Великий Пресли пел о неразделенной любви. Молли, сидя на
полу у вращающегося гончарного круга, заканчивала свою новую
работу -- высокую, тонкошеюю глиняную вазу. Она уже была почти
готова, но Молли раз за разом что-то переделывала и дополняла,
придавая глине новую форму. Под ее тонкими сильными пальцами
ваза то удлинялась, то, наоборот, становилась чуть короче.
Возможно, кому-то ваза понравилась бы именно такой, какой она
была в данный момент, но Молли казалось, что она недостаточно
точно выражает ее душевное состояние. Ей хотелось, чтобы эта
ваза несла в себе то волнение, которое она -- Молли --
чувствовала весь сегодняшний вечер.
Увлекшись работой, она не слышала, как Сэм тихо спустился
вниз и встал за ее спиной, с удивлением разглядывая вращающуюся
на круге, хранящую бороздки от пальцев влажную блестящую глину.
В этой вазе было что-то тревожное, порождающее неясные
ассоциации, вызывающие приступ легкого беспокойства, словно
глядя на нее, ты прикасаешься к чему-то запретному, очень
личному.
-- Что ты делаешь? -- Тихо спросил он. От звука его голоса
Молли вздрогнула, чуть не смяв пальцами почти завершенную, уже
нравящуюся ей работу.
Она повернула голову, посмотрев снизу вверх на стоящего за
спиной Сэма.
-- Я что-то не могу заснуть. -- Пояснила она. -- Почему?
-- Поинтересовался Сэм. -- Уже час ночи. Поздно.
Молли совсем уже хотела было рассказать о волнении,
охватившем ее, о странном предчувствии чего-то плохого, но
вместо этого просто сказала:
-- Все хорошо.
Сэм кивнул, соглашаясь, и присел позади нее, коснувшись
ладонями ее обнаженных нежных рук. Ему вдруг показалось, что,
если смять эту вазу, превратить в ком бесформенной глины, уйдет
та щемящая тоска, которая занозой засела в сердце. Непроходимая
темная тоска. Она становилась то меньше, то больше, иногда
почти пропадая, но вскоре снова возвращалась глухой черной
волной. Сэм, вроде бы и не нарочно, осторожно коснулся пальцем
высокого тонкого горлышка -- и... вазы не стало. Ее голова
вдруг резко завалилась в сторону, переломившись под острым
углом, и, повинуясь какому-то мгновенному импульсу, Сэм пальцем
сжал ее вращающийся, сочащийся водой мягкий бок. Он засмеялся,
как бы извиняясь, и виновато пробормотал:
-- О, нет... -- И глядя в удивленное лицо Молли,
оправдываясь, пояснил: -- Но ведь она с самого начала не была
шедевром, верно?
-- А уж тем более сейчас, -- вздохнув, согласилась Молли.
Она вновь собрала глину в сырую вращающуюся на круге горку
и начала осторожно придавать ей новую форму.
-- Могу я помочь? -- Пытаясь сгладить вину за свой
труднообъяснимый поступок, спросил он, обнимая ее с двух сторон
за плечи.
-- Смотря чем. -- Пожала она плечами, давая понять, что
простила его.
Сэм с готовностью взялся за глину, и правильные округлые
формы тут же поплыли в сторону, принимая какой-то безумно
растекающийся вид. "Как на картинах Дали". -- Решила Молли и
посоветовала:
-- Держи крепче пальцы.
Ладони Молли обняли глину, выравнивая ее, исправляя и
сглаживая неровности, придавая ей правильную форму. Их пальцы
встретились и сплелись в один клубок. Чуть повернув голову,
Молли смотрела на Сэма и думала о том, как же она любит этого
красивого, доброго, смелого парня. ЕЕ СЭМА. Он наклонил голову
и осторожно коснулся ее чуть приоткрытых губ своими губами. Ее
глаза закрылись, и их тела слились в одном мгновенном страстном
порыве, соединяясь в одно целое на теплом мягком ковре. Стонал
блюзом "джук-бокс", унося их вдаль на волнах мягкой плавной
мелодии.
Сэм не знал, зачем он это делает.
Просто у него возникло желание проверить счета. Это
случается, когда человек пытается убежать от реальности,
отвлекая себя каким-нибудь долгим занятием. Как управляющий
отделом, Сэм имел доступ ко всем счетам банка и сейчас
методично, один за другим, проверял их, просматривая суммы
вкладов, поступления и прочие финансовые операции (в сущности
не касающиеся его), совершаемые его отделом. Наверное, это тоже
было предначертано судьбой, ибо когда он уже решил бросить это
дело и, отпросившись у начальства ввиду сильной головной боли,
уйти домой, на компьютере вдруг возникла странная надпись:
"Майк Рендок. Счет открыт 03.01.1989 года. Наличность на
счете 11.000.000 долларов".
Сама по себе надпись не была странной. Напротив, она была
исключительно нормальной. Во всем, кроме одного. Счета, на
которых находилось более 9 миллионов долларов, подчинялись
непосредственно ему -- Сэму Биту. И номера и фамилии их
владельцев хранились в маленькой записной книжке, покоящейся в
его бумажнике. Сэм знал точно: фамилии и кода Майка Рендока там
нет и не было. Он пробежался пальцами по клавиатуре, давая
компьютеру команду проверить вклады на счете Рендока. Через
секунду на мониторе загорелась надпись: "Информация
отсутствует".
Это тоже было нарушением. Все данные о перемещении денег
со счета на счет хранятся в главном компьютере вплоть до
полного закрытия счета. И означать это нарушение могло только
одно: некто из служащих банка, переведя на счет Рендока крупную
сумму, стер всю информацию из памяти компьютера, лишая
проверяющего возможности узнать, когда и с каких счетов
поступили деньги на счет Майка Рендока.
Сэм набрал запрос: "Последние поступления денег на счет".
Прошло две секунды, пока запрос достиг главного компьютера,
переварился в нем и вернулся назад в виде данных: "Майк Рендок.
Счет открыт 03.01.1989. Снято со счета: Первый Национальный
банк Нассау. 500.000 долларов. Остаток на счете: 7.000.000
долларов. Дата и время перевода: 17.08.1990. 10.23".
Пять дней назад. Вопрос: "На какой счет переведены
деньги?" Ответ: "Информация отсутствует". -- О, нет. --
Простонал Сэм.
Эта история явно дурно пахла. От нее за километр несло
подлогом, и, поэтому Сэм сделал то, что показалось ему
единственно правильным в данной ситуации. Он изменил номер кода
до выяснения дальнейших обстоятельств.
Стоит ли сразу доложить дирекции банка или, может быть,
попробовать докопаться самому? Если тщательно проверить счет,
не исключено, что обна ружится какая-нибудь ниточка, ведущая к
человеку, задумавшему эту махинацию. Но, если к концу дня не
выяснятся никакие подробности, он сразу сообщит об этом
инциденте.
Дверь в кабинет открылась, и на пороге появился Карл. Он с
утра готовил отчет для руководства и сейчас выглядел утомленным
и озабоченным.
-- Привет, Сэм. -- Карл явно был чем-то обеспокоен.
-- Привет, Карл. Рад тебя видеть. -- Ему очень хотелось
поинтересоваться у Карла, не знает ли он, кто работает с Майком
Рендоком. Но по лицу друга он понял, что у того и своих проблем
хватает.
"Ладно. -- Решил Сэм. -- В конце концов это не составит
труда выяснить". И удержавшись от этих вопросов, спросил:
-- Что у тебя стряслось?
-- Ничего не понимаю. -- Тяжело выдохнул Карл. -- Не
проходит код Майка Рендока. Черт, ничего не могу с ним
поделать. Бился, бился, все без толку.
БАЦ! -- Сэм удивленно поднял глаза на стоящего перед ним
приятеля.
-- Рендока? -- Неужели... нет, кто угодно мог это сделать,
но только не Карл. Нет. -- Я изменил его. -- Сказал он, опуская
глаза на монитор. 11 миллионов долларов.
-- Изменил? -- Безразлично поинтересовался Карл. -- Зачем?
Сэм хотел уже рассказать ему о своих подозрениях, но в
последнюю минуту что-то удержало его. Голос Карла вроде бы
спокойный, показался ему фальшивым. Какая-то нотка,
проскочившая в этом безразличии, раз рушила иллюзию
беспечности.
"А ведь он волнуется. -- Подумал Сэм. -- Его явно
интересует этот счет, но он всеми силами пытается скрыть это.
Почему?"
И, сделав вид, что ничего не произошло, так, будничная
работа, Сэм ответил:
-- Пусть думают, что счет заморожен.
-- А что? Что-то не так? -- В голосе Карла зазвучал
неподдельный интерес.
Да нет. Просто я слишком упорно думаю об этом. Вот и все.
Это свинство с моей стороны подозревать Карла в этом. А что
волнуется, так, наверное, и я бы заволновался, если бы
обнаружил во время работы, что у меня заблокировали счета. Нет.
Это не Карл. Он чист.
-- Ты можешь хранить секреты?
-- Конечно. А в чем дело-то? -- Карл сгорал от
любопытства. -- Что-то серьезное?
-- Слишком много денег на счете. -- Сказал ему Сэм.
-- Много денег? -- Изумился Карл. -- Не может быть! Дай
посмотрю.
-- Он перегнулся через стол и взглянул на монитор. При
виде цифры глаза его округлились от удивления. -- Ого! -- Карл
выпрямился и посмотрел на взъерошенного друга. -- Слушай, Сэм,
ты провозишься с этим не один час. Хочешь, я займусь этим?
-- Да я и так вожусь уже не один час. -- Вздохнул Сэм.
-- Давай! Я быстрее сделаю. -- Карл от всей души старался
помочь другу.
-- Да нет. Я сам. -- Сэм улыбнулся. -- Это что-то вроде
мести этому типу. -- Он кивнул на монитор. -- Тем не менее
спасибо за предложение.
-- Да не за что. В любое время. -- Карл развел руками, как
бы говоря: "Я сделал все, что мог". -- Но, если глаза заболят,
скажи. Я подменю. -- Хорошо. Спасибо.
Карл, держа в руках бумаги, пошел к выходу, но у самой
двери обернулся и спросил:
-- Слушай. А что вы с Молли делаете сегодня вечером?
-- Мы идем в театр. -- Откинулся в кресле Сэм, давая
отдохнуть уставшим глазам. -- Молли сейчас сидит в ванной. И,
вообще, ей будет приятно пойти в театр с двумя ребятами в
классных галстуках. -- Он улыбнулся. -- Как насчет театра?
-- О-о-о... -- протянул Карл, выражая свое сожаление. --
Рад бы, да не могу. Но спасибо, что пригласил.
-- Ради бога. -- Ответил Сэм. -- Ну, ладно. Как сделаешь
отчет, занеси, О'кей?
-- О'кей. -- Карл вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Сэм остался в кабинете один. Он снова набрал код и
команду: "Вывести на экран все перемещения денег со счета".
Аккуратные столбики цифр высветились на мониторе, и Сэм
принялся изучать их, проверяя, когда, куда и кем переводились
деньги Майка Рендока, и когда и от кого они поступали на счет.
А Карл, устроившись на своем рабочем месте, снял трубку
телефона и, набрав номер, дождался, пока ответят на том конце
провода. -- Алло, Энди? Это Карл Брюннер...
Спектакля, хуже этой "Последней весны", Сэм еще не
встречал. Кое-кто утверждал, что молодой режиссер, ставивший
его, -- гений и опережает время. Но к середине первого акта
Сэму захотелось найти этого парня и посоветовать ему лет на
десять-пятнадцать оставить это нелегкое занятие и пойти
поработать уборщиком в ресторанчик где-нибудь на окраине. До
тех пор, пока время его не догонит.
Это было длинное и безумно нудное зрелище. Герой, тупой и
слащавый до ломоты в зубах тип, пытался женить на себе героиню,
произносил длинные напыщенные монологи и бил себя в грудь,
заливаясь слезами.
Сэм заскучал и к концу первого действия благополучно
погрузился в сон. И, если учесть, что спектакль закончился
около одиннадцати, он успел хорошо отдохнуть. Аплодисменты были
жиденькими, и выходящие на поклон артисты имели жалкий вид.
Выбравшись на улицу, Сэм зевнул украдкой, закрывая ладонью
рот, повернулся к Молли и преувеличенно бодро заявил:
-- Да. Мне понравилось. -- Он покосился на Молли и
заметил, как она улыбнулась. -- Хорошая постановка. Смотрел не
отрываясь.
-- Я уж почувствовала. -- В тон ему ответила девушка.
--Дайне только я. Твой храп раздавался по всей ложе.
Сэм развел руками, что должно было означать: "Каюсь.
Каюсь".
-- Что там слышно про мои работы? -- Продолжала Молли.
-- Твое имя упоминалось шесть раз. -- Ответил он, вспомнив
заметку в "Нью-Йорк тайме".
-- Шесть раз упоминалось. А что говорилось-то? Серьезно. Я
собираюсь выставить еще две работы, а "Нью-Йорк тайме" -- очень
серьезная газета.
-- Молли, то, что пишет "Нью-Йорк тайме" -- ерунда. --
Жестко заявил Сэм. Он прочел заметку и понял, что критики очень
осторожно отнеслись к новому имени. Нельзя сказать, что ее
ругали, но и не хвалили. Этакий снисходительный тон. Мол,
поглядим, что ты еще сделаешь, малышка. -- Там критики -- это
молокососы, которые только что закончили школу искусств.
Они свернули в темную улицу. Можно было бы и обойти ее, но
тогда пришлось бы делать крюк в три квартала. И они, когда
ходили в театр, а случалось это довольно часто, всегда
возвращались одной и той же дорогой, через эту самую темную
улицу. Здесь, конечно, горели фонари, но их было настолько
мало, что от света, казалось, становилось только темнее.
-- Этой газете, между прочим, сто восемьдесят лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23