Пойдем по гребню вон туда, до мыса
Кабара. Там обрыв каких-то пятнадцать метров, если не меньше... Где у тебя
фал?
Серп Иванович отошел в сторону.
- Я не пожарник. Я подписи не давал по веревке лазать.
- Ладно, - сдался я. - Один полезу.
- А обратно? Обратно как?
Я вскинул рюкзак на плечи.
- Да дохлый он, - канючил Сказкин, шурша сапогами по сухим шлакам. -
Что ты с него поимеешь? За такого даже Агафон сухофруктов не даст, а ты
вон болезнь дурную схлопочешь!
Умолк Сказкин только на мысе Кабара.
Мыс обрывался в кальдеру почти отвесно, но высота его, действительно,
не превышала пятнадцати метров. Прямо перед нами, за нешироким проливом
торчал Камень-Лев. Длинная скала, вблизи потерявшая сходство с царем
зверей, сильно мешала видимости.
- Поднимись наверх, - попросил я Сказкина. - Взгляни, что там делает
этот твой гад.
- Да ну его! - уперся Серп. - Спит!
Фал, захлестнутый за мощные корни пинии, полетел вниз. Я удивился:
конец его завис в метре от поверхности берега.
- Не может быть! Я выписывал двадцать пять метров.
- Всякое бывает... - приободрил меня Сказкин.
- Да?
На краткий мой вопрос Сказкин не ответил. Его вдруг сильно увлекли
вопящие над кальдерой чайки. Он даже отошел в сторону. Видимо, так было
слышнее.
- Он что, усох, этот фал?
- А нормально! - сплюнул Серп Иванович. - По такой жаре чего только
не происходит!
- Философ чертов! - я сгреб Сказкина за грудки.
- Обменял фал? Агафону? За компот?
- Какой компот?! - отбивался Сказкин. - Гречку-то, гречку кто ел? Кто
уминал гречку?
- Гречку, черт тебя подери! - шипел я, как змей. - Я тебе покажу
гречку!
- Не для себя, начальник! Не для себя!
- Ладно, организм, - отпустил я Сказкина. - Вернемся, поговорим!
Проверил прочность фала, погрозил Сказкину кулаком.
- И не вздумай смыться, как тот медведь! Бросишь меня в кальдере - на
том свете найду!
Не будь узлов, предусмотрительно навязанных мною на каждом метре
фала, я сжег бы себе все ладони. Но фал пружинил, держал. Перед лицом
маячила, покачиваясь, мрачная базальтовая стена, вспыхивали ослепительно и
тут же гасли вкрапленные в коренную породу кристаллики плагиоклазов, а
далеко вверху, над каменным козырьком обрыва, укоризненно покачивалась
голова Сказкина в кепке, закрывающей полнеба.
- А говорил, к пяти вернемся! - крикнул он, когда я, наконец, завис
почти над берегом.
- И есть хочется! - укорил он меня, когда я уже нащупал под ногой
валун-опору.
- Полундра! - отчаянно завопил он, когда я уже коснулся твердой
земли.
Оступившись, я выпустил из рук фал, и меня сейчас же шумно поволокло,
понесло по осыпи, с шипением сдвинувшейся, поползшей к воде. Опрокинув на
спину, меня развернуло лицом к кальдере.
И я увидел!
Из пронзительных вод, стоящих низко, как в неполном стакане, из их
призрачных студенистых пластов, искривленных преломлением, прямо на меня
восходило нечто чудовищное, грозное, одновременно и бледное, как студень,
и жирно отсвечивающее, как нефть или антрацит.
Ухватиться за фал я просто не успевал. Да и успей я, это было бы
бесполезно - чудовищная зубастая пасть, посаженная на гибкую змеиную шею -
эта пасть запросто сняла бы меня даже с трехметровой высоты!
Я вскрикнул и бросился бежать в глубь кальдеры.
Я вскрикнул и бросился бежать по сырым камням, совершенно машинально
и без всякой нужды замечая, что и камни эти, и сама вода одинаково
золотисты, одинаково светлы от невысокого уже солнца...
ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ. Я НАЗВАЛ ЕГО КРАББЕН
Успех не доказывают. Счастливчик Гарвей. Мужчины,
русалки, краббены. Профессор из Ленинграда. Серп Иванович
куражится. Ночная клятва. К вопросу в большом риске. Гимн
Великому Змею. "Где ты нахватался седых волос?"
Островок Камень-Лев высотой 162,4 м находится в 1
миле к N от мыса Кабара. Издали он напоминает фигуру
лежащего льва. Берега островка очень крутые. На южной
оконечности островка имеется остроконечная скала. В
проходе между островком Камень-Лев и мысом Кабара лежит
группа скал, простирающаяся от островка к мысу на 6 кбт.
Самая высокая из скал высотой 6 м приметна белой вершиной.
В проходе между этой скалой и мысом Кабара глубина 27 м.
Лоция Охотского моря.
Успех не доказывают.
Успех - он всегда успех.
Не хвастаются, как правило, неудачами. А удача... Удача, она всегда
налицо.
Походил ли я на человека, которому здорово повезло, на
п_р_у_ш_н_и_к_а_, как говорил Сказкин, я не знаю, но мысль, что мы с
Серпом Ивановичем воочию увидели легендарного Морского Змея, обдала мое
сердце торжественным холодком.
Великий Морской Змей, воспетый авантюристами, поэтами,
путешественниками! Его называли Краббеном. Его называли Горвеном. Он был
известен как Анкетроль. Его наделяли, и весьма щедро, пилообразным спинным
гребнем - такой гребень легко дробил шпангоуты кораблей; мощным хвостом -
такой хвост одним ударом перешибал самую толстую мачту; огромной пастью -
в такую пасть запросто входил самый тучный кок любого линейного флота;
наконец, злобным гипнотическим взглядом - такой взгляд низводил к
ничтожеству волю самого мужественного экипажа!
С океана на океан, обгоняя морзянку возбужденных маркони, несутся
слухи о Краббене.
Сегодня он в пене и брызгах восстает, как Левиафан, из пучин Тихого,
завтра его горбы распугивают акул в Атлантике.
Однако не каждому удается увидеть Краббена, далеко не каждому
является он на глаза. Фавориты Краббена - это, как правило, священники,
рыбаки, морские офицеры всех рангов, а также случайные пассажиры; почти
никогда не всплывает он под взгляды атеистов и океанографов.
Он страшен, он мстителен - Морской Змей!
Вспомним Лаокоона.
Этот жрец Аполлона оказался единственным троянцем, который не поверил
в уход греков. "В деревянном коне, - утверждал Лаокоон, - прячутся чужие
воины!"
"И чудо свершилось! - писал Вергилий. - В море показались два
чудовищных змея. Быстро двигались они к берегу, и тела их вздымали перед
собой волну. Высоко были подняты их головы, украшенные кровавыми гребнями,
в огромных глазах светилось злобное пламя..." Эти-то гиганты, выбравшись
на сушу, и заставили молчать Лаокоона, а вместе с ним и ни в чем не
повинных его сыновей.
Легенда?
Быть может...
Но сотни людей утверждают: он существует, Морской Змей! Мы его
видели!
К сожалению, в увиденное многими верят отнюдь не многие. Когда в июле
1887 года моряки со шхуны "Авеланж" столкнулись в заливе Алонг с двумя
лихими морскими красавцами, каждый из которых был длиной почти в два
десятка метров, морякам на суше прямо в глаза заявили: блеф! Массовая
галлюцинация! Однако в следующем году в том же самом заливе моряки
"Авеланжа" лишь выстрелами из своего единственного орудия смогли отогнать
от шхуны расшалившихся представителей своей "массовой галлюцинации".
Наученный горьким опытом, капитан "Авеланжа" разумно решил, что лучшим
доказательством существования Морского Змея может быть только сам Змей; но
на этот раз порождения "массовой галлюцинации" решили не испытывать судьбу
и сбежали от шхуны после первого же выстрела.
В 1905 году горбатую спину Краббена увидели у берегов Бразилии
известные зоологи Э.Мийд-Уолдо и Майкл Никколс. Некоторое время Змей плыл
рядом с судном, милостиво позволив подробно зарисовать себя. Но рисунок -
это еще не документ, и что бы там ни утверждали такие большие ученые, как
датский гидробиолог Антон Бруун или доктор Д.Смит, первооткрыватель
считавшейся давно вымершей кистеперой рыбы латимерии, жизнь Морского Змея
все же активнее протекает пока в области морского фольклора, чем точных
знаний.
Не меняют дела и относительно недавние встречи.
В 1965 году некто Робер ле Серек, француз, высадился с тремя друзьями
на крошечном необитаемом островке Уицсанди (северо-восточное побережье
Австралии). После трехдневной бури, которая, собственно, и загнала друзей
на остров, Робер ле Серек обнаружил в полукабельтове от берега на
небольшой глубине весьма удивившее его животное. Голова его была огромна -
в длину два метра, не меньше; тело покрыто черной кожей, изборожденной
многочисленными складками; на широкой спине зияла открытая кровоточащая
рана. Выглядел Краббен мертвым, но когда французы приблизились, он
медленно раскрыл свою чудовищную пасть. Оставив попытки наладить с чудищем
более тесный контакт, Робер ле Серек занялся фотографированием; его снимки
вызвали в научном мире сенсацию.
Легенды, рисунки, фотографии...
Но кто он - великий Морской Змей, великий Гарвен, великий Анкетроль,
великий Краббен?
Далеко не каждый свидетель, даже весьма удачливый, имеет возможность
рассказать о своих встречах с Краббеном. Например, счастливчик Гарвей со
шхуны "Зенит" - его шхуна буквально столкнулась с Морским Змеем. Друзья
Гарвея видели, как моряка выбросило за борт, прямо на чудовищную спину
дремлющего в волнах Краббена. Длину его моряки определили потом не менее
чем в двадцать пять метров, и некоторое время счастливчик Гарвей сидел на
спине чудовища, торжествующе восклицая: "Я поймал его!"
К сожалению, Краббен проснулся...
Первое описание Краббена (дал его в прошлом столетии ученый, шведский
архиепископ Олаф Магнус) звучало торжественно: "Змей этот долог, толст, и
весь снизу доверху покрыт блистающей чешуей..." После этого
торжественного, но достаточно скромного описания свидетели и знатоки, как
спохватившись, начали наделять Краббена клыками, шипами, когтями,
гребнями. Когда как-то за чаем я взялся пересказывать все это Агафону и
Сказкину, Сказкин меня поддержал: "Точно, как в букваре!" Желая примером
пояснить сказанное, я призвал Агафона и Сказкина к порядку. "Природа, -
сказал я, подражая моему шефу, - природа, она, в общем-то всегда
справедлива. Изобретенное ею оружие она равномерно распределяет по разным
видам. Одному достаются когти, другому клыки, третьему - рога..."
Третьим за столом сидел Сказкин.
Но это было позже. Гораздо позже.
А в тот день, точнее, в ту ночь (ибо пришел я в себя по-настоящему
только ночью), я сидел в узкой глубокой пещере и дрожал от возбуждения и
свежего ветерка, налетающего на пещеру с залива.
Умножая знания, умножаешь печали.
К сожалению, мы слишком поздно осознаем правоту великих и простых
истин.
Я замерз. Меня трясло.
Мне хотелось наверх, на гребень кальдеры, в поселок, к Агафону, к
свече и к кружке горячего чая!
Еще мне хотелось...
Точнее, еще мне не хотелось...
Мне чертовски не хотелось повторить триумф счастливчика Гарвея!
В тот момент, когда Краббен, туго оплетенный пенными струями холодной
воды, восстал из глубин, я мчался по узкой полоске каменистого пляжа в
глубь кальдеры. Рушились под ногами камни, летел из-под ног серый песок, я
не останавливался, я слышал за собой Краббена!
А Краббен не торопился.
Краббен оказался неглуп и расчетлив.
Краббен (позже мне об этом рассказывал Серп Иванович) очень точно
определил то место, в котором я должен был оказаться минут через пять, и
двигался, собственно, не за мной, а именно к этому, вычисленному им месту.
Вот почему пещера, столь счастливо выручившая меня, столь бурно
разочаровала Краббена.
А я выглянул из пещеры только через час.
Было темно. Краббен и Сказкин исчезли.
Смутно вспыхивали в потревоженной глубине фосфоресцирующие медузы.
Вода была так прозрачна, что медузы казались звездами, медленно
дрейфующими в пространстве. Там же, в прозрачной смутной неопределенности,
раскачивалось отражение Луны.
Как костер...
Впрочем, костер, причем настоящий, должен был, конечно, пылать на
гребне кальдеры; но Сказкин исчез, Сказкин сбежал, Сказкин не поддержал
попавшего в беду человека!
Один...
Львиная Пасть простиралась так широко, что лунного света на нее не
хватало. Я видел часть заваленного камнями берега, теряющиеся в полумраке
черные базальтовые стены; Краббен (я чувствовал это) таился где-то
неподалеку.
"Сказкин, Сказкин!.." - с горечью повторил я.
Окажись фал длиннее, не позарься Сказкин на гречневую крупу Агафона,
я сидел бы сейчас за столом и писал подробный отчет обо всем увиденном.
М_о_р_с_к_о_й _З_м_е_й_! - это ли не открытие?!
Но фал оказался коротким, а пещеру заблокировал Краббен, а Серп
Иванович бежал с поля боя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Кабара. Там обрыв каких-то пятнадцать метров, если не меньше... Где у тебя
фал?
Серп Иванович отошел в сторону.
- Я не пожарник. Я подписи не давал по веревке лазать.
- Ладно, - сдался я. - Один полезу.
- А обратно? Обратно как?
Я вскинул рюкзак на плечи.
- Да дохлый он, - канючил Сказкин, шурша сапогами по сухим шлакам. -
Что ты с него поимеешь? За такого даже Агафон сухофруктов не даст, а ты
вон болезнь дурную схлопочешь!
Умолк Сказкин только на мысе Кабара.
Мыс обрывался в кальдеру почти отвесно, но высота его, действительно,
не превышала пятнадцати метров. Прямо перед нами, за нешироким проливом
торчал Камень-Лев. Длинная скала, вблизи потерявшая сходство с царем
зверей, сильно мешала видимости.
- Поднимись наверх, - попросил я Сказкина. - Взгляни, что там делает
этот твой гад.
- Да ну его! - уперся Серп. - Спит!
Фал, захлестнутый за мощные корни пинии, полетел вниз. Я удивился:
конец его завис в метре от поверхности берега.
- Не может быть! Я выписывал двадцать пять метров.
- Всякое бывает... - приободрил меня Сказкин.
- Да?
На краткий мой вопрос Сказкин не ответил. Его вдруг сильно увлекли
вопящие над кальдерой чайки. Он даже отошел в сторону. Видимо, так было
слышнее.
- Он что, усох, этот фал?
- А нормально! - сплюнул Серп Иванович. - По такой жаре чего только
не происходит!
- Философ чертов! - я сгреб Сказкина за грудки.
- Обменял фал? Агафону? За компот?
- Какой компот?! - отбивался Сказкин. - Гречку-то, гречку кто ел? Кто
уминал гречку?
- Гречку, черт тебя подери! - шипел я, как змей. - Я тебе покажу
гречку!
- Не для себя, начальник! Не для себя!
- Ладно, организм, - отпустил я Сказкина. - Вернемся, поговорим!
Проверил прочность фала, погрозил Сказкину кулаком.
- И не вздумай смыться, как тот медведь! Бросишь меня в кальдере - на
том свете найду!
Не будь узлов, предусмотрительно навязанных мною на каждом метре
фала, я сжег бы себе все ладони. Но фал пружинил, держал. Перед лицом
маячила, покачиваясь, мрачная базальтовая стена, вспыхивали ослепительно и
тут же гасли вкрапленные в коренную породу кристаллики плагиоклазов, а
далеко вверху, над каменным козырьком обрыва, укоризненно покачивалась
голова Сказкина в кепке, закрывающей полнеба.
- А говорил, к пяти вернемся! - крикнул он, когда я, наконец, завис
почти над берегом.
- И есть хочется! - укорил он меня, когда я уже нащупал под ногой
валун-опору.
- Полундра! - отчаянно завопил он, когда я уже коснулся твердой
земли.
Оступившись, я выпустил из рук фал, и меня сейчас же шумно поволокло,
понесло по осыпи, с шипением сдвинувшейся, поползшей к воде. Опрокинув на
спину, меня развернуло лицом к кальдере.
И я увидел!
Из пронзительных вод, стоящих низко, как в неполном стакане, из их
призрачных студенистых пластов, искривленных преломлением, прямо на меня
восходило нечто чудовищное, грозное, одновременно и бледное, как студень,
и жирно отсвечивающее, как нефть или антрацит.
Ухватиться за фал я просто не успевал. Да и успей я, это было бы
бесполезно - чудовищная зубастая пасть, посаженная на гибкую змеиную шею -
эта пасть запросто сняла бы меня даже с трехметровой высоты!
Я вскрикнул и бросился бежать в глубь кальдеры.
Я вскрикнул и бросился бежать по сырым камням, совершенно машинально
и без всякой нужды замечая, что и камни эти, и сама вода одинаково
золотисты, одинаково светлы от невысокого уже солнца...
ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ. Я НАЗВАЛ ЕГО КРАББЕН
Успех не доказывают. Счастливчик Гарвей. Мужчины,
русалки, краббены. Профессор из Ленинграда. Серп Иванович
куражится. Ночная клятва. К вопросу в большом риске. Гимн
Великому Змею. "Где ты нахватался седых волос?"
Островок Камень-Лев высотой 162,4 м находится в 1
миле к N от мыса Кабара. Издали он напоминает фигуру
лежащего льва. Берега островка очень крутые. На южной
оконечности островка имеется остроконечная скала. В
проходе между островком Камень-Лев и мысом Кабара лежит
группа скал, простирающаяся от островка к мысу на 6 кбт.
Самая высокая из скал высотой 6 м приметна белой вершиной.
В проходе между этой скалой и мысом Кабара глубина 27 м.
Лоция Охотского моря.
Успех не доказывают.
Успех - он всегда успех.
Не хвастаются, как правило, неудачами. А удача... Удача, она всегда
налицо.
Походил ли я на человека, которому здорово повезло, на
п_р_у_ш_н_и_к_а_, как говорил Сказкин, я не знаю, но мысль, что мы с
Серпом Ивановичем воочию увидели легендарного Морского Змея, обдала мое
сердце торжественным холодком.
Великий Морской Змей, воспетый авантюристами, поэтами,
путешественниками! Его называли Краббеном. Его называли Горвеном. Он был
известен как Анкетроль. Его наделяли, и весьма щедро, пилообразным спинным
гребнем - такой гребень легко дробил шпангоуты кораблей; мощным хвостом -
такой хвост одним ударом перешибал самую толстую мачту; огромной пастью -
в такую пасть запросто входил самый тучный кок любого линейного флота;
наконец, злобным гипнотическим взглядом - такой взгляд низводил к
ничтожеству волю самого мужественного экипажа!
С океана на океан, обгоняя морзянку возбужденных маркони, несутся
слухи о Краббене.
Сегодня он в пене и брызгах восстает, как Левиафан, из пучин Тихого,
завтра его горбы распугивают акул в Атлантике.
Однако не каждому удается увидеть Краббена, далеко не каждому
является он на глаза. Фавориты Краббена - это, как правило, священники,
рыбаки, морские офицеры всех рангов, а также случайные пассажиры; почти
никогда не всплывает он под взгляды атеистов и океанографов.
Он страшен, он мстителен - Морской Змей!
Вспомним Лаокоона.
Этот жрец Аполлона оказался единственным троянцем, который не поверил
в уход греков. "В деревянном коне, - утверждал Лаокоон, - прячутся чужие
воины!"
"И чудо свершилось! - писал Вергилий. - В море показались два
чудовищных змея. Быстро двигались они к берегу, и тела их вздымали перед
собой волну. Высоко были подняты их головы, украшенные кровавыми гребнями,
в огромных глазах светилось злобное пламя..." Эти-то гиганты, выбравшись
на сушу, и заставили молчать Лаокоона, а вместе с ним и ни в чем не
повинных его сыновей.
Легенда?
Быть может...
Но сотни людей утверждают: он существует, Морской Змей! Мы его
видели!
К сожалению, в увиденное многими верят отнюдь не многие. Когда в июле
1887 года моряки со шхуны "Авеланж" столкнулись в заливе Алонг с двумя
лихими морскими красавцами, каждый из которых был длиной почти в два
десятка метров, морякам на суше прямо в глаза заявили: блеф! Массовая
галлюцинация! Однако в следующем году в том же самом заливе моряки
"Авеланжа" лишь выстрелами из своего единственного орудия смогли отогнать
от шхуны расшалившихся представителей своей "массовой галлюцинации".
Наученный горьким опытом, капитан "Авеланжа" разумно решил, что лучшим
доказательством существования Морского Змея может быть только сам Змей; но
на этот раз порождения "массовой галлюцинации" решили не испытывать судьбу
и сбежали от шхуны после первого же выстрела.
В 1905 году горбатую спину Краббена увидели у берегов Бразилии
известные зоологи Э.Мийд-Уолдо и Майкл Никколс. Некоторое время Змей плыл
рядом с судном, милостиво позволив подробно зарисовать себя. Но рисунок -
это еще не документ, и что бы там ни утверждали такие большие ученые, как
датский гидробиолог Антон Бруун или доктор Д.Смит, первооткрыватель
считавшейся давно вымершей кистеперой рыбы латимерии, жизнь Морского Змея
все же активнее протекает пока в области морского фольклора, чем точных
знаний.
Не меняют дела и относительно недавние встречи.
В 1965 году некто Робер ле Серек, француз, высадился с тремя друзьями
на крошечном необитаемом островке Уицсанди (северо-восточное побережье
Австралии). После трехдневной бури, которая, собственно, и загнала друзей
на остров, Робер ле Серек обнаружил в полукабельтове от берега на
небольшой глубине весьма удивившее его животное. Голова его была огромна -
в длину два метра, не меньше; тело покрыто черной кожей, изборожденной
многочисленными складками; на широкой спине зияла открытая кровоточащая
рана. Выглядел Краббен мертвым, но когда французы приблизились, он
медленно раскрыл свою чудовищную пасть. Оставив попытки наладить с чудищем
более тесный контакт, Робер ле Серек занялся фотографированием; его снимки
вызвали в научном мире сенсацию.
Легенды, рисунки, фотографии...
Но кто он - великий Морской Змей, великий Гарвен, великий Анкетроль,
великий Краббен?
Далеко не каждый свидетель, даже весьма удачливый, имеет возможность
рассказать о своих встречах с Краббеном. Например, счастливчик Гарвей со
шхуны "Зенит" - его шхуна буквально столкнулась с Морским Змеем. Друзья
Гарвея видели, как моряка выбросило за борт, прямо на чудовищную спину
дремлющего в волнах Краббена. Длину его моряки определили потом не менее
чем в двадцать пять метров, и некоторое время счастливчик Гарвей сидел на
спине чудовища, торжествующе восклицая: "Я поймал его!"
К сожалению, Краббен проснулся...
Первое описание Краббена (дал его в прошлом столетии ученый, шведский
архиепископ Олаф Магнус) звучало торжественно: "Змей этот долог, толст, и
весь снизу доверху покрыт блистающей чешуей..." После этого
торжественного, но достаточно скромного описания свидетели и знатоки, как
спохватившись, начали наделять Краббена клыками, шипами, когтями,
гребнями. Когда как-то за чаем я взялся пересказывать все это Агафону и
Сказкину, Сказкин меня поддержал: "Точно, как в букваре!" Желая примером
пояснить сказанное, я призвал Агафона и Сказкина к порядку. "Природа, -
сказал я, подражая моему шефу, - природа, она, в общем-то всегда
справедлива. Изобретенное ею оружие она равномерно распределяет по разным
видам. Одному достаются когти, другому клыки, третьему - рога..."
Третьим за столом сидел Сказкин.
Но это было позже. Гораздо позже.
А в тот день, точнее, в ту ночь (ибо пришел я в себя по-настоящему
только ночью), я сидел в узкой глубокой пещере и дрожал от возбуждения и
свежего ветерка, налетающего на пещеру с залива.
Умножая знания, умножаешь печали.
К сожалению, мы слишком поздно осознаем правоту великих и простых
истин.
Я замерз. Меня трясло.
Мне хотелось наверх, на гребень кальдеры, в поселок, к Агафону, к
свече и к кружке горячего чая!
Еще мне хотелось...
Точнее, еще мне не хотелось...
Мне чертовски не хотелось повторить триумф счастливчика Гарвея!
В тот момент, когда Краббен, туго оплетенный пенными струями холодной
воды, восстал из глубин, я мчался по узкой полоске каменистого пляжа в
глубь кальдеры. Рушились под ногами камни, летел из-под ног серый песок, я
не останавливался, я слышал за собой Краббена!
А Краббен не торопился.
Краббен оказался неглуп и расчетлив.
Краббен (позже мне об этом рассказывал Серп Иванович) очень точно
определил то место, в котором я должен был оказаться минут через пять, и
двигался, собственно, не за мной, а именно к этому, вычисленному им месту.
Вот почему пещера, столь счастливо выручившая меня, столь бурно
разочаровала Краббена.
А я выглянул из пещеры только через час.
Было темно. Краббен и Сказкин исчезли.
Смутно вспыхивали в потревоженной глубине фосфоресцирующие медузы.
Вода была так прозрачна, что медузы казались звездами, медленно
дрейфующими в пространстве. Там же, в прозрачной смутной неопределенности,
раскачивалось отражение Луны.
Как костер...
Впрочем, костер, причем настоящий, должен был, конечно, пылать на
гребне кальдеры; но Сказкин исчез, Сказкин сбежал, Сказкин не поддержал
попавшего в беду человека!
Один...
Львиная Пасть простиралась так широко, что лунного света на нее не
хватало. Я видел часть заваленного камнями берега, теряющиеся в полумраке
черные базальтовые стены; Краббен (я чувствовал это) таился где-то
неподалеку.
"Сказкин, Сказкин!.." - с горечью повторил я.
Окажись фал длиннее, не позарься Сказкин на гречневую крупу Агафона,
я сидел бы сейчас за столом и писал подробный отчет обо всем увиденном.
М_о_р_с_к_о_й _З_м_е_й_! - это ли не открытие?!
Но фал оказался коротким, а пещеру заблокировал Краббен, а Серп
Иванович бежал с поля боя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9