Поэтому ты считаешь, что наша битва будет проиграна, а это сделает тебя, ничего не меняя, самым могущественным человеком в Ступице. И, я могу прибавить, командующим основной частью наших армий.
— Очень хорошо, Элстон, — заметил Крастон. — В самом деле очень логично.
— Очень просто, — сказал Страмм. — Так как план этот очевиден, как дважды два.
— И ничего похожего на такой план нет ни у Алдана, ни у Джеральда, — засмеялся Крастон. — И даже я, несмотря на то что он очевиден как дважды два, долго не мог разглядеть его.
— Хорошо, — сказал Страмм, поднимаясь. — Я не стану больше отвлекать тебя от твоих дел. Я только хотел удостовериться, правильно ли я думаю.
— Минутку! — воскликнул Крастон, тоже поднимаясь.
— Да? — спросил Страмм, повернувшись к нему.
Крастон широким шагом прошел через комнату к двери. Его шаги были уверенными, его поведение — поведением зрячего человека. Уже у двери, он повернулся к Страмму. Крастон казался совершенно расслабленным, однако Страмм видел, как дрожат мускулы у него на шее, словно Крастон готовился защищать свою позицию у двери любой ценой.
— Конечно, ты понимаешь, что мы не закончили, — наконец заговорил слепой Барон. — Фактически, мы пока только на полпути. Ты можешь стоять или сесть, как хочешь. Лично я хотел бы присесть. Ты можешь не спешить и устроиться удобно, так как я верю: ты пришел, чтобы погостить у меня чуть подольше.
Крастон отошел от двери и сел на стул с жесткой спинкой.
— Все в порядке, Эндрю. Что дальше?
— Теперь мы попробуем вычислить, почему после всего того, что ты сказал (а это правда), ты собираешься напасть на Гарета Кола.
Страмм откинулся назад и скрестил руки на узкой груди.
— Ты вычислил это, Эндрю, — сказал он. — Я уже понял.
— Очевидно, ты надеешься на победу, — сказал Крастон. — Даже если у тебя отсутствует чувство самосохранения, ты никогда не дашь всем Баронствам попасть в мои руки. Также совершенно очевидно, что армия в шестьсот человек не имеет никаких шансов разгромить чудовищ и Уродов Кола. Ни ты, ни Алдан и Джеральд — ни один из вас не обладает достаточной смелостью или смекалкой, чтобы выиграть битву. Тем не менее вы рассчитываете на ненависть Донахью к Колу.
— Достаточно разумно, — заметил Страмм, хлопнув в ладоши и наблюдая за выражением лица Крастона, когда раздался неожиданный звук. — А теперь, после того как ты узнал мои планы, думаю, я могу покинуть тебя.
— Не совсем так, Элстон, — продолжал Крастон. — Это может вычислить любой ребенок. Я же хочу узнать, почему ты веришь, что Донахью может уничтожить Кола.
— Я не уверен в том, что он может, — ответил Страмм.
Крастон на мгновение прикрыл веками невидящие глаза, а потом продолжал:
— Верю тебе, Элстон. Очевидно, если бы Донахью был уверен, что уничтожит Кола, он сделал бы это давным-давно… или дело в том, что он не желает убивать Кола, а тогда он и сейчас служит ему.
— Вполне возможно, — согласился Страмм.
— Тогда почему ты рискуешь жизнью, очень легко отказываешься от нее, отправляясь на битву с Колом?
— Может быть, я лишь рассматриваю альтернативы, — сказал Страмм. — Что, если Донахью разгромит Кола без моей помощи? Где я окажусь тогда?
— Во многом в том же положении, что и сейчас, — ответил Крастон. — Незавидная возможность. Нет, ты слишком умен, чтобы рисковать без хорошей на то причины.
— Может, я всего лишь патриот.
— По этой причине? Твое положение со смертью Кола значительно не улучшится. Ведь сам Кол никогда не покидал своей цитадели. Если бы мы не атаковали Метро, то, возможно, всегда жили бы в мире.
— До тех пор, пока Кол не решил бы, что его армия Уродов достаточно сильна, — сказал Страмм.
— Черт возьми! — взорвался Крастон. — Он в них не нуждается. Разве не ты говорил мне, что он появился в камере Донахью?
— Всего лишь одна из его огненных птиц.
— А камера была максимально безопасной. Нет, Элстон, я боюсь, что тебе придется придумать другую историю.
— Не мне, Эндрю, — с улыбкой сказал Страмм. — Я знаю, почему я делаю. Если ты хочешь понять это, ты должен восстановить всю историю.
— Думаю, если ты подождешь минуту или две, я так и сделаю.
— Каким образом?
— Отброшу все лишнее, — сказал Крастон. — Использую дедукцию отрицания. Для начала, боюсь, я говорил о патриотизме как о возможной причине твоих действий. Нет человека, обладающего таким, как у тебя, разумом и политической силой, который может быть столь слепо патриотичен, хотя тебе и хотелось бы, чтобы в это поверили окружающие. И так как (как я уже упоминал) Кол не нуждается в Уродах для того, чтоб проникнуть через нашу оборону, я вычеркиваю «целесообразность с военной точки зрения» из списка. Ты не совсем уверен, что Донахью сможет сделать то, что он сказал, и, значит, ты не просто хочешь примкнуть к победившей стороне с определенной целью. Так как жизнь и смерть Кола мало значат для тебя, это тоже можно вычеркнуть.
— Очень логично, — заметил Страмм. — Кажется, ты отбросил все возможные причины моего поведения.
— Не совсем, — ответил Крастон. — Думаю, ключевое слово, которое я использовал, было «риск». И это есть как раз оно — «риск». Эксцентричность этой кампании непропорционально большая для Человека вашего положения; следовательно, награды могут быть как велики, так и неожиданны.
— Ты болтаешь бесконечно, — с раздражением сказал Страмм.
— Потерпи еще немного, Элстон, я почти закончил. Давай подумаем вместе и попытаемся представить, из-за чего тебе выгодно будет рисковать жизнью.
— Говори прямо.
— Я скажу. Очевидно, ты должен чувствовать, что Донахью может победить Кола. С другой стороны, это не более чем самоубийство, и я не могу поверить, что ты склонен ставить свою жизнь на кон просто так. Если же выиграет Донахью, что это принесет тебе и что не получат остальные Бароны?
— Просвети меня, — попросил Страмм.
— Должен ли я? Я считаю, что это до боли очевидно. Ты, без сомнения, договоришься с Донахью или еще каким-то образом окажешь влияние на него, чтобы он таки победил Кола, и между вами — союз окончательный. Рыжебородый оставит тебя править Ступицей, в то время как ты отдашь ему… — Крастон сделал паузу, почесав голову.
— Да, Эндрю? В то время как я отдам ему, что?
— Я не уверен… но я представляю себе, что и эта часть твоего плана скоро откроется.
— Нет, потому что твоя логика ошибочна. Я думаю, очевидно, что, если Донахью мог бы победить Кола, ему не нужен был ни я, ни кто-то другой. Фактически, мы просто поменяем рационального супермена на иррационального.
— Правда, — задумчиво сказал Крастон. — Тогда может быть единственная альтернатива: ты собираешься убить Донахью, когда он уничтожит Кола.
— Конечно. Ты знаешь, Эндрю, иногда, я удивляюсь путям, которыми ты подходишь к правде, настолько они кружные.
— Но этого недостаточно, — упорствовал Крастон. — Очевидно, ты уверен в смерти обоих — и Кола, и Донахью… но это — желания и остальных из нас. В этом нет личного, нет персонального выигрыша для тебя.
— Ты разочаровал меня, Эндрю. Ты сразу понял, что я не стану рисковать жизнью, если это будет выгодно тебе так же, как мне, и оказался не в состоянии проследовать по собственной цепочке рассуждений.
— Вздор! Ты как открытая книга, Элстон. Если тебе удастся убить обоих — Кола и Донахью, ты, без сомнения, сможешь убедить Повича и Рислера свергнуть меня, так как я единственный из Баронов, кто возражает тебе. Пович — старик, который и так скоро умрет, Рислер — дурак, а умри Донахью, Алата согласится со всем, что ты предложишь.
— Так вот в чем суть, — печально сказал Страмм.
— Твой план не сработает, и ты знаешь это.
— Мне хочется знать, почему ты считаешь, что все случится именно так?
— Перво-наперво, ставлю тысячу к одному, утверждая, что ты не выживешь. Совсем не похоже на то, что Донахью сможет убить Кола, а если он и сделает это, не верится, что после этого ты сможешь убить его. Если даже тебе все это удастся устроить, могу уверить тебя, я приготовлюсь и смогу сохранить свое Баронство, что бы ты там ни выкинул.
— Об этом тебе нечего беспокоиться, — заметил Страмм.
— Я ожидал, что ты станешь мне врать.
— Я не сказал ни слова лжи. Это ты строил предположения, а не я.
— Увы, я мог где-то и просчитаться. Если твоя единственная цель — власть, то тебе все равно не удастся в одиночестве править Ступицей! Более того, я должен добавить, что мои гипотезы только отчасти верны.
— Ну, — с легкостью сказал Страмм. — Лучше хоть что-то, чем ничего.
— Ты в замешательстве, — заявил Крастон. — Ты пришел сюда явно для того, чтобы уговорить меня следовать за тобой, однако ты не имел представления о самом простом аргументе, фактически, ты сделал все, что в твоих силах, для того, чтобы я не поддерживал тебя. Почему?
— Боюсь, ты стал фигурой, которая ставит себя вне Совета Баронов. Скажи, что я должен ответить остальным? Ты поможешь нам или собираешься сидеть здесь и ничего не делать?
— Конечно, я останусь здесь, — сказал Крастон. — Вы все будете убиты, и потом мотивация ваших действий станет вопросом совершенно академическим.
— Возможно, — согласился Страмм. Он подошел к двери и мягко отодвинул Крастона в сторону. — Но не рассчитывай на это.
Глава 10
Страмм устал.
За последние два дня он прошагал добрую сотню миль и верил: единственное, что удерживало его на ногах, — отвращение при мысли о том, что придется спасовать перед Донахью. Страмм вытер пот со лба и посмотрел на шагающего впереди Урода. Однако Рыжебородый не выказывал признаков усталости, хотя было очевидно: по крайней мере половина из шести сотен солдат его армии с радостью рухнула бы на землю и отказалась бы маршировать дальше, если бы у них только возникла мысль, что это им сойдет с рук.
Армия достигла входа в старый Голландский туннель, и Страмм стал мысленно перебирать планы и альтернативные решения. Он не мог подавить усмешки, когда вспомнил о визите в обитель Крастона. Слепой Барон был «чересчур умным». Он отгадал большинство причин как породивших желание Страмма войти в цитадель Кола, и назвал причины по которым хотел остаться в Ступице. Но он слишком спешил, слишком путанными были его мысли. Всюду ему мерещились заговоры и увертки — ах, будьте уверены, созданные Страммом, — но это отвергало очевидные решения.
Страмм ступил на поваленное бревно, потом остановился, смахнув муравья со своего сапога. Необходимо было держаться в стороне от дороги, чтобы Кола не предупредили об их появлении слишком рано, но не из-за этого ли разозлился Донахью, потащивший армию через все эти проклятые препятствия в лесах и полях? Они потеряли пару людей Повича в зыбучих песках в начале дня, а сам Рислер едва мог видеть из-за опухоли от укуса пчелы, ужалившей его в веко. Не было дороги и не было способа поднять дух воинов перед встречей с предположительно непобедимым врагом.
Страмм продирался через заросли колючих кустов, сыпля проклятиями. Маленькие иглы кололи его тело. Пытаясь этого не замечать, он мысленно вернулся к своему разговору с Крастоном.
Слепой Барон был прав в главном: шансы на то, что их военная кампания не удастся, были астрономическими. Где Крастон ошибался, так это в предположении, что выгода от успешного исхода битвы сделает риск приемлемым.
Крастон, конечно, ошибался. Кол никогда не оставит Манхеттен, чтобы атаковать Ступицу или любой другой город Нормалов, и безрассудно храбрый поступок принести в жертву невероятно большое состояние и могущество, просто предположив, что однажды колдун может изменить свою политику и повести армию Уродов в бой против Баронов.
Нет, именно комбинация обстоятельств убедила Страмма войти в Метро. Ни один довод не мог перевесить вероятность поражения, но когда все складывалось вместе, получалось достаточно преимуществ, чтобы заставить странное выглядеть сказочным. Не невозможным, а сказочным.
Во-первых, возможно, Донахью в самом деле наступит на ахиллесову пяту Кола. «Это было бы не слишком хорошо, — нахмурившись подумал Страмм, — но с такой возможностью нельзя не считаться. Если так случится, тогда победа окажется полной и никто не погибнет, но…. А если победа над Гаретом Колом произойдет в результате совместных действий, тогда появится возможность изменить политическую структуру Ступицы». Страмм был самым популярным и влиятельным Бароном, что сомнений не вызывало. Несколько общественных комментариев касательно характера одного из Баронов, которому не хватило храбрости присоединиться к походу против Кола, и, как хорошо бы ни приготовился Крастон к нападению, он окажется совершенно неспособным отбить атаку психологическую. Он не утратит контроля над своей армией, но его влияние исчезнет, и, без сомнения, он будет готов сдаться объединенной армии остальных Баронов.
Со смертью Дрейка и свержением Крастона два других Барона не окажутся для Страмма большой проблемой. Пович пусть доживает тот краткий отрезок жизни, что остался ему, в мире и уединении, заботясь о своих садах, в то время как Рислер — Барон, которым легче всего манипулировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23