Очень осторожно, стараясь не причинить боли, один из гуманоидов ощупал сломанную ногу доктора. Металлический голос произнес:
— Вы поступили чрезвычайно неосмотрительно. Падение повредило ваше правое бедро и колено, кроме того, порваны некоторые связки. Вы остро нуждаетесь в нашей помощи.
Доктор заметил с сарказмом:
— Вы не очень-то заботились обо мне, когда натравили на нас свой бульдозер.
Уравновешенный голос машины ответил:
— Тогда с вами находилась та девочка. Согласно Основной Директиве мы работаем ради наибольшего блага наибольшего количества людей, а потому должны использовать любые средства, чтобы уничтожать сверхчеловеческие способности подобных ей индивидуумов.
Гуманоиды осторожно перенесли доктора в лифт. Несмотря на всю их аккуратность, прикосновения к сломанной ноге вызывали страшную боль. Наконец они выбрались наружу. Яркое солнце било в глаза, крылатые цветы из странного сада все так же парили, целовались и умирали. Потом Форестер оказался на холодном столе в маленькой белой комнатке. Заботливые машины сняли с него изодранную одежду, смыли грязь и кровь с тела. Какой-то химический запах ударил ему в ноздри, что-то обожгло исцарапанную кожу. Доктор вздрогнул и не удержался от стона, когда к его сломанному бедру прикоснулись.
Машина мгновенно произнесла:
— Не стоит беспокоиться, сэр. Боль скоро пройдет.
Мягкие пластиковые пальцы приподняли его руку. Форестер ощутил почти животный страх, увидев острую иглу шприца в руках гуманоида. Сухие губы отказывались повиноваться, и он не мог произнести ни слова.
— Не беспокойтесь, сэр, — пропел андроид со шприцем. — Это ваша первая доза эйфорида — она поможет вам расслабиться и не чувствовать боли, пока мы приводим в порядок вашу сломанную ногу. Эйфорид поможет вам стать счастливым.
Слишком ослабев, чтобы сопротивляться, он просто лежал, погружаясь в полузабытье. Боль в сломанной ноге постепенно утихла, время уже не текло медленной рекой, а скачками проносилось в сознании.
Он снова лежал в своей огромной спальне со светящимися настенными панелями, на которых по-прежнему танцевали деревенские парни и девушки. Когда-то давно он часто задумывался над тем, в самом ли деле люди были более счастливы в те примитивные времена, когда машины еще не внедрились во все сферы человеческой жизни. Огромное хрустальное окно иногда становилось прозрачным, и за ним виднелись бесконечные пески пустыни. Доктор знал — если окно мягко светится золотистым светом, значит, на улице ночь. Нежные руки время от времени поворачивали его на кровати, и игла снова вонзалась в руку, еще глубже погружая в царство забвения.
Однажды в спальню пришла его жена в сопровождении внимательного гуманоида. Рут держала в руках удивительную плюшевую игрушку, одно из ярких крыльев которой свисало вниз. Игрушка напоминала по форме один из гигантских живых цветов странного сада. Под тонкими подвижными бровями глаза Рут казались огромными — в них было выражение детского любопытства и тревоги. Сначала запах ее духов казался приятным, возрождая в памяти события далекого прошлого, но уже через несколько минут начал душить Форестера своей невыносимой сладостью.
— Это Рут, — произнесла машина. — Она — ваша жена.
Тревога в глазах молодой женщины сменилась выражением радости — она склонилась к Форестеру, и ее полные чувственные губы растянулись в детской улыбке. Рут неуверенно коснулась его лба, губ, и Клэю показалось, что на лице ее отразилась тень тщетной борьбы сознания с наркотиком. Но вот она уронила свою странную игрушку, и все исчезло.
Накрашенные губы девушки обиженно надулись, по бархатным щекам покатились слезы. Андроид тут же поднял игрушку и протянул ее Рут. Она жадно схватила ее и прижала к груди, позволив машине вытереть слезы со своих щек. Рут снова улыбалась, что-то тихонько напевая, и гуманоид увел ее из комнаты.
В следующий раз Форестер обнаружил себя в мягком раскладном кресле, с высоко поднятой ногой в гипсе. Пораженный внезапно нахлынувшим ощущением полного одиночества, в которое его погрузил наркотик, Форестер прерывающимся голосом прошептал гуманоиду, стоящему за его спиной:
— Неужели у меня не осталось друзей, которые могли бы навестить меня? Или все они получают свою дозу эйфорида? — горечь звучала в каждом его слове.
Машина моментально ответила:
— Большая часть ваших помощников и друзей нашла утешение в эйфориде. Лишь немногие удачливые исключения сумели найти счастье самостоятельно, в безвредной и созидательной активности. Доктор Питчер пишет драмы — раньше врачебная практика не оставляла ему времени для этого. Еще один счастливец — мистер Айронсмит.
— Вы не попросите их навестить меня?
— Они оба уже приходили, — промурлыкала машина. — Только вы не узнали их.
— Когда Фрэнк Айронсмит снова придет…
Речь доктора замедлилась и прервалась — еще один укол эйфорида сделал свое дело. Форестер старался вспомнить, о чем он хотел спросить Айронсмита, но никак не мог — до момента, когда очнулся на уже знакомом жестком столе в белой комнате, где ему когда-то сделали первый укол эйфорида. Гуманоиды истязали его другими, очень болезненными инъекциями, и боль, казалось, рассеивала серое забытье.
Вслед за болью вернулось ощущение разбитости и плохого самочувствия, но нежные руки машин растирали и массировали его до тех пор, пока дрожь и холодный пот не прекратились. Форестера вернули назад в спальню и посадили в специальное кресло на колесиках, где он обнаружил, что сжимает в руке яркую плюшевую игрушку, напоминавшую червяка с крыльями. Доктор с отвращением бросил ее на пол.
— Чувствуете себя лучше, Форестер?
Удивленный приветливым голосом Фрэнка Айронсмита, доктор увидел молодого математика, стоящего в дверях комнаты с довольной улыбкой на лице. Он пришел один, без сопровождения гуманоидов.
— Похоже, что так, — неуверенно кивая, доктор потрогал сломанную ногу. Гипс уже сняли, и даже отек спал. Сгибая и разгибая ногу, Форестер не чувствовал боли. — По-моему, все в порядке, хотя совсем недавно я отвратительно себя чувствовал.
— Это реакция на нейтрализующую сыворотку, — пробормотал Айронсмит. Положив руки на поручни кресла, он отвез доктора в другую комнату и попросил гуманоидов закрыть скользящую дверь и оставить их наедине.
— Они привели вас в сознание, потому что мне нужна ваша помощь, — продолжил математик.
Доктор приподнялся было, чтобы проверить свое колено, но после слов молодого человека снова опустился в кресло, изучая Айронсмита. Сейчас бывший клерк гораздо меньше походил на вечного студента, он заметно повзрослел. Все такое же открытое, его дружелюбное загорелое лицо казалось строже и сильнее. В его ясных и честных больших глазах светилась трезвая рассудительность. Даже одет он был иначе — поношенные брюки и старая рубашка сменились шерстяным костюмом превосходного качества. Это одеяние делало его словно бы шире в плечах и самоувереннее, а серый пиджак, как отметил Форестер, застегивался обыкновенными пуговицами, а не родомагнитными застежками.
— Ваша память полностью восстановилась? — нетерпеливо спросил математик. — Тогда слушайте. Я хочу, чтобы вы помогли мне обнаружить Марка Уайта и его выставку чудаков. За все эти долгие месяцы мы так и не смогли поймать их, — Айронсмит недовольно сдвинул брови.
Доктор не произнес ни слова.
Глядя на Форестера сощуренными серыми глазами, бывший клерк принялся раскуривать сигару, набитую душистым табаком.
— Маленькая Джейн Картер провела с вами в Стармонте почти час. Может быть, она рассказала вам, где они скрываются и что намерены делать в ближайшем будущем. Даже если она не назвала точного местонахождения Уайта, то наверняка упомянула какие-нибудь пригодные для дальнейшей работы детали.
Темное место глубоко под землей, припомнил Форестер, где со стен капает вода… Его губы сжались еще плотнее. Айронсмит мягко настаивал:
— Уайт способен наделать много глупостей. Будь я на вашем месте, я бы помог поймать эту шайку.
Глядя на дымящуюся сигару, Форестер ощущал непреодолимую горечь.
— Все гораздо серьезнее, чем вам кажется, — на лице математика отразились нетерпение и досада. — Я по-прежнему не могу рассказать вам больше того, что вы уже знаете, пока вы не присоединитесь к нам. Смею думать, что вы уже способны понять истинную природу гуманоидов и их предназначение…
— О да, это же невинные машины! Они не могут быть плохими, ведь им не предоставлено выбора между добром и злом! Они созданы, чтобы охранять человека от него самого! Конечно же, они не причинят нам вреда, если мы будем относиться к ним как к хорошим помощникам! — хрипло выкрикнул Форестер, не в силах сдержать накопившуюся злость.
Айронсмит с сожалением смотрел на доктора.
— Абсолютная правда. Я надеялся, что вы сможете поверить в это.
— Но я не смог! Проклятые машины постоянно суют нос не в свое дело. Где граница их компетентности? Сам процесс рождения уже приносит страдание — так почему же им не придет в голову оставлять нас в тепле и уюте в утробе матери?
— Они уже экспериментируют над облегчением страданий при родах, — невозмутимо ответил Айронсмит. — Но это не тема для моего разговора с вами. Я пришел заключить с вами сделку.
— Какую?
— Нам нужна информация, которой, как я полагаю, вы обладаете. Мы так остро в ней нуждаемся, что я уговорил гуманоидов предоставить вам второй шанс, если вы поможете нам поймать Марка Уайта.
Форестер устало откинулся в кресле.
— Ваша выгода очевидна. В первую очередь вы сохраните память. Думаю, что вы не откажетесь заняться какими-нибудь научными разработками, которые дозволены гуманоидами. Вскоре вы сможете заслужить и другие привилегии. Разве это не лучше, чем бесконечно долго получать эйфорид?
Форестер снова выпрямился — он чувствовал напряжение каждой своей мышцы.
Наконец он хрипло заговорил:
— Мне ничего не нужно. И я ничего не скажу вам, Айронсмит, до тех пор, пока… — он облизнул губы и резко спросил: — Кто еще с вами заодно?
Математик улыбнулся и отрицательно покачал головой.
Форестер внимательно изучал его открытое лицо, невольно вздрагивая от волнения.
— По крайней мере я должен знать одну вещь. Вы или, может, кто-то из ваших таинственных партнеров по шахматам выносили какое-либо военное оборудование из шахты под бетонным куполом?
— Это не имеет значения, — Айронсмит улыбнулся, но задумался на мгновение, и доктора невольно передернуло от холодного блеска его серых глаз. — Так каков ваш ответ?
Глядя, как математик с наслаждением курит ароматный табак, Форестер страстно желал сделать хоть одну затяжку.
— Зовите обратно ваши проклятые машины! Я не знаю, что вы за человек, если вы вообще человек! Но лично я не собираюсь предавать человечество, — произнес доктор, приняв окончательное решение.
Айронсмит с грустью покачал головой.
— Я так надеялся услышать что-нибудь здравое. Мне казалось, что вы имели достаточно времени, чтобы взглянуть в лицо реальности. Форестер, мы предложили вам уникальную возможность. Что ж, мы найдем другие способы разыскать Уайта. Человек в нем глупее философа, и собственная глупость рано или поздно выдаст его. Надеюсь, что это случится раньше, чем он успеет натворить глупостей, — математик с сожалением пожал плечами. Голос его звучал уверенно и бесстрастно: — Мне бы не хотелось ставить на вас крест, Форестер. Я надеюсь, что вы все-таки измените свое мнение, потому что мы можем показать вам широту, глубину и красоту жизни такой, какой вы ее никогда не видели. Почему вы не хотите поверить мне — если уж так не доверяете гуманоидам — и присоединиться к нам?
Нервно сглотнув, доктор криво усмехнулся:
— Поверить вам? Убирайтесь отсюда!
Айронсмит молча повернулся к дверям, послушно открывшимся, словно математик управлял ими подобно гуманоидам. На прощание он обернулся — слабая улыбка на его губах поставила Форестера в тупик своей приветливостью — и торопливо покинул комнату. Вместо него появились три гуманоида. Один из них нес шприц, заполненный уже знакомой Форестеру жидкостью.
— К вашим услугам, Клэй Форестер. Подчиняясь Основной Директиве, мы пришли, чтобы снова сделать вас счастливым.
Двое других приблизились к доктору и схватили его прежде, чем он успел встать и попытаться бежать. Доктор изо всех сил старался увернуться от андроида со шприцем, но пластиковые руки мягко и крепко держали его, не давая возможности спастись. В напряженном ожидании Форестер не сводил глаз с блестящего острия иглы — но игла так и не коснулась его руки.
Глава девятнадцатая
Секунду или две доктор думал, что ему каким-то непостижимым образом удалось вырваться из рук гуманоидов. Вероятно, он выпал из кресла. Внезапно до Форестера дошло, что он находится уже не в своей комнате в Стармонте. Поднимаясь с холодной поверхности плотно утрамбованного песка, доктор озадаченно осмотрелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Вы поступили чрезвычайно неосмотрительно. Падение повредило ваше правое бедро и колено, кроме того, порваны некоторые связки. Вы остро нуждаетесь в нашей помощи.
Доктор заметил с сарказмом:
— Вы не очень-то заботились обо мне, когда натравили на нас свой бульдозер.
Уравновешенный голос машины ответил:
— Тогда с вами находилась та девочка. Согласно Основной Директиве мы работаем ради наибольшего блага наибольшего количества людей, а потому должны использовать любые средства, чтобы уничтожать сверхчеловеческие способности подобных ей индивидуумов.
Гуманоиды осторожно перенесли доктора в лифт. Несмотря на всю их аккуратность, прикосновения к сломанной ноге вызывали страшную боль. Наконец они выбрались наружу. Яркое солнце било в глаза, крылатые цветы из странного сада все так же парили, целовались и умирали. Потом Форестер оказался на холодном столе в маленькой белой комнатке. Заботливые машины сняли с него изодранную одежду, смыли грязь и кровь с тела. Какой-то химический запах ударил ему в ноздри, что-то обожгло исцарапанную кожу. Доктор вздрогнул и не удержался от стона, когда к его сломанному бедру прикоснулись.
Машина мгновенно произнесла:
— Не стоит беспокоиться, сэр. Боль скоро пройдет.
Мягкие пластиковые пальцы приподняли его руку. Форестер ощутил почти животный страх, увидев острую иглу шприца в руках гуманоида. Сухие губы отказывались повиноваться, и он не мог произнести ни слова.
— Не беспокойтесь, сэр, — пропел андроид со шприцем. — Это ваша первая доза эйфорида — она поможет вам расслабиться и не чувствовать боли, пока мы приводим в порядок вашу сломанную ногу. Эйфорид поможет вам стать счастливым.
Слишком ослабев, чтобы сопротивляться, он просто лежал, погружаясь в полузабытье. Боль в сломанной ноге постепенно утихла, время уже не текло медленной рекой, а скачками проносилось в сознании.
Он снова лежал в своей огромной спальне со светящимися настенными панелями, на которых по-прежнему танцевали деревенские парни и девушки. Когда-то давно он часто задумывался над тем, в самом ли деле люди были более счастливы в те примитивные времена, когда машины еще не внедрились во все сферы человеческой жизни. Огромное хрустальное окно иногда становилось прозрачным, и за ним виднелись бесконечные пески пустыни. Доктор знал — если окно мягко светится золотистым светом, значит, на улице ночь. Нежные руки время от времени поворачивали его на кровати, и игла снова вонзалась в руку, еще глубже погружая в царство забвения.
Однажды в спальню пришла его жена в сопровождении внимательного гуманоида. Рут держала в руках удивительную плюшевую игрушку, одно из ярких крыльев которой свисало вниз. Игрушка напоминала по форме один из гигантских живых цветов странного сада. Под тонкими подвижными бровями глаза Рут казались огромными — в них было выражение детского любопытства и тревоги. Сначала запах ее духов казался приятным, возрождая в памяти события далекого прошлого, но уже через несколько минут начал душить Форестера своей невыносимой сладостью.
— Это Рут, — произнесла машина. — Она — ваша жена.
Тревога в глазах молодой женщины сменилась выражением радости — она склонилась к Форестеру, и ее полные чувственные губы растянулись в детской улыбке. Рут неуверенно коснулась его лба, губ, и Клэю показалось, что на лице ее отразилась тень тщетной борьбы сознания с наркотиком. Но вот она уронила свою странную игрушку, и все исчезло.
Накрашенные губы девушки обиженно надулись, по бархатным щекам покатились слезы. Андроид тут же поднял игрушку и протянул ее Рут. Она жадно схватила ее и прижала к груди, позволив машине вытереть слезы со своих щек. Рут снова улыбалась, что-то тихонько напевая, и гуманоид увел ее из комнаты.
В следующий раз Форестер обнаружил себя в мягком раскладном кресле, с высоко поднятой ногой в гипсе. Пораженный внезапно нахлынувшим ощущением полного одиночества, в которое его погрузил наркотик, Форестер прерывающимся голосом прошептал гуманоиду, стоящему за его спиной:
— Неужели у меня не осталось друзей, которые могли бы навестить меня? Или все они получают свою дозу эйфорида? — горечь звучала в каждом его слове.
Машина моментально ответила:
— Большая часть ваших помощников и друзей нашла утешение в эйфориде. Лишь немногие удачливые исключения сумели найти счастье самостоятельно, в безвредной и созидательной активности. Доктор Питчер пишет драмы — раньше врачебная практика не оставляла ему времени для этого. Еще один счастливец — мистер Айронсмит.
— Вы не попросите их навестить меня?
— Они оба уже приходили, — промурлыкала машина. — Только вы не узнали их.
— Когда Фрэнк Айронсмит снова придет…
Речь доктора замедлилась и прервалась — еще один укол эйфорида сделал свое дело. Форестер старался вспомнить, о чем он хотел спросить Айронсмита, но никак не мог — до момента, когда очнулся на уже знакомом жестком столе в белой комнате, где ему когда-то сделали первый укол эйфорида. Гуманоиды истязали его другими, очень болезненными инъекциями, и боль, казалось, рассеивала серое забытье.
Вслед за болью вернулось ощущение разбитости и плохого самочувствия, но нежные руки машин растирали и массировали его до тех пор, пока дрожь и холодный пот не прекратились. Форестера вернули назад в спальню и посадили в специальное кресло на колесиках, где он обнаружил, что сжимает в руке яркую плюшевую игрушку, напоминавшую червяка с крыльями. Доктор с отвращением бросил ее на пол.
— Чувствуете себя лучше, Форестер?
Удивленный приветливым голосом Фрэнка Айронсмита, доктор увидел молодого математика, стоящего в дверях комнаты с довольной улыбкой на лице. Он пришел один, без сопровождения гуманоидов.
— Похоже, что так, — неуверенно кивая, доктор потрогал сломанную ногу. Гипс уже сняли, и даже отек спал. Сгибая и разгибая ногу, Форестер не чувствовал боли. — По-моему, все в порядке, хотя совсем недавно я отвратительно себя чувствовал.
— Это реакция на нейтрализующую сыворотку, — пробормотал Айронсмит. Положив руки на поручни кресла, он отвез доктора в другую комнату и попросил гуманоидов закрыть скользящую дверь и оставить их наедине.
— Они привели вас в сознание, потому что мне нужна ваша помощь, — продолжил математик.
Доктор приподнялся было, чтобы проверить свое колено, но после слов молодого человека снова опустился в кресло, изучая Айронсмита. Сейчас бывший клерк гораздо меньше походил на вечного студента, он заметно повзрослел. Все такое же открытое, его дружелюбное загорелое лицо казалось строже и сильнее. В его ясных и честных больших глазах светилась трезвая рассудительность. Даже одет он был иначе — поношенные брюки и старая рубашка сменились шерстяным костюмом превосходного качества. Это одеяние делало его словно бы шире в плечах и самоувереннее, а серый пиджак, как отметил Форестер, застегивался обыкновенными пуговицами, а не родомагнитными застежками.
— Ваша память полностью восстановилась? — нетерпеливо спросил математик. — Тогда слушайте. Я хочу, чтобы вы помогли мне обнаружить Марка Уайта и его выставку чудаков. За все эти долгие месяцы мы так и не смогли поймать их, — Айронсмит недовольно сдвинул брови.
Доктор не произнес ни слова.
Глядя на Форестера сощуренными серыми глазами, бывший клерк принялся раскуривать сигару, набитую душистым табаком.
— Маленькая Джейн Картер провела с вами в Стармонте почти час. Может быть, она рассказала вам, где они скрываются и что намерены делать в ближайшем будущем. Даже если она не назвала точного местонахождения Уайта, то наверняка упомянула какие-нибудь пригодные для дальнейшей работы детали.
Темное место глубоко под землей, припомнил Форестер, где со стен капает вода… Его губы сжались еще плотнее. Айронсмит мягко настаивал:
— Уайт способен наделать много глупостей. Будь я на вашем месте, я бы помог поймать эту шайку.
Глядя на дымящуюся сигару, Форестер ощущал непреодолимую горечь.
— Все гораздо серьезнее, чем вам кажется, — на лице математика отразились нетерпение и досада. — Я по-прежнему не могу рассказать вам больше того, что вы уже знаете, пока вы не присоединитесь к нам. Смею думать, что вы уже способны понять истинную природу гуманоидов и их предназначение…
— О да, это же невинные машины! Они не могут быть плохими, ведь им не предоставлено выбора между добром и злом! Они созданы, чтобы охранять человека от него самого! Конечно же, они не причинят нам вреда, если мы будем относиться к ним как к хорошим помощникам! — хрипло выкрикнул Форестер, не в силах сдержать накопившуюся злость.
Айронсмит с сожалением смотрел на доктора.
— Абсолютная правда. Я надеялся, что вы сможете поверить в это.
— Но я не смог! Проклятые машины постоянно суют нос не в свое дело. Где граница их компетентности? Сам процесс рождения уже приносит страдание — так почему же им не придет в голову оставлять нас в тепле и уюте в утробе матери?
— Они уже экспериментируют над облегчением страданий при родах, — невозмутимо ответил Айронсмит. — Но это не тема для моего разговора с вами. Я пришел заключить с вами сделку.
— Какую?
— Нам нужна информация, которой, как я полагаю, вы обладаете. Мы так остро в ней нуждаемся, что я уговорил гуманоидов предоставить вам второй шанс, если вы поможете нам поймать Марка Уайта.
Форестер устало откинулся в кресле.
— Ваша выгода очевидна. В первую очередь вы сохраните память. Думаю, что вы не откажетесь заняться какими-нибудь научными разработками, которые дозволены гуманоидами. Вскоре вы сможете заслужить и другие привилегии. Разве это не лучше, чем бесконечно долго получать эйфорид?
Форестер снова выпрямился — он чувствовал напряжение каждой своей мышцы.
Наконец он хрипло заговорил:
— Мне ничего не нужно. И я ничего не скажу вам, Айронсмит, до тех пор, пока… — он облизнул губы и резко спросил: — Кто еще с вами заодно?
Математик улыбнулся и отрицательно покачал головой.
Форестер внимательно изучал его открытое лицо, невольно вздрагивая от волнения.
— По крайней мере я должен знать одну вещь. Вы или, может, кто-то из ваших таинственных партнеров по шахматам выносили какое-либо военное оборудование из шахты под бетонным куполом?
— Это не имеет значения, — Айронсмит улыбнулся, но задумался на мгновение, и доктора невольно передернуло от холодного блеска его серых глаз. — Так каков ваш ответ?
Глядя, как математик с наслаждением курит ароматный табак, Форестер страстно желал сделать хоть одну затяжку.
— Зовите обратно ваши проклятые машины! Я не знаю, что вы за человек, если вы вообще человек! Но лично я не собираюсь предавать человечество, — произнес доктор, приняв окончательное решение.
Айронсмит с грустью покачал головой.
— Я так надеялся услышать что-нибудь здравое. Мне казалось, что вы имели достаточно времени, чтобы взглянуть в лицо реальности. Форестер, мы предложили вам уникальную возможность. Что ж, мы найдем другие способы разыскать Уайта. Человек в нем глупее философа, и собственная глупость рано или поздно выдаст его. Надеюсь, что это случится раньше, чем он успеет натворить глупостей, — математик с сожалением пожал плечами. Голос его звучал уверенно и бесстрастно: — Мне бы не хотелось ставить на вас крест, Форестер. Я надеюсь, что вы все-таки измените свое мнение, потому что мы можем показать вам широту, глубину и красоту жизни такой, какой вы ее никогда не видели. Почему вы не хотите поверить мне — если уж так не доверяете гуманоидам — и присоединиться к нам?
Нервно сглотнув, доктор криво усмехнулся:
— Поверить вам? Убирайтесь отсюда!
Айронсмит молча повернулся к дверям, послушно открывшимся, словно математик управлял ими подобно гуманоидам. На прощание он обернулся — слабая улыбка на его губах поставила Форестера в тупик своей приветливостью — и торопливо покинул комнату. Вместо него появились три гуманоида. Один из них нес шприц, заполненный уже знакомой Форестеру жидкостью.
— К вашим услугам, Клэй Форестер. Подчиняясь Основной Директиве, мы пришли, чтобы снова сделать вас счастливым.
Двое других приблизились к доктору и схватили его прежде, чем он успел встать и попытаться бежать. Доктор изо всех сил старался увернуться от андроида со шприцем, но пластиковые руки мягко и крепко держали его, не давая возможности спастись. В напряженном ожидании Форестер не сводил глаз с блестящего острия иглы — но игла так и не коснулась его руки.
Глава девятнадцатая
Секунду или две доктор думал, что ему каким-то непостижимым образом удалось вырваться из рук гуманоидов. Вероятно, он выпал из кресла. Внезапно до Форестера дошло, что он находится уже не в своей комнате в Стармонте. Поднимаясь с холодной поверхности плотно утрамбованного песка, доктор озадаченно осмотрелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35