Век безмятежья.
Шли годы.
Инисфар развивает торговлю. Все силы направлены на самосовершенствование.
А затем разразилась буря, которая заставила людей обратить внимание на самих себя.
Метафизические взгляды человечества на бытие — предмет постоянного внимания и изменения; но теперь настало время, когда человек познал себя в совершенно новом качестве — как союзника во враждебном окружении…
В следующем фрагменте целесообразно напомнить, что, даже окажись Вселенная в руках человека, человечество никогда не останется наедине с собой, а станет объектом постоянного пристального внимания.
Всегда найдутся существа, которые видят, хотя у них нет лиц, и понимают, хотя у них нет мозга.
Это происшествие правомерно отнести к категории несчастных случаев, которые встречаются ещё нередко.
В четыреста девяноста морских саженях от порта Капверде в подводном траулере “Бартломео” произошла поломка двигателей. Я не технарь и потому не смогу точно указать на причину поломки; очевидно, что в батареях этого типа кораблей урановый заряд движется слишком медленно, и их распределительный механизм, который выбрасывает отработанные заряды в сепараторы, оказался загромождённым.
Вместо того, чтобы для устранения поломки использовать пульт дистанционного управления, главный инженер, Дже Регард, сам спустился в машинное отделение, намереваясь очистить зарядопровод.
Пробираясь через смотровой люк, Регард наткнулся на винт, порвал защитный костюм, но не заметил этого.
Он починил зарядопровод без особых трудностей, но на обратном пути потерял сознание. Регард получил почти смертельную дозу облучения почек.
На борту “Бартломео” должность доктора не предусматривалась.
Об инциденте сразу же сообщили и попросили прислать специалиста.
Я уже упоминал, что я — не технарь; но я — и не философ. И все же я усмотрел в этом тривиальном эпизоде многовековой давности закономерность всех тех больших грядущих перемен, которым, как правило, предшествуют незначительные на первый взгляд события.
Посреди древних зыбучих песков пустыни Сара простирается плато Ахаггари, грудью встречая пески, как волнорез — рассвирепевшие волны океана.
На краю плато располагался Барб Барбер — Институт Медицинской Медитации — серое громоздкое здание в стиле пятьдесят первой эпохи, и такое же бескомпромиссное, как Лунар Энтервентуал. Обсаженный пальмами, в тени которых скрывались его каменные дорожки, Барб Барбер взметнул свои башни и верхние этажи высоко над деревьями, словно осматривая материк, на котором стоял, так же, как и его обитатели — доктора — исследуют органическое тело — внутренний материк человека.
Герунд Жирес, непрестанно вытирая лоб галстуком, замер в ожидании на ступенях главного входа. Его флайер парковался недалеко на стоянке. Словно влюблённый под часами, гордый Герунд смиренно переминался с ноги на ногу на испепеляющей жаре. Непосвящённых не пускали в Барб Барбер.
Наконец, та, которую так ждали, появилась на широкой лестнице.
Его жена — Сиро.
Она обернулась, по-видимому, прощаясь с кем-то, и начала спускаться по ступенькам.
Как всегда, ожидая её, Герунд терялся в догадках. Как удавалось ей перестроить свои мысли, отвлечься от этого монастыря — Барб Барбера и вернуться во внешний мир.
Он взглянул на неё с вожделением и любовью, и она, словно почувствовав это, выпрямилась: голова её поднялась выше, она ускорила шаг.
Когда Сиро спустилась с лестницы, Герунд заметил в её глазах заряд беспричинного веселья, с которым она одинаково смотрела и на мир и на мужа.
— Словно век тебя не видела, — сказала Сиро, обнимая и целуя его.
— Так оно и есть, — пытался сопротивляться он.
— Правда? — дурачилась она. — Но это же недолго!
Герунд взял её за руку и повёл в направлении массивного треугольника флайера.
Месяц медитации, который Сиро как доктор вынуждена была пройти, пошёл ей на пользу: основанные на системе высокого эга, дисциплины Барб Барбера были направлены на восстановление функций мозга и тела медицинского персонала всего мира.
Сиро выглядела моложе и как никогда ранее жизнерадостной.
Герунд упрекнул себя в том, что после шести лет совместной жизни он в меньшей степени выступал источником жизнерадостности жены, чем система высокого эга; однако, отметил он, наивно надеяться на какие-либо изменения в этом отношении.
Идя рука об руку, они подошли к флайеру.
Джефри, их слуга, терпеливо ожидал около металлического люка.
— Рад вас видеть, доктор Сиро, — сказал он, открывая дверцу и отступая в сторону.
— Я тоже рада, Джефри. Ты хорошо загорел.
— Прожарился что надо, — улыбнулся слуга.
Его родина — холодный Северный Остров, где большую часть года господствовал мороз; путешествие в экваториальную часть пошло ему на пользу. И, хотя уже прошло тридцать лет с тех пор, как его забрали с того удалённого острова, Джефри все ещё говорил на местном диалекте — Ингулеш; он так и не смог одолеть Га-лингва, на котором Сиро, Герунд и большинство людей цивилизации думали и говорили.
Они забрались внутрь флайера. Джефри — крупный мужчина, с медленными, как у ленивца, движениями, каждое из которых не расходовалось зря, занял место пилота. Его примитивный образ мышления, казалось, приспособлен для того, чтобы быть слугой, хотя он в совершенстве управлял флайером.
Джефри вырулил к одному из полукруглых устьев для взлёта. Последовал оранжевый сигнал, разрешающий взлёт, и они моментально взмыли ввысь. И сразу же деревья и бело-серые стены Барб Барбера остались далеко внизу. Они казались крошечными, как игрушечный детский городок, зажатый в сэндвич между небом и землёй.
Флайер взял курс на Запад, на Путерска Айлендс, где располагался дом Жиресов, и, конечно же, доставил бы их туда, если бы не больной человек, находящийся на глубине тысяча метров под толщей воды Ланикового моря. Человек, о существовании которого они и не догадывались.
— Итак, Герунд, что произошло в мире за то время, что я отсутствовала? — спросила Сиро, удобно усаживаясь напротив мужа.
— Ничего сверхинтересного. Дуалисты требуют регистрации каждой планеты Федерации. С подобающей помпой открыт Город Исследования Барьеров. А весь научный мир просто бесится, восторгаясь новой работой Пальмиры — Параэволюция.
— Я обязательно должна прочитать её! — воскликнула Сиро, не скрывая восторга. — Что это за теория?
— Это одна из тех проблем, анализ которых нелегко увязать в несколько слов, — ответил Герунд. — Но вкратце, — Пальмира принимает позицию Пла-то в Дуалистической Теории и провозглашает, что эволюция направлена на более высокий уровень сознания. Растения, обладающие меньшим разумом, чем животные; животные — меньшим, чем человек; а человек стоит по разуму выше животных, которые, в свою очередь, выше растений. Растения, животные, человек — только первые ступени на длинной лестнице. Пальмира указывает, что человек никоим образом не является венцом разума. Он спит, зевает, не осознает действий своего тела…
— Для чего и существуем мы, доктора, — перебила его Сиро.
— Конечно. Как говорит сам Пальмира, только отдельных неординарных индивидуумов, объединив в нынешние Ордена Медицины, можно сознательно задействовать в соматической деятельности.
Она улыбнулась и поинтересовалась:
— И к чему он пришёл?
— Он вывел, что следующей эволюционной ступенькой будет что-то… бытие… сознание в каждой клетке, и что, может быть, Природа уже готова перевести его на новую стадию сознания. Как говорится, пришло время нового бытия.
— Уже? — спросила Сиро в изумлении. — Мне казалось, что это уже произошло несколько миллионов лет назад! Разве человек уже прошёл через все стадии перевоплощения?
— Полкниги у Пальмиры занимает объяснение, что должно произойти с родом человеческим, — сказал Герунд. — Согласно его утверждению, ход эволюции сходен прогрессу науки; необходимо большее количество протоплазмы для изменений, чтобы как можно быстрее началось это самое изменение. На тридцати тысячах планет уже имеется достаточное количество протоплазмы.
Сиро молчала.
Сердце у Герунда слегка защемило, когда он заметил, что она не спрашивает его мнения о книге Пальмиры. А ведь из его слов вытекало, что он читал её. Должно быть, причиной тому — её неправильное представление о том, что его мнение как учёного в области промышленной экологии не достойно внимания, и поэтому она отказалась даже от самой мысли расспрашивать его.
Наконец Сиро, словно очнувшись, произнесла:
— Каким бы оно ни было, это сверхсознание нового рода, вряд ли это произойдёт с человеком. Не думаю, что человек позволит опередить себя. Мне кажется, человек не даст этому новому сверхсознанию даже выжить. Оно будет полностью блокировано прежде, чем начнёт распространяться. В конце концов трудно ожидать, что мы будем гостеприимными к узурпаторам нашего стабильного положения в Космосе.
— Пальмира говорит, — начал Герунд, — что эволюция позаботится обо всём, если у неё действительно возникнет желание убрать человека со своего пути. Новый род получит некое подобие защиты, или оружия, которое сделает его неуязвимым перед родом, который будет вытеснять.
— Не может быть! — вознегодовала она, как будто он сказал что-то глупое. — Эволюция — полностью нейтральный, слепой процесс.
— Это только то, что говорит и что волнует Пальмиру! — ответил Герунд.
Он видел, что она воспринимает его замечания как несерьёзные. Так оно и есть. Герунд произнёс фразу, чтобы скрыть свою неуверенность в том, что действительно сказал Пальмира по этому поводу.
Параэволюция — жёсткая формулировка. Герунд только намекнул о ней, зная, что Сиро заинтересует сама тема.
Но Параэволюция и сопутствующие ей неприятности вылетели у них из головы, как только в кабине появился Джефри. Флайер парил на автопилоте над песками Сары.
— Доктора запрашивают, — по слогам произнёс Джефри. — Вызов идёт из порта Капверде, почти прямо по курсу. У них… им… там… необходима помощь подводнику, — запинаясь и сбиваясь доложил он.
— Да-да, конечно, примите вызов, — сказала Сиро, вставая и направляясь в кабину управления.
Как только вновь послышался зуммер вызова, она подошла к приборному щиту. Внимательно прослушав информацию, Сиро ответила:
— Вызов приняла доктор Сиро Жирес.
— Спасибо, доктор, — с облегчением выдохнул радист, — ждём вас.
До острова Капверде оставалось около шести тысяч миль. Такое же расстояние они преодолели от Барб Барбера.
Как только Сиро вышла из кабины управления, вдали показалось Ланиковое море. Пустыня, словно огромный пляж, протянулась до самого Барб Барбера.
Флайер пронёсся над мелководьем и рванулся к посадочной полосе.
Я сразу же под аппаратом образовалась мягкая подушка из воды и песка, закрывшая из виду землю.
Произведя минут за десять расчёты, Джефри приступил к снижению. Аппарат осторожно нырнул под слоисто-кучевые облака, чтобы сориентироваться в поисках четырнадцати островов архипелага Капверде, слева по курсу.
— Прекрасно сработано! — в восхищении произнёс Герунд.
Джефри, словно ребёнок-вундеркинд, исполняющий сложнейшие прелюдии Бритзипарбту на органной виолончели, управлялся с микронавигатором; склонность к машинам, присущая всем недалёким людям, давала о себе знать.
Флайер пробарражировал над портами вокруг Сатаго и начал медленный вертикальный спуск. Серые потоки воды рванулись навстречу, забурлили вокруг, поглотили, и стрелка высотомера, стремительно минуя отметку “нуль”, начала отсчёт морских саженей вместо метров.
Джефри снова связался с базой. Вспыхнули сигнальные маяки, установленные на расстоянии десяти метров друг от друга, указывая проход к подводному городу.
Наконец, словно зев кита, ангар принял их. Они вошли в него, и “челюсти” ангара сомкнулись. Мощные помпы тотчас неё начали откачивать воду, заменяя её воздухом.
Подсознательно подготовив себя к тому, что должно произойти, Сиро выскочила из флайера прежде, чем вакуумный вакабиль собрал попавшую в ангар рыбу и высушил пол. Герунд и Джефри поспешили за ней.
Около выхода из ангара Сиро встречали два портовых служащих.
— Спасибо, что так быстро прибыли, доктор Жирес, — поблагодарил один из мужчин. — Возможно, вы уже в курсе дела. В беду попал главный инженер подводного траулера “Бартломео”.
Знакомя Сиро с деталями происшествия, клерк вёл её, Герунда и Джефри к небольшому мобилю. Второй служащий уже уехал, и они двинулись в путь вдоль необычного вида береговой линии подводного города, где, несмотря на повседневную суету, присущую всем докам, нигде не было видно воды.
Веками человечество относилось к морям, как к опасной среде передвижения и не менее рискованному источнику добычи рыбы; и лишь значительно позже люди освоили огромные водные просторы и их отношение к ним стало таким же внимательным, как и к земле;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Шли годы.
Инисфар развивает торговлю. Все силы направлены на самосовершенствование.
А затем разразилась буря, которая заставила людей обратить внимание на самих себя.
Метафизические взгляды человечества на бытие — предмет постоянного внимания и изменения; но теперь настало время, когда человек познал себя в совершенно новом качестве — как союзника во враждебном окружении…
В следующем фрагменте целесообразно напомнить, что, даже окажись Вселенная в руках человека, человечество никогда не останется наедине с собой, а станет объектом постоянного пристального внимания.
Всегда найдутся существа, которые видят, хотя у них нет лиц, и понимают, хотя у них нет мозга.
Это происшествие правомерно отнести к категории несчастных случаев, которые встречаются ещё нередко.
В четыреста девяноста морских саженях от порта Капверде в подводном траулере “Бартломео” произошла поломка двигателей. Я не технарь и потому не смогу точно указать на причину поломки; очевидно, что в батареях этого типа кораблей урановый заряд движется слишком медленно, и их распределительный механизм, который выбрасывает отработанные заряды в сепараторы, оказался загромождённым.
Вместо того, чтобы для устранения поломки использовать пульт дистанционного управления, главный инженер, Дже Регард, сам спустился в машинное отделение, намереваясь очистить зарядопровод.
Пробираясь через смотровой люк, Регард наткнулся на винт, порвал защитный костюм, но не заметил этого.
Он починил зарядопровод без особых трудностей, но на обратном пути потерял сознание. Регард получил почти смертельную дозу облучения почек.
На борту “Бартломео” должность доктора не предусматривалась.
Об инциденте сразу же сообщили и попросили прислать специалиста.
Я уже упоминал, что я — не технарь; но я — и не философ. И все же я усмотрел в этом тривиальном эпизоде многовековой давности закономерность всех тех больших грядущих перемен, которым, как правило, предшествуют незначительные на первый взгляд события.
Посреди древних зыбучих песков пустыни Сара простирается плато Ахаггари, грудью встречая пески, как волнорез — рассвирепевшие волны океана.
На краю плато располагался Барб Барбер — Институт Медицинской Медитации — серое громоздкое здание в стиле пятьдесят первой эпохи, и такое же бескомпромиссное, как Лунар Энтервентуал. Обсаженный пальмами, в тени которых скрывались его каменные дорожки, Барб Барбер взметнул свои башни и верхние этажи высоко над деревьями, словно осматривая материк, на котором стоял, так же, как и его обитатели — доктора — исследуют органическое тело — внутренний материк человека.
Герунд Жирес, непрестанно вытирая лоб галстуком, замер в ожидании на ступенях главного входа. Его флайер парковался недалеко на стоянке. Словно влюблённый под часами, гордый Герунд смиренно переминался с ноги на ногу на испепеляющей жаре. Непосвящённых не пускали в Барб Барбер.
Наконец, та, которую так ждали, появилась на широкой лестнице.
Его жена — Сиро.
Она обернулась, по-видимому, прощаясь с кем-то, и начала спускаться по ступенькам.
Как всегда, ожидая её, Герунд терялся в догадках. Как удавалось ей перестроить свои мысли, отвлечься от этого монастыря — Барб Барбера и вернуться во внешний мир.
Он взглянул на неё с вожделением и любовью, и она, словно почувствовав это, выпрямилась: голова её поднялась выше, она ускорила шаг.
Когда Сиро спустилась с лестницы, Герунд заметил в её глазах заряд беспричинного веселья, с которым она одинаково смотрела и на мир и на мужа.
— Словно век тебя не видела, — сказала Сиро, обнимая и целуя его.
— Так оно и есть, — пытался сопротивляться он.
— Правда? — дурачилась она. — Но это же недолго!
Герунд взял её за руку и повёл в направлении массивного треугольника флайера.
Месяц медитации, который Сиро как доктор вынуждена была пройти, пошёл ей на пользу: основанные на системе высокого эга, дисциплины Барб Барбера были направлены на восстановление функций мозга и тела медицинского персонала всего мира.
Сиро выглядела моложе и как никогда ранее жизнерадостной.
Герунд упрекнул себя в том, что после шести лет совместной жизни он в меньшей степени выступал источником жизнерадостности жены, чем система высокого эга; однако, отметил он, наивно надеяться на какие-либо изменения в этом отношении.
Идя рука об руку, они подошли к флайеру.
Джефри, их слуга, терпеливо ожидал около металлического люка.
— Рад вас видеть, доктор Сиро, — сказал он, открывая дверцу и отступая в сторону.
— Я тоже рада, Джефри. Ты хорошо загорел.
— Прожарился что надо, — улыбнулся слуга.
Его родина — холодный Северный Остров, где большую часть года господствовал мороз; путешествие в экваториальную часть пошло ему на пользу. И, хотя уже прошло тридцать лет с тех пор, как его забрали с того удалённого острова, Джефри все ещё говорил на местном диалекте — Ингулеш; он так и не смог одолеть Га-лингва, на котором Сиро, Герунд и большинство людей цивилизации думали и говорили.
Они забрались внутрь флайера. Джефри — крупный мужчина, с медленными, как у ленивца, движениями, каждое из которых не расходовалось зря, занял место пилота. Его примитивный образ мышления, казалось, приспособлен для того, чтобы быть слугой, хотя он в совершенстве управлял флайером.
Джефри вырулил к одному из полукруглых устьев для взлёта. Последовал оранжевый сигнал, разрешающий взлёт, и они моментально взмыли ввысь. И сразу же деревья и бело-серые стены Барб Барбера остались далеко внизу. Они казались крошечными, как игрушечный детский городок, зажатый в сэндвич между небом и землёй.
Флайер взял курс на Запад, на Путерска Айлендс, где располагался дом Жиресов, и, конечно же, доставил бы их туда, если бы не больной человек, находящийся на глубине тысяча метров под толщей воды Ланикового моря. Человек, о существовании которого они и не догадывались.
— Итак, Герунд, что произошло в мире за то время, что я отсутствовала? — спросила Сиро, удобно усаживаясь напротив мужа.
— Ничего сверхинтересного. Дуалисты требуют регистрации каждой планеты Федерации. С подобающей помпой открыт Город Исследования Барьеров. А весь научный мир просто бесится, восторгаясь новой работой Пальмиры — Параэволюция.
— Я обязательно должна прочитать её! — воскликнула Сиро, не скрывая восторга. — Что это за теория?
— Это одна из тех проблем, анализ которых нелегко увязать в несколько слов, — ответил Герунд. — Но вкратце, — Пальмира принимает позицию Пла-то в Дуалистической Теории и провозглашает, что эволюция направлена на более высокий уровень сознания. Растения, обладающие меньшим разумом, чем животные; животные — меньшим, чем человек; а человек стоит по разуму выше животных, которые, в свою очередь, выше растений. Растения, животные, человек — только первые ступени на длинной лестнице. Пальмира указывает, что человек никоим образом не является венцом разума. Он спит, зевает, не осознает действий своего тела…
— Для чего и существуем мы, доктора, — перебила его Сиро.
— Конечно. Как говорит сам Пальмира, только отдельных неординарных индивидуумов, объединив в нынешние Ордена Медицины, можно сознательно задействовать в соматической деятельности.
Она улыбнулась и поинтересовалась:
— И к чему он пришёл?
— Он вывел, что следующей эволюционной ступенькой будет что-то… бытие… сознание в каждой клетке, и что, может быть, Природа уже готова перевести его на новую стадию сознания. Как говорится, пришло время нового бытия.
— Уже? — спросила Сиро в изумлении. — Мне казалось, что это уже произошло несколько миллионов лет назад! Разве человек уже прошёл через все стадии перевоплощения?
— Полкниги у Пальмиры занимает объяснение, что должно произойти с родом человеческим, — сказал Герунд. — Согласно его утверждению, ход эволюции сходен прогрессу науки; необходимо большее количество протоплазмы для изменений, чтобы как можно быстрее началось это самое изменение. На тридцати тысячах планет уже имеется достаточное количество протоплазмы.
Сиро молчала.
Сердце у Герунда слегка защемило, когда он заметил, что она не спрашивает его мнения о книге Пальмиры. А ведь из его слов вытекало, что он читал её. Должно быть, причиной тому — её неправильное представление о том, что его мнение как учёного в области промышленной экологии не достойно внимания, и поэтому она отказалась даже от самой мысли расспрашивать его.
Наконец Сиро, словно очнувшись, произнесла:
— Каким бы оно ни было, это сверхсознание нового рода, вряд ли это произойдёт с человеком. Не думаю, что человек позволит опередить себя. Мне кажется, человек не даст этому новому сверхсознанию даже выжить. Оно будет полностью блокировано прежде, чем начнёт распространяться. В конце концов трудно ожидать, что мы будем гостеприимными к узурпаторам нашего стабильного положения в Космосе.
— Пальмира говорит, — начал Герунд, — что эволюция позаботится обо всём, если у неё действительно возникнет желание убрать человека со своего пути. Новый род получит некое подобие защиты, или оружия, которое сделает его неуязвимым перед родом, который будет вытеснять.
— Не может быть! — вознегодовала она, как будто он сказал что-то глупое. — Эволюция — полностью нейтральный, слепой процесс.
— Это только то, что говорит и что волнует Пальмиру! — ответил Герунд.
Он видел, что она воспринимает его замечания как несерьёзные. Так оно и есть. Герунд произнёс фразу, чтобы скрыть свою неуверенность в том, что действительно сказал Пальмира по этому поводу.
Параэволюция — жёсткая формулировка. Герунд только намекнул о ней, зная, что Сиро заинтересует сама тема.
Но Параэволюция и сопутствующие ей неприятности вылетели у них из головы, как только в кабине появился Джефри. Флайер парил на автопилоте над песками Сары.
— Доктора запрашивают, — по слогам произнёс Джефри. — Вызов идёт из порта Капверде, почти прямо по курсу. У них… им… там… необходима помощь подводнику, — запинаясь и сбиваясь доложил он.
— Да-да, конечно, примите вызов, — сказала Сиро, вставая и направляясь в кабину управления.
Как только вновь послышался зуммер вызова, она подошла к приборному щиту. Внимательно прослушав информацию, Сиро ответила:
— Вызов приняла доктор Сиро Жирес.
— Спасибо, доктор, — с облегчением выдохнул радист, — ждём вас.
До острова Капверде оставалось около шести тысяч миль. Такое же расстояние они преодолели от Барб Барбера.
Как только Сиро вышла из кабины управления, вдали показалось Ланиковое море. Пустыня, словно огромный пляж, протянулась до самого Барб Барбера.
Флайер пронёсся над мелководьем и рванулся к посадочной полосе.
Я сразу же под аппаратом образовалась мягкая подушка из воды и песка, закрывшая из виду землю.
Произведя минут за десять расчёты, Джефри приступил к снижению. Аппарат осторожно нырнул под слоисто-кучевые облака, чтобы сориентироваться в поисках четырнадцати островов архипелага Капверде, слева по курсу.
— Прекрасно сработано! — в восхищении произнёс Герунд.
Джефри, словно ребёнок-вундеркинд, исполняющий сложнейшие прелюдии Бритзипарбту на органной виолончели, управлялся с микронавигатором; склонность к машинам, присущая всем недалёким людям, давала о себе знать.
Флайер пробарражировал над портами вокруг Сатаго и начал медленный вертикальный спуск. Серые потоки воды рванулись навстречу, забурлили вокруг, поглотили, и стрелка высотомера, стремительно минуя отметку “нуль”, начала отсчёт морских саженей вместо метров.
Джефри снова связался с базой. Вспыхнули сигнальные маяки, установленные на расстоянии десяти метров друг от друга, указывая проход к подводному городу.
Наконец, словно зев кита, ангар принял их. Они вошли в него, и “челюсти” ангара сомкнулись. Мощные помпы тотчас неё начали откачивать воду, заменяя её воздухом.
Подсознательно подготовив себя к тому, что должно произойти, Сиро выскочила из флайера прежде, чем вакуумный вакабиль собрал попавшую в ангар рыбу и высушил пол. Герунд и Джефри поспешили за ней.
Около выхода из ангара Сиро встречали два портовых служащих.
— Спасибо, что так быстро прибыли, доктор Жирес, — поблагодарил один из мужчин. — Возможно, вы уже в курсе дела. В беду попал главный инженер подводного траулера “Бартломео”.
Знакомя Сиро с деталями происшествия, клерк вёл её, Герунда и Джефри к небольшому мобилю. Второй служащий уже уехал, и они двинулись в путь вдоль необычного вида береговой линии подводного города, где, несмотря на повседневную суету, присущую всем докам, нигде не было видно воды.
Веками человечество относилось к морям, как к опасной среде передвижения и не менее рискованному источнику добычи рыбы; и лишь значительно позже люди освоили огромные водные просторы и их отношение к ним стало таким же внимательным, как и к земле;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27