- Гораздо позже. Я не помню... его лицо надо мной, как луна, однажды.
У меня все болело. Он кричал. Кто такой Горти, где Горти, кто такая
малышка, почему я прятала Малышку... Я просыпалась и просыпалась. Я не
помню времени, когда я засыпала или теряла сознание, или что это было. Я
проснулась с глазами залитыми моей кровью, подсыхающей, а он говорил о
механиках каруселей и электроснабженцах для прожекторов. Я проснулась у
него на руках, он шептал мне на ухо о Банни и Гаване, они должны были
знать, кто такой Горти. Я проснулась на полу. У меня болело колено. Был
чудовищный свет. Я подпрыгнула от боли, которую он причинял. Я выбежала из
двери и упала, мое колено не сгибалось, это было во второй половине дня и
он поймал меня и приволок обратно и бросил меня на пол и снова включил
этот свет. У него было зажигательное стекло и он заставил меня выпить
уксус. У меня распух язык, я...
- Ш-ш-ш. Зина, дорогая, тише. Не говори больше ничего.
Ровный, лишенный эмоций голос продолжал:
- Я лежала неподвижно, когда заглянула Банни и Людоед не знал, что
она видела, что он делает и Банни убежала и пришел Гавана и ударил Людоеда
куском трубы, а Людоед сломал ему шею он теперь умрет, а я...
Горти почувствовал, что у него сухие веки. Он поднял осторожно руку и
ударил ее расчетливо по неповрежденной щеке.
- Зина. Прекрати!
После этого удара она издала громкий крик и закричала:
- Я больше ничего не знаю, правда я не знаю! - и разразилась
болезненными рыданиями. Горти попытался говорить с ней, но его нельзя было
услышать сквозь ее плач. Он встал, повернулся, осторожно опустил ее на
диван, побежал и намочил полотенце холодной водой и вытер ее лицо и руки.
Она резко прекратила плакать и уснула.
Горти смотрел на нее пока ее дыхание не убедило его, что она
успокоилась. Он положил свою голову медленно возле ее став на колени возле
дивана. Ее волосы были у него на лбу. Скрестив руки он взял себя за локти
и начал тянуть. Он сохранял это напряжение пока его плечи и грудь не стали
пульсировать от боли. Ему нужно было оставаться возле нее, не двигаться,
но в то же время снять черное напряжение ярости, которое нарастало в нем,
и работа, которую выполнял ли его мускулы спасла его рассудок без
малейшего движения, которое могло бы разбудить спящую девушку. Он долго
стоял так на коленях.
За завтраком на следующее утро она снова могла смеяться. Горти не
сдвинул ее и не дотронулся, только снял с нее обувь и накрыл пуховым
одеялом. В предутренние часы он принес подушку из спальни и положил ее на
пол между диваном в студии и дверью, и растянулся там, чтобы слышать как
она дышит и с кошачьей внимательностью прислушиваться к малейшему шороху с
лестницы и лестничной площадки.
Он стоял склонившись над ней, когда она открыла глаза. Он сразу же
сказал:
- Я Горти и ты в безопасности, Зи.
Нарастающая паника в ее глазах умерла, не родившись, и она
улыбнулась.
Пока она купалась он отнес ее одежду в ближайшую автоматическую
прачечную и через полчаса вернулся с выстиранной и высушенной одеждой.
Еда, которую он купил по дороге была не нужна; она уже вовсю была занята
приготовлением завтрака, когда он вернулся - яичница "как на автозаправке"
(жареные яйца в центре кусочков хлеба, из которых серединки выдавлены
стаканом для молока) и хрустящий бекон. Она забрала у него продукты и
проворчала на него.
- Копченая рыба - сок папайи - датская колбаса. Горти, здесь еды на
роту!
Он улыбался, больше ее смелости и ее способности быстро
восстанавливать силы, чем над ее протестами. Он прислонился к стене
скрестив руки, наблюдая как она прихрамывая ходит по кухне, завернутая с
головы до пят в то, что для него было плотно облегающим банным халатом, и
пытался не думать о том факте, что она вообще им воспользовалась. Однако
он понимал, видя ее хромоту, видя, что случилось с ее лицом...
Это было веселый завтрак, во время которого они счастливо играли в
игру под названием "А помнишь...", которая, если разобраться, является
самой захватывающей игрой в мире. Затем был молчаливый период, когда для
каждого из них вида собеседника было достаточно для общения. Наконец Горти
спросил:
- Как тебе удалось вырваться?
Ее лицо потемнело. Усилие справиться с собой было очевидным - и
успешным. Горти сказал:
- Тебе придется рассказать мне все, Зи. Тебе придется рассказать мне
и обо мне тоже.
- Ты много узнал о себе.
Это был не вопрос.
Горти отмахнулся.
- Как ты выбралась?
Подвижная часть ее лица сморщилась. Она посмотрела на свои руки,
медленно подняла одну, положила ее на и вокруг другой, и когда говорила,
сжимала ее.
- Я была в состоянии комы несколько дней, я думаю. Вчера я проснулась
на своей койке, в трейлере. Я знала, что я сказала ему все - кроме того,
что я знаю, где ты находишься. Он все еще думает, что ты та девушка. Я
слышала его голос. Он был с другого конца трейлера, в комнате Банни. Банни
была там. Она плакала. Я слышала, как Людоед увел ее. Я подождала, а
потом, вытащила себя наружу и к двери Банни. Я зашла вовнутрь. Гавана
лежал там на кровати с жесткой шиной вокруг шеи. Ему было больно говорить.
Он сказал, что Людоед лечит его, лечит его шею. Он сказал, что Людоед
собирается заставить Банни сделать работу для него.
Она быстро посмотрела на Горти.
- Он может, ты знаешь. Он гипнотизер. Он может заставить Банни
сделать все, что угодно.
- Я знаю.
Он посмотрел на нее.
- А почему, черт побери, он не воспользовался этим с тобой? - выпалил
он.
Она потрогала пальцами свое лицо.
- Он не может. Он - на меня это так не действует. Он может
воздействовать на меня, но он не может заставить меня ничего делать. Я
слишком...
- Слишком что?
- Человеческая, - сказала она.
Он погладил ее по руке и улыбнулся ей.
- Это точно... Продолжай.
- Я вернулась в свою часть трейлера и взяла немного денег и кое-какие
вещи и ушла. Я не знаю, что сделает Людоед, когда узнает, что меня нет. Я
была очень осторожна, Горти. Я проехала автостопом пятьдесят миль, а затем
села на автобус до Элтонвилля - это в трестах милях отсюда, а затем ехала
оттуда поездом. Но я знаю, что он найдет меня как-нибудь, рано или поздно.
Он не сдается.
- Здесь ты в безопасности, - сказал он, и в его мягком голосе
послышался металл.
- Дело не во мне! О, Горти, неужели ты не понимаешь? Ему нужен ты!
- Зачем я ему нужен? Я оставил карнавал три года назад и не похоже,
чтобы это очень его беспокоило. - Он поймал ее взгляд; она смотрела на
него с изумлением. - В чем дело?
- Тебе что, совершенно не любопытно узнать о себе, Горти?
- О себе? Ну да, конечно. Всем интересно, я полагаю. Но о чем,
конкретно?
Она молчала минуту, задумавшись. Вдруг она спросила:
- Чем ты занимался с тех пор, как оставил карнавал?
- Я рассказывал тебе в своих письмах.
- Внешнюю сторону, да. Ты снял меблированную комнату и жил там
какое-то время, много читая и нащупывая свой путь. Потом ты решил вырасти.
Сколько у тебя ушло на это времени?
- Около восьми месяцев. Я снял эту квартиру по почте и переехал сюда
ночью, так что никто меня не видел, и изменился. Ну, я должен был. Как
взрослый мужчина я мог найти работу. Какое-то время я выступал на сцене -
ну ты знаешь, играл в разных клубах, за те подачки, которые перепадут мне
от посетителей - и купил действительно хорошую гитару и стал работать в
"Счастливых часах". Когда они закрылись я перешел в Клуб Немо. И я тех пор
был там, ожидая счастливого случая. Ты сказала мне, что я буду знать,
когда будет пора... Это всегда было верно.
- Это так и должно было быть, - кивнула она. - Пора перестать быть
лилипутом, пора начать работать, пора браться за Арманда Блуэтта - ты
должен был знать.
- Да, конечно, - сказал он, как если бы этот факт не нуждался больше
ни в каких комментариях. - А когда мне нужны были деньги, я писал
кое-какие вещи... несколько песен и аранжировок, статьи и даже пару
рассказов. Рассказы не были такими уж хорошими. Вещи легко собрать вместе,
но очень трудно их придумать. Эй - ты не знаешь, что я сделал с Армандом,
не правда ли?
- Нет. - Она посмотрела на его руку. - Это как-то связано с этим, да?
- Да. - Он посмотрел на свою руку и улыбнулся. - В прошлый раз ты
видела мою руку в подобном состоянии примерно через год после того, как я
пришел в карнавал. Хочешь узнать кое-что? Я потерял эти пальцы ровно три
недели назад.
- И они уже так выросли?
- Это не занимает так много времени, как раньше, - сказал он.
- Это действительно начиналось медленно, - сказала она.
Он посмотрел на нее, по-видимому, собирался задать вопрос, а затем
продолжал. - Однажды вечером в Клубе Немо он зашел вместе с ней. Я никогда
не мог представить себе, что увижу их вместе - я знаю о чем ты думаешь! Я
всегда думал о них одновременно! Да, но это была проверка и равновесие.
Добро и зло. Итак... - Он выпил кофе. - Они сели прямо там, где я мог
слышать о чем они говорили. Он был скользким волком, а она была девушкой в
беде. Все это было весьма отвратительно. И поэтому, когда он вышел, чтобы
попудрить нос, я поступил как Лохинвар. Я вмешался. Я вкратце побеседовал
с ней и дал ей немного денег на дорогу, и она ушла, пообещав ему прийти на
свидание на следующий вечер.
- Ты имеешь ввиду, что она ушла от него на минутку?
- О, нет. Она ушла насовсем, уехала поездом. Я не знаю куда она
отправилась. Я сидел там играл на гитаре и размышлял. Ты говорила, что я
всегда буду знать, когда наступит пора. Я понял в тот вечер, что пора
браться за Арманда Блуэтта. То есть, пора начинать. Он однажды обошелся со
мной так, что это продолжалось шесть лет. По меньшей мере я мог тоже
обеспечить ему долгий воспоминания. Итак я составил свой план. У меня были
трудные ночь и день. - Он остановился, улыбаясь без юмора.
- Горти...
- Я расскажу, Зи. Это очень просто. Он получил свое свидание. Отвел
девушку в нежное маленькое гнездышко, которое он спрятал среди трущоб. Его
было очень легко вести по пути, устланному примулами. В критический момент
покоренное им сердце произнесло несколько тщательно подобранных слов о
жестокости по отношению к детям и оставило его переваривать их, глядя на
три пальца, которые она отрубила ему на память.
Зина снова посмотрела на его левую руку.
- Ох! Ну и урок! Но Горти - ты подготовился за одну ночь и день?
- Ты не знаешь, что я могу делать, - сказал он. Он завернул рукав. -
Смотри.
Она смотрела на коричневое, слегка волосатое правое предплечье. На
лице Горти была глубокая сосредоточенность; его глаза были спокойными, а
лоб гладким.
Какое-то мгновение рука оставалась без изменений. Внезапно волосы на
ней шевельнулись - скорчились. Выпал один волос, еще один, маленький дождь
волос, падавших на маленькие клеточки скатерти. Рука оставалась
неподвижной и, также, как и на его лбу, на ней не было видно никаких
следов напряжения, кроме полной неподвижности. Она была теперь голой и
сливочно-коричневого цвета, который был типичным как для него, так и для
Зины. Но - что это? Был ли это результат того, что она смотрела так
сосредоточено? Нет, она была действительно бледнее, более бледной и также
более тонкой. Ткани на тыльной стороне руки и между пальцами сжались пока
рука не стала худой и узкой, а не квадратной и толстой, какой она была.
- Достаточно, - сказал Горти буднично и улыбнулся. - Я могу
восстановить ее за такой же промежуток времени. Конечно, кроме волос. На
это потребуется два или три дня.
- Я знала об этом, - выдохнула она. - Я знала, но я не думаю, что я
когда-нибудь действительно верила... твой контроль над собой действительно
такой полный?
- Вполне. О, есть вещи, которые я не могу делать. Нельзя создать или
уничтожить материю. Я могу уменьшиться до твоих размеров, я думаю. Но я
буду весить столько же, сколько и вешу, довольно много. И я не могу за
ночь стать двенадцатифутовым гигантом; не существует способа, позволяющего
набрать необходимую массу достаточно быстро. Но та работа с Армандом
Блуэттом была проста. Тяжелая работа, но простая. Я уменьшил свои плечи и
руки и нижнюю часть лица. Ты знаешь, что у меня все это время было
двадцать восемь зубов? Я отбелил свою кожу. Конечно, на голове был парик,
а что касается божественных женственных форм, об этом позаботились те,
кого Эллиот Спринг называет "ремеслом большого бюста и искривленного
торса".
- Как ты можешь шутить?
Его голос стал ровным, когда он сказал:
- А что я должен делать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25