..
Безмолвные, покажитесь! Где вы? В ком затаились? - безмолвный не
отзывался. "Это настоящая слепота, Нэг. Они буквально топчутся по мне и не
замечают..."
Безмолвный сидел у кромки опаленной земли и смотрел, как эта земля
светлеет под снежной осыпью. За плечами безмолвного лежала Ликская дорога,
по ней то и дело проходили, проезжали, пробегали какие-то люди - к городу
и обратно; кто-то преследовал кого-то, кто-то кому-то грозился, - и день
ото дня движение становилось все реже. Безмолвный и не думал крыться от
глаз - просто он был похож на сломленное, высушенное ветрами дерево. Все
было мимо - жертвоприношения и алтари, что их носит-не-переносит эта
земля, нарушенное равновесие и птичий лет над головой. Не понимая, он
слышал звуки отдаленной пальбы и слышал голос незабвенного сигнала,
который пульсировал в сознании безвыходно. Снегом наполнял котловину
гигантской воронки, но в этих местах никогда не выпадает снега столько,
чтобы раны земли затянулись равниной. Новоявленные солнца, единственная
примета дней, подпрыгивали в небе, как шарики из рук жонглера. К весне
пальба утихла, слепых вертолетчиков ветер гнал за горизонт; талая вода
облизывала в заново почерневшей воронке последнюю льдинку. Безмолвный
поднялся на ноги.
"Я пойду, Нэг. Выпью пива и посплю в постели. Потом вернусь и устрою
еще одно озерко. У нас будет два озера, Нэг, - мы будем отражать в себе
облака. Мне нравится отражать в себе облака." Воронка забормотала
пузырьками воздуха - Задира обещался ждать, но от безмолвного он не
требовал никаких обещаний...
Это было похоже на перемещение свитка сухой травы, сорванной и
подгоняемой ветром - по бездорожью, вдогонку скороспелым закатам; это было
похоже на торопливый полет облака, если бы какое-то из них пожелало
спуститься на землю и посмотреть на то, что мерещилось ему издалека.
Печальное странствие по чужой земле...
Лишь завидев окраинные дома Лика, безмолвный помедлил, затем двинулся
влево, в обход извилистой балки. Не оглядываясь назад, где лежала дорога к
городу, он прошел метров полтораста вдоль чистого склона и примерно
столько же преодолел по зарослям орехового кустарника. Безмолвный
рассчитывал обойти снайперскую засаду и вышел прямо на нее. На
противоположном скате топорщилась ветвями дикая яблоня - под дичком лежал
человек, а рядом с ним лежала винтовка. "У нас были модели поновей, только
без оптики", - отметил безмолвный, вспомнив стрельбище питомника. Снайпер
откинулся на спину, в руке его сверкнула бутылка; отпив из нее, он вяло,
набитым кулем, перевалился лицом к траве и замер. Безмолвный представил
себе, как взрывается боезапас в подсумке снайпера, как человек в ужасе
влипает в землю, а над головой у него вспыхивает костром ни в чем не
повинное дерево. "Если он выстрелит мне в спину, я ничего не успею", -
думал безмолвный, минуя засаду в нескольких шагах от снайпера. Был час
восходящего солнца, а в это время удача сопутствует даже тому, кто
разучился предчувствовать ее за поворотом; безмолвный услышал чьи-то
голоса впереди, и остальное для него перестало быть сущим. В город он не
пошел, потому что в первом же доме, к которому он приблизился, дверь
оказалась под вывеской. Он толкнул эту дверь, заблудился среди
однообразных столиков, наугад присел к одному из них и понял, что уйти
отсюда сможет нескоро. В зале никого не было, за стойкой тоже. Обет
Безмолвия, - бесцветный его силуэт, - прислонился к дверному косяку, с
интересом наблюдая за обессиленным пасынком. "Ты отсюда никуда не уйдешь,
ты забрался в самую середину капкана. Мало ли что, какой-то выпивоха не
заметил тебя: он здесь, разумеется, не один, и глухие удары в твоих висках
- это не просто биение пульса, какой-то из них станет жалом детонатора. Но
еще раньше через это окно ворвется пуля, потому что снайперов здесь гуще,
чем волосков на твоем подбородке." Безмолвный не отвечал своему идолу...
Наконец где-то хлопнула неприметная дверца, и за стойкой появилась хозяйка
- в опрятном кружевном фартушке, в белой рубашке, за отворотами которой
темнела смуглая кожа. Глядя в заколдованную точку, хозяйка медленно
прошлась мимо заставленных бутылками стен. Она глядела на странного
человека в лохмотьях. Безмолвный узнал свою Мэг - это была она, только
чуть повзрослевшая и с другой прической.
- Доброе утро, Мэг, - произнес он сухим голосом. - Где твоя желтая
сумочка?
Хозяйку звали Фрида Чезара.
- Почему это - Мэг? - спросила она. - Желтой сумочки у меня никогда
не было. И никакая я не Мэг, а вот кто вы такой - тут и гадать нечего.
Верно я говорю?
- Ты всегда говорила то, что мне хотелось услышать.
- Вы - человек-бомба...
- Может быть, - сказал он. - Дай мне холодного пива, Мэг.
Хозяйка наполнила бокал, поднесла пиво безмолвному, - и все это она
проделала так, будто вспомнила вдруг что-то очень важное и продолжала
вспоминать.
- Хотите яичницу с ветчиной?
Человек безмолвствовал. Он склонился над бокалом и отщипнул губами
немного пены. На подносе, который хозяйка не выпускала из рук, над черной
сверкающей глубиной - кружились голубые цветы.
- Меня зовут Фрида, - назвалась хозяйка, не присев к столу и не
отходя от него.
- Мэг, постели здесь чистую скатерть, - попросил безмолвный. - Это
можно?
- У меня есть чистая скатерть, - сказала она, хотя скатерти на столах
были безупречны. - Сейчас я постелю.
- Это кому же мы обязаны новым кредитом? - раздался голос рослого
джентльмена, внезапно возникшего за стойкой.
Фрида оглянулась и тут же вернула взгляд к безмолвному.
- Разве ты не видишь? Это человек-бомба.
- Ну да, человек-бомба! - язвительно восторжествовал джентльмен. -
Снайперы наделали ему дырок, и он на радостях решил подкрепиться! Вам
повезло, утром я воспринимаю шутки значительно легче.
Безмолвный сидел так, словно это его не касалось.
- Прекрати, Креб, - сказала Фрида. - Это человек-бомба, я покормлю
его.
Фрида быстро покинула зал и скоро вернулась. Она принесла скатерть, и
Креб разозлился всерьез.
- Пусть начинает с работы! - заявил он. - Если это человек-бомба, то
он должен кое-что уметь. Мы не даем кредита всякому проходимцу.
- Почему ты все время говоришь - мы? - спросила Фрида, разглаживая
ладонями скатерть.
- Отлично! - воскликнул Креб. - Первый же бродяга - и я здесь уже
ничего не значу!
- А может, вы хотите молока? Или кофе? - сказала Фрида, обращаясь к
безмолвному. - У меня есть бразильский кофе. Хотите?
Безмолвный молчал. Креб метался за стойкой, рискуя перегромить стопки
тарелок; на ходу он достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Прикурив, Креб
продолжал играть зажигалкой, высекая огонь и тут же гася его.
- Отлично, отлично, - приговаривал Креб и вдруг погрозил пальцем. -
Пусть сперва докажет! Мало я их видел, твоих бомбовых бродяг! Теперь
каждый второй клянется, что он - бомба! Это чтобы все остальные вокруг
гадили себе в штаны от страху... А даже если и так - какого черта он
должен жрать задарма? Пусть сперва докажет, пусть разгребет землю на
заднем дворе. Пусть уберет чертову кучу, а? Прямо из окна, прямо отсюда...
- Не слушайте его, - сказала Фрида безмолвному. - Просто он
разволновался.
- Спасибо, Мэг.
Безмолвный закрыл глаза. Когда он снова открыл их, с Кребом
приключилось несчастье - у него в руках взорвалась зажигалка. Раньше
испорченные зажигалки в худшем случае обыкновенно не горели, но эта
взорвалась и забрызгала огнем человека. Креб хватился ожесточенно хлестать
себя полотенцем - содрать рубашку он сумел не сразу; Фрида бросилась к
нему и принялась поливать его пивом. Безмолвный опять склонился над своей
кружкой и сорвал языком пенную кроху. В это время идол Безмолвия
посторонился, пропуская в дверь капитана-снайпера.
- Капитан... капитан... - крикнул несчастный Креб и выбежал вон из
зала.
Снайпер уставился на безмолвного, Фрида машинально отпила из кружки,
которой гасила погорельца. Капитан соображал долго, но сообразив,
беспрекословным тоном потребовал предъявить документы.
- Они остались в питомнике. Питомник 2-В, - сказал ему безмолвный, и
в тот день он больше не произнес ни слова.
- Есть! - муркнул удовлетворенный снайпер, и его рука потянулась к
кобуре.
- Вам приспичило в преисподнюю? - окликнула капитана Фрида. - Вы не
ошиблись, это человек-бомба. Но он страдает плохой привычкой: когда его
берут на прицел, он почти перестает владеть собой.
Рука снайпера увязла в воздухе, капитан покосился на Фриду. Как бы не
так, прикидывал он, - безмолвный никогда не станет подвергать опасности
случайных свидетелей. Тем более тебя, женщина...
- Не надо, капитан, - Фрида протягивала снайперу кружку пива. - Креб
уже попробовал - видали, как его понесло? Для начала он просто сломает вам
руку, а потом надает пощечин. И даже не встанет при этом с места... Зачем
вам лишние пощечины, капитан?
Снайпер взял у Фриды кружку и махом осушил ее. Заодно с пивом он
проглотил и весь свой азарт. Безмолвный откинулся на спинку стула и спал.
День только начинался, капитан что-то решал, Фрида была невозмутима.
- Кажется, он спит! - вполголоса определил снайпер. - Он спит, не так
ли?
- Капитан, этот безмолвик сказал нам, что среди ваших снайперов тоже
есть один, а они с ним - большие друзья.
- Кто именно?
- Этого он не сказал, капитан. А знаете, как бывает у друзей? Так что
лучше его не трогать.
- Я не верю вам...
- Это ваша забота.
Капитан ушел, а Фрида заперла дверь и повела человека-бомбу наверх, -
когда они поднимались, безмолвный буквально висел у нее на плечах, но это
ей было вовсе не тяжело. Потом она принесла пару ведер воды - туда же, в
спальню, - и принялась смачивать полотенца и обтирать ими лежащего,
распоряжаясь его обнаженным телом бесцеремонно и споро, как если бы это
было тело покойника. Безмолвный производил в точности такое впечатление.
Но Фрида старалась: из одного ведра убывала мертвая вода, в другом
плескалась живая. Затем хозяйка сменила постель и завернула безмолвного в
простыню. Умывшись живой водою, она прибрала в спальне, подумала и не ушла
в свою комнату, а присела на коврике у стены. Плотные шторы на окнах были
желты от зноя. Фрида сидела и ждала, не застонет ли безмолвный, не позовет
ли в беспамятстве свою Мэгги. Сновидение поменяло их местами, Фриду и
Мэгги, Мэгги и безмолвного, - теперь лежала в постели она, безмолвный был
рядом и, поглаживая ее волосы, шептал слова, которые были рождены для
устрашения, но страшными не казались, потому что это были его слова, о ней
и для нее." (...он был моим другом, к тому времени я уже не помнил
человеческих имен, кроме твоего и Задиры... Его тоже выворачивало
наизнанку, но он еще держался, пока не увидел старика в той деревне. Надо
было раздобыть какую-нибудь одежду и немного еды, мы знали, что снайперы
оставили деревушку, и мы вошли туда, а старик медленно подвигался нам
навстречу. Его шатало, он гневно вздымал руки - как два бамбуковых
обрезка. За что ты проклинаешь нас, - сказал ему Задира, когда мы сошлись
посреди улицы. На всю эту улицу да и на весь поселок людей было - только
мы с Задирой и разгневанный старец. И больше ни души, ни голоса... Вы хуже
прокаженных, - сказал старик и начал наступать на Нэга, а тот начал
пятиться. Это все вы настарались, - уверял старик и размахивал своими
клюками. Он был похож на общипанного вороненка, которому никак не удается
взлететь. "Люди бегут из селений, - говорил он, - люди бросают города,
дети лишаются крова, матери находят у себя в груди пустоту..." "Старик,
старик, - сказал ему Нэг, - ты посмотри на нас - ты нас видишь?" - а
старик ему: "Вижу и проклинаю!.." Задира опустил голову, и я удивился, что
он так высох за эти дни, - теперь даже голову не держит. "Старик, старик",
- сказал он и умолк потерянно. Тогда я объяснил оставшемуся, что все не
так, и нам от них ничего не нужно - немного воды и чем-нибудь прикрыться
от солнцепека. Мы не хотим, чтобы нас боялись, а если кому-то и станет
по-настоящему худо при нас - то это синим человечкам, - но старик не
понимал моих слов. Он не желал понимать, потому что нас окружали мертвые
дома; вот это он знал лучше всего остального... Нэг молча поплелся дальше,
я пошел следом. Старик нехорошо напутствовал нас, а сам плакал, как
ушибленный ребенок. Самовольно брать одежду и пищу мы не решились... Тогда
я шел и думал: почему старик остался? почему в деревне не было снайперов?
1 2 3 4 5 6 7