Не ждет вас впереди ничего ни спокойного, ни привычного. Чтобы понятнее было – в самом сердце урагана тоже все спокойно и безветренно… на первый взгляд… просто до вас еще не дошло, что там-то вы и очутились. В сердце урагана. И никто вас оттуда не выпустит.
И вообще – мне бы ваши проблемы. На пальцы – начали – и продолжили – и тренируетесь себе, сколько влезет… а мне когда тренироваться, хотел бы я знать? Когда вообще тренируется учитель, если он должен за всеми наблюдать, за каждым приглядывать? И ошибку заметить, и отлынивающих пристрожить… до себя ли тут? Когда, интересно, тренировался мастер Дайр? Впрочем, ему, может быть, не так уж и нужно… все-таки великий воин с непревзойденным мастерством и опытом… а мне вот – нужно! Всего-то и ничего, каких-то несколько дней я постоял истуканом, расплевывая приказы – а ведь и впрямь едва истуканом не сделался. Тело вязкое, непривычно и нагло строптивое, на всякое мое веление огрызается усталостью, непослушанием, болью в мышцах. На пальцы – начали… подумаешь, невидаль. Да у меня глаза побольше пальцев устали. На пальцах я всего лишь отжимаюсь с вами заодно – а глаза так и бегают по залу, взгляд так и перепрыгивает с одних плеч на другие, со спины на спину… эй, Лерир – не на девку взлез – так и нечего вихляться! Еще двадцать отжиманий.
И все же это была хорошая тренировка. Хоть и приходилось мне витать незримо над каждой орясиной в отдельности и надо всеми вместе, продолжая стоять в основной стойке – Илайх, у тебя почему колени дрожат? – хоть и тяжело мне давалось с непривычки одновременно тренироваться и всеприсутствовать… все равно хорошо.
За обедом к нам присоединился Рамиллу – тоже усталый, задыхающийся, обстрекавшийся мелкой злой огородной крапивой чуть не по самые уши.
– Закончил? – строго спросил я.
Тейн кивнул и в три глотка прикончил свою миску с похлебкой.
Кто-то из старших учеников украдкой захихикал, искоса поглядывая на злополучного Тейна – но под моим суровым взглядом хихиканье пресеклось, словно насмешникам рты зажали. Нечего им тут хиханьки разводить. Любой из них на месте Рамиллу поступил бы точно так же – и любой мог бы сейчас почесывать покрытые волдырями руки. Любой. И если они до сих пор этого не поняли – поймут, и очень скоро. Даже если им очень не хочется понимать. Я уж об этом позабочусь. Впрочем, не так уж господа старшие ученики несообразительны, и мысль эта для них отнюдь не нова. Просто гонят они ее от себя, не хотят впустить, не хотят принять… не хотят, а придется.
Тейн не очень и обращал внимание на незадачливых насмешников. По всей вероятности, наслаждался предвкушаемым зрелищем их отваленных челюстей.
А что им, челюстям, еще оставалось, когда вечером Тейн Рамиллу, такой тихий и ублаготворенный, словно его только что дождем из самоцветов осыпали, и он, бедняжка, дар речи потерял на радостях… когда униженный и осмеянный Тейн Рамиллу вышел следом за мной на маленькую утоптанную площадку позади спального дома.
Я тоже был тихим. Я тоже трепетал, как листок на ветру. Да, я уже побывал на площадке для личных тренировок – но как ученик. А нога мастера Дайра Кинтара на нее еще не ступала. Непривычно было мне выходить на эту площадку первым. Обычно это я шел вторым, шел за мастером Дайром, стараясь ступать след в след, по-детски уверенный в глубине души, что если я только собьюсь со следа, соступлю хоть на шаг в сторону – и со мной непременно случится нечто ужасное. Не знаю, что – но ужасное. А сейчас передо мной никто не ступал. Это я шел впереди. Шел по незримому следу. Медленно и почти неуверенно. Ведь если я ошибусь, если только шагну в сторону…
В центре площадки я остановился и с облегчением перевел дыхание. За моей спиной эхом раздался вздох Тейна. Да, он ведь тоже здесь впервые, как и мастер Дайр Кинтар.
Этот маленький, ничем не огороженный участок земли священен. Здесь мастер передает ученикам – и не всем, а лишь избранным – то, что станет впоследствии их, и только их мастерством. То, что не всякому доступно и не всякому дозволительно.
Что я могу передать Тейну – мое незнание?
– Ты когда-нибудь видел, как выполняется “Ветреный полдень”? – спросил я Тейна без обиняков.
Тейн кивнул. Конечно. Плох тот ученик, который никогда не подсматривал за учителем в надежде увидеть тайное тайных. Пусть и не изучить секретный канон вприглядку, но соприкоснуться хоть краешком души, захолодеть от восторга.
– Это хорошо, что видел, – заметил я. – Тогда так. Сейчас я начинаю “Полдень”, а ты внимательно смотришь, сравниваешь с тем, что запомнил, и говоришь мне, где я дурак.
Тейн ахнул почти беззвучно и в испуге уставился на меня.
– Вот-вот, так и смотри, – одобрил я и добавил, уже не пряча кривоватую усмешку. – Говорил же я тебе, что я “Ветреный полдень” исполнять не умею? Говорил. Вот и будем не уметь вместе. Выхода другого нет.
Выхода, действительно, нет. Если уж мастер Дайр соблагоизволил наречься младшим учеником Дайром Тоари, он от своего решения ни на пядь, ни на волос не отступит. А значит, ничего сверх положенного младшим ученикам знания, я от него не добьюсь. И объяснить мне “Ветреный полдень” попросту некому. Что ж, Тейн Рамиллу, будем не уметь вместе. Авось что и образуется.
Под внимательным взглядом Тейна я прошелся по площадке, чувствуя себя дурак-дураком. Зачем-то постоял немного. И принялся медленно, вполсилы, словно после тяжкой болезни, проделывать ту тройную связку, которой обычно начинается “Ветреный полдень”.
Обычно.
Потому что “Ветреный полдень” никогда не начинается одинаково.
Движения “Полдня” своеобразны сами по себе, и связки – тоже, но не в их своеобразии дело: иные из этих движений и связок встречаются по отдельности и в других канонах. Дело в том, что “Ветреный полдень” всякий раз исполняется по-другому – и все же ошибиться, перепутать его с чем-либо иным невозможно. “Ветреный полдень”. Самый тайный из всех явных канонов. Великолепный в своей непредсказуемости, стройно организованный хаос, переливчатый, как сияние алмаза, и строгий, как его грани… и за яростным слепящим блеском я не различаю огранки. Я не знаю, не понимаю, как огранить самоцвет битвы, чтобы он сиял именно так, а не иначе. Да, я знаю, каким движением отшлифовать до полной чистоты ту или иную грань… всего лишь отшлифовать. Подмастерье, но не гранильщик. И сегодня, как и всегда, я пытаюсь поймать неумелыми руками блики и радуги и претворить их в нечто единое, цельное… цельного-то и нет, и полуденный ветер хлещет меня наотмашь, и полуденное солнце из зенита смеется мне прямо в лицо, вот в это задранное кверху в бессильном отчаянии лицо, и вновь меня обвивают отсветы и радуги – обвивают, дразнятся, а в руки не даются. Может, если бы над моей головой полыхал настоящий полдень, а волосами моими играл настоящий ветер, может быть, тогда… и тоже – нет. Ни черта бы я не понял. Как не понимал бесчисленными лунными ночами, когда удирал тайком в соседнюю рощу и упражнялся до изнеможения, пытаясь постичь, что же именно делает “Ветреный полдень” ветреным полднем. И сейчас я повторял все то же самое, что и прежде, только подо мной была не лесная трава, а утоптанная земля. И снова, как и раньше, как и в бессчетные ночи горьких разочарований, я изо всех сил пытался повторить неповторимое. Я ходил и прыгал. Я падал и перекатывался. Я делал все то же самое – и не то же самое. Ни черта у меня не вытанцовывалось. Что с того, что я не совершил ни одной серьезной, настоящей ошибки? Я и вообще не сделал ничего настоящего. А ошибиться – это мне раз плюнуть. Это я сейчас… хоть на душе полегче станет.
Я намеренно нарушил канон, выполнив не в очередь парную связку из второй его части… но отчего-то она не показалась мне неуместной. Более неуместной, чем все остальное. И тут я озлился по-настоящему. Еще одна связка – из третьей части, и снова из второй, вне всякой логики, вне разумения, как угодно, как попало… я не могу больше длить это непотребство! Чем заставлять дергаться и кривляться безжизненное подобие… нет, пусть уж Рамиллу крикнет “стой”!
– Стой! – крикнул Рамиллу в то же самое мгновение, когда я почувствовал, что вот с этим шагом что-то неладно… а что именно, понять не успел.
– Точно, – я сел наземь рядом с Тейном. – Не годится эта связка сюда. Знать бы еще, почему.
– Торчит она отсюда, как… – Тейн неожиданно смутился, запнулся и договорил скороговоркой, – одним словом, торчит.
– Сам знаю, – вздохнул я. – А как это со стороны выглядит? Я же себя не вижу…
– А со стороны – тебе только по загривку поддать чуток для скорости, а мордой оземь ты и так приложишься, – не задумываясь, заключил Тейн. – После предыдущего переката из этой связки просто другого выхода нет.
– После предыдущего переката, – медленно повторил я, как бы пробуя слова Тейна на вкус, – из этой… связки… другого… выхода… нет. Выхода… выход из связки… выход – и вход… о-ох!
– Что с тобой? – удивился Рамиллу, как и прежде забыв добавить “учитель” или хотя бы “мастер”.
– Тейн! – благоговейным шепотом выдохнул я. – Я понял!
Мои пальцы бездумно дергали косые пряди волос над висками. Сколько лет мастер Дайр отучал меня от этой дурной привычки – а вот не отучил, оказывается.
– Я понял, – сорванным голосом повторил я. – И ты сейчас тоже все поймешь. Это очень просто на самом деле. Тут ведь главное – вовремя ошибиться… а дальше все понятно становится.
Я на мгновение прикрыл глаза. Как я смогу объяснить, передать Тейну то понимание, которое он же мне и подарил?
– Помнишь “Предание о ступивших на порог”? Помнишь? – воззвал я. – Мы ведь его наизусть заучивали. Основа основ тактики… помнишь? Позиции делятся на одновходные и многовходные, одновыходные и многовыходные…
– А также инициативно… – подхватил Тейн.
– Черт с ней, с инициативой, – отмахнулся я. – Не о ней речь. Ты обратил внимание, что все позиции “Ветреного полдня” многовходные и многовыходные? Их можно тасовать как угодно… почти как угодно. Из любой позиции переходить в любую. Не в единственно возможную, а в любую! Заметил?
– Заметил, – поразмыслив, кивнул Тейн. – Но вот эта связка из третьей части…
– А потому, что из третьей. – Я запрокинул голову. Понимание выгибало мое тело восторгом, мучительным, как любовь. – Там, на своем месте, из нее три выхода… или даже четыре. И каждый – в веерную позицию, в многовыходную. А здесь, после переката, выход из нее один – мордой в песок! Перекрываются выходы, понимаешь? Делай, что хочешь, как душе угодно… закон один: не перекрывай входы и выходы… а перекрестки можно и удваивать, если получится.
– Понимаю, – прошептал Тейн.
– А тогда – начали! – крикнул я – и прямо как сидел, не подымаясь, кувырнулся через плечо и вскочил “бешеным кузнечиком”.
Я по-прежнему не знал, сколько граней у самоцвета… но я держал его в руках! Я поворачивал его то так, то этак, и радуги послушно выплескивались навстречу полуденному солнцу. Теперь все обрело смысл и ничто не казалось странным. Я плясал, как ветер, как лист на ветру, как тень листа – то огромная, распростертая вширь, то крохотная и узкая, как ресница. Ветер нес меня сам, и мне легко было плясать с тенями наперегонки… еще бы эта связка из третьей части не вывалилась набок! Ведь третья часть – это “ветер, прижимающий к утесу”… ветер, прижимающий скалолаза к каменной стене, чтобы он не свалился в пропасть… а на открытом месте, среди листьев и их теней, от такого ураганного дуновения только и остается, что рухнуть оземь… нет, в первой части другой ветер, совсем другой.
А потом в мой ветер пришел еще один листок – Тейн Рамиллу… и ветер кружил нас обоих. Мы проделали всю первую часть четырежды, на разные лады – но каждый раз это был “Ветреный полдень”, вне всяких сомнений. Всю первую часть… с остальным каноном нам еще придется разбираться… да… но это после, после… а сейчас мы, изнемогшие, счастливые до крика, завершили свою пляску и поклонились полуденному ветру.
Глаза Тейна сияли нездешним восторгом, словно душа его все еще покачивалась на крыльях ветра. Он все еще летел туда, в запредельное счастье абсолютного понимания… туда, где все ясно с несомненностью… где эта ясность не лжет – и оттого и сам ты не можешь солгать… туда, где я ждал его – и одним взмахом рассек его полет.
Я схватил Тейна за шиворот – совсем как он давеча схватил Илайха – и рванул на себя.
– Теперь ты понял, что случилось вчера? – выдохнул я.
Тенй посмотрел мне в глаза. Посмотрел прямо, в упор.
– Да, учитель, – тихо и твердо произнес он. – Вчера я убил человека.
И опустил взгляд.
– Не надо опускать глаза, – ответил я, разжимая хватку. – Передо мной – не надо. Я ведь тоже убил человека. Помнишь?
Тейн еле заметно кивнул.
– Нам с тобой посчастливилось. Хвала Богам – те, кого мы убили, живы. Но в другой раз так может и не повезти. Понимаешь?
– Да, учитель, – все так же тихо и твердо промолвил Тейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62