– спросил голос, столь же приятный и мелодичный, что и прежний.
– Кто это? Кто опознал нас?
Послышался другой голос, который Гарри сразу же узнал.
– Гарри, это Патриция. Вас четверо? Кто они?
– Это она. Мы нашли ее, – сказал он. – Или она нас нашла.
– Я хотела, чтобы, что кто-то пришел за мной – так оно и случилось. Это мои друзья. – Патриция наклонилась, чтобы лучше видеть изображение. Ей удалось разглядеть друзей в кабине Лэньера. – Они наверняка испуганы.
Она посмотрела на черную патрульную машину, которая скрылась в нише, расположенноц выше самолета.
– У них могут быть серьезные неприятности с властями города, – предупредил Ольми. – Я постараюсь все разъяснить и закрыть дело, но не могу ничего гарантировать.
– Они искали меня, – сказала Патриция. – Нельзя винить их за это.
– Они двигались по осевому потоку, а это строго запрещено.
– Откуда они могли это знать?
Ольми помолчал.
– Я знаю, кто они. Ваш начальник Лэньер, Ленора Кэрролсон, белая китаянка по имени Фарли и инженер Хайнеман.
– Вы их знаете? Вы следили за всеми нами?
Роботы втолкнули самолет через круглый проход в боковую камеру. Люк за ним закрылся, и свет в ангаре погас.
Патриция оперлась на предложенную Ольми руку. Он повел ее к входу в инспекционный ангар.
Вошла Сули Рам Кикура. Она еще не встречалась с Патрицией, но все о ней знала. Рам Кикура быстро обменялась с Ольми короткой серией изображений. Патриция не могла понять визуальные символы, но суть происходящего была ясна. Женщина была воплощенным адвокатом. Она брала показания у Ольми, чтобы передать их – для предварительного рассмотрения – суду.
Люк АВВП открылся. Робот на членистых ногах в нескольких ярдах от него остановился, выдвинув на всю длину датчики и регистрируя высадку пассажиров.
«История, – подумала Патриция. – Мы все здесь история».
Лэньер вышел первым. Патриция подавила желание помахать ему; вместо этого она приподнялась на пальцах и кивнула. Он кивнул в ответ и спустился по лесенке. Следующей вышла Фарли. Кэрролсон ждала в проеме люка. Лэньер махнул в сторону кабины и громко сказал:
– У нас там раненый. Ему нужна помощь.
Ольми и женщина снова посовещались, и женщина прикоснулась к своему серебристому ожерелью. Делая это, она посмотрела на Патрицию и улыбнулась. Ее пиктор изобразил американский флаг над левым плечом; предки Рам Кикуры были американцами, и она этим гордилась.
– Что нам делать? – спросила Ленора. – Оставить его здесь?
– Объясните вашим друзьям, что придет медицинский робот, – вполголоса подсказал Ольми.
– С ним все будет в порядке. Помощь уже идет, – сказала Патриция.
Лэньер попытался подойти ближе, но робот остановил его.
– Дайте ему пройти! – попросила Патриция. – Ольми, чем они могут навредить вам?
– Они на карантинею. – Ольми указал на светящуюся красную линию, окружающую АВВП на уровне человеческой груди.
Патриция повернулась к Лэньеру, подняв руку.
– Они не причинят вам вреда. Все в порядке. Просто подождите немного.
– Я рад вас видеть. – Гарри говорил, продолжая следить за суетящимися роботами. – Мы не думали, что разыщем вас.
Патриция почувствовала комок в горле и повернулась к Ольми.
– Мы должны держаться все вместе и должны помогать друг другу.
Ольми улыбнулся ей, но это не означало согласия. Он опять обменялся серией изображений с женщиной, и та еще раз прикоснулась к ожерелью.
– Сейчас принимается решение, – сказал он.
– Преступники они или гости? – поинтересовалась Патриция.
– О, они будут гостями. – Женщина на прекрасном английском.
– У них должны взять анализы, – предупредил Ольми. – Наверное, будет лучше, если вы им об этом скажете.
– Гарри, их очень интересуют культуры бактерий нашей кожи. Один из роботов сейчас подойдет к вам и сделает срезы. Это не больно. Кроме того, им нужен резервуар с отходами из кабины.
– Вот и медицинская команда, – заметил Ольми. Позже ему придется связаться с каждым, принимавшим участие в операции, и под присягой потребовать соблюдения тайны.
Еще двое воплощенных граждан и робот поменьше вошли в помещение и приблизились к красной линии. Когда они пересекли ее, на их рукавах появились красные шевроны: теперь они тоже были на карантине.
Лэньер, Кэрролсон и Фарли позволили медицинскому роботу завернуть им рукава комбинезонов и взять пробы. Затем робот отступил к красной линии. Его немедленно окружило приятное фиолетовое свечение; когда оно рассеялось, робот пересек линию и остановился.
Медицинская команда, целиком состоявшая из гомоморфов, вошла в люк самолета. Несколько минут спустя оттуда на своих собственных ногах выбрался Хайнеман, поддерживаемый с двух сторон. Шедший впереди гомоморф изобразил сообщение для Ольми.
– Он испытывает боль, однако повреждение несерьезное, – перевел Ольми Патриции. – Они сняли боль, но еще не дали ему лекарств.
Вместе с Патрицией Ольми пошел к красной линии, которая исчезла при их приближении.
– Карантин снят, – сообщил медик-гомоморф. Он изобразил несколько простых символов для Патриции, и она вежливо кивнула. Затем она бросилась вперед и обняла Лэньера, Кэрролсон и Фарли, задержавшись возле каждого. Когда дошла очередь до Хайнемана, Пат действовала более осторожно.
– Не оберегайте меня – я чувствую себя вполне сносно, – проворчал он. – Где мы, черт побери, находимся?
– Я получила решение суда, – сообщила адвокат, над плечом которой все еще парил американский флаг. Она подошла к группе, протягивая руки.
– У нее вживлен имплант, как и у всех остальных, – объяснила Патриция Лэньеру, дотрагиваясь до головы. – Сейчас она слушает, что решил суд.
– Дело рассмотрено и прекращено в силу открывшихся обстоятельств, – объявила женщина. – Все вы – гости Аксис Надера. – Многозначительно посмотрев на Ольми, Рам Кикура добавила: – По распоряжению премьер-министра.
Глава 43
Велигорский стоял перед черной панелью – входом в библиотеку третьей камеры. Через площадь к нему осторожно двигались Белозерский и Языков, почти лишенные теней в свете плазменной трубки. Следом за ними шли два отделения десантников с оружием наизготове.
Мирский и Погодин наблюдали за ними из покинутого поста охраны НАТО – небольшого помещения, оборудованного видеомонитором. Мирский играл с клавишами звукоусилителя. Погодин посмотрел на него.
– Сейчас у нас есть шанс, – сказал он.
– Знаю.
Погодин снова повернулся к экрану. Мирский отрегулировал американское подслушивающее устройство и увеличил громкость.
– Нам не нужны еще солдаты, – объявил Велигорский. – Я уже отправил Мирского и Погодина в четвертую камеру для содержания под арестом.
– Кажется, он готов сотрудничать с нами, – тихо заметил Погодин.
Мирский кивнул. Риск, конечно, был, но за последние несколько дней ему стало ясно, что без Велигорского он руководить не сможет. У него не было ни опыта, ни склонности к политическим интригам и умения оставаться при этом в живых. Велигорский был лучшим из политработников. Если он и Мирский не смогут работать вместе, невозможно будет никакое сотрудничество. Единственной альтернативой станет уничтожение всех, а Мирский сомневался, что способен на это. Тогда уж лучше сдаться американцам или затеряться в городах и заботиться только о себе.
– Думаю, вам пора увидеть то, за что мы боролись, и научиться им пользоваться, – сказал Велигорский.
– У меня нет никакого желания идти по стопам Мирского, – возразил Белозерский. – Меня это совершенно не интересует.
– Товарищ Белозерский! – полклвник был терпелив. – Знание – сила. Вам хочется быть более невежественным, чем остальные? Я был там и, тем не менее, я все тот же Велигорский, все тот же секретарь парторганизации.
– Да… – согласился Языков. – Меня это не пугает.
– Меня тоже, – поспешно вставил Белозерский. – Но…
– Тогда давайте войдем и посмотрим, на что Мирский потратил столько времени.
Мирский держал их в прицеле видеокамер, пока они не скрылись из глаз. Сейчас решится еще кое-что. Можно ли ничего не знать о своей собственной стране, проживя в ней всю жизнь? Да. Было не с чем сравнивать, и как бы много он ни знал, без возможности сравнения знание оставалось дремлющим. Даже получив информацию из библиотеки, он вынужден был провести эксперимент. Каким бы нечестным он ни был, теперь Мирский мог на основании действий Велигорского составить мнение о своей стране и обо всем, что она символизировала.
– Он заберет у них оружие, – сказал Мирский. – Нельзя допустить, чтобы они были вооружены, когда появлюсь я.
– Вы отправитесь туда? – спросил Погодин.
– Да.
– Вы так доверяете Велигорскому?
– Не знаю. Риск, конечно есть.
– Не только для вас, – заметил полковник. – Мы все сотрудничали с вами – Плетнев, ученые, я сам, Анненковский, Гарабедян.
Мирский направился к лестнице. Когда он спускался, по спине у него бежали мурашки. Сейчас он испытывал больший страх, чем во время десанта в скважине. У него появилось странное ощущение, что он снова стал ребенком. И он устал. Ту же усталость он видел у американца, Лэньера.
Генерал открыл дверь и вошел в библиотеку. Там были лишь три замполита: Велигорский держал Белозерского под прицелом, Языков стоял в стороне, испуганно глядя на своего коллегу. Их оружие валялось на полу, отброшенное в сторону, чтобы до него нельзя было дотянуться.
– Идите сюда, товарищ генерал, – сказал Велигорский.
Он сделал несколько шагов в сторону, продолжая держать Белозерского на мушке, и наклонился, чтобы поднять с пола автомат. Белозерский уставился на Мирского с нескрываемой ненавистью. Лицо Языкова было бледным и непроницаемым. Мирский направился к ним.
Когда он был в пяти метрах от группы, Велигорский отвел пистолет от Белозерского и прицелился в Мирского.
– Мне не за что вас благодарить, – сказал он и нажал на спуск.
В глазах у Мирского все поплыло, словно перед ним внезапно возникла искажающая очертания предметов линза. Одна сторона головы вдруг показалась ему очень большой. Он опустился на колени, наклонился вперед и упал, сильно ударившись щекой о спружинивший пол. Боль от удара была сильнее, чем от того, что случилось с его головой. На единственном здоровом глазу выступили слезы.
Велигорский опустил пистолет, отдал его Белозерскому, подошел к брошенным автоматам, поднял один и, направив его в зал, начал опорожнять магазин. Серебристые капли разлетались вдребезги, пули рикошетировали, глухое эхо отдавалось в большом зале.
Торжествующий радостный крик Белозерского внезапно оборвался; раздался очень громкий, не поддающийся описанию звук. Три замполита вздрогнули; Велигорский уронил оружие и отдернул голову назад. Языков зажал ладонями уши и рот. Вся троица упала без чувств. С потолка хлынули белые потоки и окутали все густым туманом.
Туман накрыл их, и Мирский закрыл глаз, радуясь тому, что наконец погружается в безмятежный сон.
Глава 44
Лэньер лежал на кушетке, придерживая рукой занавеску с африканским орнаментом, глядя на гладкий кремового цвета потолок и делая вид, что отдыхает. Ему было известно очень немногое.
Их жилище располагалось во внешней части вращающегося цилиндра, именуемого Аксис Надером – пять квартир вдоль широкого коридора, каждая со спальней, ванной и гостиной. В конце коридора находились общая столовая и большая круглая комната отдыха. Центробежная сила на этом уровне была лишь ненамного меньше, чем в камерах Камня. Ни в одном из помещений не было настоящих окон, хотя иллюзартовые окна, с идиллическими земными пейзажами, создавали иллюзию пространства, которая выглядела абсолютно реальной.
Кто-то приложил немалые усилия к тому, чтобы создать им приятные и знакомые условия. Насколько Лэньер смог разобраться, они были здесь важными персонами, но пленники они или почетные гости, в настоящее время сказать было невозможно.
Он повернулся на бок, протянул руку к стопке журналов на столике рядом с кушеткой, взял номер «Штерна» и стал листать его, почти не глядя на страницы. Его глаза продолжали изучать интерьер, задерживаясь на мелких деталях. Изящная ваза на письменном столе – красно-пурпурная с золотыми прожилками; богатая ткань, которой покрыта кушетка; книги на полке; блоки памяти в изящном держателе из черного дерева.
Он уже собирался положить журнал обратно, когда сообразил, что не посмотрел на дату выпуска. 4 марта 2004 года. Более чем годичной давности. Где они их нашли?
И все прочие предметы в квартире?
– Можно войти? – спросила Патриция.
Дверь квартиры стала прозрачной, и Гарри увидел девушку стоявшую в коридоре. Судя по ее реакции, она внутренность помещения не видела.
– Да, – сказал он. – Пожалуйста.
Патриция продолжала стоять за дверью.
– Гарри, вы дома?
На мгновение это его озадачило – она его не слышала. В воздухе появились символы – быстро сменяющиеся маленькие шедевры каллиграфии, пиктограммы, как их называла Патриция, предложения, состоявшие из отдельных изображений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Кто это? Кто опознал нас?
Послышался другой голос, который Гарри сразу же узнал.
– Гарри, это Патриция. Вас четверо? Кто они?
– Это она. Мы нашли ее, – сказал он. – Или она нас нашла.
– Я хотела, чтобы, что кто-то пришел за мной – так оно и случилось. Это мои друзья. – Патриция наклонилась, чтобы лучше видеть изображение. Ей удалось разглядеть друзей в кабине Лэньера. – Они наверняка испуганы.
Она посмотрела на черную патрульную машину, которая скрылась в нише, расположенноц выше самолета.
– У них могут быть серьезные неприятности с властями города, – предупредил Ольми. – Я постараюсь все разъяснить и закрыть дело, но не могу ничего гарантировать.
– Они искали меня, – сказала Патриция. – Нельзя винить их за это.
– Они двигались по осевому потоку, а это строго запрещено.
– Откуда они могли это знать?
Ольми помолчал.
– Я знаю, кто они. Ваш начальник Лэньер, Ленора Кэрролсон, белая китаянка по имени Фарли и инженер Хайнеман.
– Вы их знаете? Вы следили за всеми нами?
Роботы втолкнули самолет через круглый проход в боковую камеру. Люк за ним закрылся, и свет в ангаре погас.
Патриция оперлась на предложенную Ольми руку. Он повел ее к входу в инспекционный ангар.
Вошла Сули Рам Кикура. Она еще не встречалась с Патрицией, но все о ней знала. Рам Кикура быстро обменялась с Ольми короткой серией изображений. Патриция не могла понять визуальные символы, но суть происходящего была ясна. Женщина была воплощенным адвокатом. Она брала показания у Ольми, чтобы передать их – для предварительного рассмотрения – суду.
Люк АВВП открылся. Робот на членистых ногах в нескольких ярдах от него остановился, выдвинув на всю длину датчики и регистрируя высадку пассажиров.
«История, – подумала Патриция. – Мы все здесь история».
Лэньер вышел первым. Патриция подавила желание помахать ему; вместо этого она приподнялась на пальцах и кивнула. Он кивнул в ответ и спустился по лесенке. Следующей вышла Фарли. Кэрролсон ждала в проеме люка. Лэньер махнул в сторону кабины и громко сказал:
– У нас там раненый. Ему нужна помощь.
Ольми и женщина снова посовещались, и женщина прикоснулась к своему серебристому ожерелью. Делая это, она посмотрела на Патрицию и улыбнулась. Ее пиктор изобразил американский флаг над левым плечом; предки Рам Кикуры были американцами, и она этим гордилась.
– Что нам делать? – спросила Ленора. – Оставить его здесь?
– Объясните вашим друзьям, что придет медицинский робот, – вполголоса подсказал Ольми.
– С ним все будет в порядке. Помощь уже идет, – сказала Патриция.
Лэньер попытался подойти ближе, но робот остановил его.
– Дайте ему пройти! – попросила Патриция. – Ольми, чем они могут навредить вам?
– Они на карантинею. – Ольми указал на светящуюся красную линию, окружающую АВВП на уровне человеческой груди.
Патриция повернулась к Лэньеру, подняв руку.
– Они не причинят вам вреда. Все в порядке. Просто подождите немного.
– Я рад вас видеть. – Гарри говорил, продолжая следить за суетящимися роботами. – Мы не думали, что разыщем вас.
Патриция почувствовала комок в горле и повернулась к Ольми.
– Мы должны держаться все вместе и должны помогать друг другу.
Ольми улыбнулся ей, но это не означало согласия. Он опять обменялся серией изображений с женщиной, и та еще раз прикоснулась к ожерелью.
– Сейчас принимается решение, – сказал он.
– Преступники они или гости? – поинтересовалась Патриция.
– О, они будут гостями. – Женщина на прекрасном английском.
– У них должны взять анализы, – предупредил Ольми. – Наверное, будет лучше, если вы им об этом скажете.
– Гарри, их очень интересуют культуры бактерий нашей кожи. Один из роботов сейчас подойдет к вам и сделает срезы. Это не больно. Кроме того, им нужен резервуар с отходами из кабины.
– Вот и медицинская команда, – заметил Ольми. Позже ему придется связаться с каждым, принимавшим участие в операции, и под присягой потребовать соблюдения тайны.
Еще двое воплощенных граждан и робот поменьше вошли в помещение и приблизились к красной линии. Когда они пересекли ее, на их рукавах появились красные шевроны: теперь они тоже были на карантине.
Лэньер, Кэрролсон и Фарли позволили медицинскому роботу завернуть им рукава комбинезонов и взять пробы. Затем робот отступил к красной линии. Его немедленно окружило приятное фиолетовое свечение; когда оно рассеялось, робот пересек линию и остановился.
Медицинская команда, целиком состоявшая из гомоморфов, вошла в люк самолета. Несколько минут спустя оттуда на своих собственных ногах выбрался Хайнеман, поддерживаемый с двух сторон. Шедший впереди гомоморф изобразил сообщение для Ольми.
– Он испытывает боль, однако повреждение несерьезное, – перевел Ольми Патриции. – Они сняли боль, но еще не дали ему лекарств.
Вместе с Патрицией Ольми пошел к красной линии, которая исчезла при их приближении.
– Карантин снят, – сообщил медик-гомоморф. Он изобразил несколько простых символов для Патриции, и она вежливо кивнула. Затем она бросилась вперед и обняла Лэньера, Кэрролсон и Фарли, задержавшись возле каждого. Когда дошла очередь до Хайнемана, Пат действовала более осторожно.
– Не оберегайте меня – я чувствую себя вполне сносно, – проворчал он. – Где мы, черт побери, находимся?
– Я получила решение суда, – сообщила адвокат, над плечом которой все еще парил американский флаг. Она подошла к группе, протягивая руки.
– У нее вживлен имплант, как и у всех остальных, – объяснила Патриция Лэньеру, дотрагиваясь до головы. – Сейчас она слушает, что решил суд.
– Дело рассмотрено и прекращено в силу открывшихся обстоятельств, – объявила женщина. – Все вы – гости Аксис Надера. – Многозначительно посмотрев на Ольми, Рам Кикура добавила: – По распоряжению премьер-министра.
Глава 43
Велигорский стоял перед черной панелью – входом в библиотеку третьей камеры. Через площадь к нему осторожно двигались Белозерский и Языков, почти лишенные теней в свете плазменной трубки. Следом за ними шли два отделения десантников с оружием наизготове.
Мирский и Погодин наблюдали за ними из покинутого поста охраны НАТО – небольшого помещения, оборудованного видеомонитором. Мирский играл с клавишами звукоусилителя. Погодин посмотрел на него.
– Сейчас у нас есть шанс, – сказал он.
– Знаю.
Погодин снова повернулся к экрану. Мирский отрегулировал американское подслушивающее устройство и увеличил громкость.
– Нам не нужны еще солдаты, – объявил Велигорский. – Я уже отправил Мирского и Погодина в четвертую камеру для содержания под арестом.
– Кажется, он готов сотрудничать с нами, – тихо заметил Погодин.
Мирский кивнул. Риск, конечно, был, но за последние несколько дней ему стало ясно, что без Велигорского он руководить не сможет. У него не было ни опыта, ни склонности к политическим интригам и умения оставаться при этом в живых. Велигорский был лучшим из политработников. Если он и Мирский не смогут работать вместе, невозможно будет никакое сотрудничество. Единственной альтернативой станет уничтожение всех, а Мирский сомневался, что способен на это. Тогда уж лучше сдаться американцам или затеряться в городах и заботиться только о себе.
– Думаю, вам пора увидеть то, за что мы боролись, и научиться им пользоваться, – сказал Велигорский.
– У меня нет никакого желания идти по стопам Мирского, – возразил Белозерский. – Меня это совершенно не интересует.
– Товарищ Белозерский! – полклвник был терпелив. – Знание – сила. Вам хочется быть более невежественным, чем остальные? Я был там и, тем не менее, я все тот же Велигорский, все тот же секретарь парторганизации.
– Да… – согласился Языков. – Меня это не пугает.
– Меня тоже, – поспешно вставил Белозерский. – Но…
– Тогда давайте войдем и посмотрим, на что Мирский потратил столько времени.
Мирский держал их в прицеле видеокамер, пока они не скрылись из глаз. Сейчас решится еще кое-что. Можно ли ничего не знать о своей собственной стране, проживя в ней всю жизнь? Да. Было не с чем сравнивать, и как бы много он ни знал, без возможности сравнения знание оставалось дремлющим. Даже получив информацию из библиотеки, он вынужден был провести эксперимент. Каким бы нечестным он ни был, теперь Мирский мог на основании действий Велигорского составить мнение о своей стране и обо всем, что она символизировала.
– Он заберет у них оружие, – сказал Мирский. – Нельзя допустить, чтобы они были вооружены, когда появлюсь я.
– Вы отправитесь туда? – спросил Погодин.
– Да.
– Вы так доверяете Велигорскому?
– Не знаю. Риск, конечно есть.
– Не только для вас, – заметил полковник. – Мы все сотрудничали с вами – Плетнев, ученые, я сам, Анненковский, Гарабедян.
Мирский направился к лестнице. Когда он спускался, по спине у него бежали мурашки. Сейчас он испытывал больший страх, чем во время десанта в скважине. У него появилось странное ощущение, что он снова стал ребенком. И он устал. Ту же усталость он видел у американца, Лэньера.
Генерал открыл дверь и вошел в библиотеку. Там были лишь три замполита: Велигорский держал Белозерского под прицелом, Языков стоял в стороне, испуганно глядя на своего коллегу. Их оружие валялось на полу, отброшенное в сторону, чтобы до него нельзя было дотянуться.
– Идите сюда, товарищ генерал, – сказал Велигорский.
Он сделал несколько шагов в сторону, продолжая держать Белозерского на мушке, и наклонился, чтобы поднять с пола автомат. Белозерский уставился на Мирского с нескрываемой ненавистью. Лицо Языкова было бледным и непроницаемым. Мирский направился к ним.
Когда он был в пяти метрах от группы, Велигорский отвел пистолет от Белозерского и прицелился в Мирского.
– Мне не за что вас благодарить, – сказал он и нажал на спуск.
В глазах у Мирского все поплыло, словно перед ним внезапно возникла искажающая очертания предметов линза. Одна сторона головы вдруг показалась ему очень большой. Он опустился на колени, наклонился вперед и упал, сильно ударившись щекой о спружинивший пол. Боль от удара была сильнее, чем от того, что случилось с его головой. На единственном здоровом глазу выступили слезы.
Велигорский опустил пистолет, отдал его Белозерскому, подошел к брошенным автоматам, поднял один и, направив его в зал, начал опорожнять магазин. Серебристые капли разлетались вдребезги, пули рикошетировали, глухое эхо отдавалось в большом зале.
Торжествующий радостный крик Белозерского внезапно оборвался; раздался очень громкий, не поддающийся описанию звук. Три замполита вздрогнули; Велигорский уронил оружие и отдернул голову назад. Языков зажал ладонями уши и рот. Вся троица упала без чувств. С потолка хлынули белые потоки и окутали все густым туманом.
Туман накрыл их, и Мирский закрыл глаз, радуясь тому, что наконец погружается в безмятежный сон.
Глава 44
Лэньер лежал на кушетке, придерживая рукой занавеску с африканским орнаментом, глядя на гладкий кремового цвета потолок и делая вид, что отдыхает. Ему было известно очень немногое.
Их жилище располагалось во внешней части вращающегося цилиндра, именуемого Аксис Надером – пять квартир вдоль широкого коридора, каждая со спальней, ванной и гостиной. В конце коридора находились общая столовая и большая круглая комната отдыха. Центробежная сила на этом уровне была лишь ненамного меньше, чем в камерах Камня. Ни в одном из помещений не было настоящих окон, хотя иллюзартовые окна, с идиллическими земными пейзажами, создавали иллюзию пространства, которая выглядела абсолютно реальной.
Кто-то приложил немалые усилия к тому, чтобы создать им приятные и знакомые условия. Насколько Лэньер смог разобраться, они были здесь важными персонами, но пленники они или почетные гости, в настоящее время сказать было невозможно.
Он повернулся на бок, протянул руку к стопке журналов на столике рядом с кушеткой, взял номер «Штерна» и стал листать его, почти не глядя на страницы. Его глаза продолжали изучать интерьер, задерживаясь на мелких деталях. Изящная ваза на письменном столе – красно-пурпурная с золотыми прожилками; богатая ткань, которой покрыта кушетка; книги на полке; блоки памяти в изящном держателе из черного дерева.
Он уже собирался положить журнал обратно, когда сообразил, что не посмотрел на дату выпуска. 4 марта 2004 года. Более чем годичной давности. Где они их нашли?
И все прочие предметы в квартире?
– Можно войти? – спросила Патриция.
Дверь квартиры стала прозрачной, и Гарри увидел девушку стоявшую в коридоре. Судя по ее реакции, она внутренность помещения не видела.
– Да, – сказал он. – Пожалуйста.
Патриция продолжала стоять за дверью.
– Гарри, вы дома?
На мгновение это его озадачило – она его не слышала. В воздухе появились символы – быстро сменяющиеся маленькие шедевры каллиграфии, пиктограммы, как их называла Патриция, предложения, состоявшие из отдельных изображений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73