Так есть или нет?
- Да, кажется, у них есть что-то в этом роде.
- А если у них это есть и если мы заключим соглашение между тремя общинами, то не пройдет и пары недель, как я смогу прочитать содержимое этих "голов. Смогу рассказать тебе, что хранит их память и о чем они думают, не повредив при этом ни единого замороженного нейрона. Мы сделаем это раньше всех на Земле и где бы то ни было еще.
Я посмотрел на нее пренебрежительно:
- Все это прах.
- Ты лучше сам отряхнись от праха. Я говорю вполне серьезно. Головы вот-вот доставят сюда. Я подписала контракт, по которому сандовалы возьмут их на сохранение.
- Ты подписала контракт от имени общины?
- Мне разрешается подписывать контракты.
- Кто тебе это сказал? Боже мой, Ро, ты ведь даже ни с кем не посоветовалась...
- Мы произведем настоящий антропологический переворот в лунной истории. Четыреста десять земных голов...
- Мертвое мясо, - перебил я.
- Хранившееся в холоде, по всем правилам. Если и подпорченное, то в очень незначительной степени.
- Никому не нужны мертвые препараты, Ро...
- Я собираюсь вызвать еще четырех антропологов: трех - с Марса и одного - с малой планеты.
- Вызвать?
- Да, я это сделаю.
- Ты не обладаешь такой властью, - возразил я.
- Ты ошибаешься. Согласно хартии о сохранении семьи у меня есть такая власть. Просмотри ее еще раз. "Все члены семьи и законные наследники... и так далее... вольны производить разумно обоснованные затраты, имеющие целью сохранение сандовальского исторического наследия, а также сохранения репутации и благосостояния всех установленных наследников".
- Ну как? - спросила она, победоносно взирая на меня.
- Роберт и Эмилия Сандовал, - продолжила она. - Они умерли на Земле. Помнишь? Они тоже состояли в Стартайм.
После этих слов у меня просто челюсть отвисла. Роберт и Эмилия Сандовал, наши великие предки, первые мужчина и женщина, которые занимались любовью на Луне; а девять месяцев спустя стали первыми родителями на Луне - у них родилась наша бабушка, Дейрдре. Уже будучи в преклонном возрасте, они вернулись на Землю, в Орегон, входивший тогда в Соединенные Штаты, а дочь свою оставили на Луне.
- Они вступили в Общество Сохранения Стартайм. Как и представители многих других известных семей, - сказала она.
- Ну и?.. - спросил я, уже предчувствуя, что продолжение рассказа сразит меня окончательно.
- Они тоже попали в эту партию. Общество гарантировало их сохранение.
- О-о-о!.. Розалинда... - простонал я так, как будто только что узнал о чьей-то кончине. У меня появилось какое-то смутное чувство обреченности. Значит, они возвращаются домой?
- Не волнуйся, - успокоила она. - Никто не знает об этом, кроме вкладчиков общества и меня.
- Значит, наши прадедушка и прабабушка.
На лице Ро появилась улыбка, всегда вызывающая у меня желание влепить ей хорошую оплеуху.
- Ну, а теперь скажи - разве это не замечательно?
Вильям вел свою родословную от неинтегрированного в общину лунного семейства Пиерсов из Третьего Исследовательского Центра в Коперникусе. Даже в то время лунная семья представляла из себя не совокупность людей, рожденных одними матерью и отцом, а Сплоченную ассоциацию поселенцев, финансируемую из общего источника, без устали вгрызающуюся в лунную поверхность, прокладывая новые туннели, и в ходе этой деятельности обзаводящуюся детьми и жизненным пространством. Как правило, люди сохраняли собственные фамилии или добавочные фамилии, но при этом провозглашали верность стержневой семье, даже если все члены этой семьи, как порой случалось, уже умерли.
Что касается Пиерсов, то они, так же как и мы, Сандовалы, были среди старейших пятнадцати семей, обосновавшихся на Луне в 2019 году. Неофициальная хроника упоминает о Пиерсах как о людях с большими странностями - нелюдимых, заметно чуравшихся более поздних поселенцев. Первородные семьи - примы, как их еще называют, - распространялись по лунной поверхности, создавали и рушили альянсы и в конечном счете, вынужденные противостоять давлению землян, объединились в финансовые ассоциации, позднее названные общинами. Пиерсы же не вступили ни в одну из зарождавшихся тогда общин, хотя и заключали не очень тесные альянсы с другими семьями.
Нельзя сказать, что неинтегрированные семьи процветали. Пиерсы, несмотря на то, что были примами, постепенно теряли свое влияние. Они окончательно скомпрометировали себя сотрудничеством с земными правительствами в период Раскола, когда Земля прервала связи с Луной, чтобы наказать нас за излишнюю самонадеянность и извечное стремление обособиться. С тех пор - на протяжении десятилетий - Пиерсы находились в положении изгоев общества.
В противоположность им сросшиеся суперсемейства пережили кризис вполне безболезненно.
Подталкиваемые всеобщей враждебностью и бедственным экономическим положением, Пиерсы и большинство подобных им неинтегрированных семей предложили на контрактной основе свои услуги Франко-Польской технологической станции в Копернике. Присоединившись к коперниковской девятисемейной общине, они в конце концов влились в основное русло экономики Луны эпохи Пост-Раскола.
И все-таки отпрыски "рода Пиерсов столкнулись с глубоко предвзятым отношением к себе, основанным на укоренившихся в лунном обществе предрассудках. Их считали диковатыми, неприветливыми, мало интересовавшимися жизнью за пределами станции Коперник.
Все эти трудности, испытываемые в детстве, несомненно, повлияли на Вильяма, сделав его своего рода загадкой для окружающих.
Моя сестра, повстречав Вильяма в дансинге, в одном из ангаров Коперника, стала его обхаживать (он был слишком застенчив и легкораним, чтобы ответить ей тем же) и в конце концов предложила присоединиться к Сандовальской общине в качестве ее мужа. Ему пришлось подставить себя под испытующие взгляды десятков сандовалов, отнесшихся к нему с большим подозрением.
В Вильяме отсутствовала та инстинктивная тяга к единению, что с детства прививалась членам Сандовальской общины. Живя в эпоху, когда крепкие индивидуумы тесно сплачиваются в еще более крепкие сообщества, предъявляющие к своим членам довольно жесткие требования, он оставался одиночкой - вспыльчивым, но склонным к сентиментальности, верным, но критически настроенным, талантливым, но постоянно ставящим перед собой задачи настолько сложные, что, казалось, он просто обречен терпеть один провал за другим.
Но, проведя несколько месяцев в напряжении, под неустанным наставничеством Ро, он дал блестящее представление, выступив в роли славного, покладистого парня. После чего его приняли в Сандовальскую общину.
Ро была чем-то вроде лунной принцессы. Поскольку биологически она принадлежала к сандовальской линии, будучи правнучкой Роберта и Эмилии Сандовал, о ее будущем пеклись слишком многие, тем самым развивая в ней скрытность и непокорность. С одной стороны, учитывая особенности ее характера и воспитания, вполне можно было ожидать, что она найдет себе кого-нибудь вроде Пиерса, с другой стороны, это шокировало всех.
Впрочем, к тому времени люди уже не так цеплялись за старые предрассудки. Несмотря на высказываемые бдительными "тетушками" и "дядюшками" сомнения относительно целесообразности нарушения устоявшихся брачных традиций, а также невзирая на то, что порой Вильям срывался и показывал зубы, довольно скоро его признали весьма ценным довеском к нашему семейству. Он показал себя как блестящий конструктор и теоретик. За четыре года он внес ощутимый вклад во многие наши научные начинания, и все-таки положение довеска, которому уготована подчиненная роль, глубоко его уязвляло.
Мне исполнилось пятнадцать, когда Ро и Вильям поженились, и девятнадцать, когда он, сорвав с себя угодническую маску, попросил предоставить в его распоряжение Ледяную Впадину. Я никогда не понимал до конца, что их привлекает друг в друге и почему лунная принцесса польстилась на отпрыска отверженного обществом семейства. Но одно не вызывало сомнения: как бы Вильям ни испытывал на прочность чувства Ро, интерес ее к мужу только возрастал.
Где-то с час я помогал Ро готовиться к беседе, а потом мы пешком отправились к Ледяной Впадине. Я сознавал, что она абсолютно права. Наш долг, как Сандовалов, заключался в том, чтобы оберегать репутацию и историческое наследие С.О., а последнее, даже если следовать адвокатской логике, включало в себя и основателей нашего рода.
Другое дело, что попутно мы также брали на себя ответственность за четыреста восемь посторонних людей... Но, как отметила Ро, общество едва ли станет торговать отдельными индивидуумами. И конечно, никто не сочтет ее идею неудачной - ведь на Луну доставлен богатейший источник потенциальной информации. Для усталой старушки-Земли эти несколько сот препаратов стали ненужной обузой, они доставляли слишком много хлопот. Безымянные головы, не имеющие никаких прав, защищенные лишь собственными деньгами и пришедшей в упадок организацией, были без всякого статуса и почти вне закона.
Общество Сохранения Стартайм, по сути дела, ничего и никого не продавало. Готовясь к самоликвидации, данное общество передавало своих членов, движимое имущество и ответственность за них Сандовальской общине. Короче говоря, после стодесятилетнего существования, оно просто откинуло лапы. "Банкротство" - устаревший термин, по-новому это называется "полное истощение средств и ресурсов". Не так все плохо. Общество гарантировало своим соучредителям лишь шестьдесят один год нежной, любовной заботы. А после этого они могли снова угодить в тепло.
- Общества, учрежденные в 2020-х и в 2030-х годах, объявили, что через два-три года придут к полному истощению, - сказала Розалинда. - Только одно из них придержало свое мертвое мясо. У большинства его раскупили предприниматели, занимающиеся информатикой, и университеты.
- Кто-то рассчитывает получить с этого прибыль? - спросил я.
- Не задавай глупых вопросов, Мики! - Под этим она подразумевала мою неспособность преображать информацию в полезные знания. - Они - не просто покойники, они - огромнейшие библиотеки. Теоретически память их в полной сохранности, по крайней мере настолько, насколько болезнь и смерть позволяют ее сохранить. Существует вероятность пятипроцентного стирания. Мы можем использовать естественные языковые алгоритмы, чтобы проверить их и снизить уровень стирания до одного процента.
- Слишком много хлопот, - возразил я.
- Ерунда. С этой памятью можно работать. Твои воспоминания о собственном семнадцатилетии наверняка стерлись на пятьдесят процентов.
Я попытался припомнить свой семнадцатый день рождения, но мне так ничего и не пришло в голову.
- А что, разве на мое семнадцатилетие произошло что-то особенное?
- Ничего особенного, Мики.
- Кому нужна подобная информация? Она устарела, она чепуховая, доказать ее происхождение будет непросто... а ее достоверность - тем более.
Она смолкла и нахмурилась, явно расстроенная:
- Ты собираешься вставлять мне палки в колеса, да?
- Ро, я отвечаю за финансирование проекта. И вынужден задавать разные дурацкие вопросы. Насколько ценны будут для нас эти головы, даже в том случае, если мы извлечем из них информацию? И, - я приподнял руку, переходя к самому главному, - что, если для извлечения информации потребуется вторгнуться в их мозг? Мы не имеем права их расчленять - ты ведь связана контрактом.
- На прошлой неделе я звонила Кайлететам из Тампы, штат Флорида. Они говорят, что, если не вторгаться в мозг, вероятность восстановления нейроструктуры замороженных голов - примерно восемьдесят процентов. Без всяких наноинъекций. Для этого есть множество всяких уловок. Они смогут воздействовать на каждую, отдельно взятую молекулу каждой головы даже через контейнер.
Какими бы экзотичными ни выглядели проекты Ро, они всегда тщательно ею планировались. Я склонил голову набок и вскинул руки, сдаваясь.
- Ну что же, все это звучит захватывающе, - признал я. - Возможности...
- Возможности просто потрясающие, - закончила за меня Ро.
- Но кто станет покупать информацию исторического плана?
- Это самые светлые умы двадцатого столетия, - пояснила Ро. - Мы могли бы продавать акции тем, кто пожелает воспользоваться будущими достижениями.
- В том случае, если головы удастся вернуть к жизни. - Мы уже подходили к белой линии и большому керамическому люку, ведущему в Ледяную Впадину. Пока они не активизированы и неспособны что-либо создавать, - напомнил я.
- Неужели ты сомневаешься, что рано или поздно их оживят? Лет, может быть, через десять или через двадцать?
Я с сомнением покачал головой.
- Об оживлении заговорили уже сто лет назад. Но высокоразвитая нейрохирургия не справилась с этим делом. Можно сделать сложнейший прибор и заставить его блестеть словно алмаз, можно подогнать все тютелька в тютельку, но если ты не знаешь, как им пользоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
- Да, кажется, у них есть что-то в этом роде.
- А если у них это есть и если мы заключим соглашение между тремя общинами, то не пройдет и пары недель, как я смогу прочитать содержимое этих "голов. Смогу рассказать тебе, что хранит их память и о чем они думают, не повредив при этом ни единого замороженного нейрона. Мы сделаем это раньше всех на Земле и где бы то ни было еще.
Я посмотрел на нее пренебрежительно:
- Все это прах.
- Ты лучше сам отряхнись от праха. Я говорю вполне серьезно. Головы вот-вот доставят сюда. Я подписала контракт, по которому сандовалы возьмут их на сохранение.
- Ты подписала контракт от имени общины?
- Мне разрешается подписывать контракты.
- Кто тебе это сказал? Боже мой, Ро, ты ведь даже ни с кем не посоветовалась...
- Мы произведем настоящий антропологический переворот в лунной истории. Четыреста десять земных голов...
- Мертвое мясо, - перебил я.
- Хранившееся в холоде, по всем правилам. Если и подпорченное, то в очень незначительной степени.
- Никому не нужны мертвые препараты, Ро...
- Я собираюсь вызвать еще четырех антропологов: трех - с Марса и одного - с малой планеты.
- Вызвать?
- Да, я это сделаю.
- Ты не обладаешь такой властью, - возразил я.
- Ты ошибаешься. Согласно хартии о сохранении семьи у меня есть такая власть. Просмотри ее еще раз. "Все члены семьи и законные наследники... и так далее... вольны производить разумно обоснованные затраты, имеющие целью сохранение сандовальского исторического наследия, а также сохранения репутации и благосостояния всех установленных наследников".
- Ну как? - спросила она, победоносно взирая на меня.
- Роберт и Эмилия Сандовал, - продолжила она. - Они умерли на Земле. Помнишь? Они тоже состояли в Стартайм.
После этих слов у меня просто челюсть отвисла. Роберт и Эмилия Сандовал, наши великие предки, первые мужчина и женщина, которые занимались любовью на Луне; а девять месяцев спустя стали первыми родителями на Луне - у них родилась наша бабушка, Дейрдре. Уже будучи в преклонном возрасте, они вернулись на Землю, в Орегон, входивший тогда в Соединенные Штаты, а дочь свою оставили на Луне.
- Они вступили в Общество Сохранения Стартайм. Как и представители многих других известных семей, - сказала она.
- Ну и?.. - спросил я, уже предчувствуя, что продолжение рассказа сразит меня окончательно.
- Они тоже попали в эту партию. Общество гарантировало их сохранение.
- О-о-о!.. Розалинда... - простонал я так, как будто только что узнал о чьей-то кончине. У меня появилось какое-то смутное чувство обреченности. Значит, они возвращаются домой?
- Не волнуйся, - успокоила она. - Никто не знает об этом, кроме вкладчиков общества и меня.
- Значит, наши прадедушка и прабабушка.
На лице Ро появилась улыбка, всегда вызывающая у меня желание влепить ей хорошую оплеуху.
- Ну, а теперь скажи - разве это не замечательно?
Вильям вел свою родословную от неинтегрированного в общину лунного семейства Пиерсов из Третьего Исследовательского Центра в Коперникусе. Даже в то время лунная семья представляла из себя не совокупность людей, рожденных одними матерью и отцом, а Сплоченную ассоциацию поселенцев, финансируемую из общего источника, без устали вгрызающуюся в лунную поверхность, прокладывая новые туннели, и в ходе этой деятельности обзаводящуюся детьми и жизненным пространством. Как правило, люди сохраняли собственные фамилии или добавочные фамилии, но при этом провозглашали верность стержневой семье, даже если все члены этой семьи, как порой случалось, уже умерли.
Что касается Пиерсов, то они, так же как и мы, Сандовалы, были среди старейших пятнадцати семей, обосновавшихся на Луне в 2019 году. Неофициальная хроника упоминает о Пиерсах как о людях с большими странностями - нелюдимых, заметно чуравшихся более поздних поселенцев. Первородные семьи - примы, как их еще называют, - распространялись по лунной поверхности, создавали и рушили альянсы и в конечном счете, вынужденные противостоять давлению землян, объединились в финансовые ассоциации, позднее названные общинами. Пиерсы же не вступили ни в одну из зарождавшихся тогда общин, хотя и заключали не очень тесные альянсы с другими семьями.
Нельзя сказать, что неинтегрированные семьи процветали. Пиерсы, несмотря на то, что были примами, постепенно теряли свое влияние. Они окончательно скомпрометировали себя сотрудничеством с земными правительствами в период Раскола, когда Земля прервала связи с Луной, чтобы наказать нас за излишнюю самонадеянность и извечное стремление обособиться. С тех пор - на протяжении десятилетий - Пиерсы находились в положении изгоев общества.
В противоположность им сросшиеся суперсемейства пережили кризис вполне безболезненно.
Подталкиваемые всеобщей враждебностью и бедственным экономическим положением, Пиерсы и большинство подобных им неинтегрированных семей предложили на контрактной основе свои услуги Франко-Польской технологической станции в Копернике. Присоединившись к коперниковской девятисемейной общине, они в конце концов влились в основное русло экономики Луны эпохи Пост-Раскола.
И все-таки отпрыски "рода Пиерсов столкнулись с глубоко предвзятым отношением к себе, основанным на укоренившихся в лунном обществе предрассудках. Их считали диковатыми, неприветливыми, мало интересовавшимися жизнью за пределами станции Коперник.
Все эти трудности, испытываемые в детстве, несомненно, повлияли на Вильяма, сделав его своего рода загадкой для окружающих.
Моя сестра, повстречав Вильяма в дансинге, в одном из ангаров Коперника, стала его обхаживать (он был слишком застенчив и легкораним, чтобы ответить ей тем же) и в конце концов предложила присоединиться к Сандовальской общине в качестве ее мужа. Ему пришлось подставить себя под испытующие взгляды десятков сандовалов, отнесшихся к нему с большим подозрением.
В Вильяме отсутствовала та инстинктивная тяга к единению, что с детства прививалась членам Сандовальской общины. Живя в эпоху, когда крепкие индивидуумы тесно сплачиваются в еще более крепкие сообщества, предъявляющие к своим членам довольно жесткие требования, он оставался одиночкой - вспыльчивым, но склонным к сентиментальности, верным, но критически настроенным, талантливым, но постоянно ставящим перед собой задачи настолько сложные, что, казалось, он просто обречен терпеть один провал за другим.
Но, проведя несколько месяцев в напряжении, под неустанным наставничеством Ро, он дал блестящее представление, выступив в роли славного, покладистого парня. После чего его приняли в Сандовальскую общину.
Ро была чем-то вроде лунной принцессы. Поскольку биологически она принадлежала к сандовальской линии, будучи правнучкой Роберта и Эмилии Сандовал, о ее будущем пеклись слишком многие, тем самым развивая в ней скрытность и непокорность. С одной стороны, учитывая особенности ее характера и воспитания, вполне можно было ожидать, что она найдет себе кого-нибудь вроде Пиерса, с другой стороны, это шокировало всех.
Впрочем, к тому времени люди уже не так цеплялись за старые предрассудки. Несмотря на высказываемые бдительными "тетушками" и "дядюшками" сомнения относительно целесообразности нарушения устоявшихся брачных традиций, а также невзирая на то, что порой Вильям срывался и показывал зубы, довольно скоро его признали весьма ценным довеском к нашему семейству. Он показал себя как блестящий конструктор и теоретик. За четыре года он внес ощутимый вклад во многие наши научные начинания, и все-таки положение довеска, которому уготована подчиненная роль, глубоко его уязвляло.
Мне исполнилось пятнадцать, когда Ро и Вильям поженились, и девятнадцать, когда он, сорвав с себя угодническую маску, попросил предоставить в его распоряжение Ледяную Впадину. Я никогда не понимал до конца, что их привлекает друг в друге и почему лунная принцесса польстилась на отпрыска отверженного обществом семейства. Но одно не вызывало сомнения: как бы Вильям ни испытывал на прочность чувства Ро, интерес ее к мужу только возрастал.
Где-то с час я помогал Ро готовиться к беседе, а потом мы пешком отправились к Ледяной Впадине. Я сознавал, что она абсолютно права. Наш долг, как Сандовалов, заключался в том, чтобы оберегать репутацию и историческое наследие С.О., а последнее, даже если следовать адвокатской логике, включало в себя и основателей нашего рода.
Другое дело, что попутно мы также брали на себя ответственность за четыреста восемь посторонних людей... Но, как отметила Ро, общество едва ли станет торговать отдельными индивидуумами. И конечно, никто не сочтет ее идею неудачной - ведь на Луну доставлен богатейший источник потенциальной информации. Для усталой старушки-Земли эти несколько сот препаратов стали ненужной обузой, они доставляли слишком много хлопот. Безымянные головы, не имеющие никаких прав, защищенные лишь собственными деньгами и пришедшей в упадок организацией, были без всякого статуса и почти вне закона.
Общество Сохранения Стартайм, по сути дела, ничего и никого не продавало. Готовясь к самоликвидации, данное общество передавало своих членов, движимое имущество и ответственность за них Сандовальской общине. Короче говоря, после стодесятилетнего существования, оно просто откинуло лапы. "Банкротство" - устаревший термин, по-новому это называется "полное истощение средств и ресурсов". Не так все плохо. Общество гарантировало своим соучредителям лишь шестьдесят один год нежной, любовной заботы. А после этого они могли снова угодить в тепло.
- Общества, учрежденные в 2020-х и в 2030-х годах, объявили, что через два-три года придут к полному истощению, - сказала Розалинда. - Только одно из них придержало свое мертвое мясо. У большинства его раскупили предприниматели, занимающиеся информатикой, и университеты.
- Кто-то рассчитывает получить с этого прибыль? - спросил я.
- Не задавай глупых вопросов, Мики! - Под этим она подразумевала мою неспособность преображать информацию в полезные знания. - Они - не просто покойники, они - огромнейшие библиотеки. Теоретически память их в полной сохранности, по крайней мере настолько, насколько болезнь и смерть позволяют ее сохранить. Существует вероятность пятипроцентного стирания. Мы можем использовать естественные языковые алгоритмы, чтобы проверить их и снизить уровень стирания до одного процента.
- Слишком много хлопот, - возразил я.
- Ерунда. С этой памятью можно работать. Твои воспоминания о собственном семнадцатилетии наверняка стерлись на пятьдесят процентов.
Я попытался припомнить свой семнадцатый день рождения, но мне так ничего и не пришло в голову.
- А что, разве на мое семнадцатилетие произошло что-то особенное?
- Ничего особенного, Мики.
- Кому нужна подобная информация? Она устарела, она чепуховая, доказать ее происхождение будет непросто... а ее достоверность - тем более.
Она смолкла и нахмурилась, явно расстроенная:
- Ты собираешься вставлять мне палки в колеса, да?
- Ро, я отвечаю за финансирование проекта. И вынужден задавать разные дурацкие вопросы. Насколько ценны будут для нас эти головы, даже в том случае, если мы извлечем из них информацию? И, - я приподнял руку, переходя к самому главному, - что, если для извлечения информации потребуется вторгнуться в их мозг? Мы не имеем права их расчленять - ты ведь связана контрактом.
- На прошлой неделе я звонила Кайлететам из Тампы, штат Флорида. Они говорят, что, если не вторгаться в мозг, вероятность восстановления нейроструктуры замороженных голов - примерно восемьдесят процентов. Без всяких наноинъекций. Для этого есть множество всяких уловок. Они смогут воздействовать на каждую, отдельно взятую молекулу каждой головы даже через контейнер.
Какими бы экзотичными ни выглядели проекты Ро, они всегда тщательно ею планировались. Я склонил голову набок и вскинул руки, сдаваясь.
- Ну что же, все это звучит захватывающе, - признал я. - Возможности...
- Возможности просто потрясающие, - закончила за меня Ро.
- Но кто станет покупать информацию исторического плана?
- Это самые светлые умы двадцатого столетия, - пояснила Ро. - Мы могли бы продавать акции тем, кто пожелает воспользоваться будущими достижениями.
- В том случае, если головы удастся вернуть к жизни. - Мы уже подходили к белой линии и большому керамическому люку, ведущему в Ледяную Впадину. Пока они не активизированы и неспособны что-либо создавать, - напомнил я.
- Неужели ты сомневаешься, что рано или поздно их оживят? Лет, может быть, через десять или через двадцать?
Я с сомнением покачал головой.
- Об оживлении заговорили уже сто лет назад. Но высокоразвитая нейрохирургия не справилась с этим делом. Можно сделать сложнейший прибор и заставить его блестеть словно алмаз, можно подогнать все тютелька в тютельку, но если ты не знаешь, как им пользоваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19