Смолк автомат, и лошадь, проскакав совсем немного, оста-
новилась, увязнув в густом полуденном зное.
Оставшиеся всадники направили коней в поле, прочь, аллюр
три креста, галоп. Трусоваты оказались. Или этот - их ударная
сила, а они начальники, командир да комиссар?
Петров высвободил ногу убитого из стремени, и тот сполз
наземь.
Штатская, гражданская одежда вневременного покроя, брюки
да рубашка, изрядно поношенные. В карманах - кисет с самоса-
дом да сложенный в несколько раз обрывок газеты. Бумага ста-
рая, а спичек нет.
Он прошел по следу коня - мерина, если для протокола.
Налетят в чистом поле - кто? откуда? - поди, догадайся.
Ствол автомата горячий. Ни следа ржавчины. Не новый, но
вполне добротный пистолет-пулемет Шпагина. Диск опустошен на-
половину, его, петрова, пуля так и не вылетела. Ремень бре-
зентовый, потертый.
Он направил ствол в небо и выпустил длинную очередь.
Конь и ухом не повел.
Улица курковая, улица штыковая, и пороховая и патрон-
ная...
Он шел, закидывая в посадку части автомата. Неполная
разборка, курс молодого бойца.
Шорник, что сбрую ладил - последователь Собакевича. Гру-
бо, но сносу нет.
- Ну, Сивка, гуляй, - он шлепнул мерина по боку. Тот
охотно зарысил вслед далеким всадникам.
И пешком дойти можно. Сапоги казенные, больше стоптал -
больше усердия выказал. Верой и усердием все превозмочь уда-
ется.
Всадники исчезли в жарком мареве, не доскакав до гори-
зонта. Овраг. Олений лог, как значится на старых, дореволюци-
онных картах. Если правее забрать - попадешь в деревню Ста-
роскотинное, где гувернанткой при барских детях служила впос-
ледствии известная романистка. Сестричка Бронте? Нет, те,
бедняжки, не бывали в России.
Деревня открылась вдруг: миновал редкий кустарник и вот
она, вся туточки.
Повыше, на юру - господская усадьба, а пониже - кресть-
янские избы.
Жарко, должно быть, пылали.
Он ходил среди черных плешин, отдельные былинки не могли
затянуть их, мало времени прошло. Сорок девять лет - ничто на
геологических часах.
Даже раскатанные бревна сгорели дотла, не оставив и ще-
пы, головешки. Брось спичечный коробок в мартен - примерно,
похоже.
Петров дошел до каменного дома.
Когда-то двухэтажный, свысока глядевший на подлые избы,
он и получил больше - хотя куда уж больше. Стены - толстые,
сложенные на века, уцелели едва выше колена, остальное смело,
будто городошная бита угодила в "бабку в окошке".
Он прошел в сторону рассыпанных осколков дома. Копоть
горелого дерева на остатках штукатурки, прилепившейся к крас-
ным звонким кирпичам; часть лестничного пролета, странно ле-
жавшая в ста шагах, уже на склоне юра, ступени покрыты небес-
но-голубой лазурью - это расплавленные медные прутья пропита-
ли мрамор ступеней, а дожди превратили короткий блеск медного
золота в ровную, приятную глазу ярь.
Эпицентр взрыва - к северу. Петров сверился с часами.
Четырнадцать сорок. И шестьсот микрорентген в час. Суммарная
доза - двадцать две сотых биологического эквивалента рентге-
на. Сущая безделица.
Он вытащил аптечку, достал пенал с большими желтыми таб-
летками. За маму, за папу.
Угол дома отбрасывал тень - густую, почти черную. Место
наибольшего сопротивления, стены здесь сохранились в рост.
Невзрачное, но удобное для привала место.
Скромный обед, шесть перемен. Карта вин: каберне, виног-
радник Ваду-луй-Ваде, урожай семьдесят восьмого года, кагор
Чумай восемьдесят четвертого.
Низкий рокот с запада, со стороны пройденного пути. Два
вертолета, зеленые, краснозвездные, кружили в небе, вынюхивая
след. Обещанная войсковая часть. Правда, в штабе округа о ней
никто не знает.
Ищите, голуби, ищите.
Он укутался камуфляжным полотнищем, лег у стены. Послео-
беденный отдых как причина сокращения сферы влияния Испании
на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков.
То Испания, а то - Россия.
Вертолет шел совсем уже низко, черная пыль заклубилась
над старым пепелищем, и летчик поспешил набрать высоту.
Молодец.
Петров прикрыл лицо краем полотнища.
Как хотите, а соснуть полчасика - первое дело. И для пи-
щеварения польза неоценимая.
Он дремал под шум винтокрылых ищеек, они превращались в
зеленых мух, сдуру залетевших в комнату и отчаянно кидавшихся
в стороны, надеясь обрести былое небо, ветер и навозную кучу.
Липучки на вас нет - широкой желто-коричневой ленты, цепляе-
мой на шнур лампочки. Сядет на нее муха и приклеится всеми
лапками, сколько бы их не было - четыре по Аристотелю, шесть
по школьному учебнику, или восемь-десять-двенадцать, как док-
ладывают любопытные натуралисты из разных уголков нашей вели-
кой и необъятной Родины.
Пробуждение сопровождалось воробьиной дракой из-за ку-
сочка бутерброда, расточительно оставленного на салфетке. По-
ка двое наскакивали друг на друга, появился, как обычно быва-
ет, третий, ухватил в клюв спорный кусочек и полетел, стара-
ясь удерживать равновесие, а драчуны, объединенные жаждой
справедливости, поспешили за ним.
Вертолеты стрекотали у горизонта, далеко. И не надоест?
Он причесался, прихорашиваясь, салфеткой прошелся по са-
погам. Нет, адъютант его превосходительства не получится,
слишком много пыли, неглаженности, щетины на щеках. Поле не
штаб, не способствует блеску. Обошли с победой мы полсвета,
если нужно, повторим, солдаты, в путь, в путь, в путь...
Он спустился с возвышенности, порой потревоженные камеш-
ки скатывались по склону, но, встретив неровность, стебелек
травы или другой камешек, останавливались. Какая малость нуж-
на, чтобы удержаться...
Староскотинное осталось позади.
Два часа буераков - и вот впереди новая посадка. Зеле-
ная. Невысокая. Молодая.
Он подошел поближе. Лет двадцать дубкам, не больше. Де-
ревья посажены ровно, рядами, в середине - широкий проход,
утоптанный копытами. Лепешки конского навоза - старая, двухд-
невная. Питаются кони скудно. А с той стороны что?
Поле, просторное, ухоженное. Порубленный осот жух на
солнце, а цепочка полеводов, расставленная через рядок, шла
навстречу, пропалывая кормовую свеклу, бурак. Тяпки, тяжелые,
треугольные, поврозь взлетали и падали вниз, подрубая сорняки
и рыхля землю. Аккуратно работают, не спехом, а женщина на
краю, в красной косынке, успевает и свой рядок полоть, и за-
мечание сделать. Звеньевая, похоже. Три человека из семерки -
мужчины. В диковинку у нас.
Он вышел на идущую вдоль поля дорожку - неширокую, с
глубокими узкими следами подвод.
- Здравствуйте!
Тяпки железными головами уткнулись в землю, спины расп-
рямились.
- Не признаю вас что-то, - звеньевая уголком платка про-
мокнула лоб. Остальные переводили взгляды - с него на звень-
евую, со звеньевой на него. Запарились здорово. Одежда - то
же "наследство империи" - галифе да гимнастерки, на женщинах
- форменные юбки, но все старое, застиранное до седины. И
обувь - лапти. Оно и лучше, ноги дышат, но - непривычно.
- Не признаю, - повторила звеньевая.
- Мы с вами и незнакомы, я впервые в этих местах. В Кур-
носовку иду, да, боюсь, с пути сбился. Куда прибрел, не подс-
кажите?
Лицо звеньевой, миг назад усталое и смущенное, закамене-
ло.
- Какую Курносовку? Не знаем никакой Курносовки. Идёте -
и идите себе, не мешайте трудиться, - говор вязкий, с двойны-
ми ударениями в длинных словах. Она склонилась больше прежне-
го, лезвие срезало бок бурака, и, не дойдя рядок, звеньевая
перешла на новый, а за ней и все звено.
- То не бригадир ваш? - Петров указал на всадника, пока-
завшегося на краю поля.
Звеньевая обернулась, закричала с облегчением:
- Степан Матвеевич, сюда, сюда, кормилец!
Но всадник - будто и не слышал.
Тяпки вновь заклевали, люди быстренько-быстренько двину-
лись вглубь поля.
- Чудаки! - Петров пошел по прополотому рядку. Не так
чисто и пололи, на троечку, не больше, даром, что бригадир
конный и при нагане. Насчет нагана - это интуиция. Далеко.
Петров остановился, повернулся. Метров двести прошел, а
бригадир проскакал всю версту. Преимущество коня перед офице-
ром в закрытых позициях любил доказывать предок, даже в учеб-
ники внес сию мудрую шахматную мысль.
Бригадира окружили, звеньевая жестикулировала, а тот,
потрясая револьвером (наган, наган!) убеждал ее так и растак.
Убедил.
Всем звеном, женщина в красной косынке впереди, они пот-
русили к Петрову.
- Стой! Стой, вражина!
Выстрелом поверх голов бригадир поддержал атакующих.
Бегущие приободрились и, подняв тяпки, подсту-
пили к Петрову.
- Ложись на землю, вниз лицом, - скомандовала звеньевая.
- Вы что, перегрелись, - дыхание у всех короткое, запа-
ленное. А бежали - пустяк.
- Ложись! - и, замахнувшись тяпкой, она шагнула к нему.
- Глупая баба! - он легко вырвал тяпку из рук женщины,
но тут, загалдев, на него насели остальные. Даже грустно. Шел
человек, гулял, и на тебе! Гуртом налетели, сельскохозяйс-
твенным инвентарем машут до свиста, а угоди, например, в го-
лову: Но хлипкий народ, жидкий, откуда и злость. Ничего ведь
плохого сделать не хотел, разве поучить, чтобы вдругорядь
вежливее были, а они от любого удара с ног - брык! - и лежат,
уткнувшись в землю. Последняя баба, не сводя с него выпучен-
ных глаз, пыталась поднять выбитую тяпку.
- Полно, полно, - он легонечко вытянул ее вдоль спины, а
та, как бумажный солдатик, завалилась на бок и затихла.
Он наклонился. Зажмурясь, та закрыла лицо локтем.
Ясненько.
Он осмотрел тяпку. Ручка гладкая, отполированная мозоля-
ми, а железо - грубой, неряшливой ковки.
Всадник скрылся в посадке, топот быстро затих за зеленой
стеной. Хорош. Люди, как порубленный, землю устилают, а бри-
гадир, нет, кормилец (sic!) деру. Куда?
Мужичок, упавший неловко, тихонько зашевелился, меняя
позу. Невмоготу, раз на такой риск идет.
Петров деликатно отвернулся. Синдром опоссума. Полевод-
ческое звено опоссумов. Опоссумизация поведения как реакция
адекватного ответа на внешние раздражители в сельской мест-
ности северо-восточного нечерноземья. УДК 615.5.006 - 666.
Берете тему, коллега? Ученый совет через две недели, готовь-
тесь к утверждению и включению в план.
Люди лежали смирно, не решаясь очнуться от глубокого
беспамятства. Кого, интересно, боятся больше? Друг друга?
- Столбняка не подхватите, - Петров бросил тяпку и по-
шел, не оглядываясь, по полю. Гектаров сорок полюшко.
Второе поле - под паром. Пахота неглубокая. Примечай,
примечай. И навозца - кот накакал.
Зато посадки - регулярные, здоровые, сухостой вырублен,
сучьев, валежника нет и в помине, подчищено. Аккуратные квад-
ратики километр на километр. Рожь, ячмень, даже гречиха -
мечта горожан. Дважды Петров видел поодаль маленькие, по
пять-семь человек, группки, работавшие бесконечную полевую
работу, при его появлении на миг расправлявшиеся, а потом еще
усерднее возобновлявшие труд. Пусть стараются.
Полевая дорожка, серая, растрескавшаяся земля, прямая,
прочерченная по линейке, с крохотными царскими уклонениями,
постепенно становилась шире, заезженнее.
Из посадок порой долетало конское ржание, топот. Почет-
ный невидимый эскорт. Уланы с конскими хвостами, драгуны...
Поля кончились, дорога привела в светлую березовую рощу,
совсем крохотный вертоград.
Деревья расступились. Вот и она - затерянная деревенька
Гайдаровка. Мало ли их, заброшенных, "неперспективных" разва-
ливающихся, рассыпано по России?
Но эта - особенная.
Вечерело. Роща стояла выше деревни, и та была - на ладо-
ни. Три барака, составленные "покоем", крохотная пекарня,
кузница, дальше - конюшня, конторское здание, сараи...
Карта не соврала - сделанная по спутниковым снимкам в
одной внезапно дружественной стране. А на отечественных...
Два соседних района уродливо разбухли, растянулись и покрыли
собой третий, маленький и забытый в череде укрупнений, разук-
рупнений и переименований волостей, уездов и губерний. Нет
здесь ничего. Нету-ти. Очень черная дыра.
Жизнь не кипит. Малолюдно, пусто, лишь от колодца к ба-
раку сновал человечек, носил ведро за ведром, выпаивая унылое
строение. Пятое ведро, шестое... Дневальный, надо понимать. А
остальные - в поле?
Стук молотка, зуд пилы доносился с тока. Готовятся к
страде, ремонтируются.
Наособицу, починком - беленая хата. Большая, высокая, а
окна - что в трамвае, одно к одному лепятся.
Опушкой Петров шел по роще, подбираясь ближе. Сбоку от
входа вывеска. "Школа номер один". Угадал, помнит сердце пер-
вую любовь.
Частый легкий топот - и с крыльца сбежал мальчишка:
1 2 3 4 5 6 7