Не хотят мелочиться. Больше миллиона за день у нас выручки не получается, – словно извиняясь за не совсем удачную шутку, виновато проговорила Лиза и, спрятав пистолет на место, вздохнула: – Но одного заросшего волосатика я этой хлопушкой сбила с копытков. С игрушечным детским автоматом, идиот, на меня буром попер, а я, не будь слабоумной, прямо в ноздри ему пшикнула. Ахнулся об пол так, что сама чуть не до смерти перепугалась. Думала, не очухается. Ничего, отдышался. От стойки до двери на четвереньках полз, а от крыльца драпанул к трассе с такой прытью, аж длинные космы на ветру развевались.
– Вы, оказывается, смелая.
– Как сказать… Инстинкт самосохранения сработал, – потупившись, ответила Лиза и неожиданно предложила: – Хотите, раздобуду для вас по шашлыку?..
– Где их возьмете?
– Хачик оставил в холодильнике полсотни заготовленных шампуров с мясом. На завтрашний день, для своих гостей. Отделю у него немножко.
– Если отделите, не откажемся.
– Сейчас скажу кухарке, чтобы срочно приготовила.
– У вас, кроме Закаряна, кухарка в штате есть?
– У нас, как в Греции, все есть. Не хватает только денег в достаточном количестве.
Лиза улыбнулась и торопливо ушла на кухню. Бирюков присел за стол, где уже расположились остальные участники оперативной группы.
– Шустрая девушка… – сразу сказал Голубев.
– Не зря у нее фамилия Удалая.
– А в синих глазенках – тревога. Заметил?
– Заметил.
– Она, по-моему, вообще не хотела нас кормить, но почему-то вдруг передумала.
– Вероятно, сообразила, что сытые оперативники добрее голодных, – с улыбкой сказал Бирюков и сразу посерьезнел: – Когда поужинаем, я останусь расплачиваться и поговорю с ней с глазу на глаз.
– А нам с Лимакиным чем заняться?
– Попробуйте разыскать Семена Максимовича Гусянова и фермера Куделькина.
Шашлыки из молодой баранины, приготовленные по правилам кавказской кухни, были объемистыми и вкусными. Свежеприготовленный кофе тоже оказался хорош. От «Сникерсов» и фруктов все единогласно отказались. Оставшись один, Бирюков стал расплачиваться за ужин. Лиза, не пересчитывая, сунула деньги в кармашек белого передника и тихо спросила:
– Это правда, что Володьку Гусянова застрелили?
– К сожалению, правда, – ответил Бирюков и попросил девушку присесть.
Чуть отодвинув от стола массивный стул, она села напротив Антона. Потупившись, вздохнула:
– Какой ужас… Не к добру он вчера прямо из кожи лез, веселился. Шампанскими пробками в потолок стрелял – не успевала бутылки подносить. Местных алкашей Упадышева с Замотаевым напоил так, что те, забулдыги, не могли в открытую дверь попасть. Раза три об косяки боками бились.
– Гусянов вместе с ними в таверну пришел?
– Нет, Володька приехал из Кузнецка с другом. Машину оставили у крыльца и сразу – за стол. Взяли по бутылке шампанского. Только наполнили фужеры – Кеша с Гриней нарисовались. Я хотела их вытурить, чтобы не зловонили перегаром, но Володька сказал: «Отстань от мужиков. У меня с ними будет серьезный деловой разговор».
– И о чем же они говорили?
– Не слышала. Я за стойку ушла, да еще Володька попросил включить магнитофон.
– Друг Гусянова участвовал в разговоре?
– Нет, тот молча опустошал фужер за фужером. Иногда что-то буркал, вроде смешил.
– Как он выглядит?
– Здоровый слон. Подстрижен по-крутому. На правой щеке от уха до подбородка заросший шрам, как будто ножом полоснули. Володька называл его Крупа, а он Володьку – Вован. Голос грубый, словно простуженный.
– На гулянке у Одинеки какой-то бас…
Лиза не дала Антону договорить:
– Нет, это сват кузнеца частушки пел. Высокий бритоголовый здоровяк лет под шестьдесят. Приехал из Новосибирска поохотиться на наших лугах. Вчера утром заходил в таверну. На пару с Хачиком распили четушку водки под шашлык.
– А сегодня на утренней зорьке он не охотился?
– Может, и охотился. Сабантуй у Одинеки начался с обеда. Теперь прогудят до полночи.
– Сколько Гусянову было лет?
– Двадцать пять. Володька ровесник моему старшему брату Андрею.
Задавая вопрос за вопросом, Бирюков узнал, что самой Лизе недавно пошел двадцать первый год. После школы она уезжала в Кузнецк. Работала там продавщицей в коммерческой палатке. Выходила замуж, но неудачно. Бросила все и вернулась в Раздольное. Здесь купила небольшой домик рядом с усадьбой родителей и живет в нем одна. В шашлычной работает со дня ее открытия. Пригласил Богдан Куделькин. Пока шашлычная принадлежала Богдану, заработок зависел от выручки. Часто получалось до миллиона в месяц. Теперь, когда стала «таверна», Семен Максимович больше пятисот тысяч не платит, хоть разбейся. В таверну перекрестил шашлычную Володька Гусянов. Название, конечно, как корове седло, но с дурака взятки гладки. Причиной для переименования явилось то, что Володьке нравились песня «В таверне веселились моряки» и мелодия танго «Брызги шампанского». Вот они смешал кислое с пресным. Доволен был этим, как малый ребенок. Нигде, мол, такого названия нет. Главным в таверне считается Хачик. Он ведет учет расходов и доходов. Мясом, продуктами и всем прочим товаром обеспечивает Гусянов-отец, а выручку полностью забирает сын. Вчера Володька не брал из кассы ни рубля, а расплачивался за выпивку новенькими стотысячными купюрами. Он строго соблюдал заведенный им же самим железный порядок: бесплатно в таверне ничего не брать. Даже за пустячную жевательную резинку всегда платил.
– Говорят, Гусянов был неравнодушен к вам, – сказал Бирюков.
Лиза поморщилась:
– Ой, знаете, неравнодушных здесь хватает. Только я обожглась с замужеством в Кузнецке. Теперь не клюю ни на какие посулы. Еще прошлую ошибку не забыла. Как вспомню, так вздрогну. А уж связаться с Володькой Гусяновым – это сверхглупость.
– Почему?
– Потому, что такие беспардонные циники и тунеядцы рождаются раз в сто лет.
– Чем он занимался в Кузнецке?
– Насколько поняла из его трепа, официально числился механиком в какой-то липовой конторе. На самом же деле с бандой таких же трутней, как сам, прикрывал кого-то из крутых бизнесменов. Так мне кажется.
– Вам не угрожал?
– За что?..
– За то, что отвергали его ухаживания.
– Из осторожности я не козырилась перед Володькой. Конечно, он понимал, что пустой номер тянет, но обиды не высказывал. Надеялся соблазнить меня богатством. А я однажды уже была «богатой». Второй раз не хочу обжигаться.
– Имеете в виду неудачное замужество?
– Естественно.
– Почему не сложилась семейная жизнь?
Лиза смущенно потупилась:
– Зачем вам знать эту грязь…
– Поверьте, не из любопытства.
– Наверное, думаете, что мой бывший муж из ревности «замочил» Володьку?
– Разве это исключено?
– Стопроцентно. Вскоре после моего дезертирства с семейного фронта муженек скоропостижно отправился в мир иной.
– Умер?
– Киллеры из автомата Калашникова в упор расстреляли.
– За что?
– Слишком богатый был и хотел стать еще богаче.
– Вот как… – Бирюков помолчал. – Может, и Гусянова из-за богатства прикончили?
– Может быть. У крутых ребят кровавые разборки – заурядное дело. Через сорок дней ждите новый труп. Бандиты, обычно, мстят за убийство после сороковин.
– Откуда вам известны бандитские обычаи?
– Хотя и немного, но я пообщалась с бизнесменами. Наслышалась, какие ужасы творятся вокруг больших денег.
– Неужели Гусянов ни словом не обмолвился, зачем он вчера приехал в Раздольное?
Лиза неопределенно дернула плечиками:
– Наверное, за деньгами. Закарян весь вчерашний день занимался подготовкой юбилейного торжества, и, когда Гусянов заявился, его в таверне не было. Перед пьянкой Володька сказал мне: «Передай Хачику, чтобы приготовил пятнадцать „лимонов“ на мелкие расходы».
– Он вроде бы намеревался у вас заночевать…
– Кто бы ему это позволил?! – словно испугалась Лиза. – В деревне каждый шаг виден, как под микроскопом. Не скрою, напрашивался хам проводить до дому, но я популярным языком ему объяснила, что в провожатых не нуждаюсь. Сказала: «Сначала протрезвись».
– Куда же после этого Гусянов отправился?
– По-моему, в «Белый дом» своих предков.
– Вместе с другом?
– Нет. Друг остался возле таверны в машине дремать.
– Какая машина была?
– Старая спортивного вида иномарка. Кажется, «Лагуна», что ли… Обычно Володька приезжал на своем лакированном джипе, а в этот раз почему-то друг его привез в зашарпанной машинешке.
– Госномер не приметили?
– Мне и в голову не стукнуло примечать.
На все вопросы Лиза отвечала быстро, почти не задумываясь, но при этом было заметно, что внутренне она напряжена и очень встревожена.
– У вас какая-то большая неприятность? – внезапно спросил Бирюков.
– С чего такое взяли?
– По лицу видно.
– А что мое лицо?.. Просто не выспалась сегодня.
– В вашем возрасте «просто» бессонницей страдать рано. Если не спалось, значит, была какая-то серьезная причина. Гусянов не дал спать?
– Ну, вот еще!..
– Тогда расскажите, что случилось ночью?
– Ничего.
– Лиза, вы или в чем-то сами обманываетесь с испугу, или хотите меня обмануть… – спокойно сказал Антон и, сделав паузу, добавил: – Обманываться – нехорошо, а обманывать – еще хуже. Кто вас запугал?
– Я не из пугливых.
– Бывают обстоятельства, когда пугаются не только пугливые. Или, по-вашему, не так?..
– Так, конечно. Бывает, что и ружье само стреляет.
– К Гусянову этот пример не подходит. Гусянова застрелили.
– Я вовсе не о нем сказала.
– А о ком?
– О его друге.
– Вот и давайте поговорим откровенно, без намеков. Поверьте, все тайное со временем становится явным.
Лиза, потупившись, стала рассматривать наманикюренные ноготки. Затем вскинула на Бирюкова синие глаза, опять потупилась и тихо заговорила:
– Если откровенно, сама не понимаю, что произошло. Вчера Гусянов засиделся в таверне до полночи. Кое-как от него избавившись, сразу побежала домой. По пятницам я всегда прибираю в доме. Вчера тоже решила не отступать от заведенного порядка. Пока мыла пол, протирала пыль, потом умывалась да переодевалась, время к трем часам ночи подкатило. Легла в постель – не могу уснуть. То ли устала, то ли от пьяной болтовни Гусянова и накуренного им в таверне дыма голова разболелась. Какие-то сумбурные мысли без конца кружились. Едва кое-как задремала, послышался тихий стук по оконному стеклу. Открыла глаза – уже светает. Приподняла краешек занавески – у окна, зажав левой ладонью пальцы правой руки, Володькин друг Крупа стоит. А из ладони вроде кровь капает. Перепугалась: «Чего тебе?» Он поморщился: «Дай по-быстрому какую-нибудь чистую тряпку, руку забинтовать». – «Что случилось?» – «На охоте стал доставать из машины ружье, а оно выстрелило». – «Само, что ли?» – «Само. Давай скорее тряпку!» Выхватила из платяного шкафа новенькую наволочку и в форточку сунула. Он попросил: «Выйди, помоги завязать». Набросила халатик, выбежала. Когда увидела рану, чуть в обморок не брякнулась. Концы пальцев, как в мясорубке побывали… – Лиза зябко поежилась. – В общем, перевязала ему руку и узел крепко затянула, чтобы кровь хоть немного остановить. Спросила: «Где Володька?» – «На охоте остался». – «Почему тебе не помог?» – «Много будешь знать – быстро старухой станешь. Лучше помоги подлить в движок масла. Давление, будь проклято, как назло стало падать». Когда управились с «давлением», пробасил: «Ты, снегурочка, меня никогда не видела и ничего не знаешь. Понятно?.. Если кому-нибудь болтнешь, устроим в вашем ауле такой тарарам, что всем тошно станет». И укатил.
– В какую сторону поехал? – спросил Бирюков.
– За таверной свернул на трассу. Дальше – не знаю.
– Ружье в машине не видели?
– В багажнике, откуда Крупа доставал канистру с маслом, не было, а в салон я не заглядывала.
– Как он узнал, в каком доме вы живете?
– Однажды с Гусяновым на джипе к моему дому подъезжал. Наверное, с неделю назад.
– Выходит, он не в первый раз появился в Раздольном?
– Дважды здесь его видела.
– Раньше нигде не встречали?
– Нет.
– Какие у Гусянова были отношения с фермером Куделькиным?
– У Володьки – никаких. С Богданом общается Семен Максимович, но мне об их отношениях ничего не известно. Кстати сказать, когда хозяином шашлычной был Куделькин, он содержал большую отару овец. Закарян каждое утро спозаранку свежевал барашков. Шашлыки были – что надо.
– Они и теперь у вас неплохие.
– Хачик старается. Но из мороженой баранины, которую привозит в рефрижераторе Семен Максимович, не тот вкус.
– Что же Гусянов не заведет отару, как Куделькин?
– Говорит, нет смысла. Оно и в самом деле так. Стоимость шашлыков, что из свежего мяса, что из мороженого, одинаковая. Даже с каждым месяцем дорожает…
Бирюков проговорил с Лизой Удалой больше часа. За это время следователь Лимакин узнал у жены Куделькина – невысокой настороженной брюнетки, что Богдан среди ночи уехал на своем «Москвиче» в Новосибирск за какой-то шестерней для комбайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Вы, оказывается, смелая.
– Как сказать… Инстинкт самосохранения сработал, – потупившись, ответила Лиза и неожиданно предложила: – Хотите, раздобуду для вас по шашлыку?..
– Где их возьмете?
– Хачик оставил в холодильнике полсотни заготовленных шампуров с мясом. На завтрашний день, для своих гостей. Отделю у него немножко.
– Если отделите, не откажемся.
– Сейчас скажу кухарке, чтобы срочно приготовила.
– У вас, кроме Закаряна, кухарка в штате есть?
– У нас, как в Греции, все есть. Не хватает только денег в достаточном количестве.
Лиза улыбнулась и торопливо ушла на кухню. Бирюков присел за стол, где уже расположились остальные участники оперативной группы.
– Шустрая девушка… – сразу сказал Голубев.
– Не зря у нее фамилия Удалая.
– А в синих глазенках – тревога. Заметил?
– Заметил.
– Она, по-моему, вообще не хотела нас кормить, но почему-то вдруг передумала.
– Вероятно, сообразила, что сытые оперативники добрее голодных, – с улыбкой сказал Бирюков и сразу посерьезнел: – Когда поужинаем, я останусь расплачиваться и поговорю с ней с глазу на глаз.
– А нам с Лимакиным чем заняться?
– Попробуйте разыскать Семена Максимовича Гусянова и фермера Куделькина.
Шашлыки из молодой баранины, приготовленные по правилам кавказской кухни, были объемистыми и вкусными. Свежеприготовленный кофе тоже оказался хорош. От «Сникерсов» и фруктов все единогласно отказались. Оставшись один, Бирюков стал расплачиваться за ужин. Лиза, не пересчитывая, сунула деньги в кармашек белого передника и тихо спросила:
– Это правда, что Володьку Гусянова застрелили?
– К сожалению, правда, – ответил Бирюков и попросил девушку присесть.
Чуть отодвинув от стола массивный стул, она села напротив Антона. Потупившись, вздохнула:
– Какой ужас… Не к добру он вчера прямо из кожи лез, веселился. Шампанскими пробками в потолок стрелял – не успевала бутылки подносить. Местных алкашей Упадышева с Замотаевым напоил так, что те, забулдыги, не могли в открытую дверь попасть. Раза три об косяки боками бились.
– Гусянов вместе с ними в таверну пришел?
– Нет, Володька приехал из Кузнецка с другом. Машину оставили у крыльца и сразу – за стол. Взяли по бутылке шампанского. Только наполнили фужеры – Кеша с Гриней нарисовались. Я хотела их вытурить, чтобы не зловонили перегаром, но Володька сказал: «Отстань от мужиков. У меня с ними будет серьезный деловой разговор».
– И о чем же они говорили?
– Не слышала. Я за стойку ушла, да еще Володька попросил включить магнитофон.
– Друг Гусянова участвовал в разговоре?
– Нет, тот молча опустошал фужер за фужером. Иногда что-то буркал, вроде смешил.
– Как он выглядит?
– Здоровый слон. Подстрижен по-крутому. На правой щеке от уха до подбородка заросший шрам, как будто ножом полоснули. Володька называл его Крупа, а он Володьку – Вован. Голос грубый, словно простуженный.
– На гулянке у Одинеки какой-то бас…
Лиза не дала Антону договорить:
– Нет, это сват кузнеца частушки пел. Высокий бритоголовый здоровяк лет под шестьдесят. Приехал из Новосибирска поохотиться на наших лугах. Вчера утром заходил в таверну. На пару с Хачиком распили четушку водки под шашлык.
– А сегодня на утренней зорьке он не охотился?
– Может, и охотился. Сабантуй у Одинеки начался с обеда. Теперь прогудят до полночи.
– Сколько Гусянову было лет?
– Двадцать пять. Володька ровесник моему старшему брату Андрею.
Задавая вопрос за вопросом, Бирюков узнал, что самой Лизе недавно пошел двадцать первый год. После школы она уезжала в Кузнецк. Работала там продавщицей в коммерческой палатке. Выходила замуж, но неудачно. Бросила все и вернулась в Раздольное. Здесь купила небольшой домик рядом с усадьбой родителей и живет в нем одна. В шашлычной работает со дня ее открытия. Пригласил Богдан Куделькин. Пока шашлычная принадлежала Богдану, заработок зависел от выручки. Часто получалось до миллиона в месяц. Теперь, когда стала «таверна», Семен Максимович больше пятисот тысяч не платит, хоть разбейся. В таверну перекрестил шашлычную Володька Гусянов. Название, конечно, как корове седло, но с дурака взятки гладки. Причиной для переименования явилось то, что Володьке нравились песня «В таверне веселились моряки» и мелодия танго «Брызги шампанского». Вот они смешал кислое с пресным. Доволен был этим, как малый ребенок. Нигде, мол, такого названия нет. Главным в таверне считается Хачик. Он ведет учет расходов и доходов. Мясом, продуктами и всем прочим товаром обеспечивает Гусянов-отец, а выручку полностью забирает сын. Вчера Володька не брал из кассы ни рубля, а расплачивался за выпивку новенькими стотысячными купюрами. Он строго соблюдал заведенный им же самим железный порядок: бесплатно в таверне ничего не брать. Даже за пустячную жевательную резинку всегда платил.
– Говорят, Гусянов был неравнодушен к вам, – сказал Бирюков.
Лиза поморщилась:
– Ой, знаете, неравнодушных здесь хватает. Только я обожглась с замужеством в Кузнецке. Теперь не клюю ни на какие посулы. Еще прошлую ошибку не забыла. Как вспомню, так вздрогну. А уж связаться с Володькой Гусяновым – это сверхглупость.
– Почему?
– Потому, что такие беспардонные циники и тунеядцы рождаются раз в сто лет.
– Чем он занимался в Кузнецке?
– Насколько поняла из его трепа, официально числился механиком в какой-то липовой конторе. На самом же деле с бандой таких же трутней, как сам, прикрывал кого-то из крутых бизнесменов. Так мне кажется.
– Вам не угрожал?
– За что?..
– За то, что отвергали его ухаживания.
– Из осторожности я не козырилась перед Володькой. Конечно, он понимал, что пустой номер тянет, но обиды не высказывал. Надеялся соблазнить меня богатством. А я однажды уже была «богатой». Второй раз не хочу обжигаться.
– Имеете в виду неудачное замужество?
– Естественно.
– Почему не сложилась семейная жизнь?
Лиза смущенно потупилась:
– Зачем вам знать эту грязь…
– Поверьте, не из любопытства.
– Наверное, думаете, что мой бывший муж из ревности «замочил» Володьку?
– Разве это исключено?
– Стопроцентно. Вскоре после моего дезертирства с семейного фронта муженек скоропостижно отправился в мир иной.
– Умер?
– Киллеры из автомата Калашникова в упор расстреляли.
– За что?
– Слишком богатый был и хотел стать еще богаче.
– Вот как… – Бирюков помолчал. – Может, и Гусянова из-за богатства прикончили?
– Может быть. У крутых ребят кровавые разборки – заурядное дело. Через сорок дней ждите новый труп. Бандиты, обычно, мстят за убийство после сороковин.
– Откуда вам известны бандитские обычаи?
– Хотя и немного, но я пообщалась с бизнесменами. Наслышалась, какие ужасы творятся вокруг больших денег.
– Неужели Гусянов ни словом не обмолвился, зачем он вчера приехал в Раздольное?
Лиза неопределенно дернула плечиками:
– Наверное, за деньгами. Закарян весь вчерашний день занимался подготовкой юбилейного торжества, и, когда Гусянов заявился, его в таверне не было. Перед пьянкой Володька сказал мне: «Передай Хачику, чтобы приготовил пятнадцать „лимонов“ на мелкие расходы».
– Он вроде бы намеревался у вас заночевать…
– Кто бы ему это позволил?! – словно испугалась Лиза. – В деревне каждый шаг виден, как под микроскопом. Не скрою, напрашивался хам проводить до дому, но я популярным языком ему объяснила, что в провожатых не нуждаюсь. Сказала: «Сначала протрезвись».
– Куда же после этого Гусянов отправился?
– По-моему, в «Белый дом» своих предков.
– Вместе с другом?
– Нет. Друг остался возле таверны в машине дремать.
– Какая машина была?
– Старая спортивного вида иномарка. Кажется, «Лагуна», что ли… Обычно Володька приезжал на своем лакированном джипе, а в этот раз почему-то друг его привез в зашарпанной машинешке.
– Госномер не приметили?
– Мне и в голову не стукнуло примечать.
На все вопросы Лиза отвечала быстро, почти не задумываясь, но при этом было заметно, что внутренне она напряжена и очень встревожена.
– У вас какая-то большая неприятность? – внезапно спросил Бирюков.
– С чего такое взяли?
– По лицу видно.
– А что мое лицо?.. Просто не выспалась сегодня.
– В вашем возрасте «просто» бессонницей страдать рано. Если не спалось, значит, была какая-то серьезная причина. Гусянов не дал спать?
– Ну, вот еще!..
– Тогда расскажите, что случилось ночью?
– Ничего.
– Лиза, вы или в чем-то сами обманываетесь с испугу, или хотите меня обмануть… – спокойно сказал Антон и, сделав паузу, добавил: – Обманываться – нехорошо, а обманывать – еще хуже. Кто вас запугал?
– Я не из пугливых.
– Бывают обстоятельства, когда пугаются не только пугливые. Или, по-вашему, не так?..
– Так, конечно. Бывает, что и ружье само стреляет.
– К Гусянову этот пример не подходит. Гусянова застрелили.
– Я вовсе не о нем сказала.
– А о ком?
– О его друге.
– Вот и давайте поговорим откровенно, без намеков. Поверьте, все тайное со временем становится явным.
Лиза, потупившись, стала рассматривать наманикюренные ноготки. Затем вскинула на Бирюкова синие глаза, опять потупилась и тихо заговорила:
– Если откровенно, сама не понимаю, что произошло. Вчера Гусянов засиделся в таверне до полночи. Кое-как от него избавившись, сразу побежала домой. По пятницам я всегда прибираю в доме. Вчера тоже решила не отступать от заведенного порядка. Пока мыла пол, протирала пыль, потом умывалась да переодевалась, время к трем часам ночи подкатило. Легла в постель – не могу уснуть. То ли устала, то ли от пьяной болтовни Гусянова и накуренного им в таверне дыма голова разболелась. Какие-то сумбурные мысли без конца кружились. Едва кое-как задремала, послышался тихий стук по оконному стеклу. Открыла глаза – уже светает. Приподняла краешек занавески – у окна, зажав левой ладонью пальцы правой руки, Володькин друг Крупа стоит. А из ладони вроде кровь капает. Перепугалась: «Чего тебе?» Он поморщился: «Дай по-быстрому какую-нибудь чистую тряпку, руку забинтовать». – «Что случилось?» – «На охоте стал доставать из машины ружье, а оно выстрелило». – «Само, что ли?» – «Само. Давай скорее тряпку!» Выхватила из платяного шкафа новенькую наволочку и в форточку сунула. Он попросил: «Выйди, помоги завязать». Набросила халатик, выбежала. Когда увидела рану, чуть в обморок не брякнулась. Концы пальцев, как в мясорубке побывали… – Лиза зябко поежилась. – В общем, перевязала ему руку и узел крепко затянула, чтобы кровь хоть немного остановить. Спросила: «Где Володька?» – «На охоте остался». – «Почему тебе не помог?» – «Много будешь знать – быстро старухой станешь. Лучше помоги подлить в движок масла. Давление, будь проклято, как назло стало падать». Когда управились с «давлением», пробасил: «Ты, снегурочка, меня никогда не видела и ничего не знаешь. Понятно?.. Если кому-нибудь болтнешь, устроим в вашем ауле такой тарарам, что всем тошно станет». И укатил.
– В какую сторону поехал? – спросил Бирюков.
– За таверной свернул на трассу. Дальше – не знаю.
– Ружье в машине не видели?
– В багажнике, откуда Крупа доставал канистру с маслом, не было, а в салон я не заглядывала.
– Как он узнал, в каком доме вы живете?
– Однажды с Гусяновым на джипе к моему дому подъезжал. Наверное, с неделю назад.
– Выходит, он не в первый раз появился в Раздольном?
– Дважды здесь его видела.
– Раньше нигде не встречали?
– Нет.
– Какие у Гусянова были отношения с фермером Куделькиным?
– У Володьки – никаких. С Богданом общается Семен Максимович, но мне об их отношениях ничего не известно. Кстати сказать, когда хозяином шашлычной был Куделькин, он содержал большую отару овец. Закарян каждое утро спозаранку свежевал барашков. Шашлыки были – что надо.
– Они и теперь у вас неплохие.
– Хачик старается. Но из мороженой баранины, которую привозит в рефрижераторе Семен Максимович, не тот вкус.
– Что же Гусянов не заведет отару, как Куделькин?
– Говорит, нет смысла. Оно и в самом деле так. Стоимость шашлыков, что из свежего мяса, что из мороженого, одинаковая. Даже с каждым месяцем дорожает…
Бирюков проговорил с Лизой Удалой больше часа. За это время следователь Лимакин узнал у жены Куделькина – невысокой настороженной брюнетки, что Богдан среди ночи уехал на своем «Москвиче» в Новосибирск за какой-то шестерней для комбайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25