Говорит Элена, жена Антонио Кларо, вряд ли бы сказала. Я звоню узнать, как вы поживаете, в данной ситуации такие слова были бы неуместными и даже недопустимыми, ибо между этими двумя людьми, хотя они уже дважды разговаривали друг с другом, еще не установилось столь близких отношений, чтобы просто так позвонить и поинтересоваться здоровьем или настроением, оправдать такую фамильярность нельзя даже тем, что речь идет о выражениях условных, ни к чему не обязывающих, разве что мы настроим свой орган слуха на восприятие сложной гаммы полутонов, в своем месте мы уже объяснили наиболее любознательным читателям, какие смысловые оттенки могут подчас скрываться в самых на первый взгляд нейтральных высказываниях. А что касается Тертулиано Максимо Афонсо, то он с явным облегчением откинулся в кресле и глубоко вздохнул, закончив разговор с Антонио Кларо. Если бы его спросили, кто из них двоих, по его мнению, в данный момент ведет игру, он бы, пожалуй, ответил: я, хотя не сомневался бы и в том, что и у его собеседника имеется достаточно оснований, чтобы ответить на этот вопрос таким же образом. Его нисколько не беспокоил тот факт, что место, выбранное для встречи, находится так далеко от города и что Антонио Кларо намеревается прибыть туда вооруженным, хотя он был убежден, что, вопреки уверениям актера, его пистолет, скорее всего, он возьмет именно пистолет, будет заряжен. Почему-то, хотя ему самому такое объяснение казалось абсолютно лишенным логики и здравого смысла, он считал, что накладная борода, которую он собирался надеть, послужит ему надежной защитой, ведь он будет в ней в начале встречи и снимет только потом, когда полное тождество рук, глаз, бровей, лбов, ушей, носов, волос станет совершенно очевидным им обоим. А еще он возьмет с собой зеркало такого размера, чтобы они смогли, когда он снимет бороду, внимательно сличить оба лица, зеркало и произнесет окончательный приговор. Если тождественно то, что на виду, то таким же должно оказаться и все остальное, но он не считал, что им надо будет тут же раздеться догола, чтобы подтвердить это, они ведь не на пляже нудистов и не на конкурсе красоты. Спокойный и уверенный в себе, словно бы этот шахматный ход был предусмотрен им с самого начала, Тертулиано Максимо Афонсо вернулся к своей работе, теперь он думал, что его смелое предложение изучать историю в обратном направлении можно распространить и на описание человеческой жизни, надо только подождать, пока она подойдет к концу, а потом, медленно поднимаясь к верховьям, открывая по пути притоки и совершая плавание и по ним, до самого их начала, ведь каждый из них, даже самый маленький и мелководный, является для себя самого главной рекой, неторопливо и тщательно рассматривая каждый искристый всплеск, каждый бьющий со дна родник, каждую быстрину и каждую заболоченную излучину, взяв за исходный пункт последнюю точку, выстроить повествование, истратив на него столько же времени, сколько длится сама жизнь. Не будем спешить, именно когда мы молчим, нам есть что сказать, пробормотал Тертулиано Максимо Афонсо и продолжил свои занятия. Ближе к вечеру он позвонил Марии да Пас и спросил, не зайдет ли она к нему после работы, и она ответила, что зайдет, но ненадолго, потому что ее мама не очень хорошо себя чувствует, и тогда он сказал ей, чтобы она не приходила, семья важнее всего, но она стала настаивать: я зайду, только чтобы взглянуть на тебя, и он согласился, уточнив: чтобы нам взглянуть друг на друга, как если бы она была его любимой женой, мы-то знаем, что это не так, а может быть, так, но он об этом еще не догадывается, впрочем, не исключено, что он просто хотел как-то поделикатнее закончить фразу, нам неизвестно, какую ложь или какую обманную истину он бы сказал самому себе, и все-таки он был тронут, иногда так приятно, что кто-то говорит, не скрывая, Я только хочу взглянуть на тебя, его взор слегка затуманился, но он уже смахнул непрошеную слезинку, виною всему его одиночество, внезапно оно показалось ему невыносимо тяжелым, как в самые худшие времена. Пришла Мария да Пас, они обменялись поцелуями в щеку, потом сели и начали разговаривать, он спросил, серьезно ли больна ее мать, она ответила, что не очень, обычное недомогание, свойственное ее возрасту, пока оно приходит и уходит, приходит и уходит, но когда-нибудь останется до конца. Он спросил, когда у нее будет отпуск, она сказала, что через две недели, но они, скорее всего, никуда не поедут, не позволит здоровье матери. Он поинтересовался, как идет ее работа в банке, она ответила, что как обычно, то хуже, то лучше. Потом она спросила, не скучно ли ему теперь, после конца занятий, он ответил, что нет, директор школы дал ему задание, он должен составить предложение в министерство о методах преподавания истории. Она сказала: как интересно, они помолчали, потом она спросила, не хочет ли он с ней чем-нибудь поделиться, он ответил, что еще не пришло время, пусть она еще немножко подождет. Она сказала, что будет ждать столько, сколько потребуется, что их разговор в машине после того ужина, когда он признался, что лгал ей, был для нее словно дверь, которая открылась на миг и снова закрылась, но теперь она по крайней мере знает, что их разделяет дверь, а не стена. Он ничего не ответил, только кивнул, а про себя подумал, что хуже всех стен такая дверь, от которой не было и нет ключа, и он не знает, где искать этот ключ и существует ли он вообще. Он молчал, и она сказала: уже поздно, я пойду, и он попросил: посиди еще немного. Мне надо идти, меня ждет мама. Прости. Она встала, он тоже встал, они посмотрели друг на друга и, как и при ее приходе, обменялись поцелуями в щеку. До свидания, сказала она. До свидания, сказал он, позвони мне, когда придешь домой. Хорошо. Они снова посмотрели друг на друга, потом она взяла его за руку, которой он хотел на прощание коснуться ее плеча, и ласково, словно он был ребенком, увела в спальню.
Письмо от Антонио Кларо пришло в четверг. План сопровождался короткой запиской без обращения. Встретимся в шесть вечера, надеюсь, вы без труда найдете это место. Почерк не точно такой же, как мой, пробормотал Тертулиано Максимо Афонсо, но разница очень маленькая и касается главным образом больших букв. На плане был отмечен выезд из города и изображены два поселка, разделенные расстоянием в восемь километров и расположенные по разным сторонам шоссе, между которыми находилась дорога, ведущая по полям еще к одному поселку, судя по всему, поменьше, чем первые два. Оттуда узкая дорога длиной приблизительно в километр вела к дому. Он был обозначен просто словом «дом», не имелось даже самого элементарного рисунка, даже такого, который может изобразить самая неумелая рука, крыша с трубой, фасад с дверью посередине и двумя окнами по бокам. Красная стрелка над словом «дом» исключала всякую возможность сомнения. Это здесь. Тертулиано Максимо Афонсо открыл ящик стола, достал карту города и окрестностей, нашел нужный выезд, вот и первый поселок, и дорога, поворачивающая направо, ведущая к другому поселку, не хватает только конечного пункта. Тертулиано Максимо Афонсо вновь посмотрел на план. Раз это дом, подумал он, то не стоит тащить с собой зеркало, оно там, наверное, есть. Он почему-то думал, что их свидание должно состояться где-нибудь на лоне природы, вдали от любопытных взглядов, может быть, под каким-нибудь раскидистым деревом, а на самом деле оно произойдет под крышей, что-то вроде дружеской встречи с неизбежным стаканчиком и сухими фруктами. Он спросил себя, поедет ли туда также и жена Антонио Кларо, она могла бы оценить как свидетель величину и форму шрамов под левой коленкой, измерить расстояние между двумя родинками на правом предплечье, одна из которых ближе к локтю, другая к запястью, а потом сказать: не выходите, будьте все время у меня на глазах, а то я вас перепутаю. Но он тут же подумал, что ни один уважающий себя мужчина не позволит себе явиться на встречу, возможно, чреватую конфликтом и даже небезопасную, вспомним, что Антонио Кларо счел необходимым предупредить Тертулиано Максимо Афонсо, что он будет вооружен, и притащить с собой жену, как бы с той целью, чтобы в случае чего спрятаться под ее юбками. Он приедет один, я ведь тоже не возьму с собой Марию да Пас, Тертулиано Максимо Афонсо произнес эти несколько странные в данной ситуации слова, не отдавая себе отчета в той колоссальной разнице, которая существует между законной женой, наделенной всеми связанными с ее положением правами и обязанностями, и временной подругой, хотя привязанность Марии да Пас всегда представлялась нам достаточно глубокой, чего не скажешь об ответных чувствах другой стороны. Тертулиано Максимо Афонсо убрал карту и план в ящик стола, а записку оставил. Он положил ее перед собой, взял ручку и списал всю эту фразу, стараясь как можно точнее скопировать почерк, особенно большую букву, в которой различие было всего заметнее. Он писал и писал, исписал уже весь листок, в последнем варианте даже самый искушенный графолог не смог бы обнаружить фальсификации, то, чего Тертулиано Максимо Афонсо сумел добиться, имитируя подпись Марии да Пас, не идет ни в какое сравнение с шедевром подделки, который он только что создал. Теперь ему обязательно надо выяснить, как Антонио Кларо пишет все остальные большие буквы, с первой до последней, и научиться копировать их также. Однако не следует думать, что Тертулиано Максимо Афонсо имеет какие-то планы на будущее, связанные с актером Даниелом Санта-Кларой, речь идет просто о том, чтобы удовлетворить его природную любознательность и жажду знаний, которые и привели его еще совсем молодым человеком на благородную стезю учителя. Впрочем, весьма вероятно, что так же, как в определенных условиях может оказаться полезным умение вертикально поставить яйцо, в жизни Тертулиано Максимо Афонсо окажется весьма кстати умение четко писать большие буквы почерком Антонио Кларо. Недаром гласит старая поговорка, не плюй в колодец, пригодится воды напиться, особенно, добавим от себя, если у нас не будет никакой другой воды. Сам Тертулиано Максимо Афонсо еще не пришел к окончательным выводам, но мы можем попытаться уловить пока еще не совсем понятную нам связь между таким направлением его мыслей и решением, которое он только что принял. Решением, кстати, весьма предсказуемым, ибо поскольку у него имеется план, показывающий, как проехать к дому, где должна состояться встреча, то вполне естественно, что ему пришла в голову мысль совершить ознакомительную поездку, изучить в тех местах все ходы и выходы, чтобы в случае чего не заблудиться там в воскресенье. Мысль, что это маленькое путешествие на несколько часов отвлечет его от скучной работы по подготовке предложения для министерства, поразительным образом привела его в хорошее настроение, у него даже сделалось другое выражение лица. Тертулиано Максимо Афонсо не принадлежит к тому редкому типу людей, которые способны улыбаться даже в одиночестве, он скорее меланхолик, вечно погруженный в себя, скорбно рассуждающий о скоротечности жизни и постоянно пасующий перед тем запутанным лабиринтом, который представляют собой отношения между людьми. Он совершенно не разбирается в таинственных закономерностях, управляющих жизнью пчелиного улья и определяющих появление на дереве именно в таком месте, не ниже и не выше, именно такого побега, не тоньше и не толще, он объясняет эту свою неспособность плохим знанием генетической основы поведения пчел и функционирования сети информационных потоков, циркулирующих по растительным магистралям, связывающим глубоко запрятанные в земле корни с пышной листвой, неподвижной в тихую погоду или трепещущей на ветру. И он абсолютно не в состоянии понять, хотя много ломал над этим голову, почему в то время, когда коммуникационные технологии развиваются в геометрической прогрессии, от открытия к открытию, другая, естественная коммуникация, а проще говоря, реальное общение между людьми, между мной и тобой, между нами и вами, продолжает представлять собой необъяснимую путаницу темных тупиков и иллюзорно широких проходов, никуда не ведущих, путаницу одинаково обманную и тогда, когда ее пытаются скрыть, и тогда, когда кажется, будто она на виду. Возможно, Тертулиано Максимо Афонсо был бы не прочь стать деревом, но он никогда им не станет, ему, как и всем другим людям, когда-либо жившим и ныне живущим, не суждено познать запредельный опыт мира растений. Именно запредельный, думается нам, ибо никому из людей еще не удалось прочитать, например, воспоминания дуба, написанные им самим. Итак, пусть Тертулиано Максимо Афонсо заботится о делах мира, к которому он принадлежит, мира мужчин и женщин, кричащих и заявляющих о себе, используя все доступные им естественные и технические средства коммуникации, и оставит в покое деревья, у них хватает своих проблем, начиная от фито-патологических напастей и кончая электропилой и лесными пожарами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43