Только я не понимаю, с кем…
– И дальше не понимай. Попутчик говорит. Слушай дальше. Твоего беглеца нашли. Он не в Курске обосновался, а рядышком, во Пскове.
– Какой беглец? – удивился Николай Николаевич, все еще не соображая, с кем он говорит и о ком идет речь.
– Тот, кого тебе отыскать приказано. Экс-директор.
– А-а-а, теперь понял.
– Ты ведь сразу после конгресса в Ростов собирался?
– Да.
– Теперь не собирайся. Послезавтра тебя отвезут во Псков и помогут вернуть награбленное.
– Это что, серьезно? Без дури? – Наконец он догадался, кто ему позвонил.
– Дурят только в психушке и иногда в цирке. Еще у Дэвида Копперфилда. А я – всерьез разговариваю. Тебя во Псков отвезут и встречу там устроят.
– Кто отвезет?
– Послезавтра в семнадцать ноль-ноль выйдешь из своих ворот. Подъедут красные «Жигули», «восьмерка». Усвоил? Кто будет за рулем, тот и отвезет.
– Усвоил, – растерянно проговорил Николай. И только хотел спросить о подробностях, как услышал короткие гудки.
Это звонил несомненно Алексей. Если он запомнил сбивчивый самолетный рассказ Николая. Если, несмотря на ранение, исполнил свое обещание и среди миллионов беглых мужиков сумел на просторах России каким-то образом отыскать их бывшего мурманского директора школы и даже организовать поездку для Николая, то все происшедшее можно было назвать только одним словом – это было чудо.
А следом за Алексеем, не успел Николай вернуться на кухню, позвонил доктор Бэр.
– Господин Горюнов, я переговорил со своими коллегами из института, вы были бы не против поработать вместе с нами?
– Когда? – спросил Николай Николаевич, стараясь справиться с внезапной хрипотой.
– Если вы дадите согласие, я думаю, с весны – с марта-апреля. Вам подходит такое время?
– Думаю, что подходит.
– Хорошо. Сейчас мне важно получить ваше согласие. А детали мы обсудим позже. Надеюсь, вы будете удовлетворены нашими условиями.
Тайная любовь Анечки Костиковой
Несколько лет назад популярная петербургская газета напечатала статью, которую в библиотеке у Анны Филипповны читали все девочки. И даже долго потом обсуждали.
Статья была переведена из французского журнала для женщин и рассказывала о любви одиноких матерей к своим взрослеющим сыновьям.
– Не знаю, может, у них там все возможно, а у нас про такое писать неприлично! – сказала бывшая зав. читальным залом, которая лет десять назад ушла на пенсию и как раз забрела к ним на огонек. – И читать тоже. Мало ли что в семьях бывает… Не про все же рассказывать.
Девочки с ней не спорили, но статья продолжала переходить из рук в руки. Анну Филипповну эта тема тогда трогала мало, разве что слегка щекотала нервы своей откровенностью.
Некая мадам Жаклин Пуатье пересказывала разные интимные беседы, которые она вела с матерями-одиночками.
«Мне еще нет сорока, на меня засматриваются многие молодые мужчины, неужели я буду спокойно наблюдать, как мучается мой сын, у которого нет девушек», – изрекала одна француженка.
«Если в одном доме живут две одинокие, но близкие души и сердца их свободны, почему бы им не доставить друг другу эту маленькую радость?» – объясняла другая.
А третья просто рассказывала, как договорилась с подругой, имеющей, как и она, пятнадцатилетнего сына, поехать на рождественские каникулы в Швейцарию. И поселиться там так, чтобы подруга была вместе с ее сыном, а она – с сыном подруги. Когда же приблизилось Рождество, выяснилось, что для подруги необходимость поездки отпала, она уже успела решить свои проблемы сама.
– А чего, и правильно. Все лучше, чем втихомолку онанизмом заниматься, – сказала тогда Лизка Иванова. – Я бы на их месте тоже не растерялась.
– Лизетта! – укоризненно оборвала ее главный библиограф Евдокия. – Ты все-таки сидишь с приличными людьми.
Возможно, что из-за этой самой Лизы все дальнейшее и случилось. А может быть, оно произошло бы и само по себе…
Статью прочли и забыли. Анечка о ней не вспоминала несколько лет. А потом вдруг вспомнила. Тогда у нее как раз перешел в окончательную фазу вялотекущий роман. Однажды она ждала троллейбуса с большой пачкой книг, которые везла для выставки. За нею стоял мужчина средних лет. Когда троллейбус распахнул двери, мужчина, ни слова не говоря, быстро поднял эту упакованную пачку, и они вошли вместе. За две остановки мужчина успел вручить свою визитную карточку, взять ее телефон и назначить свидание. Мужчина был женат, имел троих детей – это Анечка выяснила уже в первую встречу. Серьезных планов в отношении ее у него не было, а просто, как он сказал, ему было приятно побыть вместе с ней.
– Ваш вид высекает мгновенные искры удовольствия из моего мужского организма, – пошутил он.
Пожалуй, это был первый случай, когда ее не уговаривали стать женой. Они встречались года полтора, сначала раз в две недели, потом раз в месяц на квартире его приятеля. Потом он сказал, что уезжает надолго в командировку, откуда и позвонить нет возможности, но Анечка скоро увидела его на Невском, и что смешно – с похожей на саму себя девушкой.
Анна Филипповна подошла к троллейбусной остановке и услышала знакомый голос:
– Ваша внешность сразу высекает искры удовольствия из моего мужского организма.
Только фраза эта была обращена не к ней.
Она не стала дожидаться троллейбуса и пошла пешком. Ей было и смешно и грустно. Боже мой, какой пошлостью оборачиваются все эти романы!
Анечка на его счет никаких планов иметь не собиралась. Все было именно так, как он сказал, – иногда им было вместе приятно. И только.
А тут как раз у нее с Костиком произошел случай с их борьбой.
В принципе ничего не произошло. Когда-то, когда он был маленьким, они часто боролись и, хохоча, падали то на его диван, то на ковер, который ей достался в наследство после смерти родителей. Потом это само собой прошло. Детскую борьбу сменили шахматы. Они часто играли в шахматы, полулежа на ковре. И в тот раз, полушутя поспорив из-за хода, вдруг начали бороться, и Анечка в результате ощутила, что находится под самым настоящим мужчиной, который на полторы головы ее выше и в плечах тоже шире, и она прижимается своим телом к его телу. А еще поняла, что Костик в то мгновение тоже ощутил, что под ним как бы и не мама его, а молодая женщина в тонком полурасстегнутом халатике, тело которой он также чувствовал своим телом. В следующее мгновение они оба неловко вскочили и разошлись. Она – пошла на кухню, он – включил телевизор.
Тогда-то и вспомнилась та самая статья, переведенная из французского журнала для женщин.
Анечка в тот вечер долго не могла заснуть на своем раскладном диване и знала, что поблизости на таком же диване мучается ее Костик. До дня рождения, когда ей исполнялось тридцать четыре, а ему – шестнадцать, оставалось недели три.
Эти три недели она гнала от себя мысли, которые считала греховными, но они возвращались вновь. Стоило ей взять в руки новый журнал, как он открывался именно на статье о египетских фараонах, которые только тем и занимались, что женились на собственных сестрах и матерях. Она заглядывала в метро через плечо в газету и вычитывала еще более экзотическую историю про какую-то средневековую римскую матрону, которая переспала не то что с сыном, а с внуками и правнуками. Включала телевизор и обнаруживала русскую негритянку Елену Хангу, которая немедленно начинала рассуждать о том же самом. Хорошо, в это время Костик был в ванне, а то не хватало бы им вместе, голова к голове, выслушивать советы умудренной сексуальным опытом Ханги.
Те три недели тема запретной любви преследовала ее, будто наваждение. И как, вспоминая их, Анечка сама потом осознала, к собственному дню рождения она, так сказать, вполне «созрела».
Но все же, если бы не Лизка Иванова, скорей всего, у Анечки с Костиком ничего бы не случилось. Греховные мысли приходят и уходят. Порой даже становится удивительно – надо же было такому влезть в голову!
Костик влюбился бы в какую-нибудь одноклассницу, ее бы тоже настиг очередной роман…
Когда Анна Филипповна получила первое послание от шантажиста, она ему не поверила. Как и где он мог заснять то, о чем писал?
Тогда он прислал копию. Она поставила кассету, включила видеомагнитофон и пришла в ужас. Там был в самом деле почти весь тот вечер. И начало ночи.
Анна Филипповна смотрела фильм, в котором выступала в главной роли, время от времени всхлипывая и размазывая несмытую тушь. Но даже и тогда она подумала, что если бы все случилось заново, то поступила бы так же.
Девочки из библиотеки пришли, как всегда, все вместе. И по виноватому лицу Евдокии, которая вошла первой, было понятно, что что-то случилось. С уходом Анечки на телевидение было уже решено, Евдокия переходила на ее место, девочки об этом тоже знали.
– Там Лизка на лестнице, с нами увязалась, – сказала Евдокия, встав в дверях прихожей.
Лизу Иванову Анечка не приглашала, но что поделаешь – не гнать же ее было. Так она и вошла вместе со всеми. И поначалу вела себя пристойно.
Ее понесло потом, после шампанского вперемешку с коньяком. Громко и беспричинно похохатывая, она пересела поближе к Костику. И принялась примитивно кокетничать, время от времени дотрагиваясь то до руки его, то до колена.
– Такого парня от меня прятала! – повторяла она. – Дай-ка, Костик, я до тебя доберусь.
Кто-кто, а Анечка прекрасно знала этот ее громкий беспричинный смех. Но чтобы гнилозубая Лизка, с постоянным запахом то ли немытого тела, то ли чего-то там еще, положила глаз на ее Костика! К тому же девочки поговаривали, что она время от времени заражается дурными болезнями.
Остальные вели чинные разговоры, делая вид, что не замечают неприличия Лизки – портить вечер никому не хотелось.
– Где музыка? Включите музыку! Костик, пошли!
Костик даже слегка съежился от такого напора, но послушно пошел вслед за Лизкой. Места было немного, и они танцевали на виду у всех.
– Лизетта! Брось дурить! – пробасила Евдокия, увидев, что Лизка как-то уж очень непристойно сразу прижалась к Костику.
– А не надо было прятать! – отозвалась со смехом Лизка. И капризно спросила: – Костик, ты ко мне завтра придешь? Мне надо электрическую пробку поставить.
– Тебе бы в другое место поставить пробку, – отозвалась Евдокия.
– Смотря какую. – И Лизка снова принялась хохотать. – Костик, ты сумеешь мне пробку поставить?
За столом все слегка приумолкли и стали прятать глаза.
– Лиза! Сядь быстро рядом со мной! – скомандовала Евдокия. – Я сказала, сядь и остынь! – повторила она.
Как ни странно, Лизка ее послушалась. А может быть, и не так уж сильно была пьяна, просто дурачилась.
Чтобы не видеть этого ужаса, Анечка пошла на кухню за тортом и оттуда позвала:
– Костик, помоги мне, пожалуйста.
Костик вошел, и с ним вместе вошло целое облако из электрических зарядов, Анечка это сразу почувствовала. У него даже руки чуть-чуть подрагивали, когда он взялся за блюдца с чашками, чтобы нести их в комнату.
«Ничего себе! – подумала она. – Эта немытая, с дурным запахом страшила, которой вроде бы уже сорок, собирается увести моего любимого и единственного мальчика!»
И, словно уловив ее мысли, в кухню вошли девочки с грязными тарелками.
– Мы ее сейчас отправим, ты извини, что так получилось, она еще больше набралась, – стали то ли оправдываться, то ли утешать они.
В комнате снова заиграла музыка. И снова раздался похотливый Лизкин смех.
– Ань, ты что, его даже целоваться не научила?! Анечка внесла торт и увидела, что Лизка снова висит на Костике.
– Живешь вдвоем со взрослым парнем и не можешь его обучить?! – И Лизка, продолжая хохотать, потянулась к ее Костику. – Костик, смотри, как надо целоваться. Придешь завтра, я тебя всему научу! – И, уже не обращая внимания на остальных, она, словно пылесос, присосалась к его губам.
Тут едва не завязалась свалка. Девочки стали Лизку оттаскивать, выпихивать в прихожую. Анечка же с удивлением смотрела на Костика, который словно поплыл. Такая у него была странная блуждающая улыбка и взгляд – тоже непривычный. Ей вдруг вспомнилась фраза из какой-то книги девятнадцатого столетия: «Она пробудила в нем мужчину». Костик тоже пошел в прихожую.
– Что хочешь делай, а парня к ней не пускай, – строго сказала Евдокия. – Потеряешь.
Девочки вытолкнули Лизку на лестницу, бросили ей вслед короткую дубленку, сапоги и захлопнули дверь.
– Костичек, телефон не забудь, я тебя завтра жду! – выкрикнула она, на мгновение уцепившись за дверь.
После этого сразу стало тихо
– Пожалуй, и нам пора собираться, – рассудительно сказала Евдокия, – пошутили и хватит.
И девочки, не садясь уже больше за стол, быстро перенесли на кухню чашки с блюдцами, недоеденный торт, принялись натягивать свои пальто.
– Боюсь я за твоего парня, не справиться тебе с ним, – тихо проговорила Евдокия.
И тут в одно мгновение Анечку озарило решение.
Ей только завтра будет тридцать четыре, и даже в школе у Костика ее недавно приняли за старшеклассницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– И дальше не понимай. Попутчик говорит. Слушай дальше. Твоего беглеца нашли. Он не в Курске обосновался, а рядышком, во Пскове.
– Какой беглец? – удивился Николай Николаевич, все еще не соображая, с кем он говорит и о ком идет речь.
– Тот, кого тебе отыскать приказано. Экс-директор.
– А-а-а, теперь понял.
– Ты ведь сразу после конгресса в Ростов собирался?
– Да.
– Теперь не собирайся. Послезавтра тебя отвезут во Псков и помогут вернуть награбленное.
– Это что, серьезно? Без дури? – Наконец он догадался, кто ему позвонил.
– Дурят только в психушке и иногда в цирке. Еще у Дэвида Копперфилда. А я – всерьез разговариваю. Тебя во Псков отвезут и встречу там устроят.
– Кто отвезет?
– Послезавтра в семнадцать ноль-ноль выйдешь из своих ворот. Подъедут красные «Жигули», «восьмерка». Усвоил? Кто будет за рулем, тот и отвезет.
– Усвоил, – растерянно проговорил Николай. И только хотел спросить о подробностях, как услышал короткие гудки.
Это звонил несомненно Алексей. Если он запомнил сбивчивый самолетный рассказ Николая. Если, несмотря на ранение, исполнил свое обещание и среди миллионов беглых мужиков сумел на просторах России каким-то образом отыскать их бывшего мурманского директора школы и даже организовать поездку для Николая, то все происшедшее можно было назвать только одним словом – это было чудо.
А следом за Алексеем, не успел Николай вернуться на кухню, позвонил доктор Бэр.
– Господин Горюнов, я переговорил со своими коллегами из института, вы были бы не против поработать вместе с нами?
– Когда? – спросил Николай Николаевич, стараясь справиться с внезапной хрипотой.
– Если вы дадите согласие, я думаю, с весны – с марта-апреля. Вам подходит такое время?
– Думаю, что подходит.
– Хорошо. Сейчас мне важно получить ваше согласие. А детали мы обсудим позже. Надеюсь, вы будете удовлетворены нашими условиями.
Тайная любовь Анечки Костиковой
Несколько лет назад популярная петербургская газета напечатала статью, которую в библиотеке у Анны Филипповны читали все девочки. И даже долго потом обсуждали.
Статья была переведена из французского журнала для женщин и рассказывала о любви одиноких матерей к своим взрослеющим сыновьям.
– Не знаю, может, у них там все возможно, а у нас про такое писать неприлично! – сказала бывшая зав. читальным залом, которая лет десять назад ушла на пенсию и как раз забрела к ним на огонек. – И читать тоже. Мало ли что в семьях бывает… Не про все же рассказывать.
Девочки с ней не спорили, но статья продолжала переходить из рук в руки. Анну Филипповну эта тема тогда трогала мало, разве что слегка щекотала нервы своей откровенностью.
Некая мадам Жаклин Пуатье пересказывала разные интимные беседы, которые она вела с матерями-одиночками.
«Мне еще нет сорока, на меня засматриваются многие молодые мужчины, неужели я буду спокойно наблюдать, как мучается мой сын, у которого нет девушек», – изрекала одна француженка.
«Если в одном доме живут две одинокие, но близкие души и сердца их свободны, почему бы им не доставить друг другу эту маленькую радость?» – объясняла другая.
А третья просто рассказывала, как договорилась с подругой, имеющей, как и она, пятнадцатилетнего сына, поехать на рождественские каникулы в Швейцарию. И поселиться там так, чтобы подруга была вместе с ее сыном, а она – с сыном подруги. Когда же приблизилось Рождество, выяснилось, что для подруги необходимость поездки отпала, она уже успела решить свои проблемы сама.
– А чего, и правильно. Все лучше, чем втихомолку онанизмом заниматься, – сказала тогда Лизка Иванова. – Я бы на их месте тоже не растерялась.
– Лизетта! – укоризненно оборвала ее главный библиограф Евдокия. – Ты все-таки сидишь с приличными людьми.
Возможно, что из-за этой самой Лизы все дальнейшее и случилось. А может быть, оно произошло бы и само по себе…
Статью прочли и забыли. Анечка о ней не вспоминала несколько лет. А потом вдруг вспомнила. Тогда у нее как раз перешел в окончательную фазу вялотекущий роман. Однажды она ждала троллейбуса с большой пачкой книг, которые везла для выставки. За нею стоял мужчина средних лет. Когда троллейбус распахнул двери, мужчина, ни слова не говоря, быстро поднял эту упакованную пачку, и они вошли вместе. За две остановки мужчина успел вручить свою визитную карточку, взять ее телефон и назначить свидание. Мужчина был женат, имел троих детей – это Анечка выяснила уже в первую встречу. Серьезных планов в отношении ее у него не было, а просто, как он сказал, ему было приятно побыть вместе с ней.
– Ваш вид высекает мгновенные искры удовольствия из моего мужского организма, – пошутил он.
Пожалуй, это был первый случай, когда ее не уговаривали стать женой. Они встречались года полтора, сначала раз в две недели, потом раз в месяц на квартире его приятеля. Потом он сказал, что уезжает надолго в командировку, откуда и позвонить нет возможности, но Анечка скоро увидела его на Невском, и что смешно – с похожей на саму себя девушкой.
Анна Филипповна подошла к троллейбусной остановке и услышала знакомый голос:
– Ваша внешность сразу высекает искры удовольствия из моего мужского организма.
Только фраза эта была обращена не к ней.
Она не стала дожидаться троллейбуса и пошла пешком. Ей было и смешно и грустно. Боже мой, какой пошлостью оборачиваются все эти романы!
Анечка на его счет никаких планов иметь не собиралась. Все было именно так, как он сказал, – иногда им было вместе приятно. И только.
А тут как раз у нее с Костиком произошел случай с их борьбой.
В принципе ничего не произошло. Когда-то, когда он был маленьким, они часто боролись и, хохоча, падали то на его диван, то на ковер, который ей достался в наследство после смерти родителей. Потом это само собой прошло. Детскую борьбу сменили шахматы. Они часто играли в шахматы, полулежа на ковре. И в тот раз, полушутя поспорив из-за хода, вдруг начали бороться, и Анечка в результате ощутила, что находится под самым настоящим мужчиной, который на полторы головы ее выше и в плечах тоже шире, и она прижимается своим телом к его телу. А еще поняла, что Костик в то мгновение тоже ощутил, что под ним как бы и не мама его, а молодая женщина в тонком полурасстегнутом халатике, тело которой он также чувствовал своим телом. В следующее мгновение они оба неловко вскочили и разошлись. Она – пошла на кухню, он – включил телевизор.
Тогда-то и вспомнилась та самая статья, переведенная из французского журнала для женщин.
Анечка в тот вечер долго не могла заснуть на своем раскладном диване и знала, что поблизости на таком же диване мучается ее Костик. До дня рождения, когда ей исполнялось тридцать четыре, а ему – шестнадцать, оставалось недели три.
Эти три недели она гнала от себя мысли, которые считала греховными, но они возвращались вновь. Стоило ей взять в руки новый журнал, как он открывался именно на статье о египетских фараонах, которые только тем и занимались, что женились на собственных сестрах и матерях. Она заглядывала в метро через плечо в газету и вычитывала еще более экзотическую историю про какую-то средневековую римскую матрону, которая переспала не то что с сыном, а с внуками и правнуками. Включала телевизор и обнаруживала русскую негритянку Елену Хангу, которая немедленно начинала рассуждать о том же самом. Хорошо, в это время Костик был в ванне, а то не хватало бы им вместе, голова к голове, выслушивать советы умудренной сексуальным опытом Ханги.
Те три недели тема запретной любви преследовала ее, будто наваждение. И как, вспоминая их, Анечка сама потом осознала, к собственному дню рождения она, так сказать, вполне «созрела».
Но все же, если бы не Лизка Иванова, скорей всего, у Анечки с Костиком ничего бы не случилось. Греховные мысли приходят и уходят. Порой даже становится удивительно – надо же было такому влезть в голову!
Костик влюбился бы в какую-нибудь одноклассницу, ее бы тоже настиг очередной роман…
Когда Анна Филипповна получила первое послание от шантажиста, она ему не поверила. Как и где он мог заснять то, о чем писал?
Тогда он прислал копию. Она поставила кассету, включила видеомагнитофон и пришла в ужас. Там был в самом деле почти весь тот вечер. И начало ночи.
Анна Филипповна смотрела фильм, в котором выступала в главной роли, время от времени всхлипывая и размазывая несмытую тушь. Но даже и тогда она подумала, что если бы все случилось заново, то поступила бы так же.
Девочки из библиотеки пришли, как всегда, все вместе. И по виноватому лицу Евдокии, которая вошла первой, было понятно, что что-то случилось. С уходом Анечки на телевидение было уже решено, Евдокия переходила на ее место, девочки об этом тоже знали.
– Там Лизка на лестнице, с нами увязалась, – сказала Евдокия, встав в дверях прихожей.
Лизу Иванову Анечка не приглашала, но что поделаешь – не гнать же ее было. Так она и вошла вместе со всеми. И поначалу вела себя пристойно.
Ее понесло потом, после шампанского вперемешку с коньяком. Громко и беспричинно похохатывая, она пересела поближе к Костику. И принялась примитивно кокетничать, время от времени дотрагиваясь то до руки его, то до колена.
– Такого парня от меня прятала! – повторяла она. – Дай-ка, Костик, я до тебя доберусь.
Кто-кто, а Анечка прекрасно знала этот ее громкий беспричинный смех. Но чтобы гнилозубая Лизка, с постоянным запахом то ли немытого тела, то ли чего-то там еще, положила глаз на ее Костика! К тому же девочки поговаривали, что она время от времени заражается дурными болезнями.
Остальные вели чинные разговоры, делая вид, что не замечают неприличия Лизки – портить вечер никому не хотелось.
– Где музыка? Включите музыку! Костик, пошли!
Костик даже слегка съежился от такого напора, но послушно пошел вслед за Лизкой. Места было немного, и они танцевали на виду у всех.
– Лизетта! Брось дурить! – пробасила Евдокия, увидев, что Лизка как-то уж очень непристойно сразу прижалась к Костику.
– А не надо было прятать! – отозвалась со смехом Лизка. И капризно спросила: – Костик, ты ко мне завтра придешь? Мне надо электрическую пробку поставить.
– Тебе бы в другое место поставить пробку, – отозвалась Евдокия.
– Смотря какую. – И Лизка снова принялась хохотать. – Костик, ты сумеешь мне пробку поставить?
За столом все слегка приумолкли и стали прятать глаза.
– Лиза! Сядь быстро рядом со мной! – скомандовала Евдокия. – Я сказала, сядь и остынь! – повторила она.
Как ни странно, Лизка ее послушалась. А может быть, и не так уж сильно была пьяна, просто дурачилась.
Чтобы не видеть этого ужаса, Анечка пошла на кухню за тортом и оттуда позвала:
– Костик, помоги мне, пожалуйста.
Костик вошел, и с ним вместе вошло целое облако из электрических зарядов, Анечка это сразу почувствовала. У него даже руки чуть-чуть подрагивали, когда он взялся за блюдца с чашками, чтобы нести их в комнату.
«Ничего себе! – подумала она. – Эта немытая, с дурным запахом страшила, которой вроде бы уже сорок, собирается увести моего любимого и единственного мальчика!»
И, словно уловив ее мысли, в кухню вошли девочки с грязными тарелками.
– Мы ее сейчас отправим, ты извини, что так получилось, она еще больше набралась, – стали то ли оправдываться, то ли утешать они.
В комнате снова заиграла музыка. И снова раздался похотливый Лизкин смех.
– Ань, ты что, его даже целоваться не научила?! Анечка внесла торт и увидела, что Лизка снова висит на Костике.
– Живешь вдвоем со взрослым парнем и не можешь его обучить?! – И Лизка, продолжая хохотать, потянулась к ее Костику. – Костик, смотри, как надо целоваться. Придешь завтра, я тебя всему научу! – И, уже не обращая внимания на остальных, она, словно пылесос, присосалась к его губам.
Тут едва не завязалась свалка. Девочки стали Лизку оттаскивать, выпихивать в прихожую. Анечка же с удивлением смотрела на Костика, который словно поплыл. Такая у него была странная блуждающая улыбка и взгляд – тоже непривычный. Ей вдруг вспомнилась фраза из какой-то книги девятнадцатого столетия: «Она пробудила в нем мужчину». Костик тоже пошел в прихожую.
– Что хочешь делай, а парня к ней не пускай, – строго сказала Евдокия. – Потеряешь.
Девочки вытолкнули Лизку на лестницу, бросили ей вслед короткую дубленку, сапоги и захлопнули дверь.
– Костичек, телефон не забудь, я тебя завтра жду! – выкрикнула она, на мгновение уцепившись за дверь.
После этого сразу стало тихо
– Пожалуй, и нам пора собираться, – рассудительно сказала Евдокия, – пошутили и хватит.
И девочки, не садясь уже больше за стол, быстро перенесли на кухню чашки с блюдцами, недоеденный торт, принялись натягивать свои пальто.
– Боюсь я за твоего парня, не справиться тебе с ним, – тихо проговорила Евдокия.
И тут в одно мгновение Анечку озарило решение.
Ей только завтра будет тридцать четыре, и даже в школе у Костика ее недавно приняли за старшеклассницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49