Кроме того, благодаря репликации, человек стал
наконец-то доживать до положенных ему природой лет. На определенных
жизненных этапах посредством той же репликационной аппаратуры полный
биокод личности высылался для перезаписи в местные архивы, где и хранился
сколь угодно долго. Таким образом у нас у всех всегда оставалась про запас
свеженькая копия, оставался резерв времени для предотвращения болезней и
трагических случайностей. Вот, пожалуй, и все, чем мог я похвастаться на
сегодняшний день. Репликационные процессы охватывали высшие разделы физики
и биофизики,- я же был обычным детективом.
Устроившись в жестковатом, не располагающим к длительным беседам
кресле, я улыбнулся главному диспетчеру. Впрочем, мне тут же подумалось,
что одной улыбки тут явно недостаточно, и я помахал перед носом начальника
дерзко сияющим жетоном.
- Расслабьтесь и не пугайтесь раньше времени. Я хочу всего-навсего
поговорить. И ради бога не вздумайте рухнуть в обморок. У вас тут кругом
мрамор.
- При чем тут мрамор?
- При том, что твердо,- я многозначительно подмигнул диспетчеру, и
это ему явно не понравилось. Судя по всему, не понравилась ему и моя
вступительная речь. Вероятно, потому, что он был главным диспетчером.
Слово "главный" портит, как и слово "умный". Называть себя тем и другим
попросту опасно. Уверен, что какого-нибудь неглавного здешнего труженика
уже через пяток-другой минут я бы с фамильярностью похлопывал по плечу,
попивая на брудершафт чай с лимоном и обходясь без отчества или словесных
пристежок вроде "мистера" или "сэра". С главными же всегда сложнее.
Положение усугублялось тем, что главный диспетчер фактически являлся моим
ровесником. Если он и был старше меня, то месяца на полтора-два не больше.
Вдобавок ко всему он даже и внешне немного походил на меня, отличаясь
разве что большей серьезностью и начальственно-снисходительными манерами.
Такой вальяжной неторопливости надо было специально где-то учиться. В моей
же биографии подобные колледжи отсутствовали. Словом, за столом сошлись
два своеобразных антипода. Как между двумя разнополярно заряженными
пластинами воздух между нами потрескивал от электрической напряженности.
Но внешне мы сохраняли спокойствие и даже способны были улыбаться.
- Что ж... Не буду ходить вокруг да около, тем более что насчет
обморока я вас уже предупредил,- я поиграл бровями. Мне казалось, что у
меня это выходит красиво и загадочно.- Так вот, у нас есть все основания
предполагать серьезнейший сбой в работе репликаторов Знойного. Что вы
можете сказать на это?
- Молодой человек,- сомнительную разницу в возрасте этот вальяжный
тип, по всей видимости, счел вполне достаточной для подобного обращения.-
Мне даже не хочется изображать удивление. Очевидно вы плохо знакомы с
процессами теледублирования. Ответственно заявляю, что на Земле не
найдется другой такой системы, где сосредоточилось бы такое количество
тестирующих программ. Создатели сознательно пошли на усложнение во имя
безопасности. И конечно же, случись что, мы узнали бы об этом первые.
- Вот незадача,- пробормотал я,- а узнали вторыми. Как же быть?
- По-видимому, источники, из которых вы почерпнули свои сведения,
недостоверны. Могу вам только посочувствовать.
- Спасибо,- я кивнул.- И что же, у вас ни разу еще не было
прецедента?
- Почему же, дважды,- каменные черточки лица моего собеседника ничуть
не смягчились.- Но это за семьдесят с лишним лет! И в том, и в другом
случае система вовремя заблокировалась. Кстати сказать, оба раза
происходил обрыв световых волноводов. Но ничего страшного не произошло.
Информация была многократно зарезервирована, и адресат оказался чуть-чуть
в ином месте и с некоторой вполне объяснимой задержкой. Только и всего.
Повторяю: это сверхнадежнейшая система, и мы стараемся предусмотреть все.
Не забывайте, мы имеем дело с живыми людьми.
- Вот именно! - подчеркнул я.- Не с мебелью и не тарой для перевозки
овощей.
- То есть? - он нахмурился.
- То есть... Я хочу сказать, что не верю в сверхнадежнейшие системы.
Таковых попросту не существует в природе.
Развязным движением я взял со стола деревянное пресс-папье, с
любопытством покрутил перед глазами. Мне удивительно хотелось поставить
этого типчика на место, а кроме того - штучка действительно была забавной.
Дерево, раритет боевых эпох. В книгах подобными пресс-папье иные
взбалмошные субъекты колотили по головам своих недругов. Я прикинул вес
канцелярского старичка и в некотором недоумении возвратил владельцу.
Раскатать им по столу муху было вполне возможно, но оглушить какого-нибудь
злодея - навряд ли.
- Вырежьте здесь восемь меток. На память. Перочинный ножик я могу вам
одолжить.
- Не понимаю вас,- он поправил на шее галстук и ладонью нервно провел
по безукоризненно уложенным волосам.
- Да не волнуйтесь вы так. Было бы с чего. Вы ведь совершенно точно
высказались насчет живых людей, но все же - кое-что имею вам возразить.
- Что-что вы имеете?
Игнорируя его ернические интонации, я выставил пятерню и еще три
пальца.
- Пока их только восемь. Четыре плюс четыре и девять минус один.
Может быть, не очень убедительно, потому как почти в миллиард раз меньше
населения Земли. И все же это аргумент. И боюсь, он запросто перевесит всю
вашу убежденность.
Я таки допек главного диспетчера. Мне пришлось вскочить, иначе я
просто не успел бы его подхватить. Этот упрямец оказался туговат на ухо.
Он не внял моему совету насчет обморока, и, особенно не церемонясь, я
привалил его к спинке кресла и вылил на его прическу половину воды из
графина. Оплеухи и нашатырь не понадобились. Захлопав глазами, он пошарил
руками по груди и беспомощно произнес:
- Вода?..
Я хотел сказать "компот", но он бы наверняка не понял меня. Юмору я
предпочел правду:
- Она самая, дружище,- я подмигнул лежащему.- Вы чуть было не
утонули, но, к счастью, поблизости оказался я. А вот и медаль за спасение
утопающих,- я снова показал ему жетон. Ему пришлось вспомнить все. Вид
жетона порой действует отрезвляюще. Предусмотрительно я пощупал чиновничью
кисть. Она была теплой, как и положено, пульс не вызывал нареканий. Сердце
главного администратора не собиралось отлынивать от работы.
- Одна маленькая просьба: во время нашей работы воздержитесь от
повторных обмороков. Воды в графине было ровно на один раз.
Он пообещал. А через пять минут мы уже погружались в рутину
диспетчерской деятельности. Для начала мне терпеливо объяснили принцип
репликации, которого я снова не понял. Затем познакомили с основными
зонами Знойного, с сетью репликационных кабин и электронным управлением
всем этим хозяйством. Я гуттаперчиво кивал, мотая на ус и по мере сил
пытаясь просеивать информацию сквозь ветхое ситечко своего разума. Толик,
так звали диспетчера, отныне не скрывал ничего. Он явно преобразился к
лучшему, и даже его всклоченные, непросохшие волосы вызывали во мне самый
теплый отклик. В разгар нашей лекции в кабинет сунулся было старичок с
бородой и дипломатом, но Толик немедленно назвал его "молодым человеком" и
вполне интеллигентно выпроводил за дверь. Стоило ему вернуться ко мне, и
тон его чудесным образом изменился. Людям нельзя быть главными - вот что я
уяснил в процессе этой беседы. Уже хотя бы потому, что это неестественно,
а неестественно потому, что это неправда. Главных нет, так как нет
неглавных. Все люди - братья. Чуть реже - сестры. И можно делить их по
таланту, по уму, по энергетике, но о главенстве лучше забыть с самого
начала. В качестве "брата", на мой взгляд, Толик несомненно выигрывал. Он
был бледен, мягок и разговорчив. Мои вопросы заставляли его вполне
по-человечески хмуриться, а шутки вызывали задорный смех. В общем на
господина Павлова, здешнего уникума и акселерата, работающего
непосредственно с программами декодера, мы вышли в каких-нибудь полчаса.
Толик не был твердым орешком. Он тоже любил искусство и людей. Первая
трещина решила все, и сейчас я лишь по крупинкам отколупывал частицы
диспетчерской правды. Чтобы лучше переварить ее, пришлось включить
вентилятор. Правда была сурова и абсолютно неженственна...
Еще лет десять назад наш нежно любимый Толик был школьным приятелем
Павлова. Не то чтобы они дружили, но и особой неприязни друг к другу не
испытывали. Уже тогда этот самый Павлов подавал надежды, поражая
преподавателей удивительно емкой памятью. Как объяснил Толик, истинный
программист обязан быть талантливым и памятливым. И то и другое
наличествовало у Павлова в избытке. Юный же Толик, не имел ни первого, ни
второго. Он располагал талантами в иной области - он был деятелен и
тщеславен. Благодаря этим качествам он и сумел стать Главным в
каких-нибудь три-четыре года, а, возвысившись, немедленно вспомнил о
Павлове. В принципе он рассуждал верно. Смесь из памяти, таланта и
тщеславия - штука гремучая. Объединившись, юные ученые не стали терять
время. Не мелочась, они взялись за истинно глобальную тему - тему
дешифрирования биокода. Павлов верил в свою звезду, Толик верил в Павлова.
Вот почему, будучи главным диспетчером Знойного, он допустил приятеля в
святая святых - в здание центрального декодера города. Они старались
действовать осторожно и если бы могли предвидеть, что эксперимент приведет
к подобным результатам, разумеется, прекратили бы работы
незамедлительно...
- Минуточку! - я поднял руку, как ученик на уроке.- Маленький и
безобидный вопрос. Вы упомянули о дешифрировании человеческого биокода,
верно? Но репликационные системы действуют повсеместно уже более
семидесяти лет. Я-то считал, что белых пятен здесь давно не осталось.
- Боюсь, вы не до конца себе представляете, что такое биокод,-
диспетчер грустно улыбнулся. Протянув руку, поиграл на пульте тонкими
пальцами. По экрану настольного дисплея побежали колонки цифр и символов.
- Что это?
- То самое, что называют биокодом. Я только хотел
продемонстрировать... Дело в том, что не все, чем пользуется человечество,
понятно и объяснимо. Мы сеем хлеб веками, но не ведаем как он растет. Мы
до сих пор ломаем головы над трением скольжения, над организационными
ухищрениями пчел или муравьев. Мы вторглись в мир хромосомной
наследственности, но по-прежнему уподобляемся слону, танцующему в посудной
лавке. С каждым новым шагом науки мир предстает все более сложным и
запутанным. Все наши победы - это только многоточия в конце предложений. И
книгу жизни мы только начали перелистывать. Тем не менее это не повод для
отчаяния, и незнание отнюдь не мешает нам выпекать хлеб и летать на
самолетах. То же самое и с репликаторами. Мы открыли явление и заставили
его служить себе, но оно так и осталось для нас загадкой. Это что-то вроде
информационного тупика. Имеющейся теоретической базы пока явно
недостаточно, чтобы двигаться дальше. Так как, погружаясь в глубины, мы
попросту теряем из виду общую картину. Согласитесь, считать до миллиона
единичками - занятие не самое разумное. Куда проще умножить тысячу на
тысячу. Но, увы, тысячными порядками мы пока не располагаем, да и
умножать, по правде сказать, тоже не умеем.
- По-моему, вы чересчур принизили человечество,- усомнился я.-
Послушать вас,- мир - заковырист и недоступен.
- Так оно и есть,- Толик погасил экран и дважды энергично дернул себя
за нос. Ему, вероятно, хотелось чихнуть, но он сдерживался. Уж не простыл
ли он от моей воды?
- Нам не следует обманываться насчет своих возможностей,- он печально
сморгнул.- Мы расковыряли ранку на теле Вселенной и, увидев вытекающую
кровь, решили, что знаем все обо всем. А это далеко не так. Мы не знаем
ничего даже о простейших формах жизни. Разрежьте обыкновенную гидру на
триста частей, и из каждой вырастет взрослая особь. Крохотный кусочек
плоти содержит в себе полную информацию о целостной биологической
структуре. Память на клеточном уровне - это нечто такое, что нам пока
недоступно. И репликационное зондирование - это, грубо говоря,
человеческий снимок в фас, в профиль и в глубину. От макушки и до пят.
Сложнейшая информационная последовательность, которой мы пользуемся
совершенно вслепую.
- Вы меня даже не огорошили,- пробормотал я,- вы меня застрелили
наповал. Теперь в эти ваши кабины меня и калачом не заманишь.
1 2 3 4 5 6 7