Она уже была внизу, когда на этажах начали осторожно приоткрываться двери, и соседи, через цепочки, испуганно спрашивали друг у друга о происходящем. Сорванный голос где-то продолжал страшно хрипеть, кровь капала в лестничный пролёт.
Миновав пустой двор, Вера вышла на улицу. Никогда раньше она не замечала, что ровный городской шум столь благозвучен и так хорошо действует на нервы.
Вера Дансева училась в школе неважно. Она была спокойна, но остра на язык, и учителя её побаивались. В выданной характеристике значилось: «Груба с учителями и старшими, безразлична к учёбе, от общественной работы отказывается демонстративно, с товарищами по классу не общительна».
В общем, всё было приблизительно так, за исключением последней фразы. Ведь у неё были и я, и Котов, и Петрушка… Трудно сказать, что нас связывало. Возможно, мы, все четверо, были дальними потомками какого-нибудь великого сумасшедшего.
В восьмом классе Вера показала всей школе, что она способна на поступок. Наш преподаватель физкультуры имел слабость подглядывать в женскую раздевалку, да и вообще смотрел на девочек как-то нехорошо. Однажды, когда учитель прильнул к щёлке в очередной раз, Вера тихо подошла сзади и тронула его за плечо. А когда он обернулся — влепила ему оглушительную затрещину. Больше всего меня удивило то, что она дала и второй раз. Она ударила бы и в третий, если бы учитель, опомнившись, не схватил её за руку.
После массовых допросов в кабинете директора дело замяли, а учителя перевели в другую школу.
Полгода Вера проучилась в Медицинском институте. Конспект по истории КПСС она подписала «История болезни». Её отчислили во время первой же зимней сессии.
Года два, в то время, когда мы с Котовым тянули армейскую лямку, Вера болталась по стране с системщиками — была такая советская разновидность хиппи, путешествующих автостопом, с разработанной системой взаимопомощи. В этих компаниях или, как их там, общинах, она пристрастилась к травке, и там же первый раз укололась. Когда появилась зависимость, путешествия потеряли смысл. Собирались у кого-нибудь в квартире человек по десять, делали из салутана очень плохой эфедрин — «джеф» и тащились посредством одной на всех иглы часы или сутки, пока не заканчивался раствор. Болели гепатитом все вместе или по очереди.
Потом и это ей наскучило, да и кстати подвернулась по знакомству хорошая работа в «Интуристе». Сама по себе должность собачья, но давала возможность для валютных махинаций, в которые Веру незамедлительно и втянули. А дальше всё покатилось по наклонной. На запах «зелёных» потянулись фарцовщики, и тогда же на сцене появился Лёха Банданов — гроза невской панели и галёрки. Распугав шантрапу, он предложил Вере свою защиту.
С того дня при встречах он угощал её очень хорошим косячком, который Вера с удовольствием выкуривала дома после работы. Однажды, вместе с обычной травкой, он сунул Вере бумажный пакетик с порошком.
— Попробуй для интереса, — подмигнул он по-приятельски.
— В смысле… а сколько стоит?
— Ерунда, не стоит говорить. Тебе помочь?
— Разберусь. Спасибо…
— Ну, бывай.
На другой день Вера сама разыскала Банана и за символическую сумму взяла ещё одну дозу. И на следующий день тоже.
Вера взяла больничный, и Банан стал её частым гостем. На протяжении десяти вечеров Вера погружалась в нирвану, проживая день в ожидании вечера, а на одиннадцатый он не пришёл.
Он появился только через сутки и угостил Веру большей чем обычно дозой. Вера отключилась, и Банан её изнасиловал. К величайшему его удивлению, двадцатилетняя наркоманка, проболтавшаяся несколько лет по стране с хиппи и панками, оказалась девственницей.
Очнувшись и сообразив, что произошло, Вера едва не свихнулась от обиды. Но прошёл день, другой, а на третий она разыскала Банана и, не напоминая о случившемся, попросила дозу «того самого». Банан ответил, что обстоятельства изменились, цены выросли и вообще продают только за валюту.
Прошло ещё два года. Веру уволили из «Интуриста», она стала законченной наркоманкой.
В течение последующего времени Вера работала медсестрой, сторожем, уборщицей, посудомойкой и надомной швеёй. Когда однажды, за целую неделю, ей не удалось достать даже банки салутана, и она была готова умереть или совершить преступление, снова появился Банан. Он заметил, что Вера ещё хорошо выглядит, и предложил работу. Он оставил двадцать кубиков ханки и сказал, где его искать. Когда раствор кончился, Вера нашла его и приступила к работе.
Из сумки воняло порохом. Вера зашла в общественный туалет, закрылась в кабинке и вынула из барабана отстрелянные гильзы. Завернула их в бумагу и уже на улице выбросила в урну. Перешла Невский и встала на стоянке такси. Взглянув на часы, решила, что ехать рано. Можно просто погулять, ведь она видит этот город последний раз…
В нише возле Думы, там, где раньше находился спортивный магазин, расположились на заработки художники — первые ласточки городской вольницы. Вера подсела к самому волосатому, а потому внушавшему наибольшее доверие, и через полчаса на листе ватмана был готов её портрет. Вера заплатила десятку и отошла в сторону. «Неужели я такая? Наверное, приукрасил…» — подумала она, разглядывая рисунок. С бумаги грустно и отрешённо смотрела куда-то вдаль худая, но красивая молодая женщина с правильными чертами лица и стрижкой «каре». Под глазами наметились тени, но только едва-едва. Художник ей явно польстил.
Вера долго смотрела на портрет, ей стало жалко себя и обидно. Почему, почему кроме сытых свиней и безмозглых похотливых подонков с набитыми бумажниками её никто не замечает? Будь она помоложе, то непременно бы заплакала, но теперь уже разучилась… Она свернула лист в трубочку и заткнула в сумку.
Гостиный двор, Катькин сад, Дворец пионеров. Здесь, в этом дворце, Вера первоклассница занималась в кружке мягкой игрушки, и с этого места до Пушкинской улицы она знала каждый сантиметр Невского. Аничков мост с клодтовскими конями, дом Штакеншнейдера, «Гастрит», «Сайгон», «Маяк»… но это уже потом, после… Вера ускорила шаг и вскоре свернула на Пушкинскую.
Бабушка ещё на даче, ключ от комнаты всегда в кухне на гвоздике — соседи не вредные, поливают цветы…
Вот и комната, в которой она родилась и жила, пока родители не получили квартиру в новом районе. Она почти не изменилась: тот же довоенный сервант, круглый, покрытый скатертью стол посередине, горшки с цветами. Только телевизор уже новый — «Рекорд». На телевизоре заботливо вышитая салфетка, в комнате уютно и чисто. На стене тикают часы.
На серванте — круглый розовый поросёнок из кружка мягкой игрушки. Рядом фотография в рамке: улыбающаяся первоклассница с огромным бантом на макушке. Вера больше не выдержала. Слёзы брызнули из глаз, она бросилась на кровать и, наконец, первый раз за долгие годы разрыдалась.
Петрушка
Распрощавшись с Котовым, Петрушка направился к дому. Добрёл до трамвайной остановки, из трамвая перешёл в метро, где у него кружилась голова и закладывало уши, поднялся на Владимирской и сел на лавочку.
Вообще-то он должен был ехать к жене на Петроградскую, но туда он даже не решился позвонить, за него это сделал Котов и наврал что-то совершенно лишнее. Потому что Зинаида всё равно ничего не спросит, она просто даст ему по роже для начала. Ей нужен повод, а не довод. Ей это необходимо для нормальной жизнедеятельности.
Сидя на бульваре, Сева в задумчивости чистил траур под ногтями — верный признак хорошей попойки. Ногтями левой — ногти на правой руке, и наоборот. Закончив, встал со скамейки и поплёлся домой, к родителям. Если повезёт, их не будет дома. Все ключи у него в одной связке. И от жены, и от работы, и от дома. Хорошо, что есть куда пойти.
Налево — Пушкинская, здесь жила Дансева, когда ещё ходили в школу. Как она изменилась! Ну да Бог с ней… Всё-таки нельзя так пить. Этим двоим что, они могут керосин выпить, и глазом не моргнут… Так нельзя, когда-нибудь это плохо кончится.
Двор, подъезд. Если в почтовом ящике пусто — значит, кто-то дома. Ага, есть! Ну вот и хорошо. Теперь можно будет расслабиться, отдохнуть. Принять ванну, переодеться в чистое, заглянуть в холодильник… А Зинаида — пусть звонит. Буду снисходителен, но немногословен. «Да. Нет. Возможно. Ты полагаешь?…»
Хорошо, что есть лифт. Дверь, куча соседских звонков, хорошо, что есть ключ. Коридор, кухня. «Здрасьте…» Почему так странно посмотрела? Дверь в комнату, ключ… открыто.
Через шторы в комнату проникает узкая, но ослепительно яркая полоска солнечного света. Кто-то сидит спиной к нему перед телевизором. Поворачивается, быстро встаёт и подходит. Это Зинаида.
Удар.
Ещё.
Очки отлетают, сверкнув на солнце.
Чужим сдавленным голосом: «Очки… осторожно!..»
Судьба Севы Петрова внешне складывалась благополучно. Школа с серебряной медалью, избавление от армии по зрению, университет. Но наряду с этой парадной стороной жизни, рядом с ней проходила другая, более сложная и глубокая, полная тревог и разочарований, беспокойная личная жизнь.
Ещё в детском саду Петрушку очень интересовало, как выглядит то, что находится под трусиками у окружающих его девочек и женщин. Увидеть не представлялось возможности, а подглядывать не позволяло воспитание. Сведения, почерпнутые из разговоров со сверстниками, были столь туманны, что свидетельствовали, скорее всего, об их некомпетентности. Любопытство было удовлетворено самым неожиданным образом. Одна девочка, которую он, кстати, считал довольно строгой, сказала ему в умывальнике: «Давай глупости показывать». С этого дня они изредка уединялись и, спустив трусики, внимательно разглядывали друг друга, хотя у девочки особенно разглядывать было нечего. Недоумение Петрушки с каждым разом возрастало, а пределом мечтаний девочки было потрогать… Но это было слишком, она стеснялась.
В конце концов их застукала воспитательница. Старая дева от увиденного пришла в ужас и случившееся предала шумной огласке. Последовало разбирательство с вызовом родителей, которые так и не поняли, из-за чего шум.
Так или иначе, но разрыв был неминуем, а у партнёров на всю жизнь сохранился подавленный страх к любовным отношениям. К тому же, открылась измена: на допросе девочка призналась, что у неё был ещё один мальчик, с которым она тоже один раз уединялась в умывальнике.
Только в школе Петрушка начал снова интересоваться противоположным полом. В седьмом классе он увидел первый в своей жизни порнографический журнал. Ребята разглядывали его в туалете на переменке. Это было настоящее потрясение. На цветных иллюстрациях великолепного качества располагались не просто голые женщины, но был показан половой акт во всех его проявлениях и даже по несколько человек сразу.
Петрушка был сражён наповал. Теперь секс больше не выходил у него из головы. Он мысленно раздевал одноклассниц и взрослых женщин, изящных кинозвёзд и толстозадых учительниц — всех, кого видел, — и вступал с ними в сказочный мир сексуальных отношений. Он уже знал, что такое оргазм, но настоящая связь с женщиной ещё долго была для него тайной за семью печатями.
Его самая первая и на долгое время единственная партнёрша появилась только на третьем курсе университета. Как нетрудно догадаться, этой партнёршей была его будущая жена Зинаида.
Сева никогда не был суперменом, девчонки на него не западали. Но, главное, он сам их боялся. Точнее, боялся близости. Несколько раз, оставшись наедине с потенциальной партнёршей, он начинал так волноваться, что в самый решающий момент пасовал, чувствуя себя абсолютно не готовым… Партнёрши в подобных ситуациях думали преимущественно о себе — о том, как они поведут себя в ходе воображаемого ими сценария. Чаще всего они ожидали настойчивой атаки, в результате которой они, может быть, уступят… Отступление или даже бегство кавалера в решающий момент они считали позором и впоследствии не скрывали к нему своего презрения. Разумеется, Сева это мучительно переживал и считал себя самым несчастным человеком.
В университете он встретил Зинаиду. Она была опытна, глупа и по-женски хитра. Проучившись с Петрушкой меньше курса, она его раскусила. Случайные связи её не удовлетворяли, она хотела мужа или постоянного любовника, удобного во всех отношениях, над которым она бы имела власть. Петрушка был отличник (сама Зинаида числилась неуспевающей), не бабник, ленинградец с пропиской. И ещё ей очень хотелось принять когда-нибудь скромную фамилию Петрова вместо чудовищной Каценеленбоген.
Однажды, во время летней сессии, она в коридоре подъехала к Петрушке с просьбой списать тему из конспекта. Экзамен по предмету был уже завтра, поэтому Сева мягко, но решительно отказал. Тогда Зинаида предложила вместе писать шпаргалки. «Где?» — спросил Сева, которого пронзила радостная догадка. «Можно у меня на даче, в Озерках», — как ни в чём не бывало ответила Зинаида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39