Он неловко спрыгнул, едва не упал, зацепившись каблуком;
вытянулся по стойке "смирно" и стал озираться, отыскивая хоть кого-нибудь в
мундире...
Не пришлось рапортовать. Просто один из толпы, коротко переглянувшись со
стоявшими рядом, подошел к Колю и протянул руку. Коль нерешительно пожал ее,
не ведая, что будет дальше, и тогда тот сказал:
- Спасибо.
У Коля перехватило горло - так благодарно и просто это прозвучало. Никто не
ожидал, что он выступит с героической речью или с мужествеными шутками. Коль
сглотнул, вздернув головой, и проговорил:
- Вам спасибо...
Тот улыбнулся и сказал:
- Теперь будем жить все вместе.
Внутри здание походило на лабиринт, и Коль представить себе не мог, как
ориентируются в этом стоймя стоячем городе. Но Всеволод уверенно вел по
переплетениям широких, солнечно освещенных коридоров, по беззвучным
эскалаторам, от лифта к лифту.
Пришли. Комната была просторной, белой, в полуметре над полом парила широкая
массивная пластина, отражавшая все, словно голубая вода. На пластине - ваза
с букетом неизвестных Колю цветов. Стол. Зденек щелкнул пальцами - откуда-то
от стены отвалился розовый ком и юркнул к столу, неуловимо побелел и
обернулся креслом. Ясутоки, указав на кресло, предложил Колю отдохнуть. Коль
сказал, что полон сил и энергии. Тогда Всеволод и Зденек попрощались, а им
на смену молча вошли пятеро ребят в белых халатах, и с потолка посыпались
разноцветные комья, на лету превращавшиеся во всевозможные приборы. За Коля
принялись всерьез. Через час запас его сил и энергии значительно поубавился,
а врачи, казалось, лишь начали входить во вкус. Через три часа Коль
взмолился. "Я великолепно себя чувствую! У меня уже был трехлетний карантин,
пока я тянул корабль к Солнцу!" - "Будет, будет, - мягко увещевал его
Ясутоки в ответ. - Вон ты какой беленький... Тонкий, звонкий, прозрачный..."
Коль ошалело воззрился на него и хотел спросить, откуда тот знает их жаргон.
Но не спросил. Не до того было. Его крутили, просвечивали, прозванивали, как
печатную схему. Он начал свирепеть. Тогда Вальтер, один из мучителей, стал в
первом приближении знакомить Коля с обстановкой на Земле. Коль слушал,
затаив дыхание, но остальные, непреклонные, сильно ему мешали.
Отпустили наконец. Одели в роскошный пурпурный халат с золотыми драконами,
ушли консультироваться. Вальтер остался. Именно в это время Коль узнал, что
демографическая проблема решена путем заселения ряда тел Солнечной системы,
приведенных к человеческим условиям путем резки, перекомпановки, зажигания
искусственных солнц и тому подобных сказочных действ. Это Коль, вероятно,
отметил, подлетая? Коль подтвердил: отметил, угу - не уточняя, как обалдел,
с трудом узнав Солнечную систему, и на несколько часов подлетного времени
панически заподозрив, что заблудился в космосе и не туда попал. Проблема
продовольствия решена путем синтеза питательных веществ из нафтеновых, а в
последнее время на орбиты вокруг населенных миров выводятся
вакуумы-синтезаторы, которые буквально из ничего куют еду. И все прочее. Вот
уж чего в космосе хватает, сказал Вальтер, так это вакуума. Коль опять-таки
не стал сию реплику комментировать, но про себя горько подумал, что вот уж
это он за семь лет субсветового ползания от звезды к звезде выяснил
доподлинно. Вакуум-синтез внес решающий вклад при снятии экологических
проблем, а теперь спасает и нефть, которая оказалась позарез нужной для
решения некой проблемы мантийного баланса. О последней Вальтер отказался
дать какие-либо сведения. "Не компетентен, - объяснил он, - и лучше уж не
говорить ничего, чем ляпнуть дезу". Коль опять вздрогнул: все потомки
говорили с ним чуть ли не его языком. "Ляпнуть дезу" было одной из любимых
фразок Коля еще со времен службы в ВВС Молдовы, которые, как и все другие с
перепугу мелко нашинкованные в конце двадцатого века армии, приказали долго
жить через три месяца после того, как Коль получил капитана, и опять все
поехало укрупняться: западно-европейские силы, русскоязычные силы, арабские
силы - так было легче устанавливать балансы, чтобы затем уже постараться
окончательно послать все эти силы к ядреной бабушке. И не быть бы никогда
Колю третьим пилотом Первой Звездной, заниматься бы ему до самой пенсии
извозом на грузовых или пассажирских авиалиниях, если бы не совпали по
времени два события: Коль, естественно оказавшийся в русскоязычных (стоило
двадцатью годами раньше огород городить - только жрущих в три горла
генералов, министров да председателей наплодили вдесятеро; впрочем, может,
именно для этого все и делалось: чтобы кровное начальство смогло наконец
пожрать суверенно, без оглядки на обжор в Москве), лихо отличился со своим
экипажем во время отчаянной кислородной бомбардировки Арала, единственный
из семнадцати пробившись к очагу перерождения биомассы и так убедительно
отковровав его с бреющего, что процесс замер в считанные минуты, после чего
герою все пути были открыты, и герой, в течение месяца поимый и всевозможно
ублажаемый по всему Приаралью, прочухавши двинул в космос - училище в
Звездном, стажировка в Хьюстоне, Марс, Церера, Умбриэль... а тут
американо-русско-французская шайка высоколобых на "Токомаке" какого-то
поколения взяла да и открыла по случайке эффект, из которого буквально сам
собой через пару лет вылупился мезонный двигатель, легко дававший ноль
девять световой - и человечество не устояло перед звездным соблазном...
Господи ты елки-палки, одно слово знакомое услышал, что за бесконечное
членистолетнее воспоминание сразу поползло из глубин души, и нет ему
конца... И ведь каких-то тринадцать лет с этого Арала прошло... каких-то
двести тридцать семь лет!..
Ладно. Что там Вальтер-то рассказывает? Но Вальтер как раз приумолк, с
преувеличенной внимательностью разглядывая столбцы стоячих цифр на экране
какого-то прибора, одного из бесчисленных, натравленных на Коля за эти часы
- будто чувствовал, что пилот улетел в собственную память. И будто
почувствовал, что пилот вернулся - Коль еше слова не успел сказать, а
Вальтер еачал точнехонько с того места, на котором умолк.
Взамен всех проблем, тревоживших человечество во времена той жизни Коля,
естественно, повыскакивали новые - того же мантийного баланса, регулирования
и локальной стимуляции солнечной активности, чистки околосолнечного
пространства, дефицита полярных сияний (вот уж из пальца высосали проблему,
подумал Коль), и так далее. Кроме того, близилась к решению проблема
мгновенного пробоя пространства, и, как только пробой осознался как близкая
реальность, то есть двенадцать лет назад, были отменены релятивистские
звездные. После Первой в глубокий космос ушли еще восемь кораблей - пока ни
один не вернулся. Поддерживается гравиконтакт с тремя инозвездными
цивилизациями - первый был установлен еще лет сорок назад буквально по
случайке, уточнил Вальтер, и Коль опять озадаченно отметил прозвучавшее в
речи потомка жаргонное словцо, совсем недавно скользнувшее в памяти Коля.
Более развитые цивилизации, уже имеющие установки пробоя, не обнаружены. По
поводу загадочного их отсутствия идут яростные дебаты в Координационом
центре, в Совете, в управлении дальней связи; выдвигаются объяснения
разнообразнейшие, а подтверждений нет ни одному.
Когда Ясутоки-сан, застенчиво улыбаясь, вошел в комнату - снова уже не в
белом халате, а в прежних леопардовых шортах - Коль был доведен до крайней
степени возбуждения. Его подмывало немедленно нестись в управление дальней
связи. А еще лучше на Трансплутон, в Институт пробоя. В улыбке Ясутоки
появился сочувственный оттенок. Он объявил, что на дворе ночь, что в
соседней комнате ждет легкий ужин, а еще комнатой дальше ждет не дождется
постель. У Коля отвалилась челюсть. Какой сон, воскликнул он. Я здесь уже
целый день, и ничего не видел, кроме вашей медицины! Ясутоки кротко слушал,
полуприкрыв глаза и сложив руки на животе, а потом сказал: "У тебя впереди
еще вся жизнь, Коль. Не надо торопиться. Надо отдохнуть. Завтра доставят
тела с крейсера".
Кажется, он еще что-то говорил, но Коль уже не слышал его, а слышал Лену, и
видел Лену.
... Он сказал: "Ну да, его каюта ведь ближе, не устаешь по ночам от долгих
пробежек!", и тогда сострадание погасло в ее глазах, она ничего не ответила,
только повернулась гордо и зло, и пошла прочь. Перед ним все поплыло, он
сделал маленький шажок за ней и сразу щироко качнулся назад, потому что все
уже было бесполезно, и только смотрел, как она идет; а у машины ее уже ждал
Лестрети, они упаковались, пробубнилась обычная процедура проверок -
герметичность, энергия, связь - и по наклонному пандусу вездеход скатился
наружу. На экране было видно, как тяжелая машина, поднимая рвущиеся на диком
ветру клубы зеленой пыли, аккуратно переваливаясь на барханах, подползла к
стене зарослей, твердокаменных, узловатых, ощетиненных ядовитыми шипами.
Вездеход вломился в них и сразу пропал из глаз - только от щели пролома,
медленно вытягиваясь, пошла вдаль узкая просека подминаемых вершин, а вскоре
и она утонула в тумане, белесым горбом колыхавшемся над кратером Источника.
Тогда Коль не выдержал и позвал: "Лена, как там?" Она ответила ровным
голосом: "Слышу хорошо, первый, слышу хорошо. Машина с кустарником
справляется. Делаем станции каждые десять минут. Прошли пять тысяч семьслт
сорок три метра. Грунт твердый, индикаторы спокойны, подходим к внешнему
валу". Коль хотел молить о прощении, но не было сил унижаться при всех. Она
вернется, думал он. Через три часа она вернется... Он твердил эту фразу до
того мгновения, когда в прорве тумана тускло полыхнуло и кусты на миг стали
из черных пронзительно-алыми, а по полу рубки прыгнули, тут же пропав,
резкие тени. Он даже не сразу понял, что это, когда из динамика раздался
мгновенный гремящий треск и короткий уже не вскрик, просто звук, с которым
все сразу, и любовь, и ненависть, и желания, и надежды, и прошлое, и
будущее, выбитые неожиданным молотом, горлом вылетают из только что совсем
живых, и вдруг уже расплющенных тел... и сразу стало невыносимо тихо, потому
что погасла даже несущая частота. Он бежал на верхнюю палубу, к вертолету.
Его пытались задержать - он исступленно дрался с Коганом, в кровь разбил ему
лицо, отшвырнул. Ему не хотели открывать люков - он кричал, что взорвет
двигатель и уничтожит всех. Он, невесть как проведя машину сквозь вечный
ураган, достал, выудил остатки вездехода из ада, в который превратился
Источник... Через неделю они знали, что такие извержения происходят в
Источнике каждые сто двенадцать часов.
Лена была мертва безнадежно, а Лестрети удалось спасти. Он погиб два года
спустя, вместе с остальными.
Ясутоки тронул Коля за плечо.
- Ложись-ка спать, - проговорил он.
Коль, отказываясь, мотнул головой.
- Я помогу, хочешь?
Коль вопросительно посмотрел на него - врач покивал.
- А где Вальтер?
- Ушел. У нас много срочных дел.
- Из-за меня?
- Да. Мы обязаны дать тебе настоящую жизнь.
Коль помолчал.
- Это реально?
- Конечно. А ты ложись - завтра будет новый день. Твой первый полный день.
Первый из очень многих, Коль.
- Я знаю, - проговорил Коль медленно. - Только совестно перед... теми...
всеми... Почему я?
Он глубоко вздохнул, прикрыл глаза. Возбуждение и радость покинули его,
последнее воспоминание оказалось роковым, и он понял вдруг, что теперь
абсолютно один. Больше один, чем там, в огромном обезлюдевшем корабле,
потому что вот наконец вокруг были люди, добрые, участливые, но бессильные
заполнить пустоту. Уже некуда лететь. Он вернулся. Ему никогда не вернуться.
- Меня послали отснять с воздуха Гнездо тифонов... а в это время Пятнистый
лишайник...
В горле будто взорвалось. Коль стиснул лицо ладонями и затрясся в беззвучном
сухом плаче. Перед глазами маячили каюты катера в зеленоватой паутине и
затянутые мшистой серой плесенью холмики омерзительной слизи, которыми в
считанные минуты стали все. Кроме него.
Ясутоки встал, сказал: "Дверь!" Стена беззвучно и легко, как во сне,
раскололась.
- Посмотри, - сказал Ясутоки. - Если понравится, будешь жить там.
Коль подошел к расколотой стене.
- Наверное, понравится...
- Тебе обязательно будет хорошо у нас, - проговорил Ясутоки ему вслед.
Коль остановился.
- Мне уже хорошо. Просто... совсем не хочется спать.
Ясутоки легонько подтолкнул его в спину.
Дверь пропала, едва Коль переступил порог. Свет остался по ту сторону.
Дико хотелось выпить. Не слишком много - просто чтобы отмякнуть и начать
относиться к тому, что есть, как к чему-то нормальному. Но очень неловко
было даже спрашивать. Воровато оглянувшись в почти полной темноте, Коль
сказал тихонько: "Бар!" Комната не отреагировала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12