Обрати внимание на задние конечности. Тоже вывернуты. Ты только представь, Малдер, сколько для этого нужно сил. Будь здоров, сколько!
- Ну и что ты хочешь этим сказать?
- Пока еще рано делать выводы, Малдер. Почти вся шкура содрана, хотя, если приглядеться… - Скалли наклонилась и ткнула пальцем в одну из фотографий. - Похоже, на животе остались кусочки. И между ногами вроде бы тоже. Трудно сказать:
слишком много мышечной ткани утрачено или повреждено.
Малдер поднял глаза.
- Знаешь, с них не просто сняли шкуру. Что скажешь? Может, их освежевали?
Скалли осторожно кивнула, как всегда, не желая
принимать решения до тех пор, пока не ознакомился с прямыми уликами.
- Может быть. Нужно самой все как следует осмотреть.
Она протянула ему еще две фотографии. Малдер взял их, бросил взгляд и, судорожно
сглотнув, откинулся на спинку кресла.
- Господи!
Люди. На фото были люди.
Он прикрыл глаза и отложил снимки в сторону. За последние несколько лет он навидался всякого: от расчлененных трупов до кровавой бойни, но ничего более жестокого он еще не встречал. Одного взгляда на снимки вполне хватило, чтобы понять: это что-то новенькое. Мягко говоря.
Освежевали.
Этих людей освежевали. Причем заживо.
- Скиннер, да? - не то спросил, не то констатировал Малдер: замдиректора наверняка недолго думая спустил это дело ему.
Заправив за ухо выпавшую прядь волос, Скалли кивнула.
- Местные власти, из Управления шерифа округа, позвонили… - она заглянула в папку, - позвонили Рэду Гарсону из Управления Альбукерке. Ну а тот сразу вспомнил про тебя.
С Гарсоном Малдер был немного знаком еще по академии в Квантико. Родом с запада, Рэд учился с редкостным рвением, происходящим не столько из больших способностей (хотя их у него было немало), сколько из страстного желания уехать поскорее с востока. И, надо сказать, в этом преуспел. Работник он был отменный, особенно по части расследования на месте преступления. Раз он обратился за помощью, можно не сомневаться: дело это - крепкий орешек.
- На такое, Малдер, способен только больной. Больной, психически неуравновешенный тип, или человек, напрочь лишенный эмоций, то есть, можно сказать, уже не человек.
Он схватил первую попавшуюся фотографию: на ней было два трупа. Слава Богу, их лица (вернее, то, что от них осталось) были отвернуты в сторону от объектива.
- Их связали? Накачали наркотиками?
- Трудно сказать, - не сразу отозвалась Скал-ли, - но на первый взгляд… - Она замолчала, а когда заговорила, по ее тону Малдер понял: она нервничает и злится. - Похоже, нет. Во всяком случае. Гарсон не считает, что их убили где-нибудь в другом месте, а потом привезли и бросили здесь.
Малдер прикрыл рот рукой и задумчиво прикусил нижнюю губу.
- Судя по результатам вскрытия (их Проводила медэксперт Элен Риос), - продолжила Скалли, - нельзя сказать определенно, были ли они в сознании в момент смерти. Судя по незначительному количеству эпинефрина в крови, все произошло так быстро, что он просто не успел образоваться, как, впрочем, почти всегда в случаях жестокого насилия.
- Выброс адреналина у жертвы, - тихо прокомментировал Малдер.
Скалли оторвалась от бумаг.
- Верно. Но это еще не все. Малдер насторожился.
- Похоже, во время нападения они были одеты.
- Как это? - поежился он.
- На месте преступления обнаружены обрывки одежды. А еще куски обувной кожи и металлические пуговицы.
- Хватит, Скалли!
Слегка дрожащей рукой она засунула папку в кейс.
- Патологоанатом считает, что они умерли от болевого шока или истекли кровью. - Скалли медленно перевела дыхание. - А по мнению Гарсона, они умерли от страха. То есть, когда упали на землю, были уже мертвы.
- Послушай, Скалли, - перебил ее Малдер, - что же получается: на этих людей (давай не будем пока говорить проживотных), на этихлюдейкто-то напал и освежевал так, что изодрал в клочья одежду и заживо содрал кожу. - Он покачал головой. - Ты говоришь, что…
- Они говорят, - поправила его Скалли. , - Ну хорошо. Они говорят, что случилось это так быстро, что даже не успел образоваться эпи-нефрин… - Малдер мрачно улыбнулся и невидящими глазами обвел кабинет. - Скалли, но ведь ты не хуже меня понимаешь, что это - черт побери! - почти невозможно.
- Может быть, и так, - согласилась она. - У меня было слишком мало времени, чтобы как следует над этим подумать.
Малдер вскочил.
- А тебе и незачем думать, Скалли. Над чем тут думать? Это практически невозможно - и точка!
- Вот поэтому рано утром мы и должны сесть в самолет. Пересадка в Далласе, и в час дня мы в Нью-Мексико. - Предвидя возражения, Скалли наставительно подняла вверх палец: - И попрошу учесть, Малдер, слово «практически» здесь как раз уместно. Именно потому, что не означает «совершенно».
Малдер посмотрел на ее кейс, кивнул на кипу незаконченных дел на столе и, заметив улыбку в уголках ее рта, спросил:
- Ну и?..
Скалли молчала, зная, что Малдер и не ждет от нее ответа.
Он всегда ведет себя так, когда на него сваливают дело под грифом «Икс». Закрутились колесики, забегали шарики, в глазах вспыхнул азарт. Малдер понимает «невозможное» по-своему - просто кто-то почему-то решил: тому, что случилось, нет объяснений.
Но объяснения есть всегда. -
Всегда!
Правда, они не всегда нравятся его начальству и Скалли. Но тем не менее они есть.
Иногда, чтобы их найти, нужно лишь немного напрячь воображение Посмотреть на вещи чуть-чуть шире. Постараться понять, что истина порой надевает маску.
- И это еще не все, - сказала Скалли и уложила пакет с семечками в кейс Малдера.
- Что еще?
Она встала и поправила юбку.
- В одном из случаев есть свидетель. Малдер от удивления открыл рот.
- Шутишь? И он видел убийцу?
- Видела, - уточнила Скалли. - И она утверждает, что это не человек. Малдер молчал.
- Она говорит, что это призрак. Час от часу не легче!
- Не то призрак, не то привидение.
Глава 7
В кострище горел огонь. Языки пламени отбрасывали причудливые блики на стены большой мрачной комнаты без окон. Темные струи дыма тянулись к круглому зазубренному отверстию в потолке.
На досках вокруг кострища сидели люди, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. Их тени четко вырисовывались на грубо отесанных каменных стенах.
Их было шестеро. Худые обнаженные тела напряжены, длинные, мокрые, от пота волосы поблескивали в свете костра. Они не отрывали глаз от огня. Языки пламени чуть заметно колебались от дуновения ветерка, но мужчины его словно не замечали.
Над костром на металлической решетке в маленьком закопченном котелке булькала, не поднимая пара, бесцветная жидкость.
Седьмой мужчина, как велит ритуал, сидел чуть поодаль, на стуле, вытесанном из красного матового камня. Он тоже был гол, только голову украшала расшитая драгоценными камнями повязка.
Камни - каждый размером с ноготь - не повторяли друг друга. В правой руке мужчина держал позвоночник змеи, в левой - черный конский хвост, завязанный на конце узлом и переплетенный голубой, красной и желтой лентой. Его черные сяаза смотрели в никуда.
Наконец один из сидящих вокруг костра пошевелился: его грудь поднялась и опустилась в беззвучном вздохе. Взяв из рук соседа, сидящего слева, глиняный черпак, он окунул его в котелок и с трудом поднялся на худые старческие ноги. Сказал слово огню. Слово туманному ночному небу, видневшемуся сквозь дыру в потолке. Потом поднес черпак к мужчине на стуле, пробормотал заклинание и вылил кипящую жидкость ему на голову.
Тот не шелохнулся.
Вода потекла по волосам, плечам, спине и груди.
А он так и не шелохнулся.
Лишь дрогнул конский хвост, но сжимавшая его рука осталась неподвижной.
Старик возвратился в круг, сел и, приняв позу, снова замер.
Стало тихо, лишь потрескивал огонь.
Одинокий человек, затерянный среди безмолвия.
Он стоял в кругу разбросанных костей - койота, горного льва, лошади, быка, барана, змеи.
Он смотрел, как над Сангре Вьенто Меса поднимается струйками дым, и потом, поднявшись метров на тридцать, они стекаются в один темный столб, восходящий прямо к луне.
Луна в клубе дыма казалась изумрудной.
Человек улыбнулся невеселой улыбкой.
Он распахнул руки, как будто маня дым к себе.
Дым стоял на месте.
Ничего, он подождет.
Дым всегда приходил к нему - придет и теперь.
А после сегодняшней ночи, когда выжившие из ума старцы сделают свое дело, он заставит его подчиниться своей воле.
Нужно только верить…
Донна перевернулась во сне и застонала так громко, что проснулась. Она моргнула, прогоняя страшный сон, и, окончательно проснувшись, спустила ноги с кровати. Отбросив с лица волосы, Донна вдохнула ртом прохладный ночной воздух и зябко передернула плечами.
В доме было тихо.
И у соседей тоже.
Через щели в шторах в комнату проникал лунный свет, в его лучах плясали пылинки.
Донна зевнула и встала с кровати. Кошмар рассеялся, но она знала: это тот самый жуткий сон, что преследует ее вот уже третью неделю.
Ей снилось, будто она идет по пустыне, босая, в одной длинной тенниске. Ноги мерзнут от остывшего за ночь песка. В лицо дует ветер. Полнолуние, а луна такая огромная, словно вот-вот столкнется с землей. И звезд не сосчитать…
Ветер дует ей в лицо, а за спиной слышны чьи-то шаги, но стоит ей обернуться - никого, только ночь да ее тень.
А за спиной что-то шипит.
Подбирается к ней и царапает.
Она чувствует, что больше не выдержит, и уси
лием воли заставляет себя проснуться: если не проснешься, то просто умрешь от страха.
Донна не верила в приметы, но не могла не удивляться постоянству этого страшного сна.
Она сонно побрела на кухню, открыла холодильник и подумала, не выпить ли пива. Хотя, пожалуй, поздновато (или рановато?) А, один черт! Если она сейчас выпьет, то уже не уснет и встанет ни свет ни заря, кляня себя и гадая, хватит ли сил целый день таскать ноги после нескольких часов сна.
Решительно захлопнув дверцу холодильника, Донна зевнула и направилась к задней двери.
Двор у нее был небольшой. Как и все остальные участки, расположенные вдоль боковой дороги, с торца его замыкала выкрашенная под цвет земли бетонная стена. Ветвистые тополя скрывали соседние дома, и даже днем увидеть их можно было только стоя прямо у стены.
Внезапно Донна почувствовала себя страшно одинокой.
Никого рядом.
Она отрезана от всего мира, и помочь ей некому.
Она запаниковала и никак не могла взять себя в руки.
Бегание из комнаты в комнату ничуть не помогло: из окна гостиной тоже ничего не видно - только розовые клумбы. Надо было гробить столько сил и времени, чтобы сделать из них живую изгородь - теперь за ними не видно ни дороги, ни поля.
Да она в западне!
Вскрикнув, Донна помчалась к двери, распахнула ее и, выскочив на крыльцо, чуть не спустилась во двор, но бетон обжег холодом босые ноги, а холодный ветер приклеил тенниску к груди.
«Хватит! Завтра же утром перееду в город!» - решила Донна.
«Каждый раз после кошмара даю себе этот обет», - тут же невольно усмехнулась она.
Нечего сказать, крутая девчонка! Такая крутая, что раскисла из-за какого-то бредового сна.
Рассмеявшись, она вернулась в дом, и ей показалось, что она слышит за спиной знакомое шипение-Дым поднялся, свернулся кольцом и проглотил изумрудную луну.
Майк Остранд был слегка навеселе.
Черт, какое там слегка - пьян в стельку: не различал даже приборной доски, не говоря уж о шоссе.
Сноп света от фар то расплывался, то принимал четкие очертания. Дорога качалась из стороны в сторону, а вместе с ней и машина то и дело пересекала осевую линию.
Впрочем, уже так поздно, что это не имеет никакого значения.
Дорога из Санта-Фе, не считая отдельных горок и пригорков, ровная на всем пути до Берналильо, да и дальше, за Альбукерке: знай топчи себе железку и держись покрепче за руль. Не впервой!
Майк икнул, рыгнул и, почувствовав кислый привкус во рту, скривился и потряс головой.
По радио передавали Вилли Нельсона.
Майк протер глаза и взглянул в зеркало заднего вида. Ни черта не видать - темнотища!
И впереди темнотища.
Спидометр перевалил за сто.
«Если повезет, к двум буду дома, а в два десять засну, разумеется, если доберусь до спальни. Или в два ноль пять, если не дотяну и свалюсь на кушетку в холле…»
Он рассмеялся, вернее хохотнул и, почувствовав, что вот-вот зевнет, опустил оконное стекло. Он хоть и пьян, но соображает: пусть лучше продует голову, чем вырубиться и очнуться в кювете.
Из окна потянуло свежей ночной прохладой.
Ровно и уверенно гудел мотор.
-Ну прямо как я! - заявил Майк, обращаясь к дороге. - Уверен в себе, прочно стою на ногах. Он опять хохотнул и еще раз рыгнул. Хороший был вечер. Нет, просто замечательный! Эти недоумки из Санта-Фе, которые полагают, что лучше других разбираются в современной живописи, решили, что он - новое слово в искусстве. «Живые коллажи» - вот как они назвали его картины, а его самого окрестили Гением Пустыни.
- Бог ты мой! Смех да и только! - завопил он во всю глотку.
Лет десять подряд Майк безуспешно пытался продать свои картины, которые не нравились даже ему самому, а в один прекрасный день взял кактус, разрезал его пополам, приклеил к холсту, добавил несколько птичьих косточек и пару бусинок, придумал соответствующее бредовое название и шутки ради повез на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21