Третий голос был мужской. Приятным его тоже не назовешь — голос гнусавил, картавил, проборматывал целые периоды настолько невнятно, что даже аськина сестрица то и дело переспрашивала. Вежливо так: «Простите? Простите?..» Ей отвечала вторая баба — визгливая. Она бойко толмачила — переводила речи своего косноязычного спутника. И при этом непрерывно хихикала.
Нет, эти трое явно не собирались расставаться скоро.
Визгливая баба назойливо зудела о том, что межзубные согласные в готском языке должны были произноситься скорее звонко, нежели глухо, ибо готским словам с подобными согласными соответствуют верхненемецкие, где межзубные переходят в «d».
Гнусавый мужик был с ней не согласен. Он полагал, что межзубные в готском произносились, скорее, глухо, а на верхненемецкие соответствия плевать хотел. Последнее чрезвычайно возмущало визгливую бабу.
Аськина сестрица, ссылаясь на древнеанглийские, древнеисландские и древнефризские параллели, ухитрялась полемизировать с обоими.
Все трое наслаждались. Это чувствовалось.
Время от времени беседа переползала на презентс-претеритные глаголы — в них поднаторел гнусавый мужик. Визгливой же бабе не давала покоя какая-то редупликация. Она ее бессмысленно веселила. Аськина сестрица тянула одеяло на себя — ввязывала в беседу супплетивные формы. Это необъяснимо смешило всех троих.
Стараясь не слишком скрипеть тахтой, Сигизмунд натянул брюки. Те трое, вроде бы, пока не заметили возни за шкафом. Токовали, как глухари.
Оделся. Помассировал физиономию ладонями. От тревоги буквально изнемогал. И все острее ненавидел аськину сестрицу и ее гостей — за то, что так безмятежно и бесполезно мелют языками.
Ладно. Одежда мятая, морда мятая, опухшая, небритая. Сейчас вылезет из-за шкафа. Взгляд неизбежно вороватый. Будто спер что-то. «Здрасссь…» Заранее предвидел вопросительный взгляд визгливой бабы: «Это кто еще?» Аськина сестрица — тоже взглядом — снисходительно: «Аськин хахаль…» О Господи!..
Решительно встал. Вынырнул из-за шкафа. Взгляд хмурый, злой.
Эти трое мельком глянули на Сигизмунда и снова погрузились в беседу. На редкость противные — все трое. Не думать, не смотреть.
Повернулся спиной к беседующим, прошел в коридор. Сзади на мгновение замолчали. Потом гнусавый снова забубнил: «Аффрикаты…»
Тачку надо брать, конечно. В общественном транспорте не доедет — от тревоги издохнет на полпути.
В коридоре на вешалке его куртки не было. Несколько секунд Сигизмунд пялился на вешалку, как баран на новые ворота. Потом вспомнил: Аська его куртку на кухне бросила.
Точно. Куртка валялась там — на ворохе старых газет. Поднял, обшарил карманы. Вроде, тридцатник должен был заваляться.
Однако денег не нашел. Выронил вчера в спешке, должно быть. Придется у Аськи одалживать.
Беззвучно матерясь, Сигизмунд вернулся в комнату. Беседа бурлила. Перебивая друг друга, гости втуляли аськиной сестрице какую-то длинную мутную историю. Про какого-то мрачного мужика с ужасным именем Радагайс…
Когда Сигизмунд возник на пороге, аськина сестрица вдруг подняла на него глаза. Посмотрела брезгливо. До чего холеная девица, глядеть противно. Отъелась в своем Рейкьявике…
Сигизмунд зашел за шкаф. Аська продолжала спать.
Сигизмунд наклонился, потряс ее за плечо.
— М-м… — сонно проныла Аська. Перевернулась на бок, отмахнулась от Сигизмунда, уронила руку на подушку.
— Аська, — позвал Сигизмунд.
— Отстань, Морж… Спи…
Отлично сознавая, что каждое его слово слышно за шкафом, Сигизмунд проговорил:
— Аська, дай десятку до завтра.
— Возьми…
— Где?
— Настырный ты, Морж… — вскинулась на миг Аська. — В тумбочке…
И снова отрубилась.
Сигизмунд посмотрел на нее сверху вниз. На бланш под глазом, на острый нос.
— Слышь, Морж, — вдруг ожила Аська, не открывая глаз, — чтоб завтра вернул. Это последние. Выпей, полегчает… Только на десятку все одно не ужрешься…
Проклиная все на свете, Сигизмунд снова показался из-за шкафа. Беседа смолкла. В гробовой тишине Сигизмунд подошел к тумбочке, откинул грязноватую белую скатерку, вытащил ящик. Начал шарить.
Десятка обнаружилась не сразу, затерянная среди грязных расчесок, бигуди и неоплаченных квитанций за квартиру. Цифра в строке «Напоминаем, что вы не заплатили за предшествующий период…» была устрашающе велика.
Взяв десятку, Сигизмунд задвинул ящик. Выпрямился. Визгливая баба глядела сквозь него, поблескивая очками. Вся истомилась — ждала мига возобновить словоизвержение. Мужик, мешковато сидящий на стуле, глядел на Сигизмунда загадочно. Возможно, понимающе — судя по роже. Солнце било ему в лицо, и видны были горящие, как у кота, зеленые глаза. На ухоженном лице сестрицы застыло ледяное презрение.
В молчании Сигизмунд вышел. Он еще успел услышать, как аськина сестрица спрашивает гостей, не хотят ли они еще чаю. Гости шумно хотели.
Сигизмунд яростно натянул куртку. Аськина сестрица, не глядя, прошествовала мимо по коридору. Сигизмунд вышел, тихо прикрыв за собой входную дверь.
* * *
Поймать тачку от Смольного до Невского за десятку было делом хитрым. Сигизмунд стоял и тупо голосовал. Отказывали. Наконец притормозила пятая или шестая по счету машина — серая «волга». Допотопная, еще с оленем. Прочная, как танк Т-34.
Распахнулась дверца.
— Куда? — спросил Сигизмунда немолодой мужчина. Его квадратное рубленое лицо было исчеркано морщинами.
— В центр, до Гостиного. За десятку. Больше все равно нет.
— Садись, — буркнул тот.
Сигизмунд плюхнулся, привычно поискал ремень.
— Да тут не нужно, — пояснил водила. — Врежемся — один хрен насквозь таранить будем. — Он жахнул кулаком по дверце. — Железо. Захлопывай, захлопывай! — взревел он внезапно. И, перегнувшись через Сигизмунда, свирепо хлопнул дверцей.
В салоне было холодно. Тянуло бензином и выхлопом.
Сигизмунд тупо смотрел перед собой. Водитель охотно начал беседу.
— Вот вы за кого голосовали?
Сигизмунд отмолчался. Но ответа и не требовалось.
— Удивляюсь я на нынешнее поколение! Вы знаете, что в Москве был взрыв в метро? Вы знаете, что в этом обвинили коммунистов? Вы верите, что коммунисты могут погубить невинных людей?
— Да, — сказал Сигизмунд. Он верил.
— Почему? — взъелся водила, отвлекаясь от дороги.
— Потому что они делали это раньше.
— Делали? Раньше? Это КЛЕВЕТА!
В это мгновение впереди вывернула «десятка». Водитель, выматерившись с партийной прямотой, ударил по тормозам. Сигизмунда мотнуло, как куклу.
Водитель, вместо того, чтобы сосредоточится на дороге, снова повернулся к своему спутнику.
— А вы знаете, что царская семья была РАССТРЕЛЯНА? А вы знаете, что Ленин НЕ ЗНАЛ? Да, НЕ ЗНАЛ!.. — Он с силой хлопнул по бардачку своей широкой крепкой ладонью. — Царица говорила царю: «Коля, позвони Ленину! Коля, позвони Ленину!» А царь медлил…
В таком духе беседа продолжалась до самого Гостиного Двора.
— Остановите здесь, — сказал Сигизмунд.
Водитель не расслышал. Продолжал метать громы и молнии.
— Остановите, — громче повторил Сигизмунд. Сунул десятку.
Водитель ошеломленно посмотрел на деньги. Потом вспомнил. Притормозил.
— Давай, вылазь быстро, тут стоять нельзя…
Сигизмунд выскочил. Хлопнула дверца. «Волга» отчалила.
До дома Сигизмунд почти бежал, то и дело оскальзываясь на наледях. Взлетел по ступенькам, хватаясь за перила.
На лестнице было тихо. Сигизмунд сунул руку в карман, рывком вытащил ключи. Вместе с ключами выпала перчатка. Сигизмунд вздрогнул. Сон сбывался. Все, как тогда.
Перепрыгивая через ступеньки, взбежал на свой этаж…
На подоконнике никого не было.
Зачем-то выглянул во двор. Пусто.
Пусто!
Он присел на подоконник, перевел дыхание. За дверью бесновался и гавкал кобель. Хозяина почуял.
Медленно Сигизмунд оторвался от подоконника. Открыл дверь. Пес пулей вылетел навстречу, ластился, лизал руки.
— Ну? — через силу спросил Сигизмунд, как было у них с кобелем заведено.
Пес виновато лег на брюхо, застучал хвостом. Не дождался прогулки, оскандалился где-нибудь на кухне…
— Ладно.
Сигизмунд взял поводок. Они вышли во двор.
Стало быть, Лантхильда не возвращалась. Не было ее здесь. Вон и следы на крыльце — только его, Сигизмунда.
Во дворе красовалась новенькая «ауди». Въехала мордой в то место, где был «ведьмин круг». Сигизмунда ожгло злобой. Пес потянул поводок — желал обнюхать и пометить колесо. Сигизмунд с удовольствием позволил ему это сделать.
Когда Сигизмунд вернулся в квартиру, на него почти физически обрушилось ощущение беды, застоявшееся в воздухе. Ничего здесь не изменилось с того часа, как Лантхильда вышла из дома. Вышла, чтобы бесследно пропасть.
Несколько минут Сигизмунд стоял посреди комнаты и смотрел по сторонам. Потом подошел к стеллажу и с силой дернул. Стеллаж рухнул, осыпаясь книгами и безделушками. Сигизмунд едва успел отскочить.
Оч-чень хорошо. Превосходно.
Сигизмунд сбросил куртку, зашел в ванную. Побрился. Нашел на раковине длинный белый волос. Зачем-то намотал его на пуговицу рубашки. Криво усмехнулся, глядя на себя в зеркало.
Безразлично обошел «озеро Чад», содеянное посреди кухни кобелем, сварил себе кофе. Выпил, как лекарство, — с отвращением.
Отправился в «Морену».
* * *
На работе пробыл недолго и бесполезно. Мутно глядел перед собой, плохо соображал. Наконец сдался. Сказал Светочке:
— Поеду-ка я домой. Нездоровится мне что-то.
Светка пустилась в длинные сочувственные рассуждения о двух разных гриппах… Сигизмунд не слушал.
* * *
Придя домой, первым делом сел на телефон. Начал обзванивать подряд все больницы, как советовала ему баба из справки о несчастных случаях. Тупо открыл справочник на букву «Б» — и вперед. В одной было занято, в другой тоже. Прозвонился куда-то.
— Простите, пожалуйста, я ищу женщину… вчера ночью… Ей лет двадцать…
— Куда вы звоните? — нелюбезно осведомился прокуренный женский голос.
— В больницу…
— Чаво?
— Простите, это приемный покой?
— Это психушка, ты!..
Сигизмунд брякнул трубку. Посмотрел на номер телефона. В самом деле, психушка.
Да нет, ерунда это все с больницами.
Сигизмунд бесцельно покружил по комнате, хрустя мемориальным говном, выпавшим из разоренного стеллажа. Зачем-то пнул тяжелую, как камень, коробку со слежавшимися фотографиями «Кама-сутры».
Лантхильда исчезла не своей волей. Конечно же, нет. Они не ссорились. У них были прекрасные отношения. Они собирались поехать на прогулку, полюбоваться ночным городом. Лантхильда любила ночной город. Она любила ночные прогулки.
Нет, они не ссорились. Что за глупости. Не о том думаешь, Морж.
Лантхильду схитила какая-то сила. Какая? Логично предположить — та самая, что забросила ее сюда. Точнее, в гараж.
Что, опять охтинский изверг? Чушь. Эта версия рухнула давным-давно под гнетом собственных внутренних противоречий.
Итак, что мы имеем?
Сигизмунд остановился посреди комнаты, невидящим взором уставился на люстру.
Мы имеем:
1. В конце 1996 года С.Б.Морж обнаруживает в своем гараже некий одушевленный объект в лице девки, сам себя именующий «Лантхильда». Объекту присущ ряд странностей:
а) полное невладение каким-либо из распространенных в Европе языком (язык объекта не идентифицирован);
б) полное отсутствие информации о национальной и гражданской принадлежности объекта;
в) вообще полное отсутствие какой-либо информации об объекте…
В принципе, шведский или, скажем, исландский язык в любом случае показались бы Сигизмунду незнакомыми. Так что Лантхильда действительно могла быть шведкой. С другой стороны, любой мало-мальски образованный швед хоть сколько-нибудь владеет английским…
Да, но есть еще необразованные хуторяне. Или рыбаки какие-нибудь из заброшенной деревушки.
Но что делала необразованная шведская (вариант: исладнская) хуторянка в сигизмундовом гараже?
Конечно, жизнь иной раз причудливо плетет…
Вернемся к фактам. Объект был дан в объективном ощущении, объект жил, ел, пил, спал… «Реми Мартен» выжрал вчистую… Блин! Сам ты объект, Морж.
Ладно, эмоции в сторону.
2. В начале 1997 года С.Б.Морж вознамерился жениться на объекте…
М-да…
Итак, она исчезла. Не по своей воле. Появилась она здесь тоже явно не по своей воле. Сигизмунд вспомнил, как растеряна и испугана была Лантхильда в первые дни.
Откуда она появилась?
Господи, да что я вообще о ней знаю? Она ОТКУДА-ТО взялась в гараже…
Лунница!
Сигизмунд бросился в «светелку», распахнул дверцу шкафа. Лунница была на месте. Поблескивала, как ни в чем не бывало жирным тускловатым блеском.
Сигизмунд взял ее в руки, поразглядывал. Повесил назад. Золото не вызывало у него сейчас никаких эмоций. Да и давно уже не вызывало. Привык, что ли.
Сигизмунд с силой захлопнул дверцу шкафа, и тотчас сверху с гулким стуком свалилась пустая коробка. Сигизмунд машинально подхватил ее.
На коробке под словами «POPCORN» и (почему-то) «SPORT» натужно висел на скале здоровенный хмырь в шортах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Нет, эти трое явно не собирались расставаться скоро.
Визгливая баба назойливо зудела о том, что межзубные согласные в готском языке должны были произноситься скорее звонко, нежели глухо, ибо готским словам с подобными согласными соответствуют верхненемецкие, где межзубные переходят в «d».
Гнусавый мужик был с ней не согласен. Он полагал, что межзубные в готском произносились, скорее, глухо, а на верхненемецкие соответствия плевать хотел. Последнее чрезвычайно возмущало визгливую бабу.
Аськина сестрица, ссылаясь на древнеанглийские, древнеисландские и древнефризские параллели, ухитрялась полемизировать с обоими.
Все трое наслаждались. Это чувствовалось.
Время от времени беседа переползала на презентс-претеритные глаголы — в них поднаторел гнусавый мужик. Визгливой же бабе не давала покоя какая-то редупликация. Она ее бессмысленно веселила. Аськина сестрица тянула одеяло на себя — ввязывала в беседу супплетивные формы. Это необъяснимо смешило всех троих.
Стараясь не слишком скрипеть тахтой, Сигизмунд натянул брюки. Те трое, вроде бы, пока не заметили возни за шкафом. Токовали, как глухари.
Оделся. Помассировал физиономию ладонями. От тревоги буквально изнемогал. И все острее ненавидел аськину сестрицу и ее гостей — за то, что так безмятежно и бесполезно мелют языками.
Ладно. Одежда мятая, морда мятая, опухшая, небритая. Сейчас вылезет из-за шкафа. Взгляд неизбежно вороватый. Будто спер что-то. «Здрасссь…» Заранее предвидел вопросительный взгляд визгливой бабы: «Это кто еще?» Аськина сестрица — тоже взглядом — снисходительно: «Аськин хахаль…» О Господи!..
Решительно встал. Вынырнул из-за шкафа. Взгляд хмурый, злой.
Эти трое мельком глянули на Сигизмунда и снова погрузились в беседу. На редкость противные — все трое. Не думать, не смотреть.
Повернулся спиной к беседующим, прошел в коридор. Сзади на мгновение замолчали. Потом гнусавый снова забубнил: «Аффрикаты…»
Тачку надо брать, конечно. В общественном транспорте не доедет — от тревоги издохнет на полпути.
В коридоре на вешалке его куртки не было. Несколько секунд Сигизмунд пялился на вешалку, как баран на новые ворота. Потом вспомнил: Аська его куртку на кухне бросила.
Точно. Куртка валялась там — на ворохе старых газет. Поднял, обшарил карманы. Вроде, тридцатник должен был заваляться.
Однако денег не нашел. Выронил вчера в спешке, должно быть. Придется у Аськи одалживать.
Беззвучно матерясь, Сигизмунд вернулся в комнату. Беседа бурлила. Перебивая друг друга, гости втуляли аськиной сестрице какую-то длинную мутную историю. Про какого-то мрачного мужика с ужасным именем Радагайс…
Когда Сигизмунд возник на пороге, аськина сестрица вдруг подняла на него глаза. Посмотрела брезгливо. До чего холеная девица, глядеть противно. Отъелась в своем Рейкьявике…
Сигизмунд зашел за шкаф. Аська продолжала спать.
Сигизмунд наклонился, потряс ее за плечо.
— М-м… — сонно проныла Аська. Перевернулась на бок, отмахнулась от Сигизмунда, уронила руку на подушку.
— Аська, — позвал Сигизмунд.
— Отстань, Морж… Спи…
Отлично сознавая, что каждое его слово слышно за шкафом, Сигизмунд проговорил:
— Аська, дай десятку до завтра.
— Возьми…
— Где?
— Настырный ты, Морж… — вскинулась на миг Аська. — В тумбочке…
И снова отрубилась.
Сигизмунд посмотрел на нее сверху вниз. На бланш под глазом, на острый нос.
— Слышь, Морж, — вдруг ожила Аська, не открывая глаз, — чтоб завтра вернул. Это последние. Выпей, полегчает… Только на десятку все одно не ужрешься…
Проклиная все на свете, Сигизмунд снова показался из-за шкафа. Беседа смолкла. В гробовой тишине Сигизмунд подошел к тумбочке, откинул грязноватую белую скатерку, вытащил ящик. Начал шарить.
Десятка обнаружилась не сразу, затерянная среди грязных расчесок, бигуди и неоплаченных квитанций за квартиру. Цифра в строке «Напоминаем, что вы не заплатили за предшествующий период…» была устрашающе велика.
Взяв десятку, Сигизмунд задвинул ящик. Выпрямился. Визгливая баба глядела сквозь него, поблескивая очками. Вся истомилась — ждала мига возобновить словоизвержение. Мужик, мешковато сидящий на стуле, глядел на Сигизмунда загадочно. Возможно, понимающе — судя по роже. Солнце било ему в лицо, и видны были горящие, как у кота, зеленые глаза. На ухоженном лице сестрицы застыло ледяное презрение.
В молчании Сигизмунд вышел. Он еще успел услышать, как аськина сестрица спрашивает гостей, не хотят ли они еще чаю. Гости шумно хотели.
Сигизмунд яростно натянул куртку. Аськина сестрица, не глядя, прошествовала мимо по коридору. Сигизмунд вышел, тихо прикрыв за собой входную дверь.
* * *
Поймать тачку от Смольного до Невского за десятку было делом хитрым. Сигизмунд стоял и тупо голосовал. Отказывали. Наконец притормозила пятая или шестая по счету машина — серая «волга». Допотопная, еще с оленем. Прочная, как танк Т-34.
Распахнулась дверца.
— Куда? — спросил Сигизмунда немолодой мужчина. Его квадратное рубленое лицо было исчеркано морщинами.
— В центр, до Гостиного. За десятку. Больше все равно нет.
— Садись, — буркнул тот.
Сигизмунд плюхнулся, привычно поискал ремень.
— Да тут не нужно, — пояснил водила. — Врежемся — один хрен насквозь таранить будем. — Он жахнул кулаком по дверце. — Железо. Захлопывай, захлопывай! — взревел он внезапно. И, перегнувшись через Сигизмунда, свирепо хлопнул дверцей.
В салоне было холодно. Тянуло бензином и выхлопом.
Сигизмунд тупо смотрел перед собой. Водитель охотно начал беседу.
— Вот вы за кого голосовали?
Сигизмунд отмолчался. Но ответа и не требовалось.
— Удивляюсь я на нынешнее поколение! Вы знаете, что в Москве был взрыв в метро? Вы знаете, что в этом обвинили коммунистов? Вы верите, что коммунисты могут погубить невинных людей?
— Да, — сказал Сигизмунд. Он верил.
— Почему? — взъелся водила, отвлекаясь от дороги.
— Потому что они делали это раньше.
— Делали? Раньше? Это КЛЕВЕТА!
В это мгновение впереди вывернула «десятка». Водитель, выматерившись с партийной прямотой, ударил по тормозам. Сигизмунда мотнуло, как куклу.
Водитель, вместо того, чтобы сосредоточится на дороге, снова повернулся к своему спутнику.
— А вы знаете, что царская семья была РАССТРЕЛЯНА? А вы знаете, что Ленин НЕ ЗНАЛ? Да, НЕ ЗНАЛ!.. — Он с силой хлопнул по бардачку своей широкой крепкой ладонью. — Царица говорила царю: «Коля, позвони Ленину! Коля, позвони Ленину!» А царь медлил…
В таком духе беседа продолжалась до самого Гостиного Двора.
— Остановите здесь, — сказал Сигизмунд.
Водитель не расслышал. Продолжал метать громы и молнии.
— Остановите, — громче повторил Сигизмунд. Сунул десятку.
Водитель ошеломленно посмотрел на деньги. Потом вспомнил. Притормозил.
— Давай, вылазь быстро, тут стоять нельзя…
Сигизмунд выскочил. Хлопнула дверца. «Волга» отчалила.
До дома Сигизмунд почти бежал, то и дело оскальзываясь на наледях. Взлетел по ступенькам, хватаясь за перила.
На лестнице было тихо. Сигизмунд сунул руку в карман, рывком вытащил ключи. Вместе с ключами выпала перчатка. Сигизмунд вздрогнул. Сон сбывался. Все, как тогда.
Перепрыгивая через ступеньки, взбежал на свой этаж…
На подоконнике никого не было.
Зачем-то выглянул во двор. Пусто.
Пусто!
Он присел на подоконник, перевел дыхание. За дверью бесновался и гавкал кобель. Хозяина почуял.
Медленно Сигизмунд оторвался от подоконника. Открыл дверь. Пес пулей вылетел навстречу, ластился, лизал руки.
— Ну? — через силу спросил Сигизмунд, как было у них с кобелем заведено.
Пес виновато лег на брюхо, застучал хвостом. Не дождался прогулки, оскандалился где-нибудь на кухне…
— Ладно.
Сигизмунд взял поводок. Они вышли во двор.
Стало быть, Лантхильда не возвращалась. Не было ее здесь. Вон и следы на крыльце — только его, Сигизмунда.
Во дворе красовалась новенькая «ауди». Въехала мордой в то место, где был «ведьмин круг». Сигизмунда ожгло злобой. Пес потянул поводок — желал обнюхать и пометить колесо. Сигизмунд с удовольствием позволил ему это сделать.
Когда Сигизмунд вернулся в квартиру, на него почти физически обрушилось ощущение беды, застоявшееся в воздухе. Ничего здесь не изменилось с того часа, как Лантхильда вышла из дома. Вышла, чтобы бесследно пропасть.
Несколько минут Сигизмунд стоял посреди комнаты и смотрел по сторонам. Потом подошел к стеллажу и с силой дернул. Стеллаж рухнул, осыпаясь книгами и безделушками. Сигизмунд едва успел отскочить.
Оч-чень хорошо. Превосходно.
Сигизмунд сбросил куртку, зашел в ванную. Побрился. Нашел на раковине длинный белый волос. Зачем-то намотал его на пуговицу рубашки. Криво усмехнулся, глядя на себя в зеркало.
Безразлично обошел «озеро Чад», содеянное посреди кухни кобелем, сварил себе кофе. Выпил, как лекарство, — с отвращением.
Отправился в «Морену».
* * *
На работе пробыл недолго и бесполезно. Мутно глядел перед собой, плохо соображал. Наконец сдался. Сказал Светочке:
— Поеду-ка я домой. Нездоровится мне что-то.
Светка пустилась в длинные сочувственные рассуждения о двух разных гриппах… Сигизмунд не слушал.
* * *
Придя домой, первым делом сел на телефон. Начал обзванивать подряд все больницы, как советовала ему баба из справки о несчастных случаях. Тупо открыл справочник на букву «Б» — и вперед. В одной было занято, в другой тоже. Прозвонился куда-то.
— Простите, пожалуйста, я ищу женщину… вчера ночью… Ей лет двадцать…
— Куда вы звоните? — нелюбезно осведомился прокуренный женский голос.
— В больницу…
— Чаво?
— Простите, это приемный покой?
— Это психушка, ты!..
Сигизмунд брякнул трубку. Посмотрел на номер телефона. В самом деле, психушка.
Да нет, ерунда это все с больницами.
Сигизмунд бесцельно покружил по комнате, хрустя мемориальным говном, выпавшим из разоренного стеллажа. Зачем-то пнул тяжелую, как камень, коробку со слежавшимися фотографиями «Кама-сутры».
Лантхильда исчезла не своей волей. Конечно же, нет. Они не ссорились. У них были прекрасные отношения. Они собирались поехать на прогулку, полюбоваться ночным городом. Лантхильда любила ночной город. Она любила ночные прогулки.
Нет, они не ссорились. Что за глупости. Не о том думаешь, Морж.
Лантхильду схитила какая-то сила. Какая? Логично предположить — та самая, что забросила ее сюда. Точнее, в гараж.
Что, опять охтинский изверг? Чушь. Эта версия рухнула давным-давно под гнетом собственных внутренних противоречий.
Итак, что мы имеем?
Сигизмунд остановился посреди комнаты, невидящим взором уставился на люстру.
Мы имеем:
1. В конце 1996 года С.Б.Морж обнаруживает в своем гараже некий одушевленный объект в лице девки, сам себя именующий «Лантхильда». Объекту присущ ряд странностей:
а) полное невладение каким-либо из распространенных в Европе языком (язык объекта не идентифицирован);
б) полное отсутствие информации о национальной и гражданской принадлежности объекта;
в) вообще полное отсутствие какой-либо информации об объекте…
В принципе, шведский или, скажем, исландский язык в любом случае показались бы Сигизмунду незнакомыми. Так что Лантхильда действительно могла быть шведкой. С другой стороны, любой мало-мальски образованный швед хоть сколько-нибудь владеет английским…
Да, но есть еще необразованные хуторяне. Или рыбаки какие-нибудь из заброшенной деревушки.
Но что делала необразованная шведская (вариант: исладнская) хуторянка в сигизмундовом гараже?
Конечно, жизнь иной раз причудливо плетет…
Вернемся к фактам. Объект был дан в объективном ощущении, объект жил, ел, пил, спал… «Реми Мартен» выжрал вчистую… Блин! Сам ты объект, Морж.
Ладно, эмоции в сторону.
2. В начале 1997 года С.Б.Морж вознамерился жениться на объекте…
М-да…
Итак, она исчезла. Не по своей воле. Появилась она здесь тоже явно не по своей воле. Сигизмунд вспомнил, как растеряна и испугана была Лантхильда в первые дни.
Откуда она появилась?
Господи, да что я вообще о ней знаю? Она ОТКУДА-ТО взялась в гараже…
Лунница!
Сигизмунд бросился в «светелку», распахнул дверцу шкафа. Лунница была на месте. Поблескивала, как ни в чем не бывало жирным тускловатым блеском.
Сигизмунд взял ее в руки, поразглядывал. Повесил назад. Золото не вызывало у него сейчас никаких эмоций. Да и давно уже не вызывало. Привык, что ли.
Сигизмунд с силой захлопнул дверцу шкафа, и тотчас сверху с гулким стуком свалилась пустая коробка. Сигизмунд машинально подхватил ее.
На коробке под словами «POPCORN» и (почему-то) «SPORT» натужно висел на скале здоровенный хмырь в шортах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62