Что – все Дульцинея?
Л и л я. Нет, про нее он ничего не говорил. Но он так смотрит, так улыбается, что видеть я этого
не могу, душа разрывается. А она сегодня совсем как сумасшедшая – и что с ней сделалось? Кокетничает, всех одурила, за ней так стадом и ходят… Онуфрий, милый, хоть бы ты его приласкал, он так одинок!
О н у ф р и й (мрачно) . Ну его к Богу!.. Да, наконец, не всех же ты люби, Лиля! Это невозможно. Оставь хоть немного и…
Л и л я. Кому?
О н у ф р и й (тихо) . Мне. Я тоже одинокий человек.
Л и л я (смеется) . Ты-то?
О н у ф р и й (также смеется) . Ну, ладно! (Многозначительно.) Лиля!
Л и л я. Ну, что?
О н у ф р и й. Лиля!
Л и л я. Ну что? (Вспыхивает и смеется.) Ах, какие глупости ты говоришь! Свинство!
О н у ф р и й (блаженно хохочет) . Да я ничего не говорил! Это ты сама сказала!
Л и л я (встает) . Эх, и отчего же я не умею танцевать! Так бы и затанцевала.
Музыка играет лезгинку, и Лиля делает несколько движений, танцуя.
П е т р о в с к и й. Гляди, братцы, Лилька танцует! Ей-Богу! Мы с Верочкой.
Смех, восклицания: ай да Лилька!
О н у ф р и й (вставая) . Ну-ка, пусти! Посторонись, народ.
С т у д е н т. Ты куда?
О н у ф р и й. А танцевать! Петровский, зови вице-губернаторшу.
Громкий смех, студенты отбивают ладонями такт. Онуфрий и Лиля танцуют какой-то дикий танец, изображающий лезгинку. Подходят Костик и другие. Голоса: Блохин, Блохин! Со свирепым видом вылетает Б л о х и н и присоединяется к танцу. Никем не замеченный входит Старый Студент и со стороны, с печальной улыбкой смотрит на танец. Кончили, веселый шум.
О н у ф р и й (отдуваясь.) Ух, ты! Ну и поработали, весь коньяк выпарился. Теперь хоть с азов начинай!
Б л о х и н (отдуваясь) . А ты не толстей, Онуша, смотри как я.
Вбегает студент.
С т у д е н т. Господа, ну что же вы! Идите в залу смотреть: там Дина с каким-то черкесом танцует. Вот танцуют! Все смотрят.
Все с шумом и смехом уходят.
Л и ля (уходя) . Ты зачем звал вице-губернаторшу? Смотри!
Остаются только Кочетов и Костя, вернувшийся к своей кассе, Онуфрий и Старый Студент. Онуфрий смотрит блаженно вслед Лиле.
О н у ф р и й. Вице-губернаторша! Ведь и скажет же девчонка. Вице-губернаторша. (Замечает Старого Студента) Это она надо мной смеется, старик, – слышал? Да ты что и вправду, старик, не весел? Присядь. Старое вспомнил? Ты Лилюше что-то рассказывал.
С т. с т у д е н т (садясь) . Да. И старое и новое… Скажи, Онуфрий, ты вот сегодня сильно выпил, а как завтра – будешь здоров и трезв?
О н у ф р и й. Если опять и завтра не выпью, то буду трезв. А что, дело какое есть?
С т. с т у д е н т. А я вот если выпью три рюмки, то завтра буду весь день болен, лежать буду. А скажи, Онуфрий, – если ты раз прочтешь лекцию, то будешь что-нибудь помнить?
О н у ф р и й. Если прочту, то буду помнить. Только мне некогда читать – времени нету. У меня, дядя, три урока: два в Москве остались, да одного идиота здесь на Рождество получил. Да ты о чем спрашиваешь? Вообще интересуешься моей особой или к чему ведешь? – так валяй напрямки.
С т. с т у д е н т. Вообще. Я, Онуфрий, ухожу от вас.
О н у ф р и й. Куда?
С т. с т у д е н т. Ухожу.
О н у ф р и й. Да куда? Не тумань ты мою голову, Христа ради. Куда уходишь?
С т. с т у д е н т. Лишний я здесь. Все на своем месте, а я лишний – да и в жизни, кажется, лишний. Слыхал я, рассказывали мне исторический анекдот про одного часового: поставила его императрица Екатерина весенний цветочек стеречь, фиалку, а снять часового и позабыла. И уж цветочка того нет, и императрицы уж нет, а он все стоит с ружьем и стережет пустое место, и уйти не смеет. Так вот и я.
О н у ф р и й. Лишних людей нет, это тебе кто-нибудь наврал, а ты и поверил. Их и так мало, а ты говоришь – лишние!
С т. с т у д е н т. А сколько таких часовых по белу свету рассеяно – уж нет того, что сторожил, к чему своей судьбой приставлен, а все стоит, ружье все держит… герой!
О н у ф р и й. Не на свою ты полочку попал, оттого и выходит глупо. Лирика, вздохи сердца… эх, дядя, и смотреть-то на тебя не хочется!
С т. с т у д е н т. А какова моя полочка, ты знаешь, Онуфрий? (Смеется.) Не хочешь ли, Онуфрий, в акциз поступить, хорошее место предлагают? Я могу тебя устроить.
О н у ф р и й. А зачем мне в акциз? Ежели выпить, так я и так могу, у меня три урока, я человек со средствами… я и жениться могу, если захочу… Только любовь – вредное чувство. Очень вредное.
К о с т и к. (громко) . Ну будет, поработали. Бросайте, Кочетов.
О н у ф р и й. Ты куда, старик? Посиди.
С т. с т у д е н т. Так. В залу пойду. (Уходит.)
К о с т и к. (выпивает) . Завтра кончим, тут сам черт ногу сломает. Выпей, Кочетов, за труды праведные.
К о ч е т о в. Не хочу. Пойти посмотреть, что там делается. (Потягивается.) Спину всю разломило.
Музыка играет печальный и нежный вальс.
К о ч е т о в. Ты тут останешься, Онуфрий? На-ка пока деньги, да не перепутай – в этом кармане будут несчитанные. (Рассовывает по карманам деньги.)
К о с т и к. Не шевелись. Ты теперь касса.
О н у ф р и й. А если меня взломают?
К о ч е т о в. Ну пойдем, Костя.
Уходят. Некоторое время на сцене один Онуфрий – блаженствует. Входят Гриневич и порядком выпивший учитель гимназии, Панкратьев; Гриневич дружелюбно обнимает его за талию. За ними, как тень, появляется Старый Студент.
Г р и н е в и ч. Ну рюмочку! Одну рюмочку, Андрей Иванович.
П а н к р а т ь е в. Нет, не могу, Гриневич. Я уже выпил сегодня. Я всегда на ваших студенческих вечерах бываю пьян.
Г р и н е в и ч. Ну, одну! Вы нас, Андрей Иванович, студентов, любите, а помните, сколько вы мне пар ставили? Из-за вас я в седьмом классе чуть на второй год не остался, п-помните?
П а н к р а т ь е в. Ну, одну разве… Нет, не помню, Гриневич. Я, брат, ничего не помню. Разве ставил? Ну, и черт со мной! Я сегодня домой не поеду.
Г р и н е в и ч. А куда же, Андрей Иванович, поедете?
П а н к р а т ь е в. Не знаю. Налейте-ка мне еще одну. Вкусный у вас коньяк.
О н у ф р и й. А меня помните, Андрей Иванович? Давно это, положим, было.
П а н к р а т ь е в (вглядываясь) . Нет, не помню. Тоже пары ставил?
О н у ф р и й. Единицы.
П а н к р а т ь е в. Ого! Отчего же вы такой толстый? Я единицы худым ставлю, а толстым двойки! Это моя классическая метода, одобренная педагогическим советом. Не слыхали? Ну и не надо – мне все равно.
Г р и н е в и ч. Рюмочка-то ждет, Андрей Иванович.
П а н к р а т ь е в (пьет) . Послушайте… Гриневич: почему из вас не вышел прохвост?
Г р и н е в и ч. Не знаю, Андрей Иванович. Может, еще выйдет.
П а н к р а т ь е в. Вы думаете? (Размышляет, говорит растроганно.) Ну, дай тебе Бог. Дай я тебя поцелую, я тебя люблю!
Танцуя, появляются Дина Штерн и Козлов. Последний сажает Дину на единственное, ближайшее к авансцене кресло и сам идет к столу .
К о з л о в. Коньяк еще есть?
Пьет, чокается с учителем, разговаривает. Дина Штерн в бальном платье, глаза горят, опьянена своей красотой, ухаживанием, танцами; минутами в ней чудится что-то почти безумное. Тяжело дышит, обмахивается веером; замечает Старого Студента.
Д и н а. Петр Кузьмич! Вот вы где! Пойдите сюда. Где вы были – я вас целый вечер не видала? Что же вы такой грустный?
С т. с т у д е н т. Я был на хорах, Дина, любовался, как танцует молодежь.
Д и н а. Молодежь… Ах, как бьется сердце: вот выскочит. (Берет его за руку.) Но что с вами – вы чем-то расстроены… милый? Вы так грустно смотрите… скажите мне, что с вами? Скажите?
С т. с т у д е н т. Нельзя быть такой красивой, это почти преступно, Дина.
Д и н а. Разве я так красива? Мне говорят, но я не верю. Вы слышите вальс? Это мой любимый вальс. Но не смотрите так – мне становится грустно. (Говорит очень печально.) Отчего на балах всегда так грустно?
С т. с т у д е н т. Я уезжаю, Дина.
Д и н а. Куда?
К о з л о в. (подходит, говорит требовательно) . Дина – прошу!
Д и н а. Уже? А я еще не отдохнула. Какой вы безжалостный, Александр Модестович! Ну, пойдемте! (Старому Студенту тихо.) Я сейчас приду. (Громко.) Подержите мой веер.
Удаляются, танцуя. Старый Студент беспокойно оглядывается и уходит в дальний угол. Там, в стороне от сидящих, тревожно шагает, обеими руками сжимая веер.
П а н к р а т ь е в. Это с кем же она? Ваш?
Г р и н е в и ч. Тише, Андрей Иванович. Это Старый Студент… тот самый.
П а н к р а т ь е в. А, тот самый. Покажите-ка. (Смотрит и машет рукою.) Дуррак.
Г р и н е в и ч. Тише, Андрей Иванович!
Быстро входит Л и л я.
Л и л я. Онуфрий, я за тобою! Это невозможно: там так хорошо, так весело!.. (Печально.) А, вы тоже здесь, Петр Кузьмич, я только сейчас вас видела в зале.
С т. с т у д е н т (не глядя, отрывисто) . Здесь.
П а н к р а т ь е в. Отведите меня, Гриневич. Возьмите меня под руку… ну, крепче держите… вот так. Хороший у вас вечер, сколько этого… сбору?
Уходят .
О н у ф р и й. За мною пришла, Лилюша? А может, и не за мною, а?
Л и л я. За тобой… Хотите грушу, Петр Кузьмич? Я вам очищу. Скушайте, голубчик. Чей это у вас веер, какой красивый?
С т. с т у д е н т (отрывисто) . Дины.
Л и л я. А, Дины! Да, да, Дины. А Дина в зале танцует… Вам не кажется… нет, тебе не кажется, Онуфрий, что Дина… как будто изменилась? Мне она не нравится.
Старый студент не слушает, беспокойно ходит.
Л и ля (тихо) . Что с ним, Онуфрий? Что-нибудь случилось?
О н у ф р и й. Пока ничего. Любовь – вредное чувство, Лилюша, ты меня никогда не люби, я могу от этого с ума сойти.
Л и л я. Ах, и не говори! Постой, а ты что сказал? Свинство!
Входит Дина.
Д и н а. Ах, как я устала! Вы еще здесь, Петр Кузьмич? Очистите мне грушу, я хочу пить – в горле пересохло.
Л и л я (сердито) . Вот очищенная, не угодно ли?
Д и н а. Спасибо, Лилечка. Какая ты сегодня миленькая – отчего ты всегда не носишь эту ленточку?
Л и л я. Да пойдемте же, Онуфрий Николаевич! Видеть не могу: расселся тут как Будда! За целый вечер хоть бы раз в залу вышел.
Д и н а. Ах, этот вальс! Вы слышите, Петр Кузьмич?
О н у ф р и й (встает, покорно) . Иду.
Л и ля. То-то – иду! Дай руку! Отчего у тебя бока распухли? Или ты такой толстый?
Уходят .
Д и н а. Какая милая эта Лилечка, я ее ужасно люблю. Где же мой веер… ах, да, он у вас, дайте… Что вы так смотрите на меня, я красная?
С т. с т у д е н т. Играют ваш любимый вальс… пойдите.
Д и н а. Нет, я устала. И мне надоели танцы. Присядьте, ближе! (Берет его руку.) Какая у вас красивая рука… Вы хотите уехать?
Музыка. Молчание.
С т. с т у д е н т. Да.
Д и н а. Вы это решили?
С т. С т у д е н т. Да.
Д и н а. (тихо) . Не надо.
С т. с т у д е н т. Вы счастливы, Дина?
Дина. (грустно) . Я не могу быть счастливой.
С т. с т у д е н т. Вы любите?
Д и н а. Не знаю… Ваша жена была красива?
С т. с т у д е н т. Зачем это, Дина!
Д и н а. (вставая) . Ах, не знаю. Подержите мой веер. (Поправляет волосы.) Я ухожу.
С т. С т у д е н т. Проводить вас?
Д и н а. Нет. Вы заедете ко мне проститься?
Музыка. Молчание.
С т. с т у д е н т. Нет. Прощайте.
Д и н а. Прощайте.
С т. с т у д е н т. Дина…
Д и н а, не оборачиваясь, уходит. Старый Студент, опустив руки, смотрит ей вслед, потом делает по комнате несколько быстрых шагов, улыбается странно. Садится за стол и опускает голову на руки. Последние звуки того печального и нежного вальса, под который блаженно мечтал Онуфрий.
Тихонько подходит Л и л я и кладет обе руки на плечи Старого Студента.
Л и л я. Петр Кузьмич, миленький, не надо!
С т. с т у д е н т. Это вы, Лиля! (Не глядя, берет ее руку и целует.) Эх, прошла жизнь! Прошла и не вернется!
Л и л я (плача) . Хочешь, я тебе буду говорить «ты», по-товарищески? Миленький, голубчик ты мой! Жаль мне тебя от всего моего сердца! Ну, не надо так, не надо!
С т. с т у д е н т. Ты думаешь, что я плачу? Нет, я не плачу. (Поднимает голову.) Взгляни на меня.
Л и л я. Бедненький ты мой. Не стоит она твоих страданий. Поверь ты мне хоть разочек в жизни! Лучше вспомни… Наташу, ты сегодня так хорошо рассказывал…
С т. с т у д е н т. Молчи, Лиля! Два года день и ночь я звал забвение: приди, приди! – И оно не приходило. А теперь я зову память: вернись, вернись! – и она не возвращается! И я ничего не помню.
Л и л я. Но ты сегодня же рассказывал…
С т. с т у д е н т (смеясь) . Лгал, Лилечка, лгал. Я ведь все время лгу! Как я могу прожить хоть один день не солгавши – или ты не знаешь, чт? такое моя правда, правда вот этой белой головы, дрожащих коленей, изношенного сердца! Ах, Лиля, как глупый фанфарон, я громогласно вызвал на бой самоё судьбу – и вот, раздавленный, лежу у ее ног… даже не жалкий, даже не жалкий! Ну кто пожалеет такого дурака?.. Разве только ты, мое нежное и тоже глупенькое сердечко. Жалеешь меня, Лиля?
Л и л я. Жалею, милый. Буду и я когда-нибудь старая…
С т. с т у д е н т (улыбаясь) . Утешаешь, а сама и не веришь: буду старая! Ты слышишь, Лиля, как пахнет здесь весенними цветами и травой. Послушай, послушай – весенними цветами и травой.
Л и л я. Это духи, миленький! Это Дина так душится.
С т. с т у д е н т (смеется) . Духи! Ах, глупенькая Лиля: ты, может быть, и солнца над головой не видишь? Думаешь, что это лампочка, – сознайся!.. Каждую осень, Лиля, деревья роняют миллиарды листьев, и уже вся земля была бы покрыта ими, как толстым старым одеялом, и не было бы места живому – не исчезай они бесследно. Так исчезну и я, старый, отживший, печальный лист, так глупо проснувшийся весною среди молоденькой, зеленой травки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11