– Чем?
Гусянов вздохнул:
– Вон, дескать, фермер сколько оттяпал у общества земли под предлогом заботы о пенсионерах.
– Что ж общество о них не заботится?
– Возможностей нет.
– Значит, грош цена такому обществу.
– Не торопись оценивать. Цыплят по осени считают, – Семен Максимович побагровел. – Рэкет на тебя еще не наезжал?
– Наезжали новосибирские «качки», когда шашлычную открыл. Объяснил им, почем пуд крестьянской соли, успокоились.
– Смотри, как бы из Кузнецка не приехали. Там ребята покруче новосибирских. В случае отказа платить оброк, могут и, как они говорят, «замочить».
– Я недавно отличную двустволку купил. Всех вымогателей, конечно, не перестреляю, но уж одного-то успею на тот свет отправить.
– Зря, Богдан Афанасьевич, рискуешь.
– Ваш Володя любит говорить, кто, мол, не рискует, тот не пьет шампанского.
– Не слушай ты болтуна…
От этого разговора на душе Куделькина остался тяжелый осадок. Упоминание Гусяновым «двух медведей в одной берлоге» наводило на мысль, что Семен Максимович не смирился с утратой единоначалия в Раздольном и любыми путями будет стремиться взять былую власть в свои руки. Его намек на кузнецких ребят, которые могут «замочить», Богдан расценил как серьезное предупреждение. В том, что такое заявление небеспочвенно, он убедился, когда Володя устроил перед земляками демонстрацию снайперского карабина, а затем стал приезжать в родное село не один, как бывало раньше, а с «крутыми» дружками. Каждый его приезд сопровождался обильной выпивкой и наигранной бравадой. При встречах с Куделькиным он перестал безмерно радоваться, однако и показной агрессивности, как с другими земляками, не проявлял. В начале августа даже подсказал Богдану, что новое сиденье для трактора «Беларусь» лучше всего купить по дешевой цене в кузнецкой фирме «Кульбит», где он якобы работает дизелистом и может оказать протекцию.
За сиденьем Куделькин поехал с Андреем Удалым в своем «Москвиче». Володя встретил их панибратски. Был на удивление трезвым и вел себя так, будто является в «Кульбите» своим человеком. С одетыми в камуфляж парнями, которые неизвестно чем там занимались, он был на «ты», а немолодого в сатиновом халате то ли продавца, то ли завхоза называл запросто Рудольфом. Внешне неприметный Рудольф запомнился Куделькину свинцовым взглядом немигающих глаз с короткими, словно подпаленными ресницами. Это же заметил и Андрей. В пути, когда возвращались домой, он спросил Богдана:
– Тебе не показалось, что у Рудольфа взгляд профессионального убийцы?
– Мне не приходилось встречаться с убийцами, но глаза у него, действительно, как свинцовые пули, – ответил Богдан. – А ты откуда знаешь этих «профессионалов»?
– В армии у нас был прапорщик, зациклившийся на афганских событиях, точь-в-точь с такими же оловянными глазами. Бывало, как только выпьет, сразу начинал трепаться о загубленных им душманах.
– Трепачей всяких хватает.
– Конечно, но Рудольф смотрел на тебя так, будто хотел запомнить. Не специально ли Гусянов организовал эту встречу?
– Черт его знает.
– Надо бы тебе поостеречься.
– Может, и надо, но… – Куделькин вздохнул. – В таких делах чему бывать, того не миновать.
Последняя пятница августа выдалась для Куделькина напряженной. На луга стали съезжаться к открытию утиного сезона компании охотников, и Богдану пришлось весь день следить, чтобы они не устраивали ночевок с кострами вблизи стогов сена. В этот же день в Раздольное прикатил с другом Володя Гусянов, а у него, словно назло, сломался комбайн. Надо было срочно ехать в Новосибирск за шестерней, однако, помня прошлогодний пожар, Куделькин умышленно тянул время. Надеялся, что кузнецкие гости вот-вот уберутся из Раздольного. А те, засев в таверне, вроде и не собирались уезжать. Это настораживало и раздражало Богдана. С тревогой он ожидал от непредсказуемого Володи какой-нибудь каверзы. И не ошибся. В двенадцатом часу ночи, когда село погрузилось в плотные по-осеннему потемки, изрядно захмелевший Гусянов вдруг заявился к Куделькину. После неудавшегося разговора у комбайна с Андреем Удалым он подошел к Богдану и, явно нарываясь на конфликт, сказал:
– Добрый вечер, хозяин.
– Скорее, недобрая ночь, – раздраженно ответил Куделькин.
– Ты, кажись, сердишься?
– Нет, уточняю время суток.
– Пойдем ко мне в машину. Поговорить надо.
– О чем?
– У меня претензия к тебе есть.
– Какая?
– Зачем переманиваешь к себе Кешу Упадышева с Гриней Замотаевым?
– Кто такой бред придумал?
– Сами мужики сказали.
– Пусть не брешут пустое.
– Ну, это как посмотреть… Зря копаешь яму против моего батяни. Гляди, как бы самому урытым не оказаться.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю, что жить тебе осталось всего ничего.
– Серьезно?
– Вован трепаться не любит.
Куделькин вздохнул:
– Вовик, ты мне осточертел со своими претензиями хуже горькой редьки. Иди проспись, тогда и потолкуем о твоих собутыльниках.
– Ты меня поил?
– Еще чего не хватало!
– А зачем попрекаешь?
– Затем, чтобы не болтал лишнее и не лез не в свое дело. С батяней мы без тебя разберемся.
– Много на себя берешь.
– Вовик, иди спать. Детское время уже кончилось.
– За ребенка меня считаешь?
– Ты и есть большой ребенок.
– Что сказал?
– Что слышал.
– Это я – ребенок?..
– Ты, Вовик, ты.
Гусянов опешил. С трудом соображая, заплетающимся языком спросил:
– Значит, не хочешь со мной поговорить?
– Мы уже поговорили.
– В машину ко мне не пойдешь?
– Не пойду.
– Тогда ошалело побежишь на луга.
– Если побегу, то не с голыми руками.
– Я тоже там буду не голорукий.
– Зря, Володя, бучу затеваешь. Учинишь, как в прошлом году, поджог, горько жалеть станешь.
– Это ты пожалеешь… – угрожающе процедил сквозь зубы Гусянов и с пьяной решимостью зашагал к стоявшей возле таверны машине.
Дело приняло неприятный оборот. Куделькин не стал посвящать Андрея Удалого в подробности разговора с Гусяновым. К утренней зорьке, торопливо затягиваясь на ходу сигаретой, Богдан с заряженной двустволкой был уже на своем покосе и затаился у крайнего стога сена напротив сухой березы. Следом по тропе вышел на луг сват кузнеца Одинеки с ружьем за плечами и сквозь кустарник стал пробираться к озеру. Послышался его приглушенный разговор с Егором Захаровичем Ваниным. В предрассветных сумерках раздавались хлопки выстрелов, предвещая скорую ружейную канонаду.
Свет автомобильных фар в дальнем конце покоса Куделькин увидел, когда огляделся и скорым шагом вышел от стога на луговую дорогу. Он хотел было бежать туда, но машина, развернувшись, медленно поехала ему навстречу. Богдан, опасаясь попасть в полосу света, стал тихо отходить назад к стогу. Как он ни старался быть незамеченным, его все-таки увидели. Фары внезапно погасли. Из остановившейся на дороге машины неуклюже, по-медвежьи вылез Володя Гусянов и, втянув голову в плечи, крадучись, пошел по примятому Богданом в отаве следу. За ним метрах в десяти открыто шагал широкоплечий и рослый «друг».
«Если они оба вооружены, мне – труба», – разглядев в правой руке Гусянова пистолет, подумал Куделькин, однако, на удивление, не почувствовал ни малейшего страха. Вскинув ружье, Богдан громко сказал:
– Вовик, к стогу не подходи!
Гусянов щелкнул предохранителем пистолета и, не останавливаясь, злорадно прохрипел:
– Сдрейфил, хозяин, прибежал…
– Прибежал.
– Ну, хам, прощайся с жизнью.
– Не шали, Володя.
– Я не ребенок, чтобы шалить.
– Вот и одумайся.
– Чего думать, когда ты уже на мушке. Может, напоследок прощенье попросишь?
– Если хочешь, попрошу.
Гусянов вроде бы заколебался, но в этот момент находившийся за его спиной друг басовито крикнул:
– Вован, мочи козла!
Куделькин инстинктивно качнулся вправо. Пистолетный и ружейный выстрелы грохнули разом. Богдан нажал на спуск курка машинально, не целясь, и поначалу даже удивился, что Гусянов, запрокинувшись, грузно упал на спину. Удара пули о сухую березу он не слышал. Все внимание его было сосредоточено на «друге» и, когда тот прыжком кинулся к выпавшему из Володиной руки пистолету, второй выстрел сделал прицельно.
Произошло это настолько быстро и неожиданно для Куделькина, что всю трагичность случившегося он осознал лишь дома после того, как замкнул в сейфе вычищенное от пороховой гари ружье. Мысленно представив, какой тарарам поднимет Семен Максимович, Богдан впервые в жизни смалодушничал и тайком, по-воровски, уехал в Новосибирск.

* * *
Это уголовное дело запомнилось Антону Бирюкову ярым напором высокооплачиваемых адвокатов и руководящих заступников Семена Максимовича Гусянова. В ход запустили все средства, начиная от юридических «вывертов» до попыток подкупа и шантажа. Однако собранные следствием факты были настолько неопровержимыми, что усилия защитников оказались бесплодными. Суд приговорил обвиняемого к длительному сроку тюремного заключения с конфискацией имущества.
Фермер Богдан Куделькин изворотливых адвокатов не нанимал. В его действиях при конфликте с Владимиром Гусяновым судьи не усмотрели превышения мер самообороны, и он был полностью оправдан. Вскоре после суда односельчане единодушно избрали Куделькина председателем акционерного общества. Первым делом на этом посту Богдан через арбитражный суд добился перевода присвоенных Семеном Максимовичем денег на банковский счет «Светлого пути». Их хватило, чтобы рассчитаться с накопившимися долгами и полностью выплатить акционерам зарплату. Мало-помалу общество стало выгребаться из экономической пучины, в которую загнал его заботившийся лишь о собственном обогащении номенклатурный председатель.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25