Мы все обмануты… Лама Уэрэн обманут… Бойся гнева громовых духов, чужестранец.
— Но большие машины, — настаивал Пигастер. — Где и когда ты видел их?
— Глупец! — яростно закричал вдруг старик. — Глупец и лжец! Ты не знаешь про умершую легенду и не узнаешь никогда. Я не прожил и девяноста зим. Сосчитай, сколько священных знаков вырублено моими дряхлыми руками. Потом сосчитай все знаки… Ты заблудишься в лабиринте тысячелетий. Все, кто знали, давно обратились в прах пустыни. Я — последний… Ты не узнаешь никогда… Ха-ха!..
— Но большие машины были здесь ещё раз, совсем недавно. Не так ли? — вкрадчиво спросил Пигастер, сверля глазами старика.
Голова старого монгола бессильно упала на грудь. Казалось, он впал в забытьё.
— Сеанс окончен, — разочарованно пробормотал Пигастёр, вставая. — Теперь он уснёт.
— Вы удовлетворены? — отрывисто спросил Батсур, не глядя на американца.
— А чем недоволен мой молодой друг? Разве на моем месте он поступил бы иначе?
— Никогда не искал бы подтверждения своих подозрений в бреду сумасшедшего…
— А я полагаю, что следует использовать все средства для достижения цели.
— Значит, если бы старик подтвердил то, что вы пытались ему подсказать, вы объявили бы его слова доказательством вашей гипотезы? Объявили бы, что спутник уничтожен при испытании нового оружия?
— Почему так нервно, господин Батсур? Я не говорил ничего подобного.
— Но сам метод поисков любых доказательств любыми средствами…
— Успокойся, Батсур, — тихо сказал Озеров. — Пожалуй, даже к лучшему, что беседа господина Пигастера со стариком-сторожем состоялась. Теперь сомнения господина Пигастера окончательно рассеяны. Последние месяцы и даже годы старик никого не видел. В его памяти сохранились лишь обрывки старинных легенд… Не так ли, господин Пигастер?
— Почти, — поклонился Пигастер, поправляя повязку на голове.
— Пойду сниму шкуру с барса, — объявил Батсур. Когда он исчез среди камней завала, Пигастер, прихрамывая, подошёл к Аркадию.
— Мне не хотелось, чтобы у вас возникли ложные представления о моем методе, мистер Озеров, — американец склонился к самому лицу Аркадия и даже коснулся тонкими пальцами пуговиц его куртки. — Я не пытался подчинить старика своей воле, лишь хотел заставить его говорить. Он должен был рассказать о том, что знает. А он понёс какую-то непонятную чертовщину… Может быть, он действительно никого не видел. Поймите меня правильно. Моя роль с самого начала не была лёгкой, а в сложившейся обстановке стала ещё труднее. Официальную версию Госдепартамента приходится считать проигранной. Никто не любит проигрышей, особенно в политике. Кое-кому в Штатах мой доклад придётся не по вкусу. Я вынужден буду оставить лазейку… для предположений. Намекнуть между строк… Вы понимаете? Всей Монголии я не мог осмотреть… Где-нибудь здесь что-то обязательно спрятано. Не так ли?.. А вообще надоело… Надоело наводить тень на плетень, как говорят русские. Все это, конечно, между нами, мистер Озеров. Если бы вы знали, как я завидую вам и господину Тумову! Какое счастье — заниматься тем, к чему стремится сердце, и верить, что твоя работа действительно необходима! Несколько лет назад я проводил исследования атмосферного электричества в Гренландии. Все было бы превосходно, но моего шефа интересовали также площадки для строительства аэродромов. Если подсчитать, сколько времени я уделил атмосферному электричеству… — Пигастер развёл руками и вздохнул. Озеров молча курил.
— Я люблю русских, — после краткого молчания продолжал американец, — особенно русских учёных. Например, мистер Тумов. О, — Пигастер многозначительно поднял палец, — это настоящий большой учёный. Конденсация солнечной энергии базальтовым плато — блестящая мысль. Удивительно, что русские не боятся говорить о своих открытиях до того, как опубликуют их.
— Это всего лишь рабочая гипотеза, — заметил Аркадий.
— Разумеется. Но у нас это… не принято, коллега. Умную мысль нетрудно присвоить и выдать за свою. Ах, дорогой мистер Озеров, ваша идея, без сомнения, также хороша. “Мощное нейтронное излучение земных недр”. Это ново и смело. Впрочем, буду откровенен. Я не ваш единомышленник. Мне как геофизику ближе и понятнее взгляды мистера Тумова. Надеюсь, вы не будете в обиде на меня…
Возвратился Батсур, таща свежеснятую шкуру. Пигастер придирчиво оглядел её и покачал головой:
— Великолепная бестия. Не барс — тигр. Хотел бы иметь такую в своём кабинете.
— Шкура ваша, — просто сказал молодой монгол.
— О, это царский подарок. Не в силах отказаться. Я вдвойне вам обязан, мистер Батсур.
— Пора ехать, — заметил Озеров.
— А он? — Пигастер указал на монастырского сторожа. Старик сидел в тени скал и ритмически покачивал голым, похожим на восковой, черепом.
— Разумеется, возьмём с собой.
— Только придётся привязать его, чтобы он на ходу не выпрыгнул из машины, — добавил Батсур.
Старик оставался совершенно безучастным. Глаза его были полузакрыты, губы чуть слышно что-то шептали. Американец брезгливо отодвинулся, когда Батсур усадил старика в машину и закутал брезентовым плащом. Газик неторопливо побежал по проложенной утром колее.
* * *
В лагерь они возвратились ночью. Пигастер за всю дорогу не произнёс ни слова. Отодвинувшись на край сиденья, он брезгливо поглядывал на своего неподвижного соседа.
Тумов ждал их. По лицу Игоря Озеров сразу понял, что в лагере что-то произошло. Пигастера и старика сдали под опеку экспедиционного врача, а Озеров и Батсур прошли в палатку Тумова.
За ужином Аркадий кратко рассказал о поездке. Тумов молча слушал. Даже упоминание о том, что Пигастер заговорил по-русски, казалось, не удивило Игоря.
Когда Озеров окончил свой рассказ, Тумов молча вынул из полевой сумки какой-то предмет и положил на стол. Это был довольно крупный плитчатый обломок прозрачного кристалла. В свете электрической лампы он заискрился радужными огоньками.
— Такой величины алмаз! — вскричал поражённый Батсур. — Откуда?
Озеров взял кристалл и принялся внимательно рассматривать.
— Если это действительно алмаз, — сказал он наконец, — то это, без сомнения, самый крупный алмаз, который когда-либо находили на Земле. Эта плитка весит около килограмма. Откуда она?
— Её нашёл сегодня Жора среди галек в одной из расщелин плато.
— Она совсем не окатана, — заметил Озеров. — Все ребра остры. Она была одна?
— Конечно. Такие алмазы горстями не попадаются. Озеров передал сверкающий кристалл Батсуру. Молодой геолог даже прищёлкнул языком от восхищения.
— Ну? — спросил Тумов.
— Изумительный алмаз, — сказал Батсур дрогнувшим от волнения голосом.
— А ты что скажешь, Аркадий?
Озеров ещё раз взял кристалл, долго разглядывал его грани и ребра в лупу, потом, тяжело вздохнув, положил на стол.
— Я не знаю, что это такое, — сказал он. — Но, по-моему, это не алмаз.
Тумов подскочил на стуле. Схватив одной рукой поблёскивающую разноцветными огоньками плитку, а другой сероватую пластинку какого-то минерала, он сунул их под нос Аркадию и заорал:
— Вот это корунд — ближайший сосед алмаза по твёрдости, как тебе хорошо известно. Смотри! — Он провёл краем блестящей плитки по пластинке корунда. На корунде осталась глубокая резкая царапина. — Видел! Не алмаз? А режет корунд, как масло…
Озеров снова взял сверкающую плитку, ещё раз оглядел её, царапнул по корундовой пластинке и вернул Тумову.
— Это не алмаз, — решительно повторил он. — Это вещество гораздо твёрже алмаза. Ещё одна загадка…
* * *
Трехдневные поиски удивительного минерала, который Тумов называл алмазом, не дали результатов. Ни среди галек по сухим руслам расщелин, ни в зеленовато-коричневом песке не попадалось ни одной его крупинки.
Озеров первым предложил прекратить поиски.
— Надо сначала выяснить, что это такое, — твёрдо заявил он, — а потом уже искать. Может быть, это вещество не имеет ничего общего с породами плато.
Мистер Пигастер после возвращения в лагерь не выходил из своей палатки. Тумову он передал через секретаря, что готов подписать протокол в любой момент.
Старый монастырский сторож угасал на глазах. Врач не надеялся довезти его живым даже до ближайшей больницы. Старик отказывался принимать пищу и лежал неподвижно, безучастный ко всему. На вопросы он не отвечал и не открывал глаз. Все попытки Озерова и Батсура заставить его говорить окончились неудачей. Первые дни старик ещё шептал что-то, потом он уже не разжимал губ.
На четвёртый день после возвращения из монастыря прекратился треск в наушниках радиопередатчиков. Радистам удалось установить связь с Тонхилом и сообщить, что в лагере экспедиции находится тяжело больной человек, которого необходимо срочно госпитализировать. Утром была получена ответная радиограмма от Зундуйна Очира с просьбой подготовить вблизи лагеря посадочную площадку для санитарного самолёта. Тумов сразу же поехал на поиски посадочной площадки.
* * *
Озеров, сидя в палатке, задумчиво листал страницы полевых дневников. Заглянул Батсур.
— Ничего не придумал, — сказал Аркадий в ответ на вопросительный взгляд молодого геолога. — Куча разрозненных наблюдений и фактов. Многие сомнительны. Не хватает чего-то самого главного. Никогда ещё я не казался самому себе столь беспомощным.
— Если бы старик заговорил, — со вздохом заметил Батсур.
— Скорее всего, он унесёт в могилу то, что знает. И ещё вопрос, знает ли он что-нибудь важное.
— А если остаться здесь на неделю-две, — предложил Батсур, испытующе поглядывая на Озерова.
— И что делать?
— Продолжать работы на плато.
Озеров с сомнением покачал головой, встал из-за стола.
— Через несколько часов прилетит самолёт, — сказал Батсур.
Они вышли из палатки. Ветра не было. Сухой тяжёлый зной висел над пустыней. Жаром дышало мутноватое голубовато-фиолетовое небо, жар бил от раскалённой каменистой почвы, жаром тянуло от близких черно-коричневых обрывов.
Доктор с одним из рабочих натягивали белый тент над санитарной палаткой.
— Такой жары ещё не было, — сказал доктор, поднимая залитое потом лицо. — Пью и потею, потею и пью.
— Как сегодня ваш пациент? — спросил Озеров.
— Одной ногой он уже там… — на подвижном лице доктора появилась выразительная гримаса. — Второго шага не даю ему сделать уколами. Но это вопрос часов.
— Отчего, по-вашему, он умирает?
Доктор снял шляпу и вытер платком мокрую лысину.
— Я мог бы оглушить вас десятком диагнозов, среди которых на первом месте стоят старость и общее истощение, но… — он запнулся.
— Но… — повторил Озеров. Доктор смущённо засопел.
— Я не могу сделать необходимых анализов; это только предположение, может быть чересчур смелое. По-моему, он умирает от лучевой болезни.
Озеров и Батсур переглянулись.
Тихий стон донёсся из палатки. Доктор поднял марлевую завесу и шагнул в тёмный прямоугольник дверей. Озеров и Батсур вошли следом за ним.
Старик лежал неподвижно. Он был настолько худ, что очертания костей проступали сквозь тонкую ткань простыни. Казалось, на койке лежит скелет. Глаза старика были закрыты, но губы тихо шевелились. Доктор взял безжизненную руку, нащупал пульс. Озеров и Батсур склонились к самому лицу больного, стараясь разобрать, что шепчут бескровные губы.
— Кажется, он зовёт кого-то? — тихо спросил Озеров, взглянув на Батсура.
— Тс, — прошептал молодой монгол. — Вероятно, это имя мальчика. А что, если попробовать?..
— Цамбын! — снова прошептал старик.
Батсур мягко, но решительно отстранил доктора и Аркадия от постели больного, стал на колени и положил руки на грудь старика.
— Я — Цамбын, — тихо, но внятно сказал он по-монгольски. — Я вернулся к тебе. Ты слышишь меня?
Что-то похожее на улыбку скользнуло по лицу старика.
— Ты жив… Громовые духи не убили тебя, мальчик?.. Ты спустился в пасть Гремящей расщелины и вернулся невредимым… Теперь я умру спокойно… Нашёл ты священные блестящие плиты громовых духов?..
— Да… — ответил Батсур.
— Никому не говори о них, мальчик. Сохрани старую тайну Гоби от назойливых людей. Если узнают о тайне Гремящей расщелины, большие несчастия обрушатся на Гоби… Укрой то, что ты нашёл. Иди в пещеры Атас-Ула… В подземном храме положи свою добычу у ног статуи Великого Ламы. Возле той блестящей плиты… Помнишь? На стене храма сделай надпись… Ты повторил подвиг. Пусть сохранится память… среди избранных… Я ухожу… Ты займёшь моё место… Пройдёт пять зим, и ты в день пляски громовых духов… Ты должен…
Голос старика звучал все тише и наконец умолк. Некоторое время губы ещё продолжали беззвучно шевелиться. Потом они дрогнули. Высохшее тело чуть шевельнулось и замерло.
Батсур прерывисто вздохнул и поднялся с колен.
Доктор подошёл, склонился над постелью.
— Все, — произнёс он, выпрямляясь. — Вы поняли, о чём он бредил?
— Я понял слова, но не уловил смысла, — ответил Батсур. — А ты, Аркадий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Но большие машины, — настаивал Пигастер. — Где и когда ты видел их?
— Глупец! — яростно закричал вдруг старик. — Глупец и лжец! Ты не знаешь про умершую легенду и не узнаешь никогда. Я не прожил и девяноста зим. Сосчитай, сколько священных знаков вырублено моими дряхлыми руками. Потом сосчитай все знаки… Ты заблудишься в лабиринте тысячелетий. Все, кто знали, давно обратились в прах пустыни. Я — последний… Ты не узнаешь никогда… Ха-ха!..
— Но большие машины были здесь ещё раз, совсем недавно. Не так ли? — вкрадчиво спросил Пигастер, сверля глазами старика.
Голова старого монгола бессильно упала на грудь. Казалось, он впал в забытьё.
— Сеанс окончен, — разочарованно пробормотал Пигастёр, вставая. — Теперь он уснёт.
— Вы удовлетворены? — отрывисто спросил Батсур, не глядя на американца.
— А чем недоволен мой молодой друг? Разве на моем месте он поступил бы иначе?
— Никогда не искал бы подтверждения своих подозрений в бреду сумасшедшего…
— А я полагаю, что следует использовать все средства для достижения цели.
— Значит, если бы старик подтвердил то, что вы пытались ему подсказать, вы объявили бы его слова доказательством вашей гипотезы? Объявили бы, что спутник уничтожен при испытании нового оружия?
— Почему так нервно, господин Батсур? Я не говорил ничего подобного.
— Но сам метод поисков любых доказательств любыми средствами…
— Успокойся, Батсур, — тихо сказал Озеров. — Пожалуй, даже к лучшему, что беседа господина Пигастера со стариком-сторожем состоялась. Теперь сомнения господина Пигастера окончательно рассеяны. Последние месяцы и даже годы старик никого не видел. В его памяти сохранились лишь обрывки старинных легенд… Не так ли, господин Пигастер?
— Почти, — поклонился Пигастер, поправляя повязку на голове.
— Пойду сниму шкуру с барса, — объявил Батсур. Когда он исчез среди камней завала, Пигастер, прихрамывая, подошёл к Аркадию.
— Мне не хотелось, чтобы у вас возникли ложные представления о моем методе, мистер Озеров, — американец склонился к самому лицу Аркадия и даже коснулся тонкими пальцами пуговиц его куртки. — Я не пытался подчинить старика своей воле, лишь хотел заставить его говорить. Он должен был рассказать о том, что знает. А он понёс какую-то непонятную чертовщину… Может быть, он действительно никого не видел. Поймите меня правильно. Моя роль с самого начала не была лёгкой, а в сложившейся обстановке стала ещё труднее. Официальную версию Госдепартамента приходится считать проигранной. Никто не любит проигрышей, особенно в политике. Кое-кому в Штатах мой доклад придётся не по вкусу. Я вынужден буду оставить лазейку… для предположений. Намекнуть между строк… Вы понимаете? Всей Монголии я не мог осмотреть… Где-нибудь здесь что-то обязательно спрятано. Не так ли?.. А вообще надоело… Надоело наводить тень на плетень, как говорят русские. Все это, конечно, между нами, мистер Озеров. Если бы вы знали, как я завидую вам и господину Тумову! Какое счастье — заниматься тем, к чему стремится сердце, и верить, что твоя работа действительно необходима! Несколько лет назад я проводил исследования атмосферного электричества в Гренландии. Все было бы превосходно, но моего шефа интересовали также площадки для строительства аэродромов. Если подсчитать, сколько времени я уделил атмосферному электричеству… — Пигастер развёл руками и вздохнул. Озеров молча курил.
— Я люблю русских, — после краткого молчания продолжал американец, — особенно русских учёных. Например, мистер Тумов. О, — Пигастер многозначительно поднял палец, — это настоящий большой учёный. Конденсация солнечной энергии базальтовым плато — блестящая мысль. Удивительно, что русские не боятся говорить о своих открытиях до того, как опубликуют их.
— Это всего лишь рабочая гипотеза, — заметил Аркадий.
— Разумеется. Но у нас это… не принято, коллега. Умную мысль нетрудно присвоить и выдать за свою. Ах, дорогой мистер Озеров, ваша идея, без сомнения, также хороша. “Мощное нейтронное излучение земных недр”. Это ново и смело. Впрочем, буду откровенен. Я не ваш единомышленник. Мне как геофизику ближе и понятнее взгляды мистера Тумова. Надеюсь, вы не будете в обиде на меня…
Возвратился Батсур, таща свежеснятую шкуру. Пигастер придирчиво оглядел её и покачал головой:
— Великолепная бестия. Не барс — тигр. Хотел бы иметь такую в своём кабинете.
— Шкура ваша, — просто сказал молодой монгол.
— О, это царский подарок. Не в силах отказаться. Я вдвойне вам обязан, мистер Батсур.
— Пора ехать, — заметил Озеров.
— А он? — Пигастер указал на монастырского сторожа. Старик сидел в тени скал и ритмически покачивал голым, похожим на восковой, черепом.
— Разумеется, возьмём с собой.
— Только придётся привязать его, чтобы он на ходу не выпрыгнул из машины, — добавил Батсур.
Старик оставался совершенно безучастным. Глаза его были полузакрыты, губы чуть слышно что-то шептали. Американец брезгливо отодвинулся, когда Батсур усадил старика в машину и закутал брезентовым плащом. Газик неторопливо побежал по проложенной утром колее.
* * *
В лагерь они возвратились ночью. Пигастер за всю дорогу не произнёс ни слова. Отодвинувшись на край сиденья, он брезгливо поглядывал на своего неподвижного соседа.
Тумов ждал их. По лицу Игоря Озеров сразу понял, что в лагере что-то произошло. Пигастера и старика сдали под опеку экспедиционного врача, а Озеров и Батсур прошли в палатку Тумова.
За ужином Аркадий кратко рассказал о поездке. Тумов молча слушал. Даже упоминание о том, что Пигастер заговорил по-русски, казалось, не удивило Игоря.
Когда Озеров окончил свой рассказ, Тумов молча вынул из полевой сумки какой-то предмет и положил на стол. Это был довольно крупный плитчатый обломок прозрачного кристалла. В свете электрической лампы он заискрился радужными огоньками.
— Такой величины алмаз! — вскричал поражённый Батсур. — Откуда?
Озеров взял кристалл и принялся внимательно рассматривать.
— Если это действительно алмаз, — сказал он наконец, — то это, без сомнения, самый крупный алмаз, который когда-либо находили на Земле. Эта плитка весит около килограмма. Откуда она?
— Её нашёл сегодня Жора среди галек в одной из расщелин плато.
— Она совсем не окатана, — заметил Озеров. — Все ребра остры. Она была одна?
— Конечно. Такие алмазы горстями не попадаются. Озеров передал сверкающий кристалл Батсуру. Молодой геолог даже прищёлкнул языком от восхищения.
— Ну? — спросил Тумов.
— Изумительный алмаз, — сказал Батсур дрогнувшим от волнения голосом.
— А ты что скажешь, Аркадий?
Озеров ещё раз взял кристалл, долго разглядывал его грани и ребра в лупу, потом, тяжело вздохнув, положил на стол.
— Я не знаю, что это такое, — сказал он. — Но, по-моему, это не алмаз.
Тумов подскочил на стуле. Схватив одной рукой поблёскивающую разноцветными огоньками плитку, а другой сероватую пластинку какого-то минерала, он сунул их под нос Аркадию и заорал:
— Вот это корунд — ближайший сосед алмаза по твёрдости, как тебе хорошо известно. Смотри! — Он провёл краем блестящей плитки по пластинке корунда. На корунде осталась глубокая резкая царапина. — Видел! Не алмаз? А режет корунд, как масло…
Озеров снова взял сверкающую плитку, ещё раз оглядел её, царапнул по корундовой пластинке и вернул Тумову.
— Это не алмаз, — решительно повторил он. — Это вещество гораздо твёрже алмаза. Ещё одна загадка…
* * *
Трехдневные поиски удивительного минерала, который Тумов называл алмазом, не дали результатов. Ни среди галек по сухим руслам расщелин, ни в зеленовато-коричневом песке не попадалось ни одной его крупинки.
Озеров первым предложил прекратить поиски.
— Надо сначала выяснить, что это такое, — твёрдо заявил он, — а потом уже искать. Может быть, это вещество не имеет ничего общего с породами плато.
Мистер Пигастер после возвращения в лагерь не выходил из своей палатки. Тумову он передал через секретаря, что готов подписать протокол в любой момент.
Старый монастырский сторож угасал на глазах. Врач не надеялся довезти его живым даже до ближайшей больницы. Старик отказывался принимать пищу и лежал неподвижно, безучастный ко всему. На вопросы он не отвечал и не открывал глаз. Все попытки Озерова и Батсура заставить его говорить окончились неудачей. Первые дни старик ещё шептал что-то, потом он уже не разжимал губ.
На четвёртый день после возвращения из монастыря прекратился треск в наушниках радиопередатчиков. Радистам удалось установить связь с Тонхилом и сообщить, что в лагере экспедиции находится тяжело больной человек, которого необходимо срочно госпитализировать. Утром была получена ответная радиограмма от Зундуйна Очира с просьбой подготовить вблизи лагеря посадочную площадку для санитарного самолёта. Тумов сразу же поехал на поиски посадочной площадки.
* * *
Озеров, сидя в палатке, задумчиво листал страницы полевых дневников. Заглянул Батсур.
— Ничего не придумал, — сказал Аркадий в ответ на вопросительный взгляд молодого геолога. — Куча разрозненных наблюдений и фактов. Многие сомнительны. Не хватает чего-то самого главного. Никогда ещё я не казался самому себе столь беспомощным.
— Если бы старик заговорил, — со вздохом заметил Батсур.
— Скорее всего, он унесёт в могилу то, что знает. И ещё вопрос, знает ли он что-нибудь важное.
— А если остаться здесь на неделю-две, — предложил Батсур, испытующе поглядывая на Озерова.
— И что делать?
— Продолжать работы на плато.
Озеров с сомнением покачал головой, встал из-за стола.
— Через несколько часов прилетит самолёт, — сказал Батсур.
Они вышли из палатки. Ветра не было. Сухой тяжёлый зной висел над пустыней. Жаром дышало мутноватое голубовато-фиолетовое небо, жар бил от раскалённой каменистой почвы, жаром тянуло от близких черно-коричневых обрывов.
Доктор с одним из рабочих натягивали белый тент над санитарной палаткой.
— Такой жары ещё не было, — сказал доктор, поднимая залитое потом лицо. — Пью и потею, потею и пью.
— Как сегодня ваш пациент? — спросил Озеров.
— Одной ногой он уже там… — на подвижном лице доктора появилась выразительная гримаса. — Второго шага не даю ему сделать уколами. Но это вопрос часов.
— Отчего, по-вашему, он умирает?
Доктор снял шляпу и вытер платком мокрую лысину.
— Я мог бы оглушить вас десятком диагнозов, среди которых на первом месте стоят старость и общее истощение, но… — он запнулся.
— Но… — повторил Озеров. Доктор смущённо засопел.
— Я не могу сделать необходимых анализов; это только предположение, может быть чересчур смелое. По-моему, он умирает от лучевой болезни.
Озеров и Батсур переглянулись.
Тихий стон донёсся из палатки. Доктор поднял марлевую завесу и шагнул в тёмный прямоугольник дверей. Озеров и Батсур вошли следом за ним.
Старик лежал неподвижно. Он был настолько худ, что очертания костей проступали сквозь тонкую ткань простыни. Казалось, на койке лежит скелет. Глаза старика были закрыты, но губы тихо шевелились. Доктор взял безжизненную руку, нащупал пульс. Озеров и Батсур склонились к самому лицу больного, стараясь разобрать, что шепчут бескровные губы.
— Кажется, он зовёт кого-то? — тихо спросил Озеров, взглянув на Батсура.
— Тс, — прошептал молодой монгол. — Вероятно, это имя мальчика. А что, если попробовать?..
— Цамбын! — снова прошептал старик.
Батсур мягко, но решительно отстранил доктора и Аркадия от постели больного, стал на колени и положил руки на грудь старика.
— Я — Цамбын, — тихо, но внятно сказал он по-монгольски. — Я вернулся к тебе. Ты слышишь меня?
Что-то похожее на улыбку скользнуло по лицу старика.
— Ты жив… Громовые духи не убили тебя, мальчик?.. Ты спустился в пасть Гремящей расщелины и вернулся невредимым… Теперь я умру спокойно… Нашёл ты священные блестящие плиты громовых духов?..
— Да… — ответил Батсур.
— Никому не говори о них, мальчик. Сохрани старую тайну Гоби от назойливых людей. Если узнают о тайне Гремящей расщелины, большие несчастия обрушатся на Гоби… Укрой то, что ты нашёл. Иди в пещеры Атас-Ула… В подземном храме положи свою добычу у ног статуи Великого Ламы. Возле той блестящей плиты… Помнишь? На стене храма сделай надпись… Ты повторил подвиг. Пусть сохранится память… среди избранных… Я ухожу… Ты займёшь моё место… Пройдёт пять зим, и ты в день пляски громовых духов… Ты должен…
Голос старика звучал все тише и наконец умолк. Некоторое время губы ещё продолжали беззвучно шевелиться. Потом они дрогнули. Высохшее тело чуть шевельнулось и замерло.
Батсур прерывисто вздохнул и поднялся с колен.
Доктор подошёл, склонился над постелью.
— Все, — произнёс он, выпрямляясь. — Вы поняли, о чём он бредил?
— Я понял слова, но не уловил смысла, — ответил Батсур. — А ты, Аркадий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14