Нож, пожалуйста».
Когда он просунул лезвие под веревку и начал ее перепиливать, дельфин вернулся к жизни. Огромные мышцы плавно изогнулись, еще, плечи подобрались, закрылось дыхало. Я сказала: «Быстрее! Он уходит!»
Дельфин потянулся из рук. Неожиданная холодная волна окатила меня доверху, когда великанское тело рванулось прыжком прямо в море. Макс громко ругнулся, потом раздался второй всплеск, и он ушел под воду. Я потеряла равновесие и какие-то жуткие секунды думала, что Макс повис на веревке и несется за дельфином в открытое море, как пескарь, попавшийся на удочку. Но когда я перестала падать и тонуть, резко откинувшись назад, Макс вынырнул рядом со мной с перерезанной петлей в руке. Я схватилась за него, почти рыдая от облегчения и восторга. «Ой, Макс!» Опять упала, и он обнял меня. Я почти не заметила, смотрела в темное, звездное море, где очень далеко след морского огня горел и взрывался длинными веселыми петлями и изгибами и исчезал в темноте… «Ой, Макс… Смотри, он плывет, видишь свет? Все, уплыл. Уплыл. Правда, великолепно?»
Второй раз за ночь я была схвачена в охапку и лишена возможности говорить, но на этот раз его ртом, холодным и соленым. Поцелуй продолжался вечность. Мы оба промокли и промерзли до костей, но там, где встретились и сцепились наши тела, я чувствовала, как горяча кожа Макса и как его кровь бьется навстречу моей. Если бы мы были обнаженными, ничего бы не изменилось.
Отпустил. Мы смотрели друг на друга. Я с трудом взяла себя в руки. «Что это было? Штраф за розы?»
«Вряд ли. Назови это кульминационным пунктом бурной ночи. – Отбросил волосы со лба, и я увидела, что он улыбается. – Отдых воина, мисс Веринг. Возражаете?»
«Добро пожаловать. – Воспринимай все легче, думала я, все надо воспринимать легко. – У вас с Адони, должно быть, была веселенькая рыбалка».
«Развеселая. – Он вовсе не притворялся, жизнерадостный и очень довольный собой. – Между прочим, это прорвались чувства, которые я скрывал всю эту жуткую неделю. Не заметила? А отец чувствовал».
«Твой отец? После первой встречи? Не верю. По виду ты мечтал меня линчевать».
«Мои чувства, – сказал он осторожно, – лучше описывать как смешанные. И черт возьми, если будешь продолжать в том же духе и всегда приближаться ко мне в полуобнаженном виде…»
«Макс Гэйл!»
Он засмеялся. «Никогда не слышала, что мужчинам ничто человеческое не чуждо? И некоторым не чуждо больше, чем другим?»
«Если это по-человечески. Ты себе льстишь».
«Хорошо, дорогая, назовем это штрафом за розы. Ты много нарвала, правда? Восхитительно. Иди сюда».
«Макс, так нельзя… Из всех самодовольных… Это странно! Какое время ты выбрал…»
«Любовь моя, раз ты искришься, как кошка, каждый раз, как я к тебе подхожу поближе, что остается делать, кроме как тебя сначала немножко утопить?»
«Заметно, что ты много понимаешь в электричестве».
«Угу. Нет, подожди. А заряд в тебе почти смертельный, да?»
«Сам можешь воспламенить несколько бикфордовых шнуров… Ради бога, мы, наверное, с ума сошли. – Я оттолкнула его. – Вылезай. Готова умереть с тобой и быть похороненной в одной могиле, но не от воспаления легких, это не романтично… Нет, Макс!.. Можешь делать со мной все, что хочешь, но на сухой земле. Вылезай, ради всех богов!»
Он засмеялся и отпустил меня. «Хорошо. Пошли. Господи, я веревку утопил… Нет, вот она. За это тебе тоже пришлось бы расплачиваться, совершенно новая сизалевая веревка, шестьдесят футов длиной…»
«Я тоже пострадала. Платье стоило пять гиней, босоножки – три фунта десять пенсов, а в порядок я все это никогда не приведу».
«Просто жажду за все расплатиться, – сказал Макс жизнерадостно и остановился в восемнадцати дюймах воды.
«Верю, но счет не тебе. Ой, дорогой, ну не будь сумасшедшим, давай выходить…»
«Очень жаль. Кто, по-твоему, будет расплачиваться по счетам дельфина, Аполлон или святой? Я бы на твоем месте выбрал Аполлона. Конечно, если потеряла бриллиант сестры, расплаты ты просто не перенесешь».
«Убийство! Ой, нет, вот он. – Он сиял, в лунном свете совершенно голубой. – Макс, серьезно, спасибо большое, ты такой прекрасный… Я такая дура! Будто ты когда-нибудь мог…»
Он схватил меня за руку и в ту же секунду я увидела свет, маленький танцующий свет, как от электрического фонаря, движущийся по тропе от виллы Рота. Он пробирался между скал, осветил лодку, так что я впервые увидела ее имя – «Ариэль», – потом луч света упал на воду и осветил нас, мокрых и ободранных, вылезающих на берег. В этот момент мы находились как минимум в четырех футах друг от друга.
«Бог великий на небесах! – сказал голос Годфри. – Что происходит? Гэйл, Люси, оба насквозь мокрые! Неужели еще один несчастный случай?»
«Нет, – сказал Макс безразлично и без выражения. – А вы что спустились?» Он будто поставил между нами стену, но Годфри, казалось, не заметил. Он уже спрыгнул со скал на песок рядом с соснами. Фонарь осветил место, где лежал дельфин, и широкий след там, где мы тащили его в море. Мое пальто валялось грязной кучей, рядом – босоножки.
«Господи, да что случилось-то? Люси, у вас никаких неприятностей? Нашли алмаз?»
«Откуда вы знаете?»
«Фил позвонила, конечно. Сказала, что вы ушли много часов назад, и она беспокоится. Я сказал, что спущусь и посмотрю. Только что вошел. – Фонарь осветил нас обоих и остановился на Максе. – Что случилось?»
«Не светите в лицо. Ничего не случилось, во всяком случае в смысле, который вы в это понятие вкладываете. Ваш дельфин выскочил на песок. Мисс Веринг пыталась запихнуть его обратно в воду и не могла, поэтому я привел лодку и вытянул животное в море. В процессе мы промокли».
«Вы хотите сказать, что привели лодку в такое время ночи, чтобы спасти дельфина?!»
«Правда, он хороший?» – с удовольствием вставила я.
«Очень», – ответил Годфри. Он не отводил глаз от Макса. – Мог бы поклясться, что вы уплыли уже давно».
«Вас же вроде не было, – сказал Макс, – сами только что вошли». Снова как два озлобленных пса. Но, может быть, тон Макса объяснялся стиснутыми от холода зубами, потому что дальше он добавил совершенно спокойно: «Я сказал, привел, а не вывел. Отплыли мы где-то около десяти. Вернулись совсем недавно. Адони как раз шел вверх, когда прибежала мисс Веринг. Я был еще в лодке».
Годфри засмеялся: «Извините, не хотел приуменьшать ваш добрый поступок. Как повезло Люси и дельфину!»
«Да, не так ли? – сказала я. – Я совершенно не могла придумать, что делать, как вдруг услышала мистера Гэйла. Я пошла бы за вами, но Фил сказала, вас дома не будет».
«А я и не был. Вышел около половины одиннадцатого и вошел в дом, когда зазвонил телефон. Нашли кольцо?»
«Да, спасибо. Это просто эпопея, не представляете!»
«Очень жаль, что не принял участия. Получил бы удовольствие».
«Мне тоже понравилось, – сказал Макс, – но давайте отбросим правила приличия. Услышите это как-нибудь в другой раз. Если мы не хотим умереть от воспаления легких, нам нужно идти. Где ваши туфли, мисс Веринг?.. Спасибо. – Это Годфри, который осветил их фонарем. – Одевайте быстро, ладно?»
«Что это?» – голос Годфри резко изменился. «Мое пальто. – Мне было не до его тона, я вся дрожала крупной дрожью и с трудом напяливала босоножки на мокрые и грязные ноги. – А это косметичка Фид, мистер Гэйл, не будете так добры…»
«Это кровь!» – сказал Годфри. Он поднял пальто светил фонарем на рукав. Действительно кровь.
Я почувствовала, а не увидела, как рядом напрягся Макс. Луч фонаря скользил в нашу сторону. Я сказала резко: «Пожалуйста, выключите фонарь, Годфри! Я не чувствую себя достаточно прилично в мокром платье. Дайте пальто. Да, это кровь. Дельфин порезался об камень или еще что-то и всю меня испачкал, прежде чем я заметила. Будем надеяться, что смогу вывести пятно».
«Скорее, – сказал Макс, – ты дрожишь. Завернись в него. Пошли, нам пора». Он обернул пальто вокруг моих плеч.
Зубы мои издавали звуки, будто печатная машинка, от пальто поверх промокшего платья было ни капельки не теплее. «Д-да, идем. Годфри, я вам потом расскажу. С-спа-сибо, что спустились».
«Спокойной ночи, – сказал Годфри, – завтра зайду и посмотрю, как вы себя чувствуете». Он скрылся в тени сосен, луч фонаря медленно двигался по земле, где лежал дельфин, и по скалам.
Мы с Максом быстро шли по песку, ветер холодил мокрую одежду. «Пальто стоило девять фунтов пятнадцать пенсов, – сказала я, – и это твой счет. Из дельфина кровь не текла. Что сделал с рукой?»
«Излечимо. Сюда. – Мы стояли у ступеней к Кастелло, я хотела идти дальше, но он меня остановил. – Не можешь идти домой в таком виде. Пошли наверх».
«Ой, нет, может, я лучше…»
«Не глупи, почему нет? Мэннинг позвонит твоей сестре. И ты можешь, в конце концов. И не собираюсь провожать тебя всю дорогу, а потом в таком виде ковылять обратно. Более того, в моих ботинках полно воды».
«Ты мог утонуть».
«Мог. И какой счет ты бы предъявила Аполлону?»
«Знаешь какой», – сказала я совсем не легкомысленно и так тихо, чтобы он не услышал.
10
Терраса была пуста, мы с Максом вошли через открытое высокое окно. Комната, освещенная маленькой тусклой лампой на низком столике, выглядела огромной и таинственной, пещера, полная теней. Рояль скалил зубы у темного окна, спящий камин и огромный граммофон казались древними музейными экспонатами.
Сэр Джулиан сидел в кресле у лампы. Ее свет почти мелодраматически оттенял седые волосы и трагические брови. На коленях – белый кот, элегантная рука гладит его – картинка. Как на сцене. Еще «нужны пурпурные драпировки и шорох теней под дверью… В тот же момент я увидела другие, менее приятные сценические эффекты. На столе у его плеча стояла бутылка турецкого джина, на две трети пустая, кувшин воды и два стакана. И сэр Джулиан разговаривал сам с собой. Пересказывал „Бурю“, монолог, когда Просперо топит книги. Старый волшебник произносил слова очень тихо, наполовину самому себе, наполовину – высшим силам, в чьи области он вторгся. Никогда это не получалось у него лучше. И если кто-нибудь захотел бы выяснить, что важнее, чистая техника или ежевечерние пот и кровь на освещенной сцене, они получили бы ответ. Вряд ли сэр Джулиан Гэйл понимал, что вообще говорит. Он был ужасно пьян.
Макс замер у окна, так что я на него наткнулась, и издал неопределенный приглушенный звук. Потом я увидела, что сэр Джулиан не один. Из темноты появился Адони, одетый, как Макс, в водолазку и ботинки. Грубая одежда только подчеркивала его неимоверную красоту. Но лицо осунулось от волнения. «Макс, – заговорил он, но резко замолчал, когда увидел меня и понял, в каком мы виде. – Это были вы? Что случилось?»
«Ничего важного», – ответил коротко Макс. Это было не время выбирать выражения или что-то отвергать. Я поняла еще больше, когда он вышел на свет, и я увидела его первый раз за ночь. Агрессивность полностью исчезла, он выглядел не просто взволнованным, он злился, ему было стыдно, и еще он очень устал. Левую руку он засунул глубоко в карман брюк, какая-то тряпка, может быть носовой платок, была обмотана вокруг запястья и пропитана кровью.
Сэр Джулиан повернул голову. «А, Макс… – Потом он увидел меня и поднял руку с кота грациозным привычным жестом. – Наверняка, богиня… Нет, это мы уже обсуждали, правда? Но как восхитительно снова вас увидеть, мисс Люси… Простите, что не встаю, кошка, видите ли… – Голос его неопределенно замер. Похоже, он смутно осознал, что ему требуется больше оправданий, чем может обеспечить кот. Он улыбнулся. – Я тут слушал музыку. Если вам интересно…» Рука не очень уверенно потянулась к магнитофону, который стоял рядом с ним на стуле, но Адони быстро шагнул и прикрыл магнитофон рукой, сказав что-то по-гречески. Сэр Джулиан отбросил свое намерение и опять откинулся на спинку стула, кивая и улыбаясь. Я с ужасом и симпатией увидела, что кивок перешел в дрожь, которую он с огромным усилием обуздал.
«Кто здесь был, отец?» – спросил Макс.
Актер взглянул на него, отвернулся, избегая взгляда. «Здесь был? А кто бы мог здесь быть?»
«Знаешь, Адони?»
Молодой человек пожал плечами. «Нет. Когда я вошел, он уже пребывал в таком состоянии. Я не знал, что вообще кто-нибудь есть в доме».
«Значит, он был один, когда ты вошел? Вряд ли ты бы мне иначе подал сигнал. – Он посмотрел на отца, который не обращал ни малейшего внимания на разговор, вернулся в свой внутренний мир, заполненный парами джина, янтарным светом и сиянием поэзии. – Почему он вернулся, хотел бы я знать? Он не сказал?»
«Что-то сказал про болезнь Михаила Андиакиса, но больше я из него ничего не вытащил. Он не говорил ничего членораздельного… Постоянно пытается включить опять эту штуку. Это происходило и когда я вошел, я просто испугался, подумал, он не един».
«Кто-то определенно здесь был. Он не сказал, как добрался от города?»
Адони мотнул головой. «Я подумал, не позвонить ли Андиакису, но в такое время…»
«Нет, это не нужно. – Он склонился над отцом и сказал осторожно и четко:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34