Такой способ самоубийства не так уж редок среди отчаявшихся людей, оказавшихся на необитаемом острове или отдавшихся в течение длительного времени воле морских волн. Мать Такехико отказывалась признать выводы полиции, хотя пользы в таком упорстве не было никакой; скорее за этим стояло личное чувство, а не криминальные аспекты. Она настаивала, что ее муж не из тех людей, которые в кризисные моменты впадают в панику. Она понимала, что он как человек лучше других.
* * *
Клуб завершил приготовления к дайвингу в подземном озере к одиннадцати утра на следующий день. Такехико и пять членов его команды ныряли первыми, следом за ними — еще шесть человек. Все члены команды, включая двух девушек, были квалифицированными и опытными ныряльщиками, но лишь у трех был опыт дайвинга в пещере. Такехико в качестве командира, посвящал остальных девять участников в секреты пещерного дайвинга.
Убедившись, что все снаряжение в порядке, шесть ныряльщиков выстроились на берегу подземного озера. Такехико еще раз напомнил им главное, что надо держать в голове:
— Сколько сможете, не пользуйтесь ластами. Если поднимете осадок — вообще ничего не увидите. Если запаникуете и захотите вынырнуть, помните, что здесь некуда выныривать. Главное — прекратить панику. Во всех случаях сохраняйте спокойствие. Поняли?
Ныряльщики кивнули в ответ. Говорить они не могли — каждый держал во рту загубник от баллонов с воздухом. Помимо огоньков, горевших на их шлемах, все ныряльщики сжимали в руках мощные фонарики. Каждый находился на одинаковом расстоянии от предыдущего. На спине у них были закреплены баллоны с воздухом. В случае необходимости они могли передвинуть их на грудь. Это спасало от паники в различных сложных ситуациях.
Присутствие ныряльщиков придавало этой пещере особый колорит. На них было столько снаряжения, и у них было столько фонариков, что они ослепляли. У отца Такехико всего этого не было, когда он искал тоннель. Он бы только ухмыльнулся, глядя сейчас на эту усиленную до излишества экипировку.
Из-за продолжительного сезона дождей уровень воды в реке поднялся выше обычного. Такехико бросился в воду, его товарищи устремились за ним.
Едва нырнув, он увидел овальное отверстие тоннеля, около метра шириной, у левой стены. Он заметил множество мелких пузырьков, входящих в отверстие и выходящих из него. Это значило, что тоннель этот — водосток. Желая повторить опыт своего отца, Такехико задержал дыхание и направился прямо к отверстию тоннеля, напоминавшему пасть какого-то морского чудовища.
Когда он зажег свой фонарь, стало понятно, что из-за сталактитов тоннель сужается и становится непроходимым. Течение сначала несло его вперед, но по мере продвижения он, если бы всецело отдался воле течения, врезался бы в какой-нибудь камень. Чтобы избежать столкновения, приходилось лавировать, избегая камней, нависающих сверху, и камней, подступающих к нему по краям. Он не мог прокладывать себе дорогу одними руками, и ему приходилось неистово болтать ластами. Даже при полной видимости невозможно было двигаться вперед, избежав столкновения со сталактитами.
Такехико прикрыл глаза, пытаясь представить себе, что чувствовал его отец. Но едва сомкнув веки, он немедленно открыл их снова, так как нахлынувшее чувство страха превратило сталактиты в огромные мечи, готовые вонзиться в него. Сколько бы он не закрывал глаза, это видение возвращалось снова и снова.
Такехико понял, что его отец никак не мог благополучно миновать этот тоннель. Он должен был раз за разом ударяться головой и руками о камни. Когда Такехико представил себе, как отец плывет по этому каналу, во тьме, не имея возможности вдохнуть, израненный, истекающий кровью, его переполнили чувства настолько сильные, что он истратил весь запас кислорода, который был в его легких.
Как раз в тот момент, когда он понял, что плыть дальше, не вдохнув воздуха, нельзя, тоннель внезапно расширился, как огромная воронка. Подняв взгляд, он увидел то, что было рябью на поверхности воды. Между верхней стенкой тоннеля и уровнем воды открылось пространство, заполненное воздухом. Такехико всплыл и вдохнул. Он не сомневался, что отец в этом месте тоже всплыл бы, чтобы наполнить легкие.
Он думал о том, как можно было бы описать волшебный вид, открывшийся перед ним. С красиво изогнутой стены свисали сталактиты, как бесчисленные стразы. Они почти касались его головы — тяжелые, обращенные сверху вниз иглы. Они достигали нескольких метров в длину. И, увы, отцу Такехико не суждено было увидеть это зрелище.
Потом тоннель снова сужался, становясь таким же тесным, как прежде. Воздушная прослойка исчезла. Такехико снова задержал дыхание. Течение поворачивало куда-то вниз и при этом становилось все быстрее. И все же он не чувствовал особого беспокойства. Стремясь шаг за шагом повторять действия своего отца (реальные или возможные), ставя себя в те же самые условия, он совершенно забыл о собственной безопасности. Вода все ускорялась, и вдруг он, неожиданно для себя, увидел, что его затягивает в водопад. Он был, правда, невысок, всего метра три высотой, его всего дважды шлепнуло о воду, но при этом он выронил фонарь и как следует приложился спиной к камню. Течение легко несло его по тоннелю. Он больше не мог сдерживать дыхание, и почувствовал необходимость сделать вдох, когда увидел какую-то вертикальную линию, выросшую в нескольких метрах перед ним. Прижимаясь к стене тоннеля, он попытался приблизиться к этой линии. Когда он подплыл, ему стало понятно, что это за линия. В камне была трещина шириной сантиметров в двадцать. Вода просачивалась через эту трещину и уходила куда-то. Сквозь пузырьки на воде ему был ясно виден дневной свет. Вода в трещине сверкала на солнце. Прижавшись к стене тоннеля там, где вода начинала сочиться сквозь камень, Такехико протянул к трещине руку. Именно в этом месте его отец передал ему свои последние слова.
Через год после смерти отца кассету из-под кинопленки с вложенной в нее картой передали семье Сугияма. Слова, записанные на оборотной стороне карты, объясняли действия отца Это было его последнее письмо, написанное, вероятно, непосредственно перед смертью.
Не было сомнений, что канал связывал подземное озеро с Токийским заливом. Вода сперва заходила в приток, потом в более широкое русло реки Тама, которая впадает в Токийский залив. И все же — какой у этого письма был шанс дойти до адресата? Конечно, это могло произойти только чудом. И все же тоненькому лучу света, пробивавшемуся сквозь щель, под силу было взять и совершить такое чудо.
Они нашли письмо в своем почтовом ящике. Оно так и лежало в кассете, запечатанной в конверт. На нем не было обратного адреса, так что непонятно было, кто нашел ее и когда она была найдена Они могли только предполагать, что это житель окрестностей Окутамы, и что кассета попала в рыбачьи сети где-то в устье Тамы. Кто бы ни был этот человек, он достал карту из кассеты, прочитал письмо, понял его важность для семьи погибшего. Он (или она) был настолько любезен (или любезна) что отправил это письмо семейству Сугияма.
Вот что было в этом письме:
Дорогой Такехико!
Даже когда мы знаем, что выхода нет, мы иногда должны искать его, не считаясь ни с чем, и не думать о том, что наши перспективы туманны. Я знаю, что могу на тебя рассчитывать: ты позаботишься о маме и о ребенке, который скоро появится на свет.
С любовью,
твой отец.
Не было никаких сомнений — это было написано рукой его отца, каждый иероглиф был отчетливо прорисован. Это письмо — доказательство того, что отец готов был встретить свою смерть.
Ясно, почему тело отца нашли в водостоке подземного озера. Зная, что пути отсюда нет, отец все же пытался выбраться через тоннель. Его постигла неудача, он погиб, но все же послал сыну письмо, пожелав ему одного — жизнестойкости и воли к победе. Он не написал письма жене. Он передал своему сыну, который тогда был слишком мал, чтобы прочитать это послание, свое завещание: быть сильным.
Письмо стало для Такехико бесценным источником силы. Он перечитывал его снова и снова. Когда жизнь требовала от него смелости, он вспоминал слова отца, и трудности казались не такими уж непреодолимыми. Такехико жил со своим отцом только два с половиной года и сейчас с трудом вспоминал эти дни. И все же та тьма, с которой встретился отец, преследовала Такехико, заставляя его по ночам судорожно ловить ртом воздух. Каждый раз, просыпаясь от этого кошмара, он только еще отчетливее чувствовал: надо быть сильным. Благодаря этому письму ничто в жизни было ему не страшно.
Он протянул руку в щель, только чтобы вынуть ее обратно. Будь отверстие шире всего в два раза, воля его отца была бы исполнена. Он бы нырнул в сияющий свет.
Такехико постарался запечатлеть увиденное в своем сознании, чтобы никогда не забыть его. И он безмолвно произнес: «Папа, я сделал, что ты велел».
Эпилог
В прежние дни мыс Каннон называли мысом Хотоке или мысом Будды. Кайо, хотя ей было уже семьдесят два года, никогда не слышала, чтобы мыс именовали по-старому.
Однажды на рассвете, ранней весной, Кайо совершала свою обычную прогулку. Буддийская богиня милосердия, Каннон, протягивает, как считают, свою спасительную длань всем, кто верует в нее. Кайо верила в Каннон, и она взяла себе за правило проходить этой дорогой каждое утро в течение вот уже двадцати лет.
Как ни звать этот мыс — Каннон и Хотоке, — это имя вызывало приятные ассоциации. По крайне мере, имя, если не что-то другое, напоминало о прошлом, об истории. Прогулка шла среди кустов, где находились придорожные статуи Дзизо или надгробия. Их, конечно же, первоначально устанавливали здесь, чтобы умилостивить духов мертвых, которых прибьет волной к мысу, но никто из старожилов понятия не имел, кто и почему наставил их здесь в таком количестве. В любом случае их было как-то неожиданно много на мысу и около него.
Еще не совсем рассвело, когда Кайо спускалась по дороге к морю. Она шла по пологой тропинке, опустив глаза. Было время, к ней на весенние каникулы приезжала внучка Йоко, и Кайо брала ее с собой на прогулку. Прогулки, верила она, значат больше, если кто-то тебя сопровождает.
Ее очки замутились от ее дыхания. Кайо остановилась и посмотрела на шагометр, закрепленный у нее на поясе. Она должна была считать. Ей приходилось отмечать, сколько шагов она сделала; она не могла отступить от нормы больше чем на несколько шагов за раз. Эта аккуратность была ей в привычку. В конце концов, она гуляла по одному и тому же маршруту вот уже лет двадцать.
Остановившись напротив каменного грота, она посмотрела на шагометр. На нем значилось, что она сделала две тысячи шагов. Значит, она прошла около километра с тех пор, как вышла из своего дома. Распрямив спину, она посмотрела на море, подняв глаза на восходящее солнце, она молитвенно сложила руки. Текст ее молитвы не менялся вот уже двадцать лет. Она молилась за здоровье своих двоих сыновей, один из которых жил в Токио, а второй — на острове Хоккайдо, и за их семьи. Время от времени, когда приходила в чем-то нужда, она молилась о том, что ей сейчас было нужно, но всегда — только об одной вещи. Она никогда не молила слишком о многом. Кайо верила, что если вы стоите на мысе Каннон и молитесь восходящему солнцу, все ваши желания исполнятся. Несколько лет назад она и двух месяцев не промолила солнце о том, чтобы ее сын получил блестящую должность, как его назначили начальником отдела.
— Это все благодаря богине Каннон, — сказала ему мать.
— Нет уж! Это благодаря тому, что я хорошо делаю свою работу, — смеясь, ответил сын.
Когда-то эти утренние прогулки прописали ей для здоровья, но постепенно она поверила, что с их помощью обеспечивает благосостояние своей семьи.
Прошло двадцать лет с тех пор, как Кайо стало плохо на улице в Йокосуке. В то время ей было за пятьдесят. Ее увезли в госпиталь. Требовалось немедленное хирургическое вмешательство. Ей сделали операцию, она была успешной, но некоторое время Кайо не могла как следует ходить. Несколько месяцев после выхода из больницы ей приходилось при ходьбе опираться на плечо мужа. Сейчас она поправилась настолько, что сразу было и не заметно, что она подволакивает левую ногу. Лишь при одной мысли, что уже никогда, до конца жизни не избавится от хромоты, она падала духом. Успехи в пешем хождении настолько вдохновили ее, что ей казалось: она получила взаймы новую жизнь. Она чувствовала себя более живой, чем до операции. И это, верила она, тоже благословение богини Каннон.
А если уж сама Каннон приложила руку к выздоровлению Кайо — это вселяло в нее новые силы. Это началось, когда ее взгляд поймал солнечный отблеск, отпечатавшись на сетчатке ее глаза. Солнечный отблеск на лужице, оставленной на песке приливом, — это была одна из главных причин, вследствие которой она гуляла каждое утро как по часам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
* * *
Клуб завершил приготовления к дайвингу в подземном озере к одиннадцати утра на следующий день. Такехико и пять членов его команды ныряли первыми, следом за ними — еще шесть человек. Все члены команды, включая двух девушек, были квалифицированными и опытными ныряльщиками, но лишь у трех был опыт дайвинга в пещере. Такехико в качестве командира, посвящал остальных девять участников в секреты пещерного дайвинга.
Убедившись, что все снаряжение в порядке, шесть ныряльщиков выстроились на берегу подземного озера. Такехико еще раз напомнил им главное, что надо держать в голове:
— Сколько сможете, не пользуйтесь ластами. Если поднимете осадок — вообще ничего не увидите. Если запаникуете и захотите вынырнуть, помните, что здесь некуда выныривать. Главное — прекратить панику. Во всех случаях сохраняйте спокойствие. Поняли?
Ныряльщики кивнули в ответ. Говорить они не могли — каждый держал во рту загубник от баллонов с воздухом. Помимо огоньков, горевших на их шлемах, все ныряльщики сжимали в руках мощные фонарики. Каждый находился на одинаковом расстоянии от предыдущего. На спине у них были закреплены баллоны с воздухом. В случае необходимости они могли передвинуть их на грудь. Это спасало от паники в различных сложных ситуациях.
Присутствие ныряльщиков придавало этой пещере особый колорит. На них было столько снаряжения, и у них было столько фонариков, что они ослепляли. У отца Такехико всего этого не было, когда он искал тоннель. Он бы только ухмыльнулся, глядя сейчас на эту усиленную до излишества экипировку.
Из-за продолжительного сезона дождей уровень воды в реке поднялся выше обычного. Такехико бросился в воду, его товарищи устремились за ним.
Едва нырнув, он увидел овальное отверстие тоннеля, около метра шириной, у левой стены. Он заметил множество мелких пузырьков, входящих в отверстие и выходящих из него. Это значило, что тоннель этот — водосток. Желая повторить опыт своего отца, Такехико задержал дыхание и направился прямо к отверстию тоннеля, напоминавшему пасть какого-то морского чудовища.
Когда он зажег свой фонарь, стало понятно, что из-за сталактитов тоннель сужается и становится непроходимым. Течение сначала несло его вперед, но по мере продвижения он, если бы всецело отдался воле течения, врезался бы в какой-нибудь камень. Чтобы избежать столкновения, приходилось лавировать, избегая камней, нависающих сверху, и камней, подступающих к нему по краям. Он не мог прокладывать себе дорогу одними руками, и ему приходилось неистово болтать ластами. Даже при полной видимости невозможно было двигаться вперед, избежав столкновения со сталактитами.
Такехико прикрыл глаза, пытаясь представить себе, что чувствовал его отец. Но едва сомкнув веки, он немедленно открыл их снова, так как нахлынувшее чувство страха превратило сталактиты в огромные мечи, готовые вонзиться в него. Сколько бы он не закрывал глаза, это видение возвращалось снова и снова.
Такехико понял, что его отец никак не мог благополучно миновать этот тоннель. Он должен был раз за разом ударяться головой и руками о камни. Когда Такехико представил себе, как отец плывет по этому каналу, во тьме, не имея возможности вдохнуть, израненный, истекающий кровью, его переполнили чувства настолько сильные, что он истратил весь запас кислорода, который был в его легких.
Как раз в тот момент, когда он понял, что плыть дальше, не вдохнув воздуха, нельзя, тоннель внезапно расширился, как огромная воронка. Подняв взгляд, он увидел то, что было рябью на поверхности воды. Между верхней стенкой тоннеля и уровнем воды открылось пространство, заполненное воздухом. Такехико всплыл и вдохнул. Он не сомневался, что отец в этом месте тоже всплыл бы, чтобы наполнить легкие.
Он думал о том, как можно было бы описать волшебный вид, открывшийся перед ним. С красиво изогнутой стены свисали сталактиты, как бесчисленные стразы. Они почти касались его головы — тяжелые, обращенные сверху вниз иглы. Они достигали нескольких метров в длину. И, увы, отцу Такехико не суждено было увидеть это зрелище.
Потом тоннель снова сужался, становясь таким же тесным, как прежде. Воздушная прослойка исчезла. Такехико снова задержал дыхание. Течение поворачивало куда-то вниз и при этом становилось все быстрее. И все же он не чувствовал особого беспокойства. Стремясь шаг за шагом повторять действия своего отца (реальные или возможные), ставя себя в те же самые условия, он совершенно забыл о собственной безопасности. Вода все ускорялась, и вдруг он, неожиданно для себя, увидел, что его затягивает в водопад. Он был, правда, невысок, всего метра три высотой, его всего дважды шлепнуло о воду, но при этом он выронил фонарь и как следует приложился спиной к камню. Течение легко несло его по тоннелю. Он больше не мог сдерживать дыхание, и почувствовал необходимость сделать вдох, когда увидел какую-то вертикальную линию, выросшую в нескольких метрах перед ним. Прижимаясь к стене тоннеля, он попытался приблизиться к этой линии. Когда он подплыл, ему стало понятно, что это за линия. В камне была трещина шириной сантиметров в двадцать. Вода просачивалась через эту трещину и уходила куда-то. Сквозь пузырьки на воде ему был ясно виден дневной свет. Вода в трещине сверкала на солнце. Прижавшись к стене тоннеля там, где вода начинала сочиться сквозь камень, Такехико протянул к трещине руку. Именно в этом месте его отец передал ему свои последние слова.
Через год после смерти отца кассету из-под кинопленки с вложенной в нее картой передали семье Сугияма. Слова, записанные на оборотной стороне карты, объясняли действия отца Это было его последнее письмо, написанное, вероятно, непосредственно перед смертью.
Не было сомнений, что канал связывал подземное озеро с Токийским заливом. Вода сперва заходила в приток, потом в более широкое русло реки Тама, которая впадает в Токийский залив. И все же — какой у этого письма был шанс дойти до адресата? Конечно, это могло произойти только чудом. И все же тоненькому лучу света, пробивавшемуся сквозь щель, под силу было взять и совершить такое чудо.
Они нашли письмо в своем почтовом ящике. Оно так и лежало в кассете, запечатанной в конверт. На нем не было обратного адреса, так что непонятно было, кто нашел ее и когда она была найдена Они могли только предполагать, что это житель окрестностей Окутамы, и что кассета попала в рыбачьи сети где-то в устье Тамы. Кто бы ни был этот человек, он достал карту из кассеты, прочитал письмо, понял его важность для семьи погибшего. Он (или она) был настолько любезен (или любезна) что отправил это письмо семейству Сугияма.
Вот что было в этом письме:
Дорогой Такехико!
Даже когда мы знаем, что выхода нет, мы иногда должны искать его, не считаясь ни с чем, и не думать о том, что наши перспективы туманны. Я знаю, что могу на тебя рассчитывать: ты позаботишься о маме и о ребенке, который скоро появится на свет.
С любовью,
твой отец.
Не было никаких сомнений — это было написано рукой его отца, каждый иероглиф был отчетливо прорисован. Это письмо — доказательство того, что отец готов был встретить свою смерть.
Ясно, почему тело отца нашли в водостоке подземного озера. Зная, что пути отсюда нет, отец все же пытался выбраться через тоннель. Его постигла неудача, он погиб, но все же послал сыну письмо, пожелав ему одного — жизнестойкости и воли к победе. Он не написал письма жене. Он передал своему сыну, который тогда был слишком мал, чтобы прочитать это послание, свое завещание: быть сильным.
Письмо стало для Такехико бесценным источником силы. Он перечитывал его снова и снова. Когда жизнь требовала от него смелости, он вспоминал слова отца, и трудности казались не такими уж непреодолимыми. Такехико жил со своим отцом только два с половиной года и сейчас с трудом вспоминал эти дни. И все же та тьма, с которой встретился отец, преследовала Такехико, заставляя его по ночам судорожно ловить ртом воздух. Каждый раз, просыпаясь от этого кошмара, он только еще отчетливее чувствовал: надо быть сильным. Благодаря этому письму ничто в жизни было ему не страшно.
Он протянул руку в щель, только чтобы вынуть ее обратно. Будь отверстие шире всего в два раза, воля его отца была бы исполнена. Он бы нырнул в сияющий свет.
Такехико постарался запечатлеть увиденное в своем сознании, чтобы никогда не забыть его. И он безмолвно произнес: «Папа, я сделал, что ты велел».
Эпилог
В прежние дни мыс Каннон называли мысом Хотоке или мысом Будды. Кайо, хотя ей было уже семьдесят два года, никогда не слышала, чтобы мыс именовали по-старому.
Однажды на рассвете, ранней весной, Кайо совершала свою обычную прогулку. Буддийская богиня милосердия, Каннон, протягивает, как считают, свою спасительную длань всем, кто верует в нее. Кайо верила в Каннон, и она взяла себе за правило проходить этой дорогой каждое утро в течение вот уже двадцати лет.
Как ни звать этот мыс — Каннон и Хотоке, — это имя вызывало приятные ассоциации. По крайне мере, имя, если не что-то другое, напоминало о прошлом, об истории. Прогулка шла среди кустов, где находились придорожные статуи Дзизо или надгробия. Их, конечно же, первоначально устанавливали здесь, чтобы умилостивить духов мертвых, которых прибьет волной к мысу, но никто из старожилов понятия не имел, кто и почему наставил их здесь в таком количестве. В любом случае их было как-то неожиданно много на мысу и около него.
Еще не совсем рассвело, когда Кайо спускалась по дороге к морю. Она шла по пологой тропинке, опустив глаза. Было время, к ней на весенние каникулы приезжала внучка Йоко, и Кайо брала ее с собой на прогулку. Прогулки, верила она, значат больше, если кто-то тебя сопровождает.
Ее очки замутились от ее дыхания. Кайо остановилась и посмотрела на шагометр, закрепленный у нее на поясе. Она должна была считать. Ей приходилось отмечать, сколько шагов она сделала; она не могла отступить от нормы больше чем на несколько шагов за раз. Эта аккуратность была ей в привычку. В конце концов, она гуляла по одному и тому же маршруту вот уже лет двадцать.
Остановившись напротив каменного грота, она посмотрела на шагометр. На нем значилось, что она сделала две тысячи шагов. Значит, она прошла около километра с тех пор, как вышла из своего дома. Распрямив спину, она посмотрела на море, подняв глаза на восходящее солнце, она молитвенно сложила руки. Текст ее молитвы не менялся вот уже двадцать лет. Она молилась за здоровье своих двоих сыновей, один из которых жил в Токио, а второй — на острове Хоккайдо, и за их семьи. Время от времени, когда приходила в чем-то нужда, она молилась о том, что ей сейчас было нужно, но всегда — только об одной вещи. Она никогда не молила слишком о многом. Кайо верила, что если вы стоите на мысе Каннон и молитесь восходящему солнцу, все ваши желания исполнятся. Несколько лет назад она и двух месяцев не промолила солнце о том, чтобы ее сын получил блестящую должность, как его назначили начальником отдела.
— Это все благодаря богине Каннон, — сказала ему мать.
— Нет уж! Это благодаря тому, что я хорошо делаю свою работу, — смеясь, ответил сын.
Когда-то эти утренние прогулки прописали ей для здоровья, но постепенно она поверила, что с их помощью обеспечивает благосостояние своей семьи.
Прошло двадцать лет с тех пор, как Кайо стало плохо на улице в Йокосуке. В то время ей было за пятьдесят. Ее увезли в госпиталь. Требовалось немедленное хирургическое вмешательство. Ей сделали операцию, она была успешной, но некоторое время Кайо не могла как следует ходить. Несколько месяцев после выхода из больницы ей приходилось при ходьбе опираться на плечо мужа. Сейчас она поправилась настолько, что сразу было и не заметно, что она подволакивает левую ногу. Лишь при одной мысли, что уже никогда, до конца жизни не избавится от хромоты, она падала духом. Успехи в пешем хождении настолько вдохновили ее, что ей казалось: она получила взаймы новую жизнь. Она чувствовала себя более живой, чем до операции. И это, верила она, тоже благословение богини Каннон.
А если уж сама Каннон приложила руку к выздоровлению Кайо — это вселяло в нее новые силы. Это началось, когда ее взгляд поймал солнечный отблеск, отпечатавшись на сетчатке ее глаза. Солнечный отблеск на лужице, оставленной на песке приливом, — это была одна из главных причин, вследствие которой она гуляла каждое утро как по часам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27