На какое-то время прием посланий
сделается невозможным. Сигнал и так уже был искажен помехами, замирал, а
то и вовсе пропадал.
Ж'мерлия переключился на передачу.
- Каллик, что нам теперь делать? Хозяев-то нет. - Его голос едва не
срывался на плач. - Не осталось никого, кто руководил бы нами!
Он кое-как переждал трехсекундную задержку сигнала. Каллик умная, у
нее найдется ответ.
- Я понимаю, - донесся слабый голос, - и у меня та же проблема. Все,
что мы можем, - это стараться представить, что бы от нас потребовали
хозяева, и поступать соответственно. На данный момент с тобой все ясно. У
тебя есть распоряжение оставаться на Дрейфусе-27. Это ты и должен делать.
Мое положение более... затруднительно.
Наступила продолжительная пауза. Ж'мерлия догадывался, как страдает
Каллик, и сильно ей сочувствовал. Ринувшись в туман, хайменоптка
ослушалась приказа Ребки, но дело не в этом. Ж'мерлия поступил бы точно
так же, чтобы не подвергать людей риску. Но в результате собственного
благополучного прохода Каллик решила, что Ребка и Лэнг без помех пройдут
сквозь светящееся облако, и ошиблась. Ее действие, возможно, послужило
причиной их гибели. Каллик не может сидеть и ждать, как Ж'мерлия. Она
должна найти способ исправить свою ошибку.
- Если облет не выявит никаких точек входа, - наконец продолжила
Каллик, - а я это сильно подозреваю, то у меня есть еще один путь. Наши
первые попытки внедриться в поверхность Жемчужины потерпели неудачу. Мы не
смогли ни взрезать, ни прожечь ее. Но облако, которое мы видели, вышло
изнутри Жемчужины. Оно проступило сквозь явно твердую поверхность. А когда
вошло в соприкосновение со мной, я ощутила, что оно содержит твердые
компоненты. Мы стремимся приписать Строителям сверхъестественную силу,
упуская из виду простые объяснения. Однако, по-моему, придать материалу,
из которого состоит поверхность, вязкую или жидкую консистенцию возможно с
помощью сильного электромагнитного поля, что легко осуществить даже
средствами нашей технологии. Если так, то возбуждение местного поля на
небольшом пространстве позволит входить в Жемчужину и выходить из нее.
Оборудование для проверки такой возможности имеется на "Все - мое"... - Ее
голос пропал, затем вернулся, еще слабее. - ...Предпочитаю более
традиционные средства проникновения... как последний шанс.
Ее голос угасал, но чувствовалось, что Каллик вновь обрела
уверенность в себе, не поддавшись, как Ж'мерлия, тоске от одиночества и
заброшенности. Вероятно, потому, что под рукой у нее есть корабли, подумал
он. Она способна хоть что-то предпринимать. Даже если все на Жемчужине
погибли, у Каллик оставалась возможность отправиться домой и найти нового
хозяина. Ж'мерлия не мог никуда направиться и не представлял себе другой
хозяйки, кроме Атвар Х'сиал. Вероятно, Каллик не настолько связана
статусом раба, раз способна сделать пусть трудный, но выбор.
- Каллик, свяжись, пожалуйста, со мной. Как только будет возможность.
Я не хочу оставаться один.
После долгой паузы он услышал:
- Конечно. Я свяжусь с тобой... вне радиовидимости... но... опять
пропадает... шесть часов...
Сигнал почти исчез.
- Если ты не слышишь... что бы ни было, ты должен... терпения. -
Последнее слово прозвучало, словно шорох помех.
Ж'мерлия лег, прижавшись к устройству связи. Набраться терпения. А
что еще ему оставалось?
Сначала Атвар Х'сиал и Луис Ненда. Затем Дари Лэнг и Ханс Ребка. Все
и вся мало-помалу уходили от Ж'мерлии.
Каллик - единственная, кто остался у него для контакта на сотни
миллионов километров. А что потом?
Он слушал и слушал, а ее все не было.

По меркам любого жителя Лотфи Ж'мерлия был сумасшедшим.
Иначе и быть не могло. Лотфиане были общественными животными. Только
сумасшедший представитель этого вида мог выдержать разрыв с родным
окружением ради служения кекропийской хозяйке в качестве переводчика.
Считалось, что кекропийцы выбирают рабов лотфиан по их способности к
обучению кекропийской феромонной речи, но, с точки зрения лотфианина,
выбор происходил естественным путем и посредством совершенно другого
механизма.
Любой лотфианин способен овладеть кекропийской речью; с их
способностью к языкам это довольно просто. Но лишь редкий самец,
обладающий несбалансированной психикой почти на грани сумасшествия,
позволит вырвать себя из общества себе подобных.
Отрыв сопровождался такими муками, каких человек никогда не
испытывал. Когда кекропийцы впервые открыли Лотфи, основные обитатели
поверхности демонстрировали интеллект при отсутствии технологии. Миллионы
лет лотфианские самцы жили своей приятной и мирной жизнью под холодными
небесами Лотфи. Интеллектуальное любопытство проявлялось ими на
минимальном уровне. Любое более или менее трудное решение принимали за них
слепые самки, укрывавшиеся в глубоких норах. Занятые поиском пищи, самцы
глядели на звезды, но без интереса, как на частицы окружающего мира,
сообщавшие им, когда наступает время сбора определенных растений.
Появление кекропийцев, объяснивших, что вокруг этих светящихся точек
вращаются другие населенные миры, не вызвало интереса у сидящих в норах
самок. Им не было дела до того, что находится на поверхности и еще меньше
до того, что лежит за ней. Взаимопонимание возникло позже. Выяснилось, что
кекропийцы не собираются ни завоевывать планету, ни жить на ней. Они
терпеть не могли холодное чистое небо, и они вовсе не думали
эксплуатировать Лотфи. Причины, по которым кекропийцы предпочли мирное
сосуществование были просты. Они искали только существ, обладающих
органами, способными воспринимать человеческую звуковую и кекропийскую
феромонную речь и интеллектом, чтобы овладеть обоими языками.
Потеря малой части чрезмерно расплодившихся самцов ради того, чтобы
их оставили в покое, оказалась вполне приемлема для одной из
договаривающихся сторон. В любом случае (как рассуждали между собой
заключавшие сделку самки), неужели найдется такая дура, которая позволит
себе обзавестись потомством от неполноценного самца, даже если тот
останется?
Ж'мерлия покинул Лотфи, чтобы стать слугой и переводчиком Атвар
Х'сиал. По лотфианским меркам, он уже был безумен. А теперь он задумал
такое, перед чем меркло все его прежнее безумство.
Шесть часов прошли. Двенадцать часов. Двадцать. И никакого сигнала ни
от Каллик, ни от кого бы то ни было. И никакого ответа на его собственные,
все более отчаянные послания.
Дрейфус-27 и Жемчужина уже дважды прошли соединение. Поначалу
Ж'мерлия сумел заставить себя перевести радиостанцию в режим
автоматической записи и заняться благоустройством внутренних помещений
Дрейфуса-27. Однако со временем желание сидеть возле приемника сделалось
неодолимым.
После тридцати часов ожидания его терпение лопнуло. Ханс Ребка
приказал ему оставаться на Дрейфусе-27. Каллик сказала то же самое, но они
и Дари Лэнг находились в опасности. "Летний сон" переключен на
дистанционное управление. При помощи устройства связи он направил его с
максимальной скоростью к Дрейфусу.
Корабль благополучно миновал фагов, получив лишь одну дыру в обшивке.
Ж'мерлия быстро убедился в несущественности повреждения, поднялся на борт
"Летнего сна" и взял обратный курс.
Во время полета на Жемчужину никаких сообщений не поступало. Слишком
занятый своими проблемами, Ж'мерлия не удосужился отправить хоть какое-то
известие о своем решении покинуть Дрейфус-27.
С двух тысяч километров Жемчужина выглядела, как обруч из световых
искорок, кружащих по орбите вокруг маленькой сферы. Ж'мерлия взялся за
управление сам, готовый, если потребуется, прийти на помощь
противометеоритной системе. Компьютер способен уклоняться от свободно
летящих естественных тел, но с целенаправленной атакой активных фагов ему
не справиться; возможно, за оставшееся время Каллик сумела бы составить
альтернативную программу, но Ж'мерлии это не под силу.
Двести километров. Стремительный рывок. Совсем рядом - настолько
близко, что можно заглянуть в темную пятиугольную пасть - проносится фаг.
Восемьдесят километров. Еще один промах и второй рывок влево. Пятьдесят.
"Летний сон" затормозил так резко, что передние руки Ж'мерлии сбросило с
рычагов управления. Он сидел, напряженно глядя в иллюминатор, в то время
как корабль пробивался сквозь море фагов, и считал, сколько раз удалось
увернуться.
Когда он понял, что кораблю пришел конец, фаги внезапно исчезли. Вой
перегруженных двигателей стих до еле слышного шипения. Посадка. Ж'мерлия,
так и не снимавший скафандра, включил экраны на круговой обзор
поверхности.
Ничего. Ни оранжевого облака, ни бредущих людей, ни признаков "Все -
мое".
Правда, со своего наблюдательного пункта он видел менее одного
процента поверхности планетоида, а во время снижения на осмотр просто не
было времени. Возможно, Каллик и второй корабль находятся всего в
нескольких сотнях метров, скрытые кривизной поверхности Жемчужины. А кроме
того, Каллик ошибалась. Поверхность не была абсолютно пустой. Он различил
какую-то свинцово-серую массу, выглядывавшую из-за горизонта.
По словам Каллик и Ханса Ребки, атмосфера снаружи пригодна для
дыхания. Но они считали, что и само это место безопасно. Он двинулся по
гладкой поверхности в направлении непонятного возвышения.
На полпути он остановился. Неужели это именно то, что ему показалось?
Долгое время он пристально вглядывался, затем направил свои лимонные глаза
вверх. Что это, игра воображения, или же они летают еще ниже и быстрее,
чем сообщала в своем отчете Дари Лэнг?
Он развернулся и направился обратно к "Летнему сну", чтобы перевести
корабль в режим автоматической самозащиты.
Вновь оказавшись снаружи, он опять заковылял по поверхности
Жемчужины. Та бесформенная груда, должно быть, пряталась за горизонтом,
когда те прибыли на планетоид. Возможно, она лежит здесь миллионы лет.
Ж'мерлия очень на это надеялся.
Но не исключено, что это совершенно недавнее и зловещее приобретение.
Он поймал себя на том, что каждые несколько шагов останавливается,
всматриваясь в небо.
Неужели? Все выглядело именно так, хотя любой специалист по
Строителям поклялся бы, что они никогда не залетают в сколько-нибудь
ощутимое гравитационное поле.
Чем ближе он подходил, тем больше эта груда напоминала остатки
разбившегося вдребезги фага.

10
Куда она попала?
После того, как мерцающая мгла рассеялась, Дари испытала огромное
облегчение. Ничто не изменилось. Она стояла практически на том же месте,
где была, когда облако окутало их. Впереди вздымалась все та же выпуклая,
серого цвета, слегка светящаяся равнина, гладкая, тянущаяся от ее ног до
близкого горизонта. Сверху падал все тот же свет - холодный, тусклый, с
оранжевым оттенком.
Только не было ни Каллик, ни "Все - мое". А странный свет не давал
теней.
Дари посмотрела вверх. Гаргантюа исчез. Сверкающие точки звезд и
кружащих по орбите обломков тоже пропали. Сверху исходило ровное сияние,
столь же однородное, как и пол у нее под ногами.
Она ощутила прикосновение к своей руке.
- Все в порядке? Последствий нет? - Голос Ханса Ребки звучал, как
всегда, невозмутимо.
Что он мелет? Если сейчас ты спокоен, значит, не понимаешь сути
проблемы.
- Что с нами произошло? Где мы? Сколько времени мы были без сознания?
- По первым двум я - пас. Не думаю, что мы вообще теряли сознание.
Нас держало не более пяти минут.
Она обхватила его руку, испытывая острое желание чувствовать живое
человеческое тело.
- Мне казалось, что прошла вечность. Откуда ты знаешь, сколько
времени это длилось?
- Я вел счет. - Он пристально разглядывал искривленный горизонт,
что-то прикидывая в уме. - Этому учишься на Тойфеле, когда оказываешься
снаружи во время Ремулера-Точильщика, предрассветного ветра; приходится
ложиться на землю и ждать. Считаешь удары сердца. Этим убиваешь сразу двух
Зайцев: измеряешь временной интервал и убеждаешься, что ты еще жив. Сейчас
я досчитал до двухсот тридцати. А если ты еще некоторое время постоишь
здесь на месте, я отвечу и на твой второй вопрос. Я, кажется, догадываюсь,
где мы.
Он отошел на пятьдесят шагов, повернулся и окликнул Дари.
- Я подниму руку и буду медленно опускать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44