейкер.
— Что?! — спросил голос.
Глава 54
— Ронни. Рональд. Четвертое июля 1960 года. Рональд Уайтейкер.
— Заткнись! — рявкнул голос в рации.
Словно в ответ ему оглушительно раскатился гром.
— Твое настоящее имя — Рональд Уайтейкер.
— Заткнись! Заткнись!
Сквозь шум дождя Бэленджер услышал грохот снизу. Не из люка. Дальше и ниже. Положив палец на спусковой крючок пистолета, он отпер засов, откинул крышку люка и увидел сквозь очки пустую витую лестницу, словно окрашенную в зеленый свет.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — продолжал вопить Ронни.
Прислушиваясь к звукам ударов, Бэленджер соскользнул по лестнице и сквозь большую дыру, пробитую в стене, выглянул в разоренную гостиную Данаты.
Действительно, дверь сотрясалась от толчков с той стороны, и эти толчки были настолько мощными, что баррикада раскачивалась и, как показалось Бэленджеру, могла в любой момент поддаться яростным усилиям атакующего.
— Твоя мать умерла, — сказан Бэленджер в микрофон, — а твой отец оказался негодяем из негодяев и растлил тебя.
— Я с тобой сделаю такое!.. Ты будешь умолять, чтобы я тебя прикончил! — проорал Ронни из-за двери.
Бэленджер вошел в гостиную и нацелил пистолет на дверь. Все так же шепотом, чтобы Ронни не слышал его настоящего голоса и считал, что он все еще находится в пентхаузе, он продолжал говорить в рацию:
— А потом твой отец решил, что сможет заработать на тебе несколько долларов, привез тебя сюда, в отель «Парагон», на праздник Четвертого июля, и продал тебя какому-то другому извращенцу.
— Я не стану слушать тебя!
— Тот парень попытался задобрить тебя бейсбольным комплектом: мячом, перчаткой и битой. Я не в состоянии представить себе, насколько это было отвратительно. Затем твой отец вернулся в номер, получив деньги. Он был пьян и заснул. Ты двадцать два раза ударил его по голове битой. Ронни, окажись я на твоем месте, то, наверно, нанес бы пятьдесят ударов. Сто. Я не в силах даже передать тебе, до какой степени мне жаль того маленького мальчика. Я прихожу в бешенство, когда думаю о том, что с ним сделали. Мое сердце сжимается, когда я думаю о детстве, которого он был лишен.
Дождь все так же хлестал по стенам и крыше. Гром сотрясал здание.
— Но, Ронни, я ненавижу то, чем он стал.
— Меня зовут Уолтер Харриган!
Бэленджер выстрелил на звук голоса. Раз и второй. В самую середину двери; его пули оставили в дереве аккуратные дырочки.
Не теряя и доли секунды, он отскочил в сторону, и тут же два громовых выстрела из дробовика пробили в стене две дыры, почти соприкасавшихся краями. Ронни тоже стрелял на звук, только не голоса, а оружия Бэленджера.
Одна из картечин все же зацепила руку Бэленджера, но он, стараясь не замечать боли, всадил по пуле справа и слева от пробоин и метнулся к входу на винтовую лестницу, а у него за спиной еще дважды прогрохотал дробовик, и в стене появились еще две округлых дыры с рваными краями.
Из темноты за стеной послышался характерный звук — это Ронни перезаряжал дробовик.
«Черт побери, я все же позволил ему провести меня! Он заставил меня тратить впустую боеприпасы! Теперь осталось только пять патронов!»
Рация вновь ожила. В динамике раздалось потрескивание.
«Да ведь Ронни рассчитывает целиться на этот звук!» — сообразил Бэленджер. Не реагируя на повторную попытку вызова, он опрометью кинулся вверх по лестнице. У него за спиной дважды прогремело; картечь звонко хлестнула по железным ступеням лишь немного ниже его ног.
— Я не вижу сквозь пробоины свет от вашего фонаря, — сообщил голос из рации Бэленджера. По-видимому, Ронни сумел овладеть собой и решил вернуться к насмешливо-вежливому тону. — Теперь я понимаю. Пока ваши друзья отвлекали меня, вы спустились по лестнице к трупам и забрали оставшиеся на них очки ночного видения.
Бэленджер высунул голову из люка. Теперь он стоял так, что Ронни не мог выстрелить в него оттуда, где находился.
— Я нашел мины, которые ты спрятал под трупами, — сообщил Бэленджер.
— Что ж, тем не менее вы нашли не все, — последовал ответ.
И тут же все здание сотряслось от мощного грохота. В первое мгновение Бэленджер решил, что это был всего лишь очередной сильный удар грома. Но по дрожанию стен он понял, что на сей раз воздушный удар пришел изнутри. Его так тряхнуло, что пришлось ухватиться за край открытого люка. Воздушная волна ударила по барабанным перепонкам.
— Здесь, в наблюдательской! — прокричала наверху Аманда.
Бэленджер выскочил наверх, пробежал по комнатам, открыл люк перед мониторами и тут же закашлялся от едкого дыма. Когда же дым рассеялся, он увидел, что на три этажа вниз лестницы больше не было. Лишь раскачивались на весу уцелевшие кое-где части арматуры. А далеко внизу был виден огонь.
Бэленджер поднял рацию:
— Если ты говоришь о той металлической коробке, которой пугал Аманду, то ее мы нашли.
Я бросил ее в люк твоего наблюдательного центра. Внизу вот-вот начнется пожар.
— Я все равно собирался назавтра сжечь этот дом. Монеты не представляют для меня совершенно никакой ценности.
Резкое изменение темы заставило Бэленджера вновь встревожиться.
— Монеты?
— Они представляют собой огромное состояние, но я не мог использовать их даже для того, чтобы заплатить налоги за дом и территорию, — с явственной горечью произнес голос. — Я бывал у разных торговцев монетами в разных городах. Никогда не брал с собой больше нескольких монет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ответа не было. «А что, если они решат, что это не я, а Ронни? И начнут с перепугу стрелять в люк?»
Но, постучав повторно, он услышал звук отодвигаемого засова. Крышка откинулась, ему в лицо ударил свет налобного фонаря. Усиленный оптикой очков ночного видения, этот свет показался очень ярким и на мгновение ослепил его. Впрочем, луч фонаря тут же сдвинулся в сторону, и к нему вернулась способность видеть. Он поспешно вылез наверх и вновь закрыл люк на засов.
В комнате сильно пахло сожженным порохом. Винни стоял в дверном проеме комнаты с мониторами, направив пистолет на два неровных отверстия в полу. Увидев Бэленджера, он быстро подошел к нему.
— Я сделал все так, как вы сказали. Досчитал до пятидесяти. Потом усилил громкость рации и положил ее на пол. Он разнес ее вдребезги.
— Сколько выстрелов вы сделали? — Бэленджер взял пистолет.
— Четыре. Я надеюсь, вы не думаете, что я впустую...
— Вы все выполнили так, как надо. Вы отвлекли его. Осталось еще девять патронов. Нужно сделать так, чтобы их хватило.
— Он стрелял наугад сквозь пол.
— Он пока что не может войти в гостиную Данаты и стрелять оттуда. На некоторое время — ненадолго — мы в безопасности. Дайте мне ваш рюкзак.
Бэленджер поднес рацию к губам:
— Эй, ты, говнюк, знаешь, что я тебе скажу?
Молчание и шорох статических зарядов.
— Ты слышал, скотина, что я задал тебе вопрос?
— Как я, интересно, должен понимать эту вульгарность? Неужели нельзя обойтись без площадной ругани?
— В разговоре с тобой? Никак нельзя. Я нашел свою жену, ты меня слышишь, кусок дерьма?
Молчание и электрический шелест.
— Ты задушил ее. Ты их всех задушил.
Бэленджер взял рюкзак и вынул из бокового кармана папку с рапортами полиции. Потом достал из кармана водительские права, взятые у мертвой женщины с нижнего этажа.
— Изысканные обеды при свечах, — сказал Бэленджер в рацию. — Прекрасная классическая музыка. Литературные чтения. Иностранные кинофильмы с субтитрами. Все чрезвычайно пристойно, церемонно и интеллектуально. Тебе нужно было строить из себя интеллектуала. Не позволять эмоциям направлять твои поступки. Эмоции делают тебя слабым. Эмоции заставляют тебя терять контроль над собой.
Он еще раз прочел имя на водительских правах: Айрис Маккензи. Когда Аманда повторяла по памяти список «подруг» Ронни, что-то в нем зацепило его внимание. Теперь он знал, что. Имя Айрис. Он быстро листал страницы.
— Вот, нашел! — сказал он в рацию. — Айрис Маккензи. Возраст: тридцать три года. Место жительства: Балтимор, штат Мэриленд. Занятие: литературный сотрудник рекламной фирмы. Цвет волос: блондинка. Тебе все это о чем-то говорит, подонок? Должно бы. Если я прав, она была у тебя первой. — Бэленджер скользил глазами по тексту, с кропотливой аккуратностью записанному стариком. — В августе 1968 года Айрис приехала на поезде из Балтимора в Нью-Йорк по делам. Покончив с ними, она решила провести уик-энд в Эсбёри-Парке, в знаменитом отеле «Парагон». Никто не предупредил ее, что Эсбёри-Парк уже не был прекрасным и тихим местом, как когда-то, а отель «Парагон» и вовсе превратился в настоящий кошмар. Она приехала в пятницу. Одной ночи в этой страшной пирамиде, больше всего похожей на сказочный замок с привидениями, ей вполне хватило. Наутро она выписалась и собралась на вокзал. С тех пор никто ее не видел. Кроме меня. Я видел ее, Ронни. Она сидит внизу в потайном коридоре, с сумочкой на коленях, и все еще ждет своего поезда. Ей пришлось долго ждать.
Во рту у него пересохло, сердце щемило. Бэленджер вынужден был сделать паузу. У него возникло ощущение, что от прилива переполнявших его эмоций вот-вот лопнут кровеносные сосуды.
Немного помолчав, он снова включил рацию.
— Аманда говорит, что ты обращался с нею с пугающей вежливостью. Не считая, конечно, того, что то и дело запирал ее в хранилище. Но ведь, черт возьми, никто не идеален, правильно? А потом ты заставил ее снять с себя все и ходить в ночной рубашке на голое тело. Что случилось, Ронни? Ты решил, что с ухаживанием можно наконец покончить? Ты вкусно кормил ее. Ты развлекал ее. Ты показал ей, что ты самый настоящий сказочный принц. И в конце концов ты решил, что тебе нужно получить что-то взамен. Ведь ты же светский человек, правда? Ты знаешь, как полагается играть в такие игры. Но вдруг ты начал злиться. Ты назвал ее шлюхой. Наверно, из-за особенностей твоей сексуальной организации ты чувствовал себя слабым и обиженным, верно? Я готов держать любое пари, что если не сегодня, то завтра ты начал бы избивать ее. А потом ты проникся бы ненавистью к себе за то, что позволил своей слабости и подавленным влечениям взять верх над тобой. Возможно, ты ощутил бы ненависть к себе за то, что желал ее, а к ней — за то, что она была женщиной, которую ты хотел. А вот и другой вариант. Кстати, он мне больше нравится. Скорее всего, ты в очередной раз возненавидел бы себя, потому что считал, что должен хотеть ее, но не хотел. Возможно, ты не испытываешь вообще никакого сексуального влечения, и это до крайности тревожит тебя. Ты получаешь наслаждение от приготовления и поедания блюд, известных только немногочисленным гурманам, от чтения Пруста и просмотра кинофильмов для избранных. Но когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной, выясняется, что это тебя нисколько не интересует. «Что со мной происходит?» — все время спрашивал и спрашиваешь ты себя и говоришь себе, что нужно что-то предпринять. Поэтому ты и заставил ее надеть ночную рубашку. Это должно было подействовать на тебя возбуждающе. Но не подействовало, и ты возненавидел эту женщину за то, что она не смогла заставить тебя почувствовать себя мужчиной. Ты прекрасно знал, чем все кончится. Все шло точно так же, как и с другими. Ты не мог заставить себя оттрахать ни одну из них и потому душил их всех, чтобы скрыть свой позор и свою неполноценность. Ты говорил себе, что, возможно, следующая женщина сумеет сделать так, чтобы ты все-таки почувствовал, что значит быть мужчиной. В следующий раз. Все всегда откладывалось на следующий раз, верно?
В динамике резко треснула невидимая молния. Аманда и Винни в ужасе уставились на Бэленджера.
— Так, значит, вы не только солдат-неудачник и никудышный полицейский, но и психолог-шарлатан? — издевательски проговорил голос в рации.
— Детектив. Я был детективом. И полагаю, что из раскопок, которые ты провел насчет меня, тебе так и не стало известно, какие преступления я расследовал. Хотя, возможно, ты заставил себя не обратить на это внимания, потому что не хотел думать о своей собственной проблеме. Сексуальные преступления, Ронни. Я расследовал преступления на сексуальной почве. Я ясно вижу содержимое твоей башки, и оно хуже, чем жижа в нужнике.
Ронни. Бэленджер был уверен, что за этим именем стоит что-то еще такое, что он уже знает.
— 1968 год, — сказал Бэленджер в рацию. — Тогда была сделана фотография, на которой ты стоишь рядом с Карлайлом. На обороте снимка проставлена дата: 31 июля 1968 года. Месяц спустя исчезла Айрис Маккензи. — К концу того же года Карлайл закрыл отель, распустил его персонал и остался жить здесь один. Хотя, возможно, он был не один. Ронни... Ронни... Почему это имя...
Бэленджер торопливо листал содержимое папки, страницу за страницей, не сомневаясь в том, что вот-вот разыщет то, что может быть связано с этим именем. Но, когда открыл нужную страницу и пробежал глазами ее содержание, у него похолодела спина.
— Рональд Уайтейкер.
— Что?! — спросил голос.
Глава 54
— Ронни. Рональд. Четвертое июля 1960 года. Рональд Уайтейкер.
— Заткнись! — рявкнул голос в рации.
Словно в ответ ему оглушительно раскатился гром.
— Твое настоящее имя — Рональд Уайтейкер.
— Заткнись! Заткнись!
Сквозь шум дождя Бэленджер услышал грохот снизу. Не из люка. Дальше и ниже. Положив палец на спусковой крючок пистолета, он отпер засов, откинул крышку люка и увидел сквозь очки пустую витую лестницу, словно окрашенную в зеленый свет.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — продолжал вопить Ронни.
Прислушиваясь к звукам ударов, Бэленджер соскользнул по лестнице и сквозь большую дыру, пробитую в стене, выглянул в разоренную гостиную Данаты.
Действительно, дверь сотрясалась от толчков с той стороны, и эти толчки были настолько мощными, что баррикада раскачивалась и, как показалось Бэленджеру, могла в любой момент поддаться яростным усилиям атакующего.
— Твоя мать умерла, — сказан Бэленджер в микрофон, — а твой отец оказался негодяем из негодяев и растлил тебя.
— Я с тобой сделаю такое!.. Ты будешь умолять, чтобы я тебя прикончил! — проорал Ронни из-за двери.
Бэленджер вошел в гостиную и нацелил пистолет на дверь. Все так же шепотом, чтобы Ронни не слышал его настоящего голоса и считал, что он все еще находится в пентхаузе, он продолжал говорить в рацию:
— А потом твой отец решил, что сможет заработать на тебе несколько долларов, привез тебя сюда, в отель «Парагон», на праздник Четвертого июля, и продал тебя какому-то другому извращенцу.
— Я не стану слушать тебя!
— Тот парень попытался задобрить тебя бейсбольным комплектом: мячом, перчаткой и битой. Я не в состоянии представить себе, насколько это было отвратительно. Затем твой отец вернулся в номер, получив деньги. Он был пьян и заснул. Ты двадцать два раза ударил его по голове битой. Ронни, окажись я на твоем месте, то, наверно, нанес бы пятьдесят ударов. Сто. Я не в силах даже передать тебе, до какой степени мне жаль того маленького мальчика. Я прихожу в бешенство, когда думаю о том, что с ним сделали. Мое сердце сжимается, когда я думаю о детстве, которого он был лишен.
Дождь все так же хлестал по стенам и крыше. Гром сотрясал здание.
— Но, Ронни, я ненавижу то, чем он стал.
— Меня зовут Уолтер Харриган!
Бэленджер выстрелил на звук голоса. Раз и второй. В самую середину двери; его пули оставили в дереве аккуратные дырочки.
Не теряя и доли секунды, он отскочил в сторону, и тут же два громовых выстрела из дробовика пробили в стене две дыры, почти соприкасавшихся краями. Ронни тоже стрелял на звук, только не голоса, а оружия Бэленджера.
Одна из картечин все же зацепила руку Бэленджера, но он, стараясь не замечать боли, всадил по пуле справа и слева от пробоин и метнулся к входу на винтовую лестницу, а у него за спиной еще дважды прогрохотал дробовик, и в стене появились еще две округлых дыры с рваными краями.
Из темноты за стеной послышался характерный звук — это Ронни перезаряжал дробовик.
«Черт побери, я все же позволил ему провести меня! Он заставил меня тратить впустую боеприпасы! Теперь осталось только пять патронов!»
Рация вновь ожила. В динамике раздалось потрескивание.
«Да ведь Ронни рассчитывает целиться на этот звук!» — сообразил Бэленджер. Не реагируя на повторную попытку вызова, он опрометью кинулся вверх по лестнице. У него за спиной дважды прогремело; картечь звонко хлестнула по железным ступеням лишь немного ниже его ног.
— Я не вижу сквозь пробоины свет от вашего фонаря, — сообщил голос из рации Бэленджера. По-видимому, Ронни сумел овладеть собой и решил вернуться к насмешливо-вежливому тону. — Теперь я понимаю. Пока ваши друзья отвлекали меня, вы спустились по лестнице к трупам и забрали оставшиеся на них очки ночного видения.
Бэленджер высунул голову из люка. Теперь он стоял так, что Ронни не мог выстрелить в него оттуда, где находился.
— Я нашел мины, которые ты спрятал под трупами, — сообщил Бэленджер.
— Что ж, тем не менее вы нашли не все, — последовал ответ.
И тут же все здание сотряслось от мощного грохота. В первое мгновение Бэленджер решил, что это был всего лишь очередной сильный удар грома. Но по дрожанию стен он понял, что на сей раз воздушный удар пришел изнутри. Его так тряхнуло, что пришлось ухватиться за край открытого люка. Воздушная волна ударила по барабанным перепонкам.
— Здесь, в наблюдательской! — прокричала наверху Аманда.
Бэленджер выскочил наверх, пробежал по комнатам, открыл люк перед мониторами и тут же закашлялся от едкого дыма. Когда же дым рассеялся, он увидел, что на три этажа вниз лестницы больше не было. Лишь раскачивались на весу уцелевшие кое-где части арматуры. А далеко внизу был виден огонь.
Бэленджер поднял рацию:
— Если ты говоришь о той металлической коробке, которой пугал Аманду, то ее мы нашли.
Я бросил ее в люк твоего наблюдательного центра. Внизу вот-вот начнется пожар.
— Я все равно собирался назавтра сжечь этот дом. Монеты не представляют для меня совершенно никакой ценности.
Резкое изменение темы заставило Бэленджера вновь встревожиться.
— Монеты?
— Они представляют собой огромное состояние, но я не мог использовать их даже для того, чтобы заплатить налоги за дом и территорию, — с явственной горечью произнес голос. — Я бывал у разных торговцев монетами в разных городах. Никогда не брал с собой больше нескольких монет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42