Да он и не мог
быть ничем иным, кроме как слуховой галлюцинацией. Виктор был мертв. Это
было несомненно. Он не мог звать меня. Мне все прислышалось. Я снова
опустил весло в воду и в то же мгновение опять услышал приглушенный
расстоянием голос, похожий на вздох! Больше не могло оставаться никаких
сомнений: я бросил Виктора еще живым, и теперь он звал меня. Я принялся
бешено грести назад против течения и вскоре увидел вдали яркую курточку,
медленно приближавшуюся ко мне. Виктор лежал на воде все в том же
положении, в каком я его оставил: раскинув руки в стороны, лицом в воду.
Поддерживая лодку редкими ударами весла на одном месте, я дождался, пока
тело не подплывет ближе... Нет! он не мог быть живым! С ужасом смотрел я,
как он медленно проплывает мимо меня и исчезает в темноте. Я был настолько
подавлен, что даже не попытался задержать его. И вот, когда тело исчезло в
темноте впереди, я снова услышал тот же самый голос, похожий на вздох и
доносившийся попрежнему с той стороны, откуда мы приплыли. Господи! Как
мог я сразу не узнать голоса Виталика! Мы похоронили его заживо! И теперь
он звал меня... Однако за несколько дней мы проплыли десятки километров -
я не мог слышать его голоса, даже если Виталик жив! А если он мертв? На
мгновение меня охватила слабость, пальцы разжались сами собой, и весло
выскользнуло из них и поплыло по течению впереди лодки. А тихий, как
вздох, голос - голос мертвеца, взывавшего ко мне из бездны, - все звенел в
моих ушах, отнимая рассудок, сводя с ума.
Однако теперь, лишившись последнего весла, я был совершенно
беспомощен. Единственное, что мне оставалось делать, - это плыть по
течению. Меня вновь охватило оцепенение - оцепенение до полного
бесчувствия. Неожиданно лодка зацепилась носом за выступ в стене, ее
развернуло, и тотчас голос, звучавший почти беспрерывно, изменил свое
направление - теперь он вновь доносился со стороны Виктора, уплывшего
далеко вперед. Это было так похоже на насмешку, что я истерически
расхохотался. Однако случайно взглянув на Вику, я тут же оборвал свой
глупый смех. Все объяснялось очень просто. То, что я принимал за
приглушенный расстоянием зов своих товарищей, в действительности было едва
слышным шепотом Вики, которая постепенно приходила в себя и, находясь в
полуобморочном состоянии, звала меня по имени. Я плеснул ей в лицо ледяной
воды, и она открыла глаза. Когда Вика окончательно пришла в себя, я
рассказал ей о гибели Виктора и кратко обрисовал наше отчаянное положение.
Между тем вода неотвратимо прибывала. Однако вскоре мне почудилось
едва уловимое изменение в звучании подземного потока... течение почти
замерло... И вдруг стены узкой галереи расширились, превратившись в купол
огромного зала, который наполовину был заполнен свежим завалом. Массивный
блок известняка рухнул со свода на дно зала, расколовшись на отдельные
глыбы, перегородившие проход и запрудившие течение подземной реки.
Лишившись выхода, река разлилась по пещере широким озером, в которое мы
теперь медленно вплывали. С величайшим вниманием, будто от этого зависело
наше спасение, я принялся осматривать огромные глыбы, торчавшие из воды, и
своды, с которых они рухнули. Виновником обвала оказался полуметровый
пласт песчаника между двумя огромными глыбами известняка, вдоль которого и
оторвался от кровли этот пласт. Я заметил, что между ним и новым сколом
свода образовался зазор метра в полтора, через который можно было пролезть
на другую сторону завала. Но одно обстоятельство сильно встревожило меня.
Я уже упоминал о запахе серы и желтоватом газе. Здесь их присутствие
ощущалось еще более явственно. Внимательно осмотрев своды, я увидел свежую
трещину, образовавшуюся при обвале, из нее с шипением вырывался желтоватый
газ, наполнявший подземные полости и - наши легкие. Теперь я различил в
нем и другие примеси. Судя по тому, как необыкновенно ярко вспыхнула
свеча, в нем содержался газ, поддерживающий горение, вероятно метан.
Специфический запах свидетельствовал о присутствии тяжелых углеводородов.
Метан и тяжелые углеводороды встречаются в толщах верхнеюрских
известняков, из которых был сложен этот хребет. Однако не их следовало
опасаться. Желтый газ - вот что меня беспокоило. От него першило в горле,
мутилось в голове, кровь бешено стучала в висках. Несомненно, это им мы
отравились в первые мгновения после обвала. Но временная потеря сознания и
остаточная тяжесть в затылке были лишь самыми незначительными
последствиями отравления. Пока мы с Викой плыли по подземным галереям,
увлекаемые течением, я вдруг стал замечать за собой странные вещи, которые
очень меня напугали. Так, неожиданно я заметил, что вот уже некоторое
время гребу веслами, хотя точно знал, что потерял их: первое тотчас после
обвала, а второе, когда принял голос Вики за голос Виталика. И как только
я осознал всю странность и невозможность этой ситуации, я почувствовал
легкий толчок изнутри, как бы от электрического удара, мгновенная дрожь
пробежала по всему моему телу, и наваждение - а это было самое настоящее
наваждение - исчезло: я неподвижно сидел в скользящей по течению лодке, и
никаких весел в руках у меня не было. Несомненно, это был результат
воздействия на психику галлюциногенного газа.
Когда лодка достигла огромных глыб, галерея, из которой мы выплыли,
заполнилась водой почти до самых краев. Мы успели как раз вовремя. Теперь
следовало взобраться на верх завала и попытаться найти проход на другую
его сторону.
Я подсадил Вику на глыбу известняка, невысоко торчавшую из воды,
передал ей свечу и рюкзаки и вскарабкался за ней следом. Через полчаса мы
протиснулись между двумя обломками под самыми сводами зала и, спустившись
по другую сторону завала, оказались в узкой галерее, по дну которой вяло
текла обмелевшая речушка. Не большое удовольствие идти по колено в ледяной
воде. Со дна поднималась густыми клубами взмученная глина. Позади тянулся
красновато-бурый, быстро расползавшийся след...
Следующие три дня начисто стерлись из моей памяти, оставив по себе
лишь смутные воспоминания о бесконечном продвижении по подземным галереям.
Помню только полнейшее равнодушие и безразличие, когда на третий или
четвертый день мы уперлись в тупик. Дальше прохода не было. Вика в
изнеможении опустилась на камни. Я присел рядом с ней, прислонился спиной
к стене и закрыл глаза. Кажется, я задремал. Свеча сгорела на два пальца,
когда я пришел в себя после длительного забытья. И стоило мне открыть
глаза, как я увидел проход. Он чернел в противоположной стене, под большим
выступом, и был заметен только из того сидячего положения, в каком я
сейчас находился. Вика еще спала. Я решил не будить ее понапрасну, пока
сам не проверю этот ход, который также мог оказаться тупиковым. Я зажег
другую свечу и протиснулся с ней в узкий и низкий боковой лаз. Километра
через полтора он закончился тупиком. И тут произошло нечто, о чем я не
могу вспоминать без ужаса. Неожиданно я почувствовал сильную внутреннюю
дрожь, подобную той, что я испытал, сидя в лодке и думая, что гребу
потерянными веслами. Все мое тело сотрясла короткая судорога, и... я
очнулся на том самом месте, откуда увидел боковой ход. Никакого хода в
противоположной стене не было, это была такая же галлюцинация, как и
гребля потерянными веслами. Сбылись самые худшие мои опасения: желтый газ
продолжал оказывать на нас свое губительное воздействие.
Но самое страшное: на месте не было Вики. Ее не было нигде. Сначала я
ждал ее, думая, что она ненадолго отлучилась по своим надобностям. Однако
прошел час, а она все не возвращалась. Я громко звал ее, я облазил все
закоулки, но нигде не нашел ее. И тогда... смутное ощущение... страшная
мысль, которую я сперва торопливо отогнал... но она вернулась снова и
превратилась в уверенность: а не было ли наше с Викой путешествие тоже
галлюцинацией, вызванной желтым газом? И где кончалась реальность и
начинался бред?
Я попробовал мыслить логически. Я договорился сам с собой считать,
что то состояние, в котором я нахожусь сейчас, не галлюцинация, а
реальность. Тут я должен упомянуть об одной важной детали. Когда мы с
Викой перебрались через завал, вполне понятные причины заставили меня
вести строжайший учет всем продуктам питания. Я разделил их на пять дней в
расчете на двоих. Так, у нас оставалось десять банок тушенки, по одной на
день для каждого. За три дня вдвоем мы должны были истратить шесть банок.
Теперь их излишек помогал мне определить, когда и где я потерял Вику. Я
пересчитал банки и убедился, что было истрачено только четыре вместо
шести. Несложный расчет подсказывал, что в первый день после того, как мы
преодолели завал, Вика еще была со мной. Однако следующие два дня я шел
совершенно один, лишь ошибочно полагая, что Вика идет рядом. Но,
собственно, могло оказаться и так, что сейчас был вовсе не третий, а
первый день после обвала, а два последующих были не более как видимостью.
Чем больше ломал я над этим голову, тем меньше был уверен в реальности
происходящего со мной в этот момент. И все же, несмотря ни на что, я решил
вернуться к завалу и попытаться найти Вику, хотя заведомо осознавал всю
тщетность этой затеи, ведь мне предстояло блуждать не только по лабиринтам
карста, но и по лабиринтам иллюзии.
Я двинулся обратно. Однако чем дальше пробирался я по галерее, тем
больше мне казалось, что это какая-то другая, незнакомая мне галерея. Она
была много шире и выше той, по которой мы шли с Викой, и скоро перешла в
ряд небольших красивых залов с белыми сталактитами и колоннами. Анфиладу
завершал колоссальный зал, своды которого тонули во мраке. И в дальнем
конце его, посреди великолепных натечных образований, похожих на бордовые
бархатные драпировки, стоял Трон.
Да, это был именно Трон. Вы можете возразить, что это было природное
образование, похожее на трон. Я и не утверждаю, что то было дело рук
человеческих. Его произвела природа, однако природа, направляемая разумом
- нечеловечским, поскольку человек пока не в силах повелевать законам
природы. Да, это были натечные образования, но не случайные, а подчиненные
определенному замыслу, словно отлитые в форму. Гигантский трон с прямой
спинкой высотой больше тридцати метров, с подлокотниками, закрученными на
концах в виде львиных лап, с огромным подножием. Зеленая, дурно пахнущая
слизь покрывала седалище трона, на подножии были явственно видны глубокие
царапины, оставленные тяжелыми копытами. Однако были следы и другого рода,
незримые и более устрашающие, хотя они и не поддаются описанию. Как
передать то ощущение ужаса, тоски, подавленности, которое охватило меня
при его виде?.. Этот трон не просто вызывал ужас, он сам был окаменевшим
ужасом. Ужас был в его кроваво-красном каменном изголовье, окрашенном
железистыми окислами... ужас был в белесоватых натеках, напоминавших
застывшие слезы...
Подавленный, смятый, уничтоженный, я опрометью бросился вон из этого
зала, обратно по галерее. Ноги мои слабели от панической мысли, что Хозяин
может вернуться с минуты на минуту и застать меня здесь. И точно:
неожиданно я почувствовал приближение чего-то Ужасного. Оно было
стремительно и всезатопляюще, как наводнение. Дикая тоска, волной
катившаяся впереди него, обрушилась на меня, резким порывом ветра загасила
свечу, бросила меня на колени. И вот нечто огромное, безобразное и
безобразное пронеслось мимо меня, и, когда ощущение депрессии стало
невыносимым и я почувствовал, что больше не вынесу ее, она схлынула, стала
ослабевать, удаляться в сторону Тронного зала и неожиданно отпустила
совсем. Сатана (а это мог быть только он, как я понимаю теперь, спустя
десятилетия) прошел мимо, не заметив меня.
Не помня себя от пережитого кошмара, сломя голову я кинулся в
противоположную сторону, потеряв рюкзак, потеряв свечи. Не могу сказать,
как долго бродил я в кромешной темноте, пока неожиданно не увидел впереди
бледное пятно. Это был дневной свет. Я прошел горную цепь насквозь и вышел
с западной стороны хребта."

ПРИМЕЧАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ
Эта рукопись была найдена подземной экспедицией Ящерова в одной из
отдаленных карстовых пещер Кар-ского хребта в 1962 году. Она была зажата в
руке мертвого юноши, погибшего много лет назад. Мы подняли подшивки старых
газет, и в одной из них (за 29 августа 1940 года) нашли статью о четырех
пропавших школьниках:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11