— Ну и что же дальше? — спросил принц. — Мы так и будем стоять и пялиться на эти фигурки, или же кто-то соблаговолит объяснить нам суть игры?
— Разумеется, господин, — испуганно ответил Коктар. — Сию минуту.
Старик уже встал со своего кресла и приближался к ним.
— Я вижу, господ заинтересовал махтас, — проговорил он резким скрипучим голосом, внимательно разглядывая Талигхилла. Похоже, торговец проверял на глаз, хватит ли незнакомцу денег, чтобы купить игру, или же не стоит даже тратить время. Хотя, вряд ли, — Коктар редко ошибался.
Принц кивнул старику, что да, мол, заинтересовал, но не так, чтобы слишком. Он был знаком с обычаями рынка: стоит тебе хоть на мгновение показать, что хочешь чего-то, как это что-то поднимется в цене просто неимоверно. И скорее из принципа, чем от жадности, Талигхилл не собирался переплачивать лишние деньги.
— Пойдемте, пойдемте, — проскрипел старик. — Я все расскажу и покажу.
Он приподнял канат так, чтобы клиент мог пройти через ограждение и выжидающе посмотрел на Пресветлого. Принц склонил голову и перешел на ту сторону, за ним последовали телохранители с Коктаром. Толпа недовольно зашумела, когда охранники по приказу старика стали выпроваживать всех из шатра, помогая самым нерасторопным толчками в спину.
Старик снова уселся в свое кресло и предложил принцу немного подождать:
сейчас парни закончат и принесут точно такое же кресло ему. Талигхилл опешил от такой неучтивости, хотел было послать все к демонам и отправиться обратно в усадьбу, но потом передумал. Потому что присмотрелся наконец к фигуркам, что стояли на доске, и понял: перед ним миниатюрные изображения крепостей.
А еще — воинов и боевых зверей, колесниц и деревьев. Он не знал, чему удивляться прежде: тому ли, что все это разительно похоже на живых существ, или тому, что каждая фигурка размером с сустав его пальца. О том, чтобы рассердиться и уйти, он уже и не думал.
Стражники тем временем выгнали зрителей, опустили полог шатра и принесли Талигхиллу кресло. Тот рассеянно рухнул в него, не отрывая взора от доски и всматриваясь в детали: каждая фигурка отличалась от прочих и несла в себе столько же индивидуальности, сколько и живой человек. Я знаю, что так пялиться на товар нельзя, но… А вон тот, вон тот, с надменным лицом и плюмажем из пышных перьев — хорош, до чего же хорош! Вот только… как в это играть?
Старик с довольным видом сидел напротив, медленно потирая руки, словно у него внезапно заломило кости. Он дал покупателю (кажется, уже не потенциальному, а самому что ни на есть настоящему) как следует рассмотреть фигурки, а потом чуть слышно кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
— Если позволите, я расскажу вам о правилах игры в махтас, — он пытливо посмотрел на принца, словно подсчитывал, сколько с того запросить.
— Расскажи, — позволил Пресветлый.
— Вот это — игральное поле, — старик указал на расчерченную восьмиугольниками доску. — Как видите, оно поделено на секторы, а каждый сектор — на отдельные клеточки. На каждой такой клеточке может уместиться не больше одной боевой единицы. — Талигхилл вопросительно взглянул на торговца, и тот пояснил. — Боевыми единицами называются эти фигурки. Так вот, — продолжал он, — на каждой клеточке может стоять лишь одна фигурка.
Разумеется, существуют исключения… — старик встал с кресла и, извинившись, ушел куда-то, бормоча себе под нос.
— Что с ним? — спросил принц у Коктара.
Тот пожал плечами:
— Не знаю, господин. Раф-аль-Мон всегда такой… Немножко странноват.
Вернулся старик с толстенным свитком, который еле умещался в трубчатом футляре из мягкой кожи. Раф-аль-Мон выковырял оттуда свиток и развернул, нимало не смущаясь тем, что все присутствующие внимательно за ним наблюдают.
— Вот! — заявил торговец, указывая пальцем на какую-то едва различимую строку. На одной клеточке может стоять более одной фигуры в том случае: А — если происходит сражение по правилу сто семнадцатому (см. выше), Б — если командиры обмениваются войсками или же…
— Минуточку, — прервал его Талигхилл. — Мне хотелось бы услышать более общие правила. Об исключениях мы поговорим потом — когда… если я пожелаю купить эту игру.
— Разумеется, господин, — Раф-аль-Мон поднял кверху обе руки, из-за чего пергамент стал потихоньку сползать с его худощавых колен. — Разумеется, все, как вы пожелаете. — Старик ловко подхватил пергамент и переложил его на игровое поле.
— Итак, на чем же мы остановились? — он погладил седую бороду и продолжал. — Да, на боевых единицах. Как видите, они разные. Как и в жизни, в махтасе имеются и простые солдаты, и военачальники, крепости, боевые звери и многое другое. Согласно правилам, боевые единицы взаимодействуют друг с другом, стремясь к одному: уничтожить противника и занять все крепости. В махтас можно играть как с одним или несколькими живыми людьми, так и самому с собой. Конечно же, интереснее сражаться с кем-то, но иногда полезно оттачивать мастерство именно в поединках с самим собой. Если станете покупать, я обещаю сыграть с вами несколько раз, дабы вживую объяснить правила и помочь сориентироваться, что к чему.
— И сколько же стоит эта игра? — бесстрастно произнес принц. Он догадывался, что сумма, которую назовет Раф-аль-Мон, ему не понравится, а еще меньше она понравится дворцовым казначеям; но также он догадывался о том, что купит махтас, сколько бы тот не стоил. Кажется, только что Талигхилл отыскал то единственное лекарство, которое было способно излечить его от невыносимой скуки.
Раф-аль-Мон назвал цену. Принц сокрушенно покачал головой и начал торговаться. Впрочем, даже после долгих и упорных переговоров сумма все равно осталась немыслимой, лишь чуть-чуть приблизившись к приемлемой. Тем не менее, Талигхилл сказал, что покупает махтас. Раф-аль-Мон наклонился, скрывая появившуюся на устах ухмылку, и спросил, когда принц пожелает, чтобы игру доставили во дворец.
Не во дворец, а в усадьбу, поправил Талигхилл, и не доставили, а доставил
— лично Раф-аль-Мон; заодно и играть поучит, и расписку на выплату денег получит. Торговец как-то незаметно проглотил ухмылку и спросил, когда же являться.
— А зачем тянуть? — сказал Пресветлый. — Завтра утром и являйся.
Торговец заверил, что да, непременно; принц принял заверения и встал с кресла — пора было возвращаться в усадьбу. Он с жалостью поглядел на доску с фигурками, кивнул телохранителям и пошел к выходу из шатра.
Парни Раф-аль-Мона услужливо распахнули клапан и проводили покупателя почтительными взорами. Не глядя на них, принц покинул шатер и забрался в паланкин. Коктару он только молвил: К выходу , — и весь оставшийся путь провел в молчании, опустив занавеску и невидящим взглядом скользя по подушкам в такт покачиваниям.
У границы рынка с остальными районами города проводник остановился и выжидающе посмотрел на паланкин. Принц поначалу даже не понял, почему возникла задержка, выглянул из-за занавески, поморщился и велел Джергилу расплатиться. Коктар благодарно кивнул — совсем не так подобострастно, как раньше, — и исчез в людской толпе.
— Куда теперь, господин? — поинтересовался телохранитель.
— В усадьбу.
Носильщики пустились в обратный путь, а он покачивался на подушках и думал об игре. Возможно, махтас поможет разогнать скуку, пока не вернется отец. А потом — на север, как можно дальше в горы, забраться в какой-нибудь охотничий домик, просыпаться с рассветом, скакать по склонам и стрелять в горных козлов; выслеживать барсов, купаться в студеных ручьях — все, что угодно, только бы подальше от этой сводящей с ума жары.
/И снов/
Да, и снов. Хотя, от них-то не скрыться даже в горах.
Разумеется, покачивания привели к тому, что Талигхилл снова заснул. А иначе и быть не могло. Не ломать же себе голову над тем, что значили те черные лепестки на туфлях…
Скорбь. Великая скорбь и великие заботы. Лепестки липнут к подошвам, и их не стряхнуть. Разумеется, подошвы. Это же сон. Это же просто сон! Но скорбь здесь все равно чувствуется, как наяву. Она переполняет душу, и Талигхилла трясет от нахлынувших чувств. Трясет. Проклятые лепестки!
— Вставайте, Пресветлый. Мы уже вернулись, — это, разумеется, Джергил.
Странно все-таки, как может наш разум преобразовывать внешние раздражители в сновидческие образы.
Талигхилл потер висок, удивляясь этой чужой мысли, потом посмотрел поверх плеча телохранителя и увидел сереющее небо. Приближался вечер. В саду уже раздавались одиночные трели цикад; очень скоро они сольются в общий стрекот, приветствуя бледный лик луны. Если ты не хочешь поднимать Домаба с постели, чтобы извиниться перед ним, — стоит поспешить.
Вынув из специального отделения сверток, принц зашагал к дому. Позади слуги похрустывали разноцветными камешками дорожки, унося паланкин. Храррип и Джергил, наверное, отправились на кухню промочить горло. Талигхилл понимал их и сам с удовольствием занялся бы тем же, но прежде всего следовало покончить с досадным недоразумением, случившимся сегодня утром.
Он поднялся по низеньким широким ступенькам на крыльцо и потянул за металлическое кольцо, открывая массивную створку двери.
Талигхилл вошел в зал с высоким потолком, и многочисленными украшениями на стенах: трофейными шкурами и головами убитых на охоте диких зверей, оружием, гобеленами, скульптурами и многим другим. Здесь горели свечи, а в дальнем углу трещали в камине дрова — как будто и так вокруг не было невыносимо жарко! Широкая, покрытая богатым ковром лестница вела на второй этаж — в комнаты, которые занимал принц. Там же, наверху, иногда останавливался отец или подобные ему высокопоставленные особы, когда наведывались в усадьбу. Была там и комната покойной матери — в ней единственной всегда жила пустота и ничего не менялось с того трагичного дня, когда Пресветлая умерла; только слуги ежедневно чистили ковры и сметали пыль с мебели. А на первом этаже размещались кабинеты отца и самого Талигхилла, хозяйственные помещения, комнаты слуг и, разумеется, столовая, гостиная и музей. Сейчас Пресветлый стоял в гостиной и прикидывал, где имеет смысл искать Домаба. Статуэтка, завернутая в шершавую бумагу, оттягивала руку к полу, и принц положил ее на ближайший столик.
В это время дверь справа раскрылась и в комнату вошел низенький лысеющий мужчина преклонного возраста, в аккуратном, но не богатом халате с вышитыми по краям вепрями. Не замечая Талигхилла, он подошел к потрескивающему камину и устало опустился в кресло перед огнем, вытянув в сторону пламени ноги в мягких туфлях. Так он сидел некоторое время, изредка вздыхая и подбрасывая щипцами выпадающие угольки обратно в огонь. Талигхилл же стоял на прежнем месте и все никак не решался заговорить.
Наконец он все-таки поднял со столика сверток и направился к мужчине в кресле, нарочито громко ступая по коврам. Ковры, разумеется, не обращали на это никакого внимания и делали то, что им и положено: смягчали шаги до полной беззвучности.
— Домаб… — Талигхилл надеялся, что в его голосе не отражалась та нерешительность, что была сейчас в сердце.
Мужчина в халате с вепрями взглянул через плечо и тихо вздохнул, так как резкое движение причинило ему боль.
— Это ты, Талигхилл? Храррип говорил мне, что вы ходили на рынок. Каково там, в столице? Так же прохладно, как здесь?
Принц удивленно развел руками:
— Домаб, там так же жарко, как здесь.
— Разумеется, — кивнул управитель, соглашаясь. — Разумеется, вам, молодым, жарко. А я вот, видишь, даже позволил себе маленькое самоволие и растопил камин — мерзну.
— Домаб… — Талигхиллу очень захотелось дернуть себя за ус или потеребить бахромчатый конец пояса, — но сдержался. — Сегодня утром я был резок с тобой — и совершенно не имел на то оснований. Когда умерла мать, ты заменил мне и ее, и отца, воспитывая меня и помогая мне. Демон! — я не умею говорить красиво, я просто хочу сказать, что не должен был срываться сегодня утром!
Принц вздохнул:
— Ну вот, я снова сорвался. Это все проклятая жара. Знаешь, ведь я даже не помню, по какому поводу, собственно, накричал на тебя.
— Садись, — Домаб указал на кресло рядом с собой. — Я напомню тебе.
— Я не думаю, что…
— Мы говорили о снах, Талигхилл, — управитель посмотрел прямо в лицо этому тридцатилетнему мужчине, которому рано или поздно предстояло стать правителем страны. Другие трепетали перед взглядом Пресветлого, но Домаб уже привык к этим излишне бесстрастным, словно неживым глазам. И он привык говорить принцу ту правду, которой тот не хотел слышать. — Речь шла о снах.
Твоих вещих снах. Я спросил, не приснилось ли тебе сегодня ночью что-нибудь подобное — слишком уж мрачным было твое лицо. А ты стал утверждать, что тебе никогда ничего подобного не снится. Ты взрослый мужчина, Талигхилл.
Пора посмотреть правде в глаза: Пресветлые — не просто династия правителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27