Или сделай добрый глоток азотной кислоты. Можешь сделать на радостях что тебе вздумается — ибо отныне ничто, буквально ничто из того, что ты пьешь, ешь или вдыхаешь не способно убить тебя. Добро пожаловать в нашу Команду.
После того, как мы вышли из зала и попали в толпу возмущенных и напуганных акционеров. Угадай пропал, но на этот раз я-призрак последовал за ним по пятам, когда он бочком-бочком двинул прочь и юркнул в ближайший боковой коридор. Я бежал за ним — сквозь людей и стены и вопил благим матом:
— ВОЖДЬ, ЭТО Я, ГИЛЬ! ПОСЛУШАЙ! НЕ ДУРИ! ПОГОДИ! Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЧТО ТЕБЯ ПОДЖИДАЕТ ОГРОМНАЯ ОПАСНОСТЬ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Но он меня не слышал. Не видел. Не осязал. Он удирал с тем невозмутимым видом, с которым опытный карточный мошенник достает из рукава запасную четверку тузов. Никогда в жизни мне не было так досадно, так тошно…
Когда Герб вернул меня из этого призрачного состояния, я вздохнул с огромным облегчением. Увидев, с каким кислым выражением лица я вернулся из путешествия во времени. Герб пожал плечами:
— Я же говорил: пустое дело.
После этого мы с Натомой стали ждать оказии на Сатурн-VI, более известный под названием Титан. Мы собирались на этот спутник Титана полузайцами — без билетов, просто позолотив ручку пилотам. Мнимой целью поездки были поиски безупречных горючих материалов. На Титане атмосфера состоит из метана, который становится взрывчатым ядовитейшим газом в сочетании со фтором. Метан широко известен как болотный газ, который образуется при разложении органических веществ.
Люди, которые путешествуют мало, воображают, что все спутники планет одинаковы: каменистая вулканическая поверхность, заваленная толстым слоем пыли. На поверхности Титана масса оледенелого органического вещества, о природе которого ученые спорят до сих пор. Было ли Солнце когда-то намного жарче, так что его лучи согревали поверхность Титана до температур, приемлемых для существования органической жизни? Или же Титан — размерами превосходящий Луну — когда-то был самостоятельной планетой и вращался по орбите с намного меньшим радиусом, а потом был оттянут от Солнца Юпитером и брошен в вечные объятия Сатурна? Или же органическую жизнь на Титан привнесли инопланетяне, некогда посетившие Солнечную систему, а потом, проникшись к ней отвращением, улетели прочь?
Натома полетела вместе со мной — не в качестве помощницы для перевозки Ху-Ху-Хуха, а как товарищ по путешествию. До Сатурна лететь не неделю, а побольше месяца, так что я бы сдох от тоски. В пути мы не слишком скучали, но тем не менее опустились до того, что следили за сериями ситуационной комедии «Приключения во льдах». Буффи узнает, что его дочь Руффи согласилась провести ночь на айсберге с Жуффи. Тут-то все и закручивается. Хитрый Жуффи умолчал о том, что имеет в виду арктическую ночь, которая длится не меньше трех месяцев. Все осложняется появлением на айсберге Суффи, сестры-близняшки Руффи. Сестричка поссорилась со своим женихом Цуффи из-за того, что тот не взял ее скатываться с горки вместе с пингвинами, и с досады решила отдаться Жуффи. Обхохочешься.
Я предупредил Натому, что на Титане ведется добыча органического сырья (слой органических веществ вырубают и увозят в виде кубов мерзлой почвы), но она не поняла, что я имел в виду до тех пор, пока мы не оказались на борту грузового корабля в каюте для двоих. Других пассажиров на нашей палубе не имелось — это входило в условия сделки. Мы видели только офицеров из экипажа. Зато комфорт был минимальный — главное, трюм нестерпимо вонял компостом, который по пути на Землю частично оттаивал. И неистребимый запах распространялся по всему кораблю. Пахло свежераскрытой могилой.
Я заблаговременно подготовился к тяготам многомесячного пути: огромный запас деликатесов, чистое постельное белье и т.д. Сатурнианский грузовой корабль — это вам не роскошный лайнер на Марс. Капитан имеется, однако никаких тебе трапез в капитанской кают-компании, никаких стюардов и ужинов во фраках. Тут всякий кормится сам — команда сидит на консервах. Кое-кто забивает голод и скуку с помощью виски. На самом Титане опять-таки запасы лишь консервированной пищи, которая выдастся по минимуму, так что, кроме рабочих, туда вовек никого не заманить.
Мы с Натомой не вылезали из своей каютки. Болтали без умолку. Нам было что друг другу рассказать. Натома вместе со мной оплакивала гибель Поулоса и старалась утешить меня. По ее просьбе я рассказал ей все, что знал о клонировании ДНК. Впрочем, я знал немного, да и сама методика только начала развиваться. Потом она стала допытываться о причинах моих депрессий и что такое канцелепра. Пришлось ей рассказать и об этой дряни.
— Никогда больше не смей рисковать собой, — заявила Натома твердым тоном по окончании моего рассказа. — Н ик ог да !
— Даже ради тебя?
— Прежде всего — н ик ог да не рискуй ради меня. Я уверена, что из-за последних событий ты не заболеешь. Чую инстинктом. У меня ведь есть шестое чувство, как у всех женщин в роду Угадаев. Но если ты вздумаешь опять рисковать, я поджарю тебя на медленном огне. Уж тогда ты у меня заимеешь самую ядреную канцелепру.
— Да, мэм, — покорно сказал я. — Слушаюсь, мэм. Только учтите, мэм, что тогдашний взрыв челнока — отнюдь не моих рук дело.
Тут она произнесла одно словечко из черокского языка, которое привело бы ее благовоспитанного братца в шок.
Натома много читала, чтобы лучше говорить на двадцатке.
— Титан — самый крупный спутник Сатурна, — докладывала она мне то, что выудила из книг. — Он находится на расстоянии семисот пятидесяти девяти тысяч миль от Сатурна. Его синодический период обращения составляет… Что такое синодический период обращения?
— За сколько времени он делает полный круг по своей орбите.
— …пятнадцать суток двадцать три часа и пятнадцать минут. Наклон орбиты относительно кольца планеты — эти слова придется мне посмотреть в словаре — составляет двадцать апостроф. Его…
— Нет, дорогая. Этот апостроф у астрономов обозначает минуты. Они измеряют угол наклона минутами и секундами. А градус — это маленький нолик за цифрой. Минута — апостроф за цифрой. А секунда — совсем как кавычки, двойной штрих.
— Спасибо. Диаметр Титана — три тысячи пятьсот пятьдесят миль, открыт… не знаю, как произносится Эта фамилия. В словаре нет транскрипции.
— Дай-ка взглянуть. О! Да, от такой фамилии у любого язык сломается. Хюйгенс. Или Гюйгенс. Выдающийся нидерландский ученый семнадцатого века. Спасибо, любовь моя. Теперь о Титане я знаю все.
Она засыпала меня вопросами — в частности, что такое Нидерлания. Я пообещал свозить ее по возвращению в Нидерландию и показать все достопримечательные места, связанные с этим Хренгенсом или Гуйгенсом, если хоть что-нибудь сохранилось.
Сатурн чертовски красив — и вскоре он появился в нашем иллюминаторе. Натома уже очаровала всех офицеров, и они позволяли ей часами стоять у прозрачного носового купола корабля и любоваться планетой, опоясанной широким поясом. К сожалению, из колец осталось только два. Невзирая на протесты экологов и космологов, компания «Лучше-Строй» добилась права собственности на третье кольцо, состоящее из ценного строительного материала. На Земле был жилищный кризис, и «Лучше-Строй» был готов платить бешеные налоги. Одного разъяренного астронома пришлось эйтаназировать за то, что он живьем сжег директора компании «Лучше-Строй». В итоге компания истребила все третье кольцо Сатурна.
Если вы полагаете, что до вылета нас и наш багаж обыскивали чересчур рьяно, то обыск перед выходом в титанский шахтерский городок был хуже тюремного шмона. Нас общупали сто раз и столько же раз перебрали все наши вещи — в поисках спичек, взрывчатки, металлических предметов и вообще всего, что может дать искру и привести ко взрыву. Имея атмосферу, где доминирует метан. Титан жил в вечном страхе тотальной катастрофы. Представьте себе планету, окруженную многокилометровым слоем рудничного газа. Одна искорка вне обитаемого купола — и Титан превратится в пылающую новую звезду.
Городок шахтеров, мягко говоря, красотой не отличался. Вот как он возник. Добытчики удалили пятнадцать метров верхнего слоя замерзшего болотного компоста. Полученную яму — два на два километра — прикрыли стандартным пластиковым куполом. Узенькие улочки разбегались под прямыми углами. Жалкие хибары. Почти нет света — солнце не более чем тусклый крохотный диск. Зато хотя бы от папы-Сатурна исходит приятное свечение. Городок был заглублен ниже уровня почвы, чтобы исключить возможность электростатических искр. Внутри пованивало галогеном, метаном и разлагающимися органическими веществами.
Разумеется, никакой гостиницы не имелось. Только дом для особо важных гостей. Я, естественно, начал блефовать и разоряться:
— Я — Эдуард Курзон из «Фарбен Индустри». Не понимаю, каким образом вы могли не получить мою радиограмму с Цереры! Будьте добры связаться с тамошним директором Поулосом Поулосом и удостовериться, что эта радиограмма действительно была послана.
Одновременно я давал царские чаевые и вел себя с таким уверенным апломбом (который мне приходилось вырабатывать десятилетиями), что клерки чуяли барина, привыкшего к безусловному повиновению, — и повиновались.
Я нашел Ху-Ху-Хуха на четвертый день без особых хлопот.
У меня имелся приборчик, который улавливал характерные нервные импульсы, при помощи которого шло постоянное сжигание вредных остатков в клетках Молекулярных людей. Мне оставалось только бродить в районе разработок, якобы инспектируя качество работы, и справляться с показаниями приборчика. На четвертый день стрелка засуетилась и указала в определенном направлении. Я прошел несколько миль (чтоб не шокировать народ, я надевал скафандр, выходя за пределы городка, хотя мог обходиться и без него) и увидел что-то вроде землянки, знакомой по картинкам в книгах о первых поселенцах на американском Диком Западе в XIX веке. Только здесь «дерн» поблескивал кристаллами аммонита, как и все на Титане. На заледенелой поверхности там и тут виднелись впечатляющей величины метеоритные кратеры, а также холмики замерзшей лавы местных вулканов (лава здесь недолго бурлит, попадая на поверхность, — температура минус сто тридцать градусов по Цельсию). Пейзаж освещал величавый диск Сатурна. В землянке Ху-Ху-Хух весь напружинился, готовый кинуться на непрошеного гостя.
Знаю расхожий образ неандертальца. Пещерный человечище из комиксов — в одной руке дубина, второй он тащит за волосы пещерную леди… Чушь! Прежде всего, неандертальцы плохие «таскальщики» — их рука была не такой ловкой, как у современного человека, — большой палец не был далеко отнесен от остальных и не противостоял им. А плохо развитая мускулатура рта и глотки исключала возможность внятной речи. Антропологи все еще спорят касательно того, что сделало человека хомо сапиенсом. Некоторые говорят — именно речь и противостояние большого пальца. Не вызывает сомнений, что неандертальцы объемом мозга не слишком отличались от нас, просто их мозг так и не развился. Если вы читаете на двадцатке, загляните в энциклопедию и увидите рисунок неандертальца. Ху-Ху-Хух выглядит точно как парень на этом рисунке: словно глядящий исподлобья боксер, крепко набравшийся после неудачного матча, в котором ему расплющили половину физиономии. Но чертовски крепкий боксер. Однако, подобно большинству животных, он жил в постоянной тревоге, был все время начеку.
Я быстро сорвал свой шлем, но мог только гадать, узнает ли он меня, вспомнит ли. Безымянный верно сказал: Ху-Ху-Хух не думает. Однако мои жесты и мычание он понял. Я загодя наполнил свои карманы сладостями и всякий раз, когда он открывал рот, совал ему в рот карамельку, что приводило самого старшего члена Команды в полный восторг. Так русские дрессировщики поступают со своими медведями — непрестанно суют им в рот кусочки сахара.
Это были те еще переговоры. Я, конечно, могу сделать рисуночки своих жестов, но вряд ли вы их поймете. И мое мычание я мог бы передать фонемами, но вы опять-таки только руками разведете. Зато Ху-Ху-Хух понял и знаки, и мое хрюканье-хмыканье. Верно, что он не может думать логически и запоминать. Он понимает в каждый момент времени что-нибудь одно. Сколько усвоенное продержится в его сознании зависит от того, когда тревога за свою жизнь — очередной импульс инстинкта выживания — вытеснит понятое. Тут помогают сладости.
После того, как я вдоволь нагримасничался, намахался руками, намычался и нафыркался и скормил ему бездну карамелек, наступило самое сложное — я чуть не сдвинулся, пока не надел на него принесенный с собой скафандр. Это был непосильный труд. Приходилось действовать только уговорами. Если вы когда-нибудь надевали скафандр на неандертальца, не имея возможности применить хлыст, вы меня поймете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
После того, как мы вышли из зала и попали в толпу возмущенных и напуганных акционеров. Угадай пропал, но на этот раз я-призрак последовал за ним по пятам, когда он бочком-бочком двинул прочь и юркнул в ближайший боковой коридор. Я бежал за ним — сквозь людей и стены и вопил благим матом:
— ВОЖДЬ, ЭТО Я, ГИЛЬ! ПОСЛУШАЙ! НЕ ДУРИ! ПОГОДИ! Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЧТО ТЕБЯ ПОДЖИДАЕТ ОГРОМНАЯ ОПАСНОСТЬ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Но он меня не слышал. Не видел. Не осязал. Он удирал с тем невозмутимым видом, с которым опытный карточный мошенник достает из рукава запасную четверку тузов. Никогда в жизни мне не было так досадно, так тошно…
Когда Герб вернул меня из этого призрачного состояния, я вздохнул с огромным облегчением. Увидев, с каким кислым выражением лица я вернулся из путешествия во времени. Герб пожал плечами:
— Я же говорил: пустое дело.
После этого мы с Натомой стали ждать оказии на Сатурн-VI, более известный под названием Титан. Мы собирались на этот спутник Титана полузайцами — без билетов, просто позолотив ручку пилотам. Мнимой целью поездки были поиски безупречных горючих материалов. На Титане атмосфера состоит из метана, который становится взрывчатым ядовитейшим газом в сочетании со фтором. Метан широко известен как болотный газ, который образуется при разложении органических веществ.
Люди, которые путешествуют мало, воображают, что все спутники планет одинаковы: каменистая вулканическая поверхность, заваленная толстым слоем пыли. На поверхности Титана масса оледенелого органического вещества, о природе которого ученые спорят до сих пор. Было ли Солнце когда-то намного жарче, так что его лучи согревали поверхность Титана до температур, приемлемых для существования органической жизни? Или же Титан — размерами превосходящий Луну — когда-то был самостоятельной планетой и вращался по орбите с намного меньшим радиусом, а потом был оттянут от Солнца Юпитером и брошен в вечные объятия Сатурна? Или же органическую жизнь на Титан привнесли инопланетяне, некогда посетившие Солнечную систему, а потом, проникшись к ней отвращением, улетели прочь?
Натома полетела вместе со мной — не в качестве помощницы для перевозки Ху-Ху-Хуха, а как товарищ по путешествию. До Сатурна лететь не неделю, а побольше месяца, так что я бы сдох от тоски. В пути мы не слишком скучали, но тем не менее опустились до того, что следили за сериями ситуационной комедии «Приключения во льдах». Буффи узнает, что его дочь Руффи согласилась провести ночь на айсберге с Жуффи. Тут-то все и закручивается. Хитрый Жуффи умолчал о том, что имеет в виду арктическую ночь, которая длится не меньше трех месяцев. Все осложняется появлением на айсберге Суффи, сестры-близняшки Руффи. Сестричка поссорилась со своим женихом Цуффи из-за того, что тот не взял ее скатываться с горки вместе с пингвинами, и с досады решила отдаться Жуффи. Обхохочешься.
Я предупредил Натому, что на Титане ведется добыча органического сырья (слой органических веществ вырубают и увозят в виде кубов мерзлой почвы), но она не поняла, что я имел в виду до тех пор, пока мы не оказались на борту грузового корабля в каюте для двоих. Других пассажиров на нашей палубе не имелось — это входило в условия сделки. Мы видели только офицеров из экипажа. Зато комфорт был минимальный — главное, трюм нестерпимо вонял компостом, который по пути на Землю частично оттаивал. И неистребимый запах распространялся по всему кораблю. Пахло свежераскрытой могилой.
Я заблаговременно подготовился к тяготам многомесячного пути: огромный запас деликатесов, чистое постельное белье и т.д. Сатурнианский грузовой корабль — это вам не роскошный лайнер на Марс. Капитан имеется, однако никаких тебе трапез в капитанской кают-компании, никаких стюардов и ужинов во фраках. Тут всякий кормится сам — команда сидит на консервах. Кое-кто забивает голод и скуку с помощью виски. На самом Титане опять-таки запасы лишь консервированной пищи, которая выдастся по минимуму, так что, кроме рабочих, туда вовек никого не заманить.
Мы с Натомой не вылезали из своей каютки. Болтали без умолку. Нам было что друг другу рассказать. Натома вместе со мной оплакивала гибель Поулоса и старалась утешить меня. По ее просьбе я рассказал ей все, что знал о клонировании ДНК. Впрочем, я знал немного, да и сама методика только начала развиваться. Потом она стала допытываться о причинах моих депрессий и что такое канцелепра. Пришлось ей рассказать и об этой дряни.
— Никогда больше не смей рисковать собой, — заявила Натома твердым тоном по окончании моего рассказа. — Н ик ог да !
— Даже ради тебя?
— Прежде всего — н ик ог да не рискуй ради меня. Я уверена, что из-за последних событий ты не заболеешь. Чую инстинктом. У меня ведь есть шестое чувство, как у всех женщин в роду Угадаев. Но если ты вздумаешь опять рисковать, я поджарю тебя на медленном огне. Уж тогда ты у меня заимеешь самую ядреную канцелепру.
— Да, мэм, — покорно сказал я. — Слушаюсь, мэм. Только учтите, мэм, что тогдашний взрыв челнока — отнюдь не моих рук дело.
Тут она произнесла одно словечко из черокского языка, которое привело бы ее благовоспитанного братца в шок.
Натома много читала, чтобы лучше говорить на двадцатке.
— Титан — самый крупный спутник Сатурна, — докладывала она мне то, что выудила из книг. — Он находится на расстоянии семисот пятидесяти девяти тысяч миль от Сатурна. Его синодический период обращения составляет… Что такое синодический период обращения?
— За сколько времени он делает полный круг по своей орбите.
— …пятнадцать суток двадцать три часа и пятнадцать минут. Наклон орбиты относительно кольца планеты — эти слова придется мне посмотреть в словаре — составляет двадцать апостроф. Его…
— Нет, дорогая. Этот апостроф у астрономов обозначает минуты. Они измеряют угол наклона минутами и секундами. А градус — это маленький нолик за цифрой. Минута — апостроф за цифрой. А секунда — совсем как кавычки, двойной штрих.
— Спасибо. Диаметр Титана — три тысячи пятьсот пятьдесят миль, открыт… не знаю, как произносится Эта фамилия. В словаре нет транскрипции.
— Дай-ка взглянуть. О! Да, от такой фамилии у любого язык сломается. Хюйгенс. Или Гюйгенс. Выдающийся нидерландский ученый семнадцатого века. Спасибо, любовь моя. Теперь о Титане я знаю все.
Она засыпала меня вопросами — в частности, что такое Нидерлания. Я пообещал свозить ее по возвращению в Нидерландию и показать все достопримечательные места, связанные с этим Хренгенсом или Гуйгенсом, если хоть что-нибудь сохранилось.
Сатурн чертовски красив — и вскоре он появился в нашем иллюминаторе. Натома уже очаровала всех офицеров, и они позволяли ей часами стоять у прозрачного носового купола корабля и любоваться планетой, опоясанной широким поясом. К сожалению, из колец осталось только два. Невзирая на протесты экологов и космологов, компания «Лучше-Строй» добилась права собственности на третье кольцо, состоящее из ценного строительного материала. На Земле был жилищный кризис, и «Лучше-Строй» был готов платить бешеные налоги. Одного разъяренного астронома пришлось эйтаназировать за то, что он живьем сжег директора компании «Лучше-Строй». В итоге компания истребила все третье кольцо Сатурна.
Если вы полагаете, что до вылета нас и наш багаж обыскивали чересчур рьяно, то обыск перед выходом в титанский шахтерский городок был хуже тюремного шмона. Нас общупали сто раз и столько же раз перебрали все наши вещи — в поисках спичек, взрывчатки, металлических предметов и вообще всего, что может дать искру и привести ко взрыву. Имея атмосферу, где доминирует метан. Титан жил в вечном страхе тотальной катастрофы. Представьте себе планету, окруженную многокилометровым слоем рудничного газа. Одна искорка вне обитаемого купола — и Титан превратится в пылающую новую звезду.
Городок шахтеров, мягко говоря, красотой не отличался. Вот как он возник. Добытчики удалили пятнадцать метров верхнего слоя замерзшего болотного компоста. Полученную яму — два на два километра — прикрыли стандартным пластиковым куполом. Узенькие улочки разбегались под прямыми углами. Жалкие хибары. Почти нет света — солнце не более чем тусклый крохотный диск. Зато хотя бы от папы-Сатурна исходит приятное свечение. Городок был заглублен ниже уровня почвы, чтобы исключить возможность электростатических искр. Внутри пованивало галогеном, метаном и разлагающимися органическими веществами.
Разумеется, никакой гостиницы не имелось. Только дом для особо важных гостей. Я, естественно, начал блефовать и разоряться:
— Я — Эдуард Курзон из «Фарбен Индустри». Не понимаю, каким образом вы могли не получить мою радиограмму с Цереры! Будьте добры связаться с тамошним директором Поулосом Поулосом и удостовериться, что эта радиограмма действительно была послана.
Одновременно я давал царские чаевые и вел себя с таким уверенным апломбом (который мне приходилось вырабатывать десятилетиями), что клерки чуяли барина, привыкшего к безусловному повиновению, — и повиновались.
Я нашел Ху-Ху-Хуха на четвертый день без особых хлопот.
У меня имелся приборчик, который улавливал характерные нервные импульсы, при помощи которого шло постоянное сжигание вредных остатков в клетках Молекулярных людей. Мне оставалось только бродить в районе разработок, якобы инспектируя качество работы, и справляться с показаниями приборчика. На четвертый день стрелка засуетилась и указала в определенном направлении. Я прошел несколько миль (чтоб не шокировать народ, я надевал скафандр, выходя за пределы городка, хотя мог обходиться и без него) и увидел что-то вроде землянки, знакомой по картинкам в книгах о первых поселенцах на американском Диком Западе в XIX веке. Только здесь «дерн» поблескивал кристаллами аммонита, как и все на Титане. На заледенелой поверхности там и тут виднелись впечатляющей величины метеоритные кратеры, а также холмики замерзшей лавы местных вулканов (лава здесь недолго бурлит, попадая на поверхность, — температура минус сто тридцать градусов по Цельсию). Пейзаж освещал величавый диск Сатурна. В землянке Ху-Ху-Хух весь напружинился, готовый кинуться на непрошеного гостя.
Знаю расхожий образ неандертальца. Пещерный человечище из комиксов — в одной руке дубина, второй он тащит за волосы пещерную леди… Чушь! Прежде всего, неандертальцы плохие «таскальщики» — их рука была не такой ловкой, как у современного человека, — большой палец не был далеко отнесен от остальных и не противостоял им. А плохо развитая мускулатура рта и глотки исключала возможность внятной речи. Антропологи все еще спорят касательно того, что сделало человека хомо сапиенсом. Некоторые говорят — именно речь и противостояние большого пальца. Не вызывает сомнений, что неандертальцы объемом мозга не слишком отличались от нас, просто их мозг так и не развился. Если вы читаете на двадцатке, загляните в энциклопедию и увидите рисунок неандертальца. Ху-Ху-Хух выглядит точно как парень на этом рисунке: словно глядящий исподлобья боксер, крепко набравшийся после неудачного матча, в котором ему расплющили половину физиономии. Но чертовски крепкий боксер. Однако, подобно большинству животных, он жил в постоянной тревоге, был все время начеку.
Я быстро сорвал свой шлем, но мог только гадать, узнает ли он меня, вспомнит ли. Безымянный верно сказал: Ху-Ху-Хух не думает. Однако мои жесты и мычание он понял. Я загодя наполнил свои карманы сладостями и всякий раз, когда он открывал рот, совал ему в рот карамельку, что приводило самого старшего члена Команды в полный восторг. Так русские дрессировщики поступают со своими медведями — непрестанно суют им в рот кусочки сахара.
Это были те еще переговоры. Я, конечно, могу сделать рисуночки своих жестов, но вряд ли вы их поймете. И мое мычание я мог бы передать фонемами, но вы опять-таки только руками разведете. Зато Ху-Ху-Хух понял и знаки, и мое хрюканье-хмыканье. Верно, что он не может думать логически и запоминать. Он понимает в каждый момент времени что-нибудь одно. Сколько усвоенное продержится в его сознании зависит от того, когда тревога за свою жизнь — очередной импульс инстинкта выживания — вытеснит понятое. Тут помогают сладости.
После того, как я вдоволь нагримасничался, намахался руками, намычался и нафыркался и скормил ему бездну карамелек, наступило самое сложное — я чуть не сдвинулся, пока не надел на него принесенный с собой скафандр. Это был непосильный труд. Приходилось действовать только уговорами. Если вы когда-нибудь надевали скафандр на неандертальца, не имея возможности применить хлыст, вы меня поймете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38