бесконечность возможностей совпадения, а еще он сказал: одинаковые люди умирают в одно и то же время, и еще: виртуальный образ того, кто смотрит на себя в зеркало, реальный образ того, кто смотрит на него из зеркала, он вспоминал свой разговор с женой, ее предчувствия, ее страх, и уже глубокой ночью он пришел к выводу, что это дело надо как-нибудь разрешить, чем скорее, тем лучше, как бы оно ни кончилось, плохо ли, хорошо ли, надо встретиться и поговорить с ним. Принятое решение обманно успокоило его дух, ослабило телесное напряжение, и сон, перед которым открылся наконец свободный путь, пробрался и усыпил его. Устав от вынужденной неподвижности, терзавшей ее нервы, Элена наконец тоже заснула, и в течение двух часов ей удалось наслаждаться покоем рядом со своим мужем Антонио Кларо, как если бы в их мир не вторгался никакой другой мужчина, и она проспала бы, возможно, до рассвета, если бы ее внезапно не разбудил ее собственный сон. Она открыла глаза в комнате, погруженной в полумрак, который был почти мраком, услышала ровное дыхание мужа и вдруг поняла, что в глубине квартиры дышит еще кто-то, кто-то ходит, может быть, сейчас он в кухне, может быть, в гостиной или за дверью, ведущей из спальни в коридор, где-то совсем рядом. Сжавшись от страха, Элена протянула руку, чтобы разбудить мужа, но в последний миг ее остановил здравый смысл. Здесь никого нет, подумала она, мне чудится, у меня разыгралось воображение, иногда сны отделяются от породившего их мозга, тогда их называют видениями, фантасмагориями, предостережениями, предупреждениями, призраками, тот, кто бродит по квартире и дышит, кто только что сидел на моем диване, кто прячется за портьерами, кто приближается ко мне и касается меня руками, совершенно такими же, как руки моего мужа, кто смотрит на меня его глазами и готов поцеловать меня его губами и сказать мне слова, которые он говорит мне каждый день, и другие слова, слова духа и слова плоти, это не человек, это моя фантазия, безумная фантазия, и ничего больше, ночной кошмар, порожденный страхом и беспокойством, завтра все станет на свое место, и даже не надо будет петь петуху, чтобы прогнать злые сны, достаточно, чтобы зазвонил будильник, всем хорошо известно, что ни один человек не может быть абсолютно таким же, как другой, в мире, в котором производят способные будить людей механизмы. Последний вывод был противоестественным, он оскорблял здравый смысл и бросал вызов логике, но эта женщина, которая всю ночь витала среди смутных порождений сумрачной мысли, зыбких обрывков тумана, беспрестанно меняющих форму и направление, сочла его неопровержимым. Бесспорным. Мы должны быть благодарны даже самым абсурдным мыслям, если они способны вернуть нам тоскливой ночью немного спокойствия, пусть даже обманного, и дать нам ключ, при помощи которого мы сможем наконец робко отворить двери сна. Элена открыла глаза до того, как зазвонил будильник, отключила его, чтобы не разбудить мужа, и, лежа на спине и пристально глядя в потолок, ждала, чтобы ее сбивчивые идеи пришли понемногу в порядок и встали на путь рациональной логики, свободной от необъяснимых призраков и слишком легко объяснимых фантазий. Ей было трудно признаться себе, что помимо химер, настоящих, мифических, изрыгающих пламя, имеющих голову льва, хвост дракона и туловище козы, ибо такую форму тоже могли принять зыбкие чудовища, порожденные бессонницей, ее мучил также неуместный, чтобы не сказать непристойный соблазн, образ другого мужчины, которого ей не надо было раздевать, чтобы увидеть, какое у него тело, потому что рядом с ней спит совершенно такой же мужчина. Она не корит себя, ведь на самом деле эти идеи принадлежат не ей, они являются бредовым плодом потрясенного воображения, ее чувства заблудились, сошли с рельсов, но сейчас она уже рассуждает трезво, сейчас она повелевает своими мыслями и желаниями, ночные кошмары, мучительные для тела и духа, тают в воздухе с первым утренним светом, вновь вносящим порядок в наш мир, вновь выводящим его на привычную орбиту, вновь и вновь пишущим свою книгу закона. Пора вставать, офис туристического агентства, где она работает, находится на другом конце города, было бы замечательно, думает она каждый день по дороге туда, если бы ее перевели в один из центральных офисов, проклятый транспорт в часы пик полностью оправдывает определение адского, данное ему мы не помним кем, когда и в какой стране в минуту счастливого вдохновения. Муж останется в постели еще час или два, сегодня у него нет новых съемок, а теперешние, кажется, подходят к концу. Элена выскользнула из постели с проворством, которое, будучи в ней врожденным, усовершенствовалось за прошедшие десять лет, которые она прожила в качестве заботливой и преданной супруги, потом она бесшумно сняла с вешалки халат, надела его и вышла в коридор. Здесь ночью ходил непрошеный гость, здесь он дышал за дверью, прежде чем войти в спальню и спрятаться за портьерой, но не надо бояться, приступ порочного воображения безвозвратно прошел, теперь Элена смеется над своими бредовыми искушениями, все пережитое кажется ей чепухой благодаря розовому свету, льющемуся в окно гостиной, в которой вчера она чувствовала себя такой несчастной, словно девочка из сказки, брошенная в лесу. А вот и диван, на котором он сидел, он не зря сел именно сюда, когда ему захотелось отдохнуть, ведь это диван Элены, и ночной гость, видимо, пожелал разделить его с ней или сделать своим. У нас имеется достаточно оснований считать, что наши фантазии, когда мы пытаемся прогнать их, насмехаются над нами, атакуя те участки брони, которые мы, сознательно или бессознательно, оставляем незащищенными. Когда-нибудь эта Элена, которая торопится на работу и не должна терять даром времени, расскажет нам, по какой причине она тоже села на диван, уютно на нем устроилась и просидела целую минуту, почему она, столь решительно настроенная сразу после пробуждения, теперь ведет себя так, словно сон вновь заключил ее в свои объятия и нежно убаюкивает ее. И почему она, уже одетая и готовая выйти, открыла телефонную книгу и списала на бумажку адрес Тертулиано Максимо Афонсо. Потом она приоткрыла дверь спальни, муж, кажется, еще спит, но он уже у порога пробуждения, и она может подойти к кровати, поцеловать его и сказать: я ухожу, и получить от него ответный поцелуй в губы, но она ощутит на своих губах губы того, другого. Боже, эта женщина сходит с ума, что она делает, о чем она думает. Ты опаздываешь, спросил Антонио Кларо, протирая глаза. У меня еще есть две минуты, ответила она и села на край кровати. Что же нам делать с тем человеком. А ты как думаешь. Ночью, засыпая, я решил, что мне надо поговорить с ним, но сейчас я начинаю сомневаться. Одно из двух: или мы откроем ему двери, или оставим их закрытыми, другого выхода нет, наша жизнь уже изменилась, она никогда больше не будет прежней. Только мы вольны здесь решать. Нет, не мы, и никто другой не волен решить, быть этому или не быть, появление этого человека есть факт, который мы не можем отменить, даже если мы его не впустим, даже если закроем перед ним двери, он будет стоять за ними и ждать, пока у нас не кончится терпение. Ты видишь все это слишком уж в черном свете, не исключено, что все разрешится при нашей встрече, он докажет мне, что он такой же, как я, и я скажу ему: да, сеньор, вы совершенно правы, а теперь прощайте, оставьте нас навсегда и, пожалуйста, не беспокойте нас больше. Но он не уйдет, он будет ждать по другую сторону двери. Мы ее не откроем. Он уже вошел, он у меня в голове и у тебя в голове. В конце концов мы забудем о нем. Может, забудем, а может, и нет. Элена встала, посмотрела на часы и, сказав: мне надо идти, я опаздываю, сделала два шага к двери, но она еще успела спросить: ты ему позвонишь, назначишь свидание. Не сегодня, ответил ей муж, приподнимаясь на локте, я подожду несколько дней, возможно, неплохо будет сделать ставку на безразличие, на безмолвие, не торопиться, тогда и это происшествие само собой растает, изживет себя. Тебе виднее, пока. Входная дверь открылась и закрылась, и мы никогда не узнаем, сидел ли там в ожидании на ступеньках Тертулиано Максимо Афонсо. Антонио Кларо вновь вытянулся в постели, и если бы его жизнь не изменилась, как сказала его жена, он бы повернулся на другой бок и спокойно проспал еще час, кажется, правы злопыхатели, утверждающие, что актеры долго спят, это следствие той беспорядочной жизни, которую они ведут, даже если они по вечерам почти всегда сидят дома, как Даниел Санта-Клара. Через пять минут Антонио Кларо встал, что было ему несвойственно, обычно он остается в постели намного дольше, хотя справедливости ради надо признать, что, когда того требует его профессия, этот актер, судя по всему ленивый, способен подняться с самыми ранними жаворонками. Он посмотрел на небо через окно спальни, было нетрудно предположить, что день обещает быть жарким, и пошел на кухню приготовить себе завтрак. Актер думал о том, что сказала ему жена: он уже у нас в голове, она такая, скажет, как ножом отрежет, у нее дар коротких фраз, емких и образных, она четырьмя словами выразит то, на что другому и сорока не хватит. Он не был уверен, что принятое им решение является самым удачным, что нужно действительно выждать какое-то время, прежде чем идти в наступление, это будет то ли личная тайная встреча без свидетелей, чтобы потом некому было трепать языком, то ли сухой разговор по телефону, из тех, что оглушают собеседника, приводя его в состояние шока, лишая возможности перевести дыхание и возразить. Он сомневался, окажется ли он способным так повести разговор и так построить аргументацию, чтобы одним ударом уничтожить зло на корню и навсегда отбить у злополучного Тертулиано Максимо Афонсо охоту вмешиваться в их жизнь и причинять им, сейчас или в будущем, какой-либо вред, хватит и того, что он уже сделал, посеяв смуту в их душах, дерзнула же Элена сказать ему вчера вечером: теперь мне будет казаться, что я вижу его всякий раз, как посмотрю на тебя. Действительно, только женщина с серьезно пошатнувшимися моральными устоями могла бы бросить подобные слова в лицо своему собственному мужу, не замечая заключенного в них намека на супружескую неверность, это так ясно, что дальше некуда. В то же время в мозгу Антонио Кларо начинает зарождаться, хотя он, конечно, возмущенно отверг бы подобное обвинение, пока еще смутный образ такой идеи, которую мы только из деликатности не назовем достойной Макиавелли, возможные последствия которой окажутся, скорее всего, сугубо отрицательными. Сия идея, вернее, неясный призрак идеи, состоит в том, каким бы безнравственным это ни показалось, чтобы извлечь из их абсолютного тождества, если, конечно, оно подтвердится, какую-нибудь выгоду для себя лично, другими словами, чтобы попытаться выяснить, не сумеет ли Антонио Кларо, или Даниел Санта-Клара, изобрести хитроумный способ обратить в свою пользу обстоятельства, которые в данный момент как будто противоречили его интересам. И если сейчас мы не можем ожидать от самого автора этой идеи, что он прольет какой-то свет на пока еще не определившиеся, но, вне всякого сомнения, кривые пути, которые должны привести его к желанной цели, то не следует ожидать этого и от нас, мы ведь только фиксируем мысли и поступки персонажей по мере их осуществления и, следовательно, не можем заранее предсказать ход процессии, которая еще не вышла из церкви. Единственное, что уже сейчас можно полностью исключить из зарождающегося проекта, так это использование Тертулиано Максимо Афонсо в качестве кинодублера Даниела Санта-Клары, ведь было бы непростительной дерзостью требовать от преподавателя истории, чтобы он стал чьим-то партнером в авантюрных дебрях седьмого искусства. Антонио Кларо делал последний глоток кофе, когда его посетила идея, а не сесть ли ему в машину и не поехать ли посмотреть, на какой улице и в каком доме живет Тертулиано Максимо Афонсо. Действия человеческих существ, хотя ими уже и не управляют непреодолимые врожденные инстинкты, повторяются с такой поразительной регулярностью, что не представляется уместным принять гипотезу о медленном, но постоянном и неизбежном формировании нового типа инстинкта, назовем его социокультурным, который возникает как реакция на многочисленные одинаковые раздражители и выражается в том, что мысль, пришедшая в голову одному, в сходных условиях приходит в голову и другому. Поэтому сначала Тертулиано Максимо Афонсо драматически замаскировавшись и одевшись в темное, приехал сюда ярким летним утром, а теперь Антонио Кларо намеревается поехать на его улицу, не думая об осложнениях, которые могут возникнуть, если он появится там с открытым лицом, разве что, пока он бреется, принимает душ и одевается, его лба не коснется перст вдохновения и не напомнит ему, что где-то у него в ящике в коробке из под сигар в качестве трогательного профессионального сувенира лежат усы, в которых он пять лет назад исполнил роль дежурного администратора в комедии «Упорный охотник подстрелит дичь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43