она тебе все наврала.
Дура. Связалась с "саламандрами", бегает к ним на собрания. А что плохого
в "саламандрах"? Это прекрасные ребята. Они немного заблуждаются, но может
же человек немного заблуждаться? И потом у нее такой приятный отец. Он ей
такой же отец, как я тебе... И кто он тогда? Муж. Ей зачем-то понадобилось
выйти за него. Муж? Как странно. Значит, она замужем? Но я все равно ее
люблю.
Мы стояли на террасе. Терраса была громадная, темная, окутанная
зеленью. Элга нажала кнопку, передняя стена опустилась до половины. Хлынул
прохладный воздух. Город внизу был черен. Мерцали крыши. Светлячками
ползли такси. Вдали, в новостройках подымались пирамиды света. Обещали
дождь с десяти до десяти ноль трех, сказала Элга. Тропический ливень. Я
люблю дождь. И я люблю дождь, сказал я. Я вас всех люблю. И еще я люблю
Августа. Он вытащил меня из воронки для пауков в Синей пустыне. Ты видела
когда-нибудь воронки для пауков? А самих пауков ты видела? У них
восемнадцать ног. Я лежал два дня без воды и думал, что уже конец. Они
сидели вокруг и ждали. У меня губы растрескались. И я люблю Кузнецова. А
ты знал Кузнецова? Конечно знал. Мы четыре года жили в одной комнате,
каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо. Или я
это уже рассказывал? Нет, ты этого не рассказывал. Нет, мне кажется, что я
все-таки рассказывал. Ну все равно. Гера - мой друг. Жаль, что его убили.
Его убили? Говорили - сердце. Да, его убили, какие-то сволочи, фантомы,
нелюди. И еще жаль, что он ошибся. Весь Дом говорит о Великих Моголах и
ничего не происходит. Придется отказаться от этой версии. Но тогда нам
даже не за что зацепиться. Должен же человек за что-то зацепиться? Вот вы
зацепились за Спектакли. Кстати, у вас в Доме есть волновой генератор? Нет
у нас генератора, генераторы запрещены. У вас есть волновой генератор. Я
это знаю. Если ты меня любишь, ты должна сказать, что у вас есть
генератор. Но у нас в самом деле нет генератора.
Разверзлось небо - зашумело, затрещало, загудело и рухнуло ревущим
водопадом, сплошной стеной сумасшедшей воды. Струи захлестывали веранду.
Элга протянула обе руки в дождь. Волосы ее прилипли к лицу.
- Здорово! - крикнула она.
Метался мокрый плющ на стене. Я ртом ловил воду. Меня мутило.
Стремительно тяжелела голова. Из желудка поднимался тошнотворный комок.
Грохот оборвался. Струи дождя растворились в сыром воздухе. Было
тихо, лишь капало с крыш.
Элга вытерла лицо.
- Ну и ливень - красота, - сказала она, отжимая волосы. - Пойдем
сушиться.
- Слушай, Элга, - не сдавался я. - Так у вас в Доме есть волновой
генератор?
- А? Что? Не знаю - мокрая насквозь.
Я пощелкал по стеклу аквариума. Пузатые рыбы устремились к пальцу,
таращили пустые глаза. Элга взяла меня за руку:
- Пошли.
Между нами в зеленом стекле аквариума совершенно бесшумно появилась
аккуратная круглая дырка - вода мгновенно хлынула оттуда струей.
И сразу же рядом возникла вторая - такая же круглая. Я толкнул Элгу в
бок, подставил ногу. Мы упали. Я старался прикрыть ее сверху. Кобура была
под мышкой. Элга барахталась, мешала. Я ждал новых выстрелов, их не было.
Наконец, я вытащил пистолет, дулом фиксировал дверь. Спросил:
- Где включается свет?
- Там, - слабо показала она, так ничего и не поняв.
Свет вспыхнул неожиданно резко. В дверном проеме никого не было.
- Вставай, - сказал я.
Элга с трудом поднялась, дико посмотрела на аквариум: на обнажившемся
золотом песке били хвостами, растопыривали жабры толстые, уродливые рыбы.

8
Я велел Элге ехать домой и молчать. Она только кивала. Ушла,
оглядываясь.
Затем я вызвал Боннара. Он явился элегантный, веселый, в облаке
пряных духов. Увидел дырки, присвистнул.
- Забавная история. Ты видел, кто стрелял?
- Нет.
Боннар дугой поднял бровь:
- Это точно?
Я не стал отвечать. Меня мутило все сильнее. Бровь опустилась на свое
место. Боннар ощупал края аквариума потрогал влажный песок, сказал
задумчиво:
- Стреляли из "кленового листа", в крайнем случае - "Элизабет",
армейская серия.
Я не спорил.
- И стрелял лопух: промахнулся с десяти метров.
Я опять согласился. Он соизволил обратить внимание на мой вид:
- Тебе плохо?
- Подсыпали какой-то дряни.
Боннар сочувственно причмокнул. Спросил:
- Великие Моголы?
- Да! - уверенно ответил я, хотя только что был также уверен в
обратном.
- Значит, мы ходим где-то близко, - сказал Боннар. - Вероятно, тебе
имеет смысл постоять здесь - он вернется.
Я показал на дверь:
- Иди, пока нас не засекли вместе.
- Я мог бы приказать, - напомнил Боннар.
- Мог бы.
Боннар прищурил южные глаза, черные, как маслины. Казалось, сейчас он
воспользуется своим правом, но он сказал:
- Хорошо. Работай сам. Контроль через "блоху". - И ускользнул в
темный проем.
Я больше не мог терпеть. Меня выворачивало. Горло запечатал комок,
отдающий желчью. Натыкаясь на стулья, я проскочил зал, где слабый свет
серебрил головы и плечи неподвижных Дар, в коридоре пошел медленнее: я
чувствовал себя сосудом, до краев наполненным водой, - боялся расплескать.
Чем меня напоили - "сыворотка правды"? Или что-нибудь вроде роценона,
который вызывает неудержимую болтливость? Надо будет тщательно
проанализировать разговоры - кому это было надо? Но все-таки хорош этот
Боннар - оставить меня как подсадного, пусть стреляют. Впрочем, винить его
трудно: так принято работать у нас в МККР - если для успеха операции надо
пожертвовать сотрудником, то жертвуют, не задумываясь. Считается, что мы
знаем, на что идем, и нам за это заплачено.
Я столкнулся с этим уже в первый год работы, когда меня направили на
Орбитал Венос - станцию во Внеземелье, где исчезли контейнеры с геофагом.
Там в меня стреляли три раза в день - утром, днем и вечером. Ночью я
отсыпался, замкнув свою каюту личным шифром. А по окончании операции
выяснилось, что меня еще до прибытия на Орбитал сознательно засветили,
рассчитывая, что группа Эрлаха, вывозящая геофаг в малые страны для
использования в локальных войнах, постарается меня убрать и тем самым
обнаружит себя. В конечном счете так оно и случилось, но я получил два
пулевых ранения и вдобавок недоверие к оперативному отделу МККР на всю
жизнь.
Так что Боннар был не так уж и неправ. Включенный фантом нацелен на
реализацию программы. Стрелявший действительно мог вернуться. Но нам нужен
был не он. Брать рядового фантома не имело смысла. Кузнецов каким-то
образом вышел на Великих Моголов. Это - ключ. Но мы не знаем, как этим
ключом пользоваться. Работаем вслепую. Фантомы проявляют себя только в
действии. Значит, нужно вызвать их на действия. А это может лишь старший.
А он не будет этого делать, пока не получит реальных шансов захватить
власть. Да, конечно, я бы на его месте так и поступил - сидел бы очень
тихо, затаился, забился в щель, ждал бы, пока подчиненные фантомы не
пройдут наверх достаточно далеко, в МККР, например. Да, затаиться и ждать.
Никакой активности.
Меня все-таки вытошнило. Прямо на пол. Я едва успел согнуться -
кашлял и давился, выталкивая изнутри горчайшую зеленую пену. Нет, это не
"сыворотка правды" и не роценон, от них, как я знаю, не бывает
последствий. Это что-то другое. Желудок содрогался в болезненных спазмах.
- Стоп! - сказал я себе. - Но ведь кто-то же убил Кузнецова? И
стрелял в меня. Значит, активные действия они все-таки ведут. Почему?
Может, потому, что Кузнецов нашел ключ? Нет. Чихали они на этот ключ. Он
ничего не отзывает.
Концы не связывались. Я зашел в тупик. Оставалось последнее: а если
Кузнецов нашел не ключ, а ниточку от клубка всей этой истории - слабую
такую ниточку - а теперь и ее стараются оборвать. Что тоже проблематично:
они не могут не знать, что имеют дело с государственной организацией - все
факты, добытые мной или кем-то другим, немедленно передаются в центр. Нас
просто не имеет смысла убивать. И все-таки нас убивают.
Во рту жгло так, словно язык обсыпали перцем. Неимоверно хотелось
пить. Я двинулся в конец коридора, к душевым. Звонко щелкнула дверца лифта
- и сразу же за поворотом кто-то побежал.
Я нащупал под мышкой рифленую рукоятку пистолета.
Шаги приближались. Бежал пожилой человек, и это ему давалось нелегко:
он тяжело дышал. Вылетел из-за угла, остановился в растерянности.
Это был советник.
Я шагнул к нему, не убирая руки из-за пазухи:
- Еще раз здравствуйте, господин Фальцев.
Радужная оболочка его глаз пропала от испуга.
- Куда-нибудь торопитесь? - заботливо спросил я.
- Я... я искал вас, - срывающимся голосом сказал советник.
- Пожалуйста.
- Мне очень нужно сказать вам, - так, чтобы никто не знал. Тайно,
понимаете, тайно.
Я оглянулся. Коридор был пуст. Я убрал руку. В конце концов, даже
если он фантом, то за моей реакцией ему не успеть: пока он вытаскивает
пистолет, я его голыми руками положу четыре раза.
Советник загадочно покивал лицом в красных пятнах:
- Я хочу вам сказать, что я ничего не знаю.
- Очень содержательное сообщение. А о чем именно вы ничего не знаете?
- Ни о чем. Честное слово? Мое дело - финансовое. Я перевожу деньги,
я оплачиваю счета и больше ничего. Они все решают сами.
- Кто они?
- Бенедикт и Витольд. И еще этот... Краб, техник.
- У вас в Доме есть волновой генератор? - пошел я напрямик.
- Не знаю, - испугался он. - Похоже, что есть. Наверное есть. Знаете,
ощущение очень близкое...
- Господин Фальцев, мы же все равно установим, если вы имели дело с
волновыми наркотиками.
Советник выпустил воздух со свистом, как проколотая надувная игрушка.
- Я пробовал "веселый сон", - обреченно сказал он.
Я недоверчиво посмотрел на него. История с "веселым сном" была мне
известна. Эти аппараты предназначались для общей анестезии. Считалось, что
они должны полностью снимать болевые явления при операциях, вызывая вместо
них ощущение легкой радости. Но уже в процессе испытания опытных образцов
было обнаружено, что они обладают наркотическим действием с длительным
привыканием к наркотику. Аппараты вернули на доработку - меняли спектр,
резонансную частоту - деталей я не помнил. Пострадало человек двадцать - в
слабой форме.
- Почему сразу не заявили? - спросил я.
- Я... мне сказали, что во второй раз не излечивается... - упавшим
голосом ответил советник. - И ведь я контролировал Дом через городской
совет. Мог быть скандал. Но я хотел прекратить, я серьезно говорил с
Бенедиктом...
- А "саламандры" дали вам понять, чтобы вы не вмешивались?
Советник осекся и, как черепаха, втянул голову.
- Смелее, Фальцев, - сказал я. - Вы же сообщаете мне это не из любви
к согражданам. Вы хотите, чтобы мы избавили вас от "саламандр". Так? Кто
конкретно вас доил?
- Краб, - еле слышно ответил советник. - Но наверное, есть и другие.
Я не обращался к местным властям, потому что...
- Понятно. Это все?
- Все! - Он впервые поднял на меня затравленные глаза. - Чистая
правда.
- Идите, - приказал я.
- Я могу быть уверен?..
- Да, - сказал я. - Закон гарантирует анонимность заявителя.
- Спасибо.
Он побрел - весь мятый и поникший, шаркая ногами.
Я устремился к душевым. Меня не интересовал советник Фальцев. Пусть
рэкетом занимается городская полиция. В основном ясно - генератор в Доме
выявят, а Дом закроют. Их не спасет ни Бенедикт, ни "саламандры" ни сам
сенатор Голх. Тут - закон. Это хорошо. Значит, я могу больше не тратить
время на Спектакли. Только главное: искать старшего группы. Нам нужен
старший.
Дверь в душевую была заперта, но я сообразил это, лишь сорвав хлипкую
задвижку. Влетел внутрь. Внутри было очень уютно. Посредине душевой, там,
где каменный пол понижался к зарешеченному стоку, двое незнакомых мне
ребят с сильно развитой мускулатурой держали подмышки обвисшего,
согнувшего колени библиотекаря. Измученное лицо его было в свежих
ссадинах, зрачки - глубоко под веками, в углах губ трепетала кровяная
слюна. Видимо, шел крупный разговор. Как раз в тот момент, когда я влетел,
третий человек неторопливо и сильно ударил библиотекаря тяжелым ботинком
под ребра. Умело ударил. Привычно. Библиотекарь екнул нутром, качнулась
неживая голова, изо рта выпал сгусток крови.
Я все понял. Было удивительно, как я не догадался об этом раньше!
Зачем-то мягко и бережно прикрыл дверь. Защемило в груди - их было трое.
Тот, который бил, обернулся. Так и есть - Краб.
- Надо же, еще один, - без удивления отметил он.
Его напарники сразу же отпустили библиотекаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15