Слышала она грохот ударов, свист и шипенье всасываемой сталью крови; видела, как падают враги, устилая землю мертвыми телами.
Потом сны эти сменялись другими видениями, чудовищными и страшными. Снилось ей, как уходили корабли от берегов Атлантиды, плыли на восход и закат солнца, возвращались обратно и отправлялись вновь, груженые людьми, скотом, зерном, металлами и всем, что можно сделать из металла. Снилась грозная пора, день божьего гнева, когда дрогнула земля, и люди в ужасе и страхе мчались куда-то, гонимые жаркими ветрами, подобные неразумным тварям, ища убежища, спасения и тихого места, коего не было в тот миг нигде в мире. Снились ей сверкание молний, водяные валы и стены огня, рушившиеся горы и смерть, сомкнувшая черные крылья над теми, кто оставался на гибнущей земле Атлантиды. Снились чудовищные волны, разошедшиеся от затонувшего материка на все четыре стороны света; волны, что швырнули корабль Таванны, старейшего в роду Гидаллы, на юг, к берегам жарких Черных Земель. Снился сам Таванна и спутники его; все они приняли медленную смерть, высохнув под пылающим солнцем от голода и жажды. Вспоминались Рана Риорде и долгие годы, что провела она на мертвом судне, среди кусков гниющей ткани, среди обломков досок, среди ржавеющих цепей, среди высохших мумий, наполнявших корабельные трюмы.
Видела Небесная Секира тысячу лиц - лиц тех, кто передавал ее из рук в руки во время тысячелетних странствий по Туранскому континенту. Снились ей Рику, маленький рыбак-каброт, великан Гиромда, вождь лесных людоедов, Зала, предводитель себайо, Быстрый Олень и Кривой Коготь, Люди Травы, и многие другие, гирканцы и коринфяне, заморанцы и аргосцы, офирцы и шемиты. Она убивала почти всех; редко кому удавалось уйти от ее сверкающего лезвия, от четырехгранного острия. Стигийцы, однако, сумели… И их лица, лица трех жрецов, пробуждали в душе Рана Риорды ярость. Вернее, отзвук ярости, ибо в магическом своем забытьи Небесная Секира не могла ненавидеть по-настоящему и не могла покарать пленивших ее.
Но она знала, что наступит время мести! Смутный провидческий дар подсказывал ей, что заточение в каменном склепе не вечно. Придет освободитель - могучий, широкоплечий, черноволосый, с глазами цвета неба на закате, похожий и на Отца Гидаллу, и на Сархаба, и на Таванну… Придет! Она не ведала ни имени его, ни того, как будет называться племя освободителя, но знала, что в жилах этого народа будет течь капля древней крови, крови тех, кто пришел с благословенной земли Атлантиды. Одна лишь капля, но этого было достаточно! Достаточно, чтобы заключить союз с освободителем; достаточно, чтобы направить его к цели. Целью же был юго-восток, неведомый остров или материк, которого достигли уцелевшие суда сыновей Таванны. Там было последнее прибежище рода Южного Ветра, там обитали потомки Гидаллы, сохранившие чистоту крови, и туда стремилась Рана Риорда на протяжении тысячелетий. Но безуспешно… Не было героя, достойного ее, не было руки, которой она могла бы довериться!
Наступил миг, когда она почувствовала приближение освободителя. В зыбком мареве снов перед Небесной Секирой всплыло его лицо - суровое, грозное, как раз такое, каким оно и должно было быть; его черты говорили о родстве с племенем Гидаллы. Но главным являлась кровь! Теплая алая кровь, магический элексир, способный разрушить чары стигийцев! Древняя кровь, над которой Сет и слуги его не имели власти; кровь, унаследованная в бесчисленной череде поколений от вещего Гидаллы и предков его, самих Древних Богов.
Рана Риорда видела, как крохотные струйки этой крови стекают на пол, просачиваются в трещины меж гранитных плит, преодолевают безумно долгий путь среди камней, щебенки, остатков растрескавшегося известкового раствора… Время словно остановилось, замерло; ничтожный алый червячок полз и полз вниз, к истлевшей в пыль коже, прикрывавшей некогда лезвие огромного топора. Вот красная капелька коснулась праха, напитала его, потом ушла в холодную сталь, в самую ее глубину…
И дух Небесной Секиры выплыл из объятий колдовского сна. Он был еще слаб, но знал, что кровь потомка Гидаллы придаст ему сил. Он ощущал, что человек, ожививший его, находится близко, где-то совсем рядом. Внизу? Нет, внизу была только мертвая скала…
Выше! Выше!
Почуяв кровавый след, призрачное серебристое облачко начало подниматься наверх.
Благословен платящий свои долги, не прощающий долга крови, не забывающий о долге благодарности!
В назначенный срок душа его уйдет на Серые Равнины в спокойствии и достоинстве, ибо нечему будет тяготить ее; и, пребывая в царстве Нергала, не будет она мучиться памятью о незавершенном, бессильно грозить обидчику за неотомщенное или сокрушаться о собственной неблагодарности.
Платите же долги свои! За кровь взыскуйте кровью, за любовь дарите любовь, только не оставайтесь равнодушными в мире сем, дабы не сожалеть и не принимать на душу свою лишних страданий по ту сторону жизни.
Из проповеди жрицы Иштар, Непостижимой,
Грозной и Любящей Матери, Возлюбленной Богов
Глава 16. Алтарь на краю света
Несколько мгновений Конан стоял, запрокинув голову и обозревая чуждые созвездия. Таких он не видел нигде - ни на крайнем севере, в Асгарде и Ванахейме, ни в Черных Королевствах, ни в бескрайней гирканской степи. И звезды, странные и непривычные, словно намекали киммерийцу, что находится он в иной земле, безмерно далекой от хайборийского мира, от городов его и лесов, от гор, равнин и рек. Даже небо тут было иным… А что же сказать о земле и море?
Он огляделся, но не увидел ни того, ни другого. Землю скрывала плотная пелена белесоватой и слабо светящейся мглы; этот туман колыхался и ворочался где-то внизу, и лишь вершины немногих утесов - таких же, как тот, на котором стоял Конан - торчали над непроницаемой облачной дымкой. Темные скалы причудливых форм, напоминавшие древние развалины, выглядели рифами в зыбком молочном океане; его неяркое сияние подсвечивало завалы камней и обрывистые голые склоны, бурые и трещиноватые, на которых не росло ни деревца, ни кустика, ни единой травинки.
Моря Конан тоже не видел. Туман колыхался слева от него, море же было справа, за отвесным обрывом скалы; оно рокотало внизу, швыряло волны на камень, шипело у подножия утеса. Звуки эти казались слабыми, отдаленными; вероятно, до поверхности воды была не одна сотня локтей.
– Алтарь… - проклекотал над ухом сильный голос Рана Риорды. - Положи меня на алтарь, киммериец.
Конан, с удивлением озиравший то непривычное небо, то белесую мглу, над которой руинами разрушенных замков высились скалы, очнулся.
– Алтарь? Какой алтарь? - пробормотал он.
– Алтарь перед тобой, потомок Гидаллы. Взгляни!
Да, это был алтарь, творение рук человеческих - белое пятно, принятое вначале Конаном за бесформенную каменную глыбу или клочья тумана. Он походил на большую чашу, удлиненную и слегка приподнимавшуюся к краям, вырезанную из белоснежного мрамора. Или алебастра? Впрочем, важно ли это? - мелькнуло у Конана в голове. Путь его завершился, дорога закончилась: он стоял перед каменной колыбелью Небесной Секиры, приготовленной теми, в чьи руки она жаждала вернуться.
Сделав десяток шагов, Конан подошел к алтарю и опустил огромный топор на каменное ложе. Оно оказалось как раз впору Рана Риорде: от пяты топорища до кончика четырехгранного острия насчитывалось шесть локтей, длина же колыбели была чуть больше - ровно настолько, чтобы сталь не царапала камень.
Послышался вздох - долгий-долгий, и над лунным лезвием всплыло лицо призрака. Не тело, только лицо - непривычно спокойное и умиротворенное, с полузакрытыми глазами, удивительно напоминавшее сейчас черты Конана. Губы Рорты шевельнулись:
– Они знают… они уже знают… они придут… скоро их руки коснутся меня… скоро…
– Когда? - спросил Конан, не потерявший еще надежды на торжественную встречу. Он приметил тропинку, что сбегала с вершины утеса в туманное марево; несомненно, ее протоптали человеческие ноги. - Когда? - повторил киммериец, положив руку на край алтаря.
– Скоро. Через два или три дня, - проклекотал Рана Риорда.
– Через два или три дня? Неплохая новость, клянусь Кромом! И я должен сидеть тут два или три дня?
– Нет. Ты закончил дело, киммериец, ты можешь отправляться.
Внезапный гнев охватил Конана. Как просто: закончил дело, и можешь отправляться! Интересно, куда: в пропасть слева или в пропасть справа?
– Я отправлюсь, - процедил он сквозь зубы, - отправлюсь, Рорта… Но не раньше, чем получу свою награду! И не раньше, чем найдется судно, на котором я смогу увезти ее!
– Награда, - с усмешкой повторил дух. - Да, конечно, награда… Я обещал, и ты ее получишь. Но судно тебе не понадобится, киммериец. Я обрел все свои силы… я могу возвратить вчерашний день… во имя сохранения Великого Равновесия… могу перенести тебя обратно…
– Обратно? - Конан ощутил смутное беспокойство. - Ты о чем толкуешь, Рорта? Обратно я не хо…
Но было поздно: мир вновь разорвался перед ним, полыхнул слепящей вспышкой огня и соединился вновь.
***
Он стоял на каменном полу; вокруг несокрушимым кольцом смыкались каменные стены. В одной из них было узкое окно с выбитой решеткой, и сквозь него на Конана с насмешкой поглядывали бледнеющие предрассветные звезды - знакомые звезды, сиявшие и над Стигией, и над Кхитаем, и над всем хайборийским миром. У стены валялась охапка вонючей гнилой соломы, пол рассекала трещина в два локтя шириной, из сливного отверстия в углу тянуло застоявшимся смрадом, смесью пота, фекалий и мочи; высоко над головой, едва заметный в полумраке, темнел люк, надежно перекрытый крышкой.
Файон! Он снова в проклятой файонской темнице!
Злобно ощерившись, Конан ударил кулаком по стене, потом взревел, словно попавший в клетку тигр. Нижняя его губа была прокушена, но он не замечал струившейся по подбородку крови: ярость, безумная ярость владела всем его существом.
Проклятый ублюдок Нергала! Отродье тьмы, нечисть, шакалий помет, предатель, вонючая блевотина Сета! Клялся Отцом Гидаллой и Древними Богами, но обманул - так же, как обманывают все слуги мрака! Все подлые твари, что копошатся в нергаловой утробе! Все мерзкие маги, призраки, духи и колдуны! И лишь мгновенья не хватило, чтобы рассчитаться с ржавой железкой… схватить и швырнуть со скалы в море! Лежал бы там вместо алтаря, под слоем ила и камней…
Кром, покарай его!
Конан снова взревел и, выхватив иранистанский меч, в слепой ярости набросился на стену. Он рубил и колол ее, атаковал, как самого злейшего врага, сек и хлестал стальным клинком, пока тот не переломился у самой рукояти.
И вдруг за спиной киммерийца раздался знакомый клекочущий голос:
– Что, потомок Гидаллы? Э т а сталь камень не берет, а?
Стиснув кулаки, Конан обернулся. Рана Риорда стоял перед ним - его двойник, с такими же темными волосами, струившимися на плечи, синеглазый, с твердыми очертаниями подбородка и скул, с крутым упрямым лбом, на который падали черные пряди. Но было и отличие: лицо Конана искажала маска гнева, призрак же был абсолютно спокоен.
– Ты!.. - он вложил в это восклицание всю свою ненависть, всю обиду обманутых ожиданий. - Ты!..
– Я. А ты ждал красотку-раджассу из Прадешхана? - на губах призрака заиграла насмешливая улыбка. - Она еще и не ведает о твоем существовании. Но узнает… - дух поднял глаза к потолку. - Да, узнает - дней эдак через двадцать.
– Ты издеваешься надо мной, проклятый вампир? - вытянув руки со скрюченными пальцами, Конан шагнул к призраку.
– Нет, совсем нет. Я же не раз повторял тебе, что, восстановив силы, смогу не только рубить головы врагам. И вот я вернул тебя туда, откуда все началось - в то же место и в то же время… ну, почти в то же… - Рана Риорда поднял взгляд к окну. - Видишь, солнце взошло… Мы с тобой уже в Иранистане, идем по дороге к городу… А тот волосатый бурдюк, что отвез нас на побережье, сейчас спешит сюда. Очень торопится, очень! Я думаю, сильно проголодался!
Постепенно успокаиваясь, Конан вытер ладонью испарину со лба. Гнев выходил из него вместе с потом; еще мгновение назад он был готов растерзать Рорту, хоть и понимал подсознательно, что призраку ничем не повредишь; теперь же киммериец был готов его послушать.
Итак, он снова очутился в каменном файонском мешке - правда, оконная решетка уже была выбита. Но он снова здесь, в семибашенном стигийском замке, на берегу Стикса! Во всем этот был какой-то тайный смысл, который Конан никак не мог постичь; разгадка, однако, маячила совсем близко.
– Зачем ты это сделал, трухлявое топорище? - его голос звучал теперь почти ласково.
– Что? - Рорта в деланном недоумении приподнял брови.
– Ну, вернул меня сюда… и пришел сам… Для чего?
Глаза призрака хитро сверкнули.
– Помнишь, что я говорил тебе о Великом Равновесии? То, что взято в одном месте, должно туда же и вернуться - если боги не против. А они не против, клянусь Четырьмя Ветрами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Потом сны эти сменялись другими видениями, чудовищными и страшными. Снилось ей, как уходили корабли от берегов Атлантиды, плыли на восход и закат солнца, возвращались обратно и отправлялись вновь, груженые людьми, скотом, зерном, металлами и всем, что можно сделать из металла. Снилась грозная пора, день божьего гнева, когда дрогнула земля, и люди в ужасе и страхе мчались куда-то, гонимые жаркими ветрами, подобные неразумным тварям, ища убежища, спасения и тихого места, коего не было в тот миг нигде в мире. Снились ей сверкание молний, водяные валы и стены огня, рушившиеся горы и смерть, сомкнувшая черные крылья над теми, кто оставался на гибнущей земле Атлантиды. Снились чудовищные волны, разошедшиеся от затонувшего материка на все четыре стороны света; волны, что швырнули корабль Таванны, старейшего в роду Гидаллы, на юг, к берегам жарких Черных Земель. Снился сам Таванна и спутники его; все они приняли медленную смерть, высохнув под пылающим солнцем от голода и жажды. Вспоминались Рана Риорде и долгие годы, что провела она на мертвом судне, среди кусков гниющей ткани, среди обломков досок, среди ржавеющих цепей, среди высохших мумий, наполнявших корабельные трюмы.
Видела Небесная Секира тысячу лиц - лиц тех, кто передавал ее из рук в руки во время тысячелетних странствий по Туранскому континенту. Снились ей Рику, маленький рыбак-каброт, великан Гиромда, вождь лесных людоедов, Зала, предводитель себайо, Быстрый Олень и Кривой Коготь, Люди Травы, и многие другие, гирканцы и коринфяне, заморанцы и аргосцы, офирцы и шемиты. Она убивала почти всех; редко кому удавалось уйти от ее сверкающего лезвия, от четырехгранного острия. Стигийцы, однако, сумели… И их лица, лица трех жрецов, пробуждали в душе Рана Риорды ярость. Вернее, отзвук ярости, ибо в магическом своем забытьи Небесная Секира не могла ненавидеть по-настоящему и не могла покарать пленивших ее.
Но она знала, что наступит время мести! Смутный провидческий дар подсказывал ей, что заточение в каменном склепе не вечно. Придет освободитель - могучий, широкоплечий, черноволосый, с глазами цвета неба на закате, похожий и на Отца Гидаллу, и на Сархаба, и на Таванну… Придет! Она не ведала ни имени его, ни того, как будет называться племя освободителя, но знала, что в жилах этого народа будет течь капля древней крови, крови тех, кто пришел с благословенной земли Атлантиды. Одна лишь капля, но этого было достаточно! Достаточно, чтобы заключить союз с освободителем; достаточно, чтобы направить его к цели. Целью же был юго-восток, неведомый остров или материк, которого достигли уцелевшие суда сыновей Таванны. Там было последнее прибежище рода Южного Ветра, там обитали потомки Гидаллы, сохранившие чистоту крови, и туда стремилась Рана Риорда на протяжении тысячелетий. Но безуспешно… Не было героя, достойного ее, не было руки, которой она могла бы довериться!
Наступил миг, когда она почувствовала приближение освободителя. В зыбком мареве снов перед Небесной Секирой всплыло его лицо - суровое, грозное, как раз такое, каким оно и должно было быть; его черты говорили о родстве с племенем Гидаллы. Но главным являлась кровь! Теплая алая кровь, магический элексир, способный разрушить чары стигийцев! Древняя кровь, над которой Сет и слуги его не имели власти; кровь, унаследованная в бесчисленной череде поколений от вещего Гидаллы и предков его, самих Древних Богов.
Рана Риорда видела, как крохотные струйки этой крови стекают на пол, просачиваются в трещины меж гранитных плит, преодолевают безумно долгий путь среди камней, щебенки, остатков растрескавшегося известкового раствора… Время словно остановилось, замерло; ничтожный алый червячок полз и полз вниз, к истлевшей в пыль коже, прикрывавшей некогда лезвие огромного топора. Вот красная капелька коснулась праха, напитала его, потом ушла в холодную сталь, в самую ее глубину…
И дух Небесной Секиры выплыл из объятий колдовского сна. Он был еще слаб, но знал, что кровь потомка Гидаллы придаст ему сил. Он ощущал, что человек, ожививший его, находится близко, где-то совсем рядом. Внизу? Нет, внизу была только мертвая скала…
Выше! Выше!
Почуяв кровавый след, призрачное серебристое облачко начало подниматься наверх.
Благословен платящий свои долги, не прощающий долга крови, не забывающий о долге благодарности!
В назначенный срок душа его уйдет на Серые Равнины в спокойствии и достоинстве, ибо нечему будет тяготить ее; и, пребывая в царстве Нергала, не будет она мучиться памятью о незавершенном, бессильно грозить обидчику за неотомщенное или сокрушаться о собственной неблагодарности.
Платите же долги свои! За кровь взыскуйте кровью, за любовь дарите любовь, только не оставайтесь равнодушными в мире сем, дабы не сожалеть и не принимать на душу свою лишних страданий по ту сторону жизни.
Из проповеди жрицы Иштар, Непостижимой,
Грозной и Любящей Матери, Возлюбленной Богов
Глава 16. Алтарь на краю света
Несколько мгновений Конан стоял, запрокинув голову и обозревая чуждые созвездия. Таких он не видел нигде - ни на крайнем севере, в Асгарде и Ванахейме, ни в Черных Королевствах, ни в бескрайней гирканской степи. И звезды, странные и непривычные, словно намекали киммерийцу, что находится он в иной земле, безмерно далекой от хайборийского мира, от городов его и лесов, от гор, равнин и рек. Даже небо тут было иным… А что же сказать о земле и море?
Он огляделся, но не увидел ни того, ни другого. Землю скрывала плотная пелена белесоватой и слабо светящейся мглы; этот туман колыхался и ворочался где-то внизу, и лишь вершины немногих утесов - таких же, как тот, на котором стоял Конан - торчали над непроницаемой облачной дымкой. Темные скалы причудливых форм, напоминавшие древние развалины, выглядели рифами в зыбком молочном океане; его неяркое сияние подсвечивало завалы камней и обрывистые голые склоны, бурые и трещиноватые, на которых не росло ни деревца, ни кустика, ни единой травинки.
Моря Конан тоже не видел. Туман колыхался слева от него, море же было справа, за отвесным обрывом скалы; оно рокотало внизу, швыряло волны на камень, шипело у подножия утеса. Звуки эти казались слабыми, отдаленными; вероятно, до поверхности воды была не одна сотня локтей.
– Алтарь… - проклекотал над ухом сильный голос Рана Риорды. - Положи меня на алтарь, киммериец.
Конан, с удивлением озиравший то непривычное небо, то белесую мглу, над которой руинами разрушенных замков высились скалы, очнулся.
– Алтарь? Какой алтарь? - пробормотал он.
– Алтарь перед тобой, потомок Гидаллы. Взгляни!
Да, это был алтарь, творение рук человеческих - белое пятно, принятое вначале Конаном за бесформенную каменную глыбу или клочья тумана. Он походил на большую чашу, удлиненную и слегка приподнимавшуюся к краям, вырезанную из белоснежного мрамора. Или алебастра? Впрочем, важно ли это? - мелькнуло у Конана в голове. Путь его завершился, дорога закончилась: он стоял перед каменной колыбелью Небесной Секиры, приготовленной теми, в чьи руки она жаждала вернуться.
Сделав десяток шагов, Конан подошел к алтарю и опустил огромный топор на каменное ложе. Оно оказалось как раз впору Рана Риорде: от пяты топорища до кончика четырехгранного острия насчитывалось шесть локтей, длина же колыбели была чуть больше - ровно настолько, чтобы сталь не царапала камень.
Послышался вздох - долгий-долгий, и над лунным лезвием всплыло лицо призрака. Не тело, только лицо - непривычно спокойное и умиротворенное, с полузакрытыми глазами, удивительно напоминавшее сейчас черты Конана. Губы Рорты шевельнулись:
– Они знают… они уже знают… они придут… скоро их руки коснутся меня… скоро…
– Когда? - спросил Конан, не потерявший еще надежды на торжественную встречу. Он приметил тропинку, что сбегала с вершины утеса в туманное марево; несомненно, ее протоптали человеческие ноги. - Когда? - повторил киммериец, положив руку на край алтаря.
– Скоро. Через два или три дня, - проклекотал Рана Риорда.
– Через два или три дня? Неплохая новость, клянусь Кромом! И я должен сидеть тут два или три дня?
– Нет. Ты закончил дело, киммериец, ты можешь отправляться.
Внезапный гнев охватил Конана. Как просто: закончил дело, и можешь отправляться! Интересно, куда: в пропасть слева или в пропасть справа?
– Я отправлюсь, - процедил он сквозь зубы, - отправлюсь, Рорта… Но не раньше, чем получу свою награду! И не раньше, чем найдется судно, на котором я смогу увезти ее!
– Награда, - с усмешкой повторил дух. - Да, конечно, награда… Я обещал, и ты ее получишь. Но судно тебе не понадобится, киммериец. Я обрел все свои силы… я могу возвратить вчерашний день… во имя сохранения Великого Равновесия… могу перенести тебя обратно…
– Обратно? - Конан ощутил смутное беспокойство. - Ты о чем толкуешь, Рорта? Обратно я не хо…
Но было поздно: мир вновь разорвался перед ним, полыхнул слепящей вспышкой огня и соединился вновь.
***
Он стоял на каменном полу; вокруг несокрушимым кольцом смыкались каменные стены. В одной из них было узкое окно с выбитой решеткой, и сквозь него на Конана с насмешкой поглядывали бледнеющие предрассветные звезды - знакомые звезды, сиявшие и над Стигией, и над Кхитаем, и над всем хайборийским миром. У стены валялась охапка вонючей гнилой соломы, пол рассекала трещина в два локтя шириной, из сливного отверстия в углу тянуло застоявшимся смрадом, смесью пота, фекалий и мочи; высоко над головой, едва заметный в полумраке, темнел люк, надежно перекрытый крышкой.
Файон! Он снова в проклятой файонской темнице!
Злобно ощерившись, Конан ударил кулаком по стене, потом взревел, словно попавший в клетку тигр. Нижняя его губа была прокушена, но он не замечал струившейся по подбородку крови: ярость, безумная ярость владела всем его существом.
Проклятый ублюдок Нергала! Отродье тьмы, нечисть, шакалий помет, предатель, вонючая блевотина Сета! Клялся Отцом Гидаллой и Древними Богами, но обманул - так же, как обманывают все слуги мрака! Все подлые твари, что копошатся в нергаловой утробе! Все мерзкие маги, призраки, духи и колдуны! И лишь мгновенья не хватило, чтобы рассчитаться с ржавой железкой… схватить и швырнуть со скалы в море! Лежал бы там вместо алтаря, под слоем ила и камней…
Кром, покарай его!
Конан снова взревел и, выхватив иранистанский меч, в слепой ярости набросился на стену. Он рубил и колол ее, атаковал, как самого злейшего врага, сек и хлестал стальным клинком, пока тот не переломился у самой рукояти.
И вдруг за спиной киммерийца раздался знакомый клекочущий голос:
– Что, потомок Гидаллы? Э т а сталь камень не берет, а?
Стиснув кулаки, Конан обернулся. Рана Риорда стоял перед ним - его двойник, с такими же темными волосами, струившимися на плечи, синеглазый, с твердыми очертаниями подбородка и скул, с крутым упрямым лбом, на который падали черные пряди. Но было и отличие: лицо Конана искажала маска гнева, призрак же был абсолютно спокоен.
– Ты!.. - он вложил в это восклицание всю свою ненависть, всю обиду обманутых ожиданий. - Ты!..
– Я. А ты ждал красотку-раджассу из Прадешхана? - на губах призрака заиграла насмешливая улыбка. - Она еще и не ведает о твоем существовании. Но узнает… - дух поднял глаза к потолку. - Да, узнает - дней эдак через двадцать.
– Ты издеваешься надо мной, проклятый вампир? - вытянув руки со скрюченными пальцами, Конан шагнул к призраку.
– Нет, совсем нет. Я же не раз повторял тебе, что, восстановив силы, смогу не только рубить головы врагам. И вот я вернул тебя туда, откуда все началось - в то же место и в то же время… ну, почти в то же… - Рана Риорда поднял взгляд к окну. - Видишь, солнце взошло… Мы с тобой уже в Иранистане, идем по дороге к городу… А тот волосатый бурдюк, что отвез нас на побережье, сейчас спешит сюда. Очень торопится, очень! Я думаю, сильно проголодался!
Постепенно успокаиваясь, Конан вытер ладонью испарину со лба. Гнев выходил из него вместе с потом; еще мгновение назад он был готов растерзать Рорту, хоть и понимал подсознательно, что призраку ничем не повредишь; теперь же киммериец был готов его послушать.
Итак, он снова очутился в каменном файонском мешке - правда, оконная решетка уже была выбита. Но он снова здесь, в семибашенном стигийском замке, на берегу Стикса! Во всем этот был какой-то тайный смысл, который Конан никак не мог постичь; разгадка, однако, маячила совсем близко.
– Зачем ты это сделал, трухлявое топорище? - его голос звучал теперь почти ласково.
– Что? - Рорта в деланном недоумении приподнял брови.
– Ну, вернул меня сюда… и пришел сам… Для чего?
Глаза призрака хитро сверкнули.
– Помнишь, что я говорил тебе о Великом Равновесии? То, что взято в одном месте, должно туда же и вернуться - если боги не против. А они не против, клянусь Четырьмя Ветрами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29