- Толечка замер на месте, как вкопанный.
Посмотрел на меня с ласковым пониманием. - Так у нас, паря, не
пойдет. Надо принять повторно. Чтобы точь-в-точь до нормы.
Чтобы, значит, любить друг друга и не лаяться.
- И птиц чтобы тоже любить, - сварливо произнес я.
- И птиц любить, - легко согласился Толечка. - Если они,
конечно, птицы.
- А что потом? Пьяными отправимся к твоей царице? А если
она нас и на порог не пустит?
- Тамара любит умных и добрых, - назидательно произнес
Пронин. - И мы такими сейчас станем. Уж ты мне поверь.
Витиеватым движением он достал из внутреннего кармана
плоскую флягу из нержавейки. На заводе, где работал Пронин с
заказами было туговато. Чтобы не скучать, работяги выпаивали
из металла фляги, а после продавали на рынке. В этой фляге
что-то звучно перебулькивало.
- Снова портвейн? - я поморщился.
- Медицинский спирт, - Толечка изобразил на лице
восторженность. - Чистейший! Ровно семьсот граммов. Если без
закуски, должно хватить.
- Семьсот?.. Учти, я могу забыть твою фамилию. И даже
имя.
- Нестрашно. Этим нас не запугать.
Толечка оказался прав. Без закуски действительно хватило.
Даже половины. Не прошло и пяти минут, как мы "поплыли", а мир
не просто потеплел - мир прямо-таки закачался.
- Летим! - заблажил Пронин. - Самум к городу, а мы от
него!.. - раскинув руки, он засеменил по асфальтовой дорожке,
словно по зыбкой паутинке каната. Я поневоле залюбовался им.
Несмотря на разгильдяйский вид, Толик безусловно принадлежал к
категории щеголей. Щегольство ведь вещь условная. С одинаковым
успехом можно щеголять "Мерседесом" на улице и проездным
билетом в трамвае. И то и другое вполне оценят. К щеголеватым
людям я вообще отношусь с симпатией. Все равно как к
декоративным птичкам или рыбкам. Они украшают этот мир, как
могут. Потому что молятся красоте. Я в нее тоже верую. И Толик
верует. Да ему и нельзя не веровать. Он не выше метра
шестидесяти и ровно половина женщин взирает на него свысока. В
этом кроется один из парадоксов природы. Ущемленные люди
досконально разбираются в том, в чем ущемлены и обижены. Как
герань за стеклом они тщетно тянутся к солнцу, изощряясь в
бесконечных поисках, доходя до удивительной виртуозности.
Присмотритесь к малорослым и удивитесь. Изящества в них на
порядок больше, чем в длинноногих и великаноподобных. Чувство
независимости и осознания собственного достоинства - вот, что
умудряются они втиснуть в свою неказистую осанку. И успех, как
говорится, налицо. В отличие от сутулящихся верзил они прямы и
свободны. А если стоят, то только в императорских позах -
горделиво отставив ножку, если шагают, то вальяжно и
неторопливо. Вероятно, жизнь к ним не столь великодушна, зато
и обучает большему.
Чувствуя, что в голове расцветают индийские сады, и
павлины, выйдя на лужайку, начинают расправлять свои цветочные
веера, я что-то выкрикнул и осторожно, стараясь не горбиться,
тронулся следом за Толиком. И в точности как он распахнул
руки. Я тоже хотел казаться щеголеватым и красивым. Кажется,
какому-то грузовику пришлось нас объехать. Мы его почти не
заметили.
- А вообще-то к пассиву я отношусь не-га-тивно! - Толечка
по-птичьи замахал руками, но взлететь не сумел. - Ну не нра он
мне и все. Жить надо ак-тив-но! С любопытством и интересом!..
- он заскакал на одной ножке, как девочка, играющая в
классики. - То есть, звоню я, скажем, даме и приглашаю в кафе.
Скажем, в наш отечественный "Исе Креам". Само собой, она
говорит "да" и начинает собираться. А не позвоню, - не будет
ни "да", ни "нет". Вообще ничего не будет.
- Может быть, она будет ждать?
- Возможно! А возможно, и не будет. Я вообще не знаю,
ждут ли они когда-нибудь. Скорее, живут, как живется, а уж
потом называют это ожиданием... Но речь в общем-то о другом. О
том, что она мне не желает звонить. Я звоню, а она, видите ли,
нет.
- Почему нет-то?
- Откуда я знаю! Такая вот, дескать, скромница.
Приглашать, якобы, - на танго или там на тур вальса - обязаны
исключительно мужчины, а не наоборот. То есть, я, собственно,
не против. Не уважаешь эмансипацию - не надо. Но если я болен?
Если у меня лихорадка и температура под сорок? Если мне нужна
помощь и чтобы мягкая прохладная ладонь легла на мой
воспаленный лоб? Что тогда?.. Или я опять должен первым ползти
к телефону?.. Она, видите ли, ждет! Стесняется первой проявить
инициативу!.. Нет, братцы-кролики, это не любовь! Это
пастбище! Нонсенс, как я это называю!
- Почему пастбище-то?
- Да 4  0потому что жуем! Жуем и вечно чего-то ждем!
Не-е-е-т, братва, такая шара у вас не пройдет!
Пронин погрозил пространству пальцем и 4  0принялся
озираться, видимо, не узнавая местности. Я тоже ее не узнавал,
но мне было и неинтересно что-либо узнавать.
- Закурим? - Толик бодро принялся раскуривать пару
сигарет - одну для меня, другую для себя. Уже окутанный
облаком сизого дыма, он вдруг радостно 4  0замычал 4  0и, сорвав с
головы шляпу, подкинул ее в воздух. Головной убор описал
кривую и навечно осел в ветвях придорожной березы.
- И пусть! Не жалко!..
Мы бодро зашагали в неизвестность.
- Может, в ней гнездо кто совьет. Соловей какой-нибудь
или скворец...
- Скворцы в скворечниках живут.
- А чем моя шляпа хуже? - Толик обиделся. - Ничем,
полагаю, не хуже!
Он тут же и раскашлялся.
- Ох, и крепок табачище!
Дело было, конечно, не в табаке. С каждым шагом Толик
становился все более рассеянным. Память просто песком
просыпалась из его ветхих карманов, но с двумя сигаретами в
зубах он выглядел просто восхитительно.
Мы шли, потому что не стояли на месте. Дорога казалась
широкой и 4  0ровной. Шагалось бодро и с настроением. Энергия
Толика мало-помалу 4  0передалась 4  0и мне, о превратностях жизни
думалось 4  0уже свысока, с этакой долей снисходительности.
И все-таки когда старенькую кирпичную пятиэтажку мы
окольцевали в третий или четвертый раз, я, памятуя рассказ
Пронина, решил проявить инициативу и поинтересовался у Толечки
адресом царицы. В ответ он снова достал заветную флягу и,
предварительно поболтав над ухом, протянул мне. Я удивился, но
принял ответ, как должное. Вероятно, Толечка знал, что делает 4,
и два окурка в уголках его губ по-прежнему смотрелись весьма
значительно.
Спирт был все так же горек 4  0горек и зол. С ним не произошло
никаких волшебных изменений. Изменения происходили с нами.
Третий глоток дался мне с необыкновенным трудом. Что-то внутри
отчаянно противилось и всякий раз выталкивало огненную влагу
обратно, отчего я, видимо, добрых полминуты напоминал жабу,
сдувающую и раздувающую щеки.
После незамысловатого тоста, произнесенного вдогонку
выпитому, Пронин наконец-то уделил внимание моему вопросу. А
может быть, созрел ответ. Спирт, стало быть, извлекался на
свет 4  0не 4  0зря. 4  0Пронин действительно знал, что делал.
- Адрес - не математика. Это география. Так что не
беспокойся. Движемся точно по азимуту!.. - и Толечка тут же
зашагал, заставив меня молча ему позавидовать. Даже после
второй порции спирта вышагивал он по-прежнему бодро, почти не
петляя, а слово "беспокоиться" выговорил абсолютно
членораздельно, пропустив только букву "п", что в сущности
было полнейшим пустяком. Чтобы хоть как-то отыграться, я
злорадно предупредил Пронина:
- Сейчас столкнешься с телеграфным столбом.
- Сам ты... - ответствовал он и в следующую секунду
в самом деле 4  0столкнулся с упомянутым мною препятствием, но,
видимо, не очень сильно, потому что презрительно хмыкнул и
заканделял дальше. И снова 4 я 0 ему позавидовал. Надо думать,
по-плохому, потому что Эльдар-Эдуард утверждал, что
"по-хорошему" не бывает...
Время шло, и вскоре с некоторым удивлением я обнаружил,
что справа и слева у меня выросло еще по голове. Этаким
шварцевским шестиглазым драконом я перся по улицам родного
города, и встречные прохожие не спешили охать и ахать. Потом
одна голова отвалилась, и пока я ее искал, потерялась вторая.
"Худо мне будет с одной головой", - я дернул себя за ухо и,
кажется, оторвал и его. Испуганно взглянул на преступную руку,
но ухо, должно быть, успело скатиться на землю вслед за
второй головой. Опустившись на корточки, я зашарил по тротуару.
- Что ищем? - ко мне подполз на четвереньках Толечка. -
Что ищем, говорю? Не это? - он сунул мне под нос какой-то
булыжник. Я принял находку и шатко поднялся.
- Со мной не пропадешь! Отыщу, что хочешь, - Толечка
воодушевленно продолжал обыскивать дорогу. - Чертовы лужи!..
Ты на дне смотрел?
Но мне было уже не до него. С ужасом я взирал, как
ближайший столб кренится и заваливается на мостовую. Крикнув,
я скакнул вперед и обхватил его руками. О, чудодейственный
спирт! Возможность спасения мира... Падение замедлилось. Я
старался, как мог. Но при этом подумалось: "А если бы не я?
Если бы оно все-таки рухнуло? Вниз, на маленьких детишек, на
какую-нибудь беспомощную старушку?.. Кругом бардак и
беспризор!"
Столб оказался страшно тяжелым. Шумно дыша, я напрягал
последние силы. Кое-как ухитрился оглянуться. Слева от меня
аналогичным образом пытался предотвратить падение Толечка, -
правда, падение уже не столба, а дерева - тополя, метров этак
восьми росту, без ветвей, по-богатырски коренастого,
изъеденного желтой городской оспой.
- Чего это они все разом? - покряхтывая, осведомился я.
Приятель не сумел ответить. Пот лил с него градом. Дерево
Толику тоже попалось не из легких.
Мимо прошла женщина с коляской, прошмыгнул пацаненок на
трехколесном велосипеде. Никто из них даже не взглянул в нашу
сторону. Говорить о какой-либо помощи и не приходилось. Минута
прошла в терпеливом молчании, а потом Толечка взорвался.
- Мы им тут что? Даром нанялись?! - он разжал руки и
решительно отступил на полшага. - Хар-р-рашо! Пусть валится!
Пусть крушит! Па-асмотрим на них тогда!
Дерево устояло. Толечка обошел его кругом и
заинтересованно стал осматривать грубо обрезанную макушку.
- Не дерево, а полено с листочками... - он вдруг
озаботился. - Надо бы проверить, как они ликвидируют ветки. В
смысле - топором или пилой...
Пока я размышлял над его словами, он уже с молодецким
кряканьем карабкался по стволу. Надо отдать ему должное,
полетел он вниз, только добравшись до самой верхушки.
Кувыркаясь в воздухе, успел произнести несколько горьких слов.
Толя Пронин всегда был живчиком. Рухнув на спину, он тут же
молодцевато вскочил. Притопнув ногой, словно что-то в себе
проверяя, во всеуслышание объявил:
- Поверишь ли, враз протрезвел. Чудесная это штука -
высота! Бросай свой столб и пошли.
Мы пошли, но добраться до цели нам суждено было еще не
скоро.
Несколько раз во время пути память изменяла мне,
проваливаясь в какие-то волчьи ямы. Спирт Толечки Пронина
продолжал действовать, огненным дыханием вырываясь через
ноздри, опаляя сознание и на время выключая его из жизни.
Кое-что в этом городе я мог запросто подпалить, но я не желал
этого делать, ибо помнил слова родителей, утверждающих, что
несмотря ни на что, в мире сохранилось еще очень много хороших
людей. Родителям хотелось верить. И хороших людей не следовало
лишать последнего крова.
На четвереньки я больше не вставал, но путь мой
по-прежнему был тернист и переполнен надсадными объятиями.
Кажется, некоторые из деревьев я даже целовал - судя по шелухе
на губах и вкусовым ощущениям - березы. Вероятно, во мне
пробудилось что-то есенинское. Не обошлось, конечно, без
потасовок. В основным это были попутные домишки. Кирпичными,
жесткими боками они поддавали мне справа и слева, совершенно
по-хамски толкали в грудь. Я отбрыкивался, расчищая дорогу, но
они были всюду, их было больше. А после на помощь к ним
заявился какой-то молокосос в модной "заклепистой" курточке и
сходу обозвал меня обидным словосочетанием. Я ответил. Он
засветил мне в ухо, и получилось не столько больно, сколько
обидно. Осерчав, я ударил его в челюсть и попал в коленную
чашечку. Парень захромал прочь, обещая привести дюжину-другую
отважных приятелей - возможно, в таких же куртках. Как можно
презрительнее я голосом Папанова загоготал ему вслед:
- Тебя посодют, а ты не воруй!..
Откуда ни возьмись примчался Толечка Пронин и, аккуратно
прислонив меня к мраморным сапогам какого-то революционера, с
грустью констатировал:
- Вот и ты туда же... мало победить, важно - оскорбить и
унизить.
 4-  0Присоединяйтесь, барон, - пролепетал я. - Нечего
марьяжиться...
 4-  0Да будет тебе известно, что после взятия Нотебурга в
тысяча семьсот каком-то 4  0году на военном параде за каретой
Петра Первого по земле волочили вороха шведских знамен.
Спрашивается, зачем?
- Они первые начали, - пробормотал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11