Тревога
стремительно вспухала, затопляя сознание. Я тут сижу, гнусь измышляю - а она
действительно заблудилась, что ли? А может - течением об камень?.. \против
воли он сделал несколько шагов к реке, но в этот миг из сумрака выступила
Сима и, ни слова не говоря, поманила Коля рукой7 Коль задохнулся. Что такое?
Пересек поляну, подошел. До скита метров тридцать. До Симы - шаг. Она
сказала смущенно:
- Прости, я ждала, когда Мак уйдет, боялась, услышит. Я не хочу спать в
скиту. Мак... ему тяжело, когда я так рядом. Он не спит, и я не могу.
- Чавой-та? - спросил Коль.
- Он не спит, горюет...
- Чего ж это он горюет в таку погоду?
Она озадаченно взглянула на Коля.
- Он же меня любит.
- А-а, - отозвался Коль. - И спать тебе не дает, фулиган несознательный!
- Ну что ты... Зачем ты так говоришь?
И Светка тогда кричала: "Зачем?!"
Она же слышит!!!
- Мне... его жалко, но что же делать?
Коль сдержанно предложил:
- Хочешь, в скорди ложись, на сиденье. Там, правда, тесновато, а ты девка
голенастая... поместишься?
- Помещусь, - Сима улыбнулась. - А ты где?
- Как зайчик, под самой дальней сосенкой, - и внезапно вырвалось: - Чтоб
тебе не стало меня жалко.
- Послушай, - заговорила она очень поспешно, - я шла и наткнулась на крест.
Я знаю, так раньше хоронили. Ты кого-то здесь... потерял?
Коль помолчал.
- Кабарга у меня была, дружили очень. Красивая, как ты вот. В холода ее
волки порешили.
- Расскажи.
Коль стал вспоминать. Глаза Симы влажно заблестели, она вслушивалась жадно и
грустно.
- Спасибо, я поняла...
- Ну вот, - сказал Коль, - распечалил я тебя, старый дурень...
- Дед, - сказала она вдруг. - Ты ведь не дед. Ты Коль Кречмар, звездный
пилот, - и она несмело коснулась кончиками пальцев его плеча. Произнесла
чуть удивленно: - С кем свела судьба...
Все.
- Честное слово, я не нарочно подслушивала! - с отчаянием сказала она. -
Пожалуйста, поверь! Я просто ждала, когда Мак уйдет!
Все.
Он проиграл опять. Он с самого начала знал, что проиграет, вот и проиграл.
Наконец-то. Скоро снова будет покой, они уедут.
Она слышала его.
- Хочешь, уедем? - ее голос дрожал.
- На чем? У вас же скорди сломался.
- Мы его сами сломали. Решили поробинзонить... Мы даже не знали, что ты
здесь, Коль.
- А сказали, сломался. Меня, значит, обманывать можно?
- Да нет же! Мы еще до тебя просто сами так договорились: сломался, и все.
Цию вынул интераптор, мы завязали ему глаза, он отошел и закопал вслепую,
чтобы труднее было найти. Мосты сожжены, мы в дремучем лесу
одни-одинешеньки... Мы не врали! Но если хочешь...
- Что ж ты словами спрашиваешь, красавица? Али я нечетко мыслю?
Она помедлила, будто прислушиваясь.
- Ты и хочешь, и не хочешь. Разве мне... нам выбирать?
- Тебе, - честно сказал он.
Она не нашлась, что ответить словами. А что она подумала - знать ему было не
дано.
- Ты знаешь, как я к тебе отношусь? - спросил он.
- Да, - ответила она мгновенно.
- Как?
- Как Макбет.
Коль закашлялся смехом. Да если бы он был способен чувствовать то же, что
этот мальчик!
Она слышала его.
- Я для примера сказала... Чтобы не называть словами, - и вдруг храбро
разъяснила: - Я знаю, тебе нужно все... всю... прямо сразу.
Запнулась. Конечно, уже услышала, что он хочет спросить. Но ждала, когда
спросит вслух - из вежливости? Из сострадания к его уродству? Из уважения?
Пес их разберет...
- Из уважения... - едва слышно сказала она.
- У тебя уже было это? "Все... всю"?
- Нет.
- Хотела бы?
Она пожала голыми плечами, и он вдруг всполошился: майка, юбка коротенькая,
так легко девчонка одета ночью - но она ответила сразу:
- Нет, что ты, не замерзла... Как можно хотеть этого отдельно? Полюбить
хотела бы. Тогда было бы и "все-всю", и многое другое. Полюбить хотела бы...
Так, чтобы с ума сойти, чтобы стлаться...
- Зачем?
- Ты разве не знаешь? - она посмотрела удивленно. - Потому что станет для
чего жить. Потому что все начнет получаться. Потому что даже то, что и так
получалось, станет получаться вдесятеро лучше.
- Откуда ты знаешь. раз не было?
Она опять пожала плечами.
- По другим вижу.
У него дернулись, кривясь, губы.
- Красиво говоришь. Но даже если и так - это дела молодые. В моем возрасте и
положении все иначе. Надо притиснуть девушку, побарахтаться чуток... - и по
делам. Чтобы излишнее возбуждение не препятствовало надлежащей колке дров.
Она вздрагивала от каждой фразы, словно он ее хлестал. Как Светка. Долго не
отвечала.
- Если бы ты чувствовал, Коль, какая это боль - слышать душой не то, что
слышишь ушами. Это рассогласование... кажется, душа взорвется от какого-то
отчаяния. Я не могу объяснить... Пожалуйста, говори, что думаешь!
- Я не знаю, что я думаю!! - заорал Коль на весь лес и даже ладонями ударил
себя по вискам. - Не знаю!!
- С той женщиной, Светкой...
- Ты и про нее знаешь?!
- Но ведь ты сам этолько что это вспоминал...
Он даже застонал, замотал головой от муки. И без сил опустился на мягкую
хвою, засыпавшую землю. Сима сразу же села рядом с ним.
- Не садись на холодное, дурочка. Сыро.
Лучше сядь ко мне на колени, непроизвольно подумал он, но, конечно, вслух не
сказал.
А она, глядя ему прямо в глаза, легко пересела к нему на колени.
Ягодицы были упругими и теплыми. И, несмотря на то, что в горле пересохло от
этой невероятной, ошеломляющей близости ее "всего-всей" к его сразу
напрягшемуся телу, где-то в водовороте мыслей успело мелькнуть едва ли не
отцовское: да, вроде бы не замерзла... Он запрокинулся, отстраняясь; обеими
руками оперся на землю позади себя. Хрипло сказал:
- Вот это зря...
- Сама не знаю... - навнятно пробормотала она, и ему показалось, что она
задыхается так же, как он.
Он не знал, что делать дальше. И тут опять мелькнуло: все-таки их прислали.
Но Сима закричала в ужасе:
- Нет, Коль, нет!
Вскочила. Встала над ним, прижав кулаки к щекам и опять взрагивая всем
телом.
- Зачем?..
Он тоже поднялся. Откинулся спиной на сосну. Ноги дрожали после этого
мимолетного почти обладания.
Сима глубоко вздохнула, успокаиваясь понемногу. И вдруг словно заботливая
мама провела рукой по его голове.
- Какая глупость...
- С ума сойдешь с вами.
- Почему ты так боишься?
- Потому что невозможно быть хуже всех. Невыносимо.
- Да что такое хуже? С той женщиной... - она вдруг осеклась и сказала через
секунду: - Наверное... Так бывает.
Потому что Коль подумал: как они похожи, Светка и Сима.
- Ей я сказал, что она на кого-то там похожа. А вы действительно... не по
внешности, нет... Я не вру!
- Я знаю, Коль. Я хотела сказать, - проговорила она настойчиво, - что у тебя
с нею было это... как ты говоришь... притиснуть и... облегчиться. Но ты и на
колени готов был встать перед нею. И защитить был готов, когда чувствовал,
что ей больно, только не понимал, отчего. Неужели ты этого не помнишь?
Неужели не успел заметить? Почему замечаешь только плохое?
- Наверное, потому, что хорошее как бы само собой разумеется.
- Ой, далеко не само собой!
- Ну, как бы. А плохое - стыдно, фиксируешься на нем, надо, чтобы его никто
не заметил...
- Да почему? Ведь так самому тяжелее!
- Вот! - Коль даже пальцами прищелкнул. Они наконец добрались до сути, до
сердцевины. - Послушай. Есть масса вещей... не только в делах любовных,
просто я тебя хочу зверски, поэтому мы на них зациклились...
Она вдруг словно засветилась в предрассветной мгле.
- Ох, Коль... какое счастье, когда ты говоришь, как есть!
Он на секунду даже с мысли сбился.
- Не перебивай старших.
- Не буду, не буду. Но правда, ты запомни это...
- Есть масса вещей, которых про человека никто, кроме него самого, знать не
может... не должен!
- Почему, Коль?
Он ответил не сразу. Для очевидного не находилось слов.
- Потому что, если будут знать, станут относиться хуже.
- Почему?
- Как почему? Ты что, издеваешься надо мной? Потому что такие вещи делают
или думают только плохие люди!
- Но если их делают иногда все люди, значит, это напрвда. Все люди не могут
быть плохими. Они - люди, и все!
- Ну, нет, не так просто! Вот Всеволод. Отличный мужик! Серьезно. Можешь ему
это передать при случае. А я в девятом классе с толпой, что называется, себе
подобных, ходил стекла бить в русском посольстве. Думаешь, ему это приятно
знать? Думаешь, простить - раз плюнуть? Да и ты... - вдруг сообразил он, и
слова застряли в горле.
- Человеку ничего не надо прощать. Человека надо принимать.
- Или не принимать.
- Ну как же можно человека не принимать?
Он только крякнул, мотнув головой. Она спросила:
- А теперь пошел бы?
- Нет.
- Помешал бы другим пойти?
- Н-нет. Эти московские мудрецы тогда...
- Остался бы в стороне?
- Чего ты хочешь от меня? - заорал Коль со злобой - но больше на себя, чем
на девочку. Он потерял нить разговора. То, что для него было сутью, для нее
будто вообще не существовало, она не понимала, о чем речь.
- Это ты от меня хочешь! А я делаю, что ты хочешь! Помогаю тебе! Потому что
ты очень хороший! - она даже ногой притопнула. - В человеке не может не быть
того, что он в себе не любит! В этом можно захлебнуться, но без этого
человека нет! Когда ты не любишь свое плохое - это и есть твое хорошее! Тебе
со страху кажется, что все относятся к тебе так, как ты относишься к своему
плохому. А на самом деле все относятся к тебе так, как ты к нему относишься!
Несколько секунд Коль честно пытался уразуметь. Потом не выдержал -
захохотал. Сима растерянно провела ладонями по щекам.
- Ой, что-то я очень умное сказала...
- Да уж, красавица. Без поллитра не разберешь.
- Я хотела сказать, что...
- Все, хватит. Ну хватит. Дурь прет.
- Тебе кажется, - теперь она тщательно подбирала слова, пытаясь, видимо,
найти математически точные определения, - что все не любят тебя так, как ты
не любишь то, что считаешь в себе плохим. А на самом деле все любят тебя
ровно настолько, насколько ты не любишь то, что считаешь в себе плохим. И у
всех так, и ты ничем в этом смысле от нас не отличаешься. Только мы все
унижены по сравнению с тобой, потому что не можем открыться тебе так, как
хочется... и как надо. Ведь если не знать, что есть в человеке плохого, то
никогда не узнаешь его отношения к этому плохому!
Сердцевина оказалась галиматьей. И Коль опять обессилел. Опять опустился на
землю и сказал глухо, даже не глядя на Симу:
- Сядь ко мне на колени.
ЕЕ ноги, которые он видел боковым зрением, не шевельнулись. Он поднял
голову. Она стояла, жалобно остолбенев, как подстреленная на лету. Хотя
подстреленные падают. А она не падала. Едва заметно, быть может, сама не
отдавая себе отчета в этом движении, она покачала головой. Отрицательно. Он
лег и повернулся на живот, к девочке затылком, щекой на щекотной хвое.
Сказал:
- Тогда улетайте.
* * *
Когда она ушла наконец, он так и не смог уснуть. Вжимался в землю с полчаса,
потом встал. Розовый прилив восхода медленно накатывал на вершины деревьев.
Пошел, как вчера. К горам. Дойти до гор. Уткнулся в Ржавую топь и запрыгал
по ускользающим кочкам. Где-то в тумане страшно кричала выпь, горы исчезли в
душной мгле, в которую Коль гнал себя за очищением. Он безнадежно
балансировал, размахивая беззащитными руками, разбрызгивая волны грязи,
кочки рвались из-под ног, он шел. Трясина сипела, выстреливая очереди
смрадных пузырей, кочки пропали, и Коль, не останавливаясь ни на секунду,
стал, волоча ноги в тине, шагать по липкому дну, широко колыхавшемуся под
ним. Шаги становились все короче, требовали все больше усилий, болото
победно орало, вокруг, вереща, вились тучи растревоженного гнуса. Я спятил,
подумал он, но не остановился. Его затягивало все глубже, но он помнил, как
сияли над горизонтом далекие хребты, и шел, брел, полз. углом сознания
ожидая, когда же придет страх, но страх не приходил, не было жажды жизни в
нем, все выгорело, остались лишь усталость, тоска, тьма и смрад, и наконец
что-то лопнуло у него под ногой, трясина распахнулась, и он повис над новой
бездной, так не похожей на прежнюю, звездную, где погибли все его друзья, а
он лишился жизни.
Он не успел утонуть. Из рыжей дымки вынырнул скорди; утюжа зелень брюхом,
аккуратно подполз к Колю, и колпак открылся. Коль молча вцепился в борт.
Склрди стал подниматься, пальцы срывались, болото не отпускало. Но Колю
перестало быть все равно. Скорди замер, потом приспустился. Коль закричал:
"Вы с ума соши?!" - но тут же понял, что ему дают возможность перехватиться
поудобнее. Он перехватился, и скорди еще настойчивее поволок его из сосущей,
жадной грязи.
Густая поверхность болота оставила грудь, сладострастно и омерзительно
проползла по животу, цепляясь за ноги, оттянулась к коленям и, наконец,
хлюпнув, раздалась. Он зацепился подбородком за борт.
- Помогите же... - просипел он. Никто не помог, и тогда он, вслух вспоминая
матерщину, стал перевалмвать себя внутрь. Что-то садистски клокотало в нем:
ну-ка, послушайте... Разберетесь? Нужен перевод? Он изругал Симу в пух и
прах, потом изругал всех их в пух и прах, потом изругал отдельно Макбета и
залез в скорди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12