Впереди, метрах в двухстах,
явственно проглядывалось какое-то открытое пространство - то ли
перекресток, то ли площадь. Виктор остановился, включил дальний свет.
Мощный луч фонаря пронесся вдоль проспекта, выхватывая из темноты новые
нагромождения мусора. На стенах и тротуарах задвигались отбрасываемые
фонарными столбами и машинами причудливые тени. Одна из них наперекор
общему движению метнулась вдруг в сторну и слилась с темным провалом
подворотни. Виктор вздрогнул. Показалось или нет? Вытянув вперед руку с
фонарем и чувствуя, как от напряжения начинает деревенеть тело, он минут
пять внимательно вглядывался в провал подворотни, но, как ни старался,
никакого движения так и не заметил. Неясное ощущение опасности маленьким
склизским комочком снова зашевелилось в тайниках его мозга. Виктор до боли
стиснул зубы. Проклятая планета! Так и ждешь от нее какой-нибудь пакости.
Он постоял еще минуты две-три, поглядывая то налево, то направо, потом,
подняв руку, коснулся кнопки на комбинезоне, но так как никакого движения
вокруг по-прежнему не наблюдалось, решил не торопиться с вызовом, положил
ладонь на успокоительно твердую рукоятку "лингера" и осторожно, держась
середины улицы и зорко поглядывая по сторонам, двинулся дальше. С каждым
шагом ощущение опасности внутри него росло.
Минут через десять, миновав последние дома, он выбрался наконец на
площадь, в самом центре которой смутно вырисовывался расплывчатыми
очертаниями какой-то обелиск. "Это и есть центр города?" - с сомнением
подумал Виктор, озираясь по сторонам. Площадь, окруженная весьма низкими
строениями, что, очевидно, по замыслу древних строителей позволяло ей даже
в часы заката и восхода быть почти полностью освещенной, имела вытянутую
эллиптическую форму и была вымощена гладким серым камнем, лишь в немногих
местах проглядывавшим сквозь напластования мусора...
На этом месте рукопись обрывалась. Вадим откинулся на спинку стула и
заложил руки за голову.
"Хочешь себя похвалить? - подумал он с презрением. - А вот шиш тебе. Все
это очень хреново, и все это придется переделывать. - Он зажег сигарету и
несколько раз подряд жадно затянулся. - Но это потом. Когда закончишь
рукопись. А сейчас ты будешь работать. Писать. Долго и кропотливо. Пока не
доберешься до конца или не упадешь от истощения. Тогда, может быть, ты хоть
чуточку начнешь себя уважать. Работать!.. Только работать!.. Работать,
работать и работать!.."
Эти мысли, словно детонатор, подняли в нем новую волну злости. Что же, он
будет работать. Будто мерзкую мокрицу, он раздавил в пепельнице окурок,
схватил ручку и принялся быстро писать:
Виктор стоял на освещенном Сомеоном месте и с беспокойством озирался по
сторонам. Ощущение опасности попрежнему не покидало его. Какое-то неясное
предчувствие подсказывало- что-то произойдет и произойдет именно сейчас.
Может в эту, может, в следующую минуту, или даже...
- Нет, - сказал Вадим. - Так тоже не годится. Надо что-то другое. - Он
зажег новую сигарету и затягивался ею до тех пор, пока она не истлела
наполовину. - Да, надо иначе. Чуть-чуть пожестче и чуть-чуть почетче. Но,
черт возьми, как?
Он затушил сигарету, взял ручку. Посидел несколько минут, как бы в
полузабытьи, закрыв глаза и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Затем
пододвинул чистый лист и написал:
По-прежнему вокруг не было заметно какого-либо движения. Оранжевый диск
Сомеона висел уже почти в зените, и отбрасываемая Виктором бледная тень
скорчилась у него под самыми ногами. Ощущение опасности достигло, казалось,
апогея. Сердце, словно маленький взбесившийся зверек, бешено стучало о
ребра грудной клетки, по спине и вискам непрерывно текли щекочущие струйки
холодного пота. Звенящая тишина, этот холодный и безжалостный враг,
превратилась сейчас в грохочущую какафонию расстроенных до предела
инструментов, из которых почти явственно выделялось какое-то оглушительное
жуткое буханье: Бум!.. Бум!" Бум!.. Казалось, все окружающие Виктора
предметы: дома, автомобили, столбы, скелеты, камни,- стали вдруг ви с того,
ни с сего живыми, обрели вдруг различные голоса, и тотчас же, пользуясь
этим неожиданным даром, загрохотали разом, заскрежетали, завизжали,
заскрипели, и все это для одной только, непонятной и дикой Виктору цели:
оглушить его, заставить почувствовать себя ничтожеством, растоптать,
напугать до мерзкой пустоты в желудке и дикого безумия в глазах. Казалось,
вся планета превратилась в громадный грохочущий оркестр. "К че-о-о-ортуН -
заорал Виктор с яростью. - дьяволу!" Он топнул изо всей силы ногой, потом,
пытаясь сбросить наваждение, принялся яростно пинать подвернувшуюся груду
хлама, отчего в воздух поднялись густые клубы пыли, и тут совершенно
неожиданно до его слуха...
Вадим зачеркнул последние три слова, оставив "неожиданно, и задумался.
- Нет,- сказал он через минуту, хищно улыбнувшись.- Он не услышал. Он
ощутил его. Он ощутил этот тяжкий и далекий, как сумеречные звезды, вздох.
Он ощутил его каждой жилкой, каждой клеткой своего тела. Как человек,
внезапно оказавшийся лицом к лицу с чем-то чудовищно ужасным, с чем-то
таким, что даже в самых кошмарных снах не может присниться... Вот как все
было.
Вадим так явственно представил себе вздох, раздавшийся в далеком мертвом
городе на далекой мертвой планете, что ему вдруг на мгновение почудилось,
будто бы этот вздох прозвучал за стеной, в соседней комнате. Ему стало не
по себе. Он поежился, оглянулся на приоткрытую дверь, прислушался. Где-то,
очевидно, в ванной капала вода, под столом тихонько тикал забытый
будильник. Пожимая плечами, Вадим встал и вышел в коридор. С каким-то
отстраненным от этого мира сознанием, он осмотрел свои грязные ботинки,
стоявшие у входной двери, затем прошел в ванную, на кухню, в туалет и в
зал. Везде было пусто, и везде, где были окна, он машинально трогал
шпингалеты. Вернувшись в коридор, он точно также проверил дверной замок.
- Кажется, ты начинаешь нервничать, - пробормотал он с иронией,
усаживаясь за стол. - Но сие отрадно наблюдать. Это признак того, что ты
работаешь. - Вадим хихикнул. - Итак, продолжим.
...что-то необъятное и бестелесное, словно тугой резкий ветер,
стремительно пронеслось над площадью, могучей воздушной волной как бы
прогоняя и надоедливый звон инструментов, и жуткое буханье, куда-то далеко,
к темнеющим на противоположном конце площади домам. Но это, Виктор мог
поклясться, не был ветер. И это не была воздушная волна. Скорее, что-то
отдаленно похожее на вой или вздох, далекий и неясный, как эти звезды над
головой...
И снова Вадим явственно представил себе этот вздох, и снова ему
почудилось, будто бы он прозвучал в соседней комнате. Наприятное ощущение
дискомфорта усилилось. Словно бы какие-то грубые пальцы пробежались по его
нервным струнам, вызывая тоскливое расслабляющее беспокойство и заставляя
кожу покрываться мурашками. Он до боли стиснул ручку, прошипел сквозь зубы
что-то вроде "кыш, кыш-ш" и стал писать дальше.
"Что же это? Что же это?" - беспрерывно повторял про себя Виктор,
вглядываясь то в залитые желто-чахоточным светом Сомеона силуэты домов, то
в громоздящиеся то тут, то там барханы мусора, то в небо, усыпанное
холодными колючими звездами. Он уже успел убедиться, что не было тут
никакого ветра. Было что-то другое, что-то непонятное и дикое. А ветра нет,
не было. Не было, потому что поднятая Виктором пыль продолжала медленно-
слой за слоемоседать на камни, и если бы был ветер, он бы непременно унес
ее, эту пыль, унес куда-нибудь в сторону, а взамен поднял новую... И
ощущение тревоги не проходило, наоборот, усиливалось с каждой секундой, и в
ушах снова гремело мучительное буханье. А он все раздумывал, нервы ли его
так расшалились или же действительно происходит что-то опасное. И все никак
не мог решиться послать вызов на станцию. Но, видимо, дежурный оператор и
сам сообразил, что с Виктором происходит нечто неладное. Требовательно
запищала рация, зажегся красный индикатор.
- У тебя все в порядке? - деловито и вместе с тем както по домашнему
осведомился Грэхэм.
- Кажется, нет,- признался Виктор, переводя дух.- Эта планета, черт
возьми, действует мне на нервы. У меня такое чувство, будто я хожу по
раскаленной сковородке. Температура всего тридцать, а комбинезон хоть
выжимай. Постоянно мерещится какая-то чушь: громы, привидения. Устал я, и
вообще, кто это придумал - заниматься исследованиями ночью? Самого бы его
сунуть на мое место.
- Кажется, это было твое предложение, - осторожно заметил Грэхэм.
- Верно, - не стал спорить Виктор. - Но почему Аартон на это согласился?
Он что, начальник только нравоучения читать? А проявлять заботу о
подчиненных он уже и не начальник? Так, что ли?
- Н-да, понесло тебя - задумчиво проговорил Грэхэм. - Может, вернешься?
Виктор сразу же остыл. Тревога его уменьшилась. Буханье стихло. Вернулось
желание шагать в авангарде человечества.
- Ладно, не обращай внимания. Это я так... от скуки. Помойка эта мне уже
до чертиков надоела.
- Может, все-таки прислать катер?
Виктор снова собрался возразить, открыл было рот и вдруг поймал себя на
том, что прислушивается. Какой-то далекий неясный, похожий на пыхтение
паровоза звук зародился где-то там, за обелиском, на другой стороне
площади, стал усиливаться, будто бы источник этого звука приближался,
превращаясь в непрерывное шипение. Поначалу Виктору показалось, что шум
этот издают осыпающиеся по непонятным причинам предметы с барханов мусора.
Он направил туда луч фонаря и замер, замер в каком-то жутком оцепенении,
пораженный видом открывшегося ему зрелища. Что-то черное и бесформенное,
похожее на небольшую грозовую тучу, пульсирующую множеством яркоголубых
прожилок и точек, неторопливо, словно в замедленных кадрах фильма,
выплывало из-за широкого постамента обелиска. Каким-то непостижимым для
человеческого разума и неотвратимым, как рок, показалось Виктору это
создание. Было ли оно порождением неких таинственных и мрачных сил этой
мертвой планеты? Было ли оно воплощением вселенского зла? Виктор не мог
ответить на эти вопросы. Он стоял, оцепенев, неподвижно и безмолвно, и
дикий страх необоримой волной захлестывал его сознание.
А потом в самой сердцевине этой тучи полыхнула вдруг ослепительная
вспышка, тотчас же в динамиках раздался оглушительный треск, а через
мгновение у самых глаз Виктора, опрокидывая его на землю, разорвался
исторгнутый облаком ярко-голубой шар. На какую-то неизмеримо малую долю
секунды Виктор потерял сознание. Он сразу же пришел в себя, вскочил,
холодный и расчетливый, отработанным движение вывернул из кобуры "лингер"
и, содрогаясь от отвращения, послал в облако сразу четыре заряда. Все
гигантское пространство площади - от края до края - озарилось оранжевым
заревом. На стенах окружающих домов заплясали отбрасываемые разнообразными
предметами безумные тени, бесчисленное количество стеклянных осколков,
устилавших площадь, засверкало, как россыпь бриллиантов, и даже Сомеон и
звезды, казалось, померкли на ночном небосклоне от этого ослепительного
сияния. С сухим вязким шелестом четыре ярко-оранжевых сгустка плазмы
пронеслись над каменной брусчаткой метров шестьдесят и один за другим с
сочным чмоканьем, как пиявки, впились в тело облака. Менее чем за секунду
они должны были разложить его на мелкие составляющие: атомы и ионы, альфа и
бета-частицы, кванты гамма и рентгеновского излучений. Такой исход казался
настолько очевидным, что не вызывал сомнений. Но случилось невероятное.
Как голодный прожорливый зверь, черное облако быстро и методично, с
каким-то даже удовлетворением поглотило все четыре сгустка, замерло после
этого на несколько мгновений и снова двинулось к Виктору, неторопливо,
целеустремленно, как запрограммированный одной только командой механизм.
Виктор попятился. Сложившееся положение сил было явно не в его пользу.
Судорожно сжимая бесполезный "лингер", он вдруг резко, как заяц, прыгнул
вправо, в сторону темневшей метрах в пяти-шести подворотни. Уже за углом он
ощутил могучий толчок горячего воздуха, вызванный разрывом посланного ему
вдогонку очередного голубого шара. Не оглядываясь, но каждую секунду ожидая
удара в спину, он что было сил пробежал по узкому, захламленному
всевозможным мусором тоннелю и очутился в маленьком, относительно чистом
дворике, в глубине которого смутно вырисовывались какие-то невразумительные
сооружения - то ли беседки, то ли песочницы, - а впереди, метрах в сорока,
виднелись ветхие деревянные строения, между которыми узкими вертикальными
щелями темнели ходы. Обернувшись и увидев, как черная масса вваливается уже
в тоннель, Виктор бросился к одному из этих ходов, стараясь не думать о
том, что может угодить в тупик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13