(Напомним, что финансовая состоятельность Фанта в данный момент оставляла желать много лучшего. Если несколько часов назад наш герой мог с презрением отвергнуть недостойные намеки Директора Обсерватории и тем не менее испытывать уверенность перед лицом грядущих расходов, ибо в кармане похрустывал гарантийный четвертной билет, то теперь же — после прогулки на вульгарном магнитоходе, необязательного поедания страшно дорогой синей земной скумбрии и оставшегося на мартане трехкопеечного хамского пива — кредитная база основательно пострадала. Вообще, нет ничего более зыбкого и нелогичного, чем структура цен на Орпосе. Здесь бывает, что пятак — это очень много, а случается, что и пореформенный червонец — не деньги. Словом, Фант прекрасно понимал: впереди лежала еще большая часть отпуска и ждать дотаций от какого-нибудь благотворительного фонда не приходилось. Следовательно, оставалось одно: строжайшая экономия.)
Фант открыл было рот, потом обернулся, нашел глазами стороннюю ко всему происходящему Иоланту, зябко повел плечами и — вместо вельможного: «По рукам!» — произнес жалкое: — Ординарный… Это в какую сторону?..
Потом было разное: новый желудочный спазм и запоминание подходящей укромной урны на случай неожиданности, психологический выбор дешевого кара с самой отзывчивой, судя по внешности, проводницей и строго рассчитанное выжидание, пока она не наговорится с начальником снаряда и останется одна, сбивчивое объяснение просьбы и неожиданно быстрое, даже подозрительно охотное согласие без малейшего торга…— и вот уже снаряд трогается, унося в обратный путь наших героев: Фанта, скорбно скрюченного в кресле у стены, и Иоланту, жестко-вертикально застывшую в кресле у прохода. Можно выразиться и так: если Иоланта приняла позу, про которую в народе говорят — будто восклицательный знак проглотила, то и вид Фанта совершенно аналогично не оставлял никаких сомнений насчет того, какой знак он мог умудриться заглотнуть.
Так они и ехали. Молчали.
Остановки через две в кар сели законные — с билетами — владельцы кресел. Фант с Иолантой переселились в пустующий отсек. Потом и там собралась легальная публика. Фант с Иолантой на этот раз остались, но в виде неформальной компенсации за стеснение предложили свои услуги, чем пассажиры и воспользовались. Сначала Фант стерег чьи-то баулы, пока их хозяева ходили в ресторан. Потом
Иоланта развлекала чье-то безнадзорное дитя, норовившее забраться с ногами на столик и дернуть за рычаг экстренного торможения. Потом Фанта пригласили посодействовать в борьбе с одним строптивым чемоданом. Чемодан этот напоминал извлеченную на поверхность океана глубоководную рыбу и был до того набит барахлом (что характерно — земным, значит, контрабандным), что раскрывался самопроизвольно, зато для закрытия его требовалось от четырех до восьми физически развитых мужчин. Невзирая на контрабандный товар, хозяева вещей вели себя спокойно. Чего нельзя сказать о Фанте. Наш герой натужно налегал на крышку и с жутью в душе соображал, успеет ли он отвернуться, если очередной позыв одолеет-таки его раньше, чем замки защелкнутся, и, кстати, что будет, если отвернуться он тем не менее не успеет, а норовистая крышка победно распахнется. Потом чемодан все же усмирили, но теперь владельцу тучного багажа приспичило перекрыть принудительную вентиляцию: дует. Фант, серый от дурноты, закручивал вентиль. Потом…
Словом, что и говорить, наши герои были безумно рады, когда второй контролер — пышноусый мужчина — неожиданно отозвал Фанта в сторону и заговорщически сообщил, что на предыдущей станции в снаряд вошла линейная инспекция. Это означало мгновенный и безоговорочный конец всем услугам. Ибо Фант с Иолантой были «зайцами», а для «зайцев» спасение от инспекционного позора только одно: ресторан.
— Остановки через две ОНА сойдет,— поучающе шептал усатый,— и можно будет вернуться. А если в ресторане кто пристанет, скажи, мол, отсек такой-то, а кара, мол, номер — забыл. И порядок.
— Пошли в ресторан, а? Скажем, мол, отсек третий, а кар не помним какой, если спросят,— опустив глаза долу, транслировал Фант Иоланте. Получалось, что он советуется, а не настаивает, как того требовала ситуация. Получалось, что он первый заговорил после долгого молчания, застоявшегося еще с вакуум-станции. Получалось, что он предлагает мириться и сообща давать отпор проискам судьбы. Получалось, что он в своем роде извиняется: ведь для извинения порой нужны не конкретные слова, а слова вообще.
Видит Бог, Фант этого и хотел: капитуляции.
— Интересно, чего это мы в ресторане будем делать? — спросила Иоланта. Она знала, что победителю не грех и по жеманничать.
— Посидим… Переждем… (Подавленный вздох.)
— Там ведь заказывать нужно! (Круглые глаза.)
— Попросим клубниколы принести. (Кривой смешок.)
— Хм… Клубникола!.. Не видала я клубниколы будто! (Глаза-щелочки.)
— Ну, пирожное там… По чашке кофе… (Униженная ухмылка.)
— Мне — два пирожных!
На языке дипломатии это носит название: мир с реституцией и репарацией.
топор, зажигалка и пассажирская скорость
…Уже Фант пил вторую литровую банку теплой клубниколы, уже Иоланта осовела от пахнущего кожей, безвкусного кофе, уже шел второй час их конспиративной отсидки в кар-ресторане, а ОН все говорил и говорил. ОН — это представитель великого клана случайных попутчиков, местообитание которых — вакуум-снаряд.
Известно: ни в магнитоходе, ни в дископлане, ни в межъярусном переходе, ни на вылазке в открытый космос, ни в гондоле межорбитального бота, ни в служебном буфете за обедом, ни в кинотеатре, ни в общественном туалете, ни при прохождении таможенного досмотра в контрольно-пропускном шлюзе, ни в приемной у дерматолога, ни на выставке рукоделия, ни в Музее искусств Орпоса, ни в приемной ОМОНа, ни на эскалаторе, ни в лифте, ни в Большом Соленом Бассейне, ни в библиотеке, ни в нотариальной конторе, ни в продуктовом распределителе, ни в очереди за билетами на балет «Спартак» Арама Хачатуряна — человек не станет хватать первого встречного за пуговицу (за нос, застежку скафандра, вакуум-клапан, вилку, шланг жизнеобеспечения, плавки, руки и так далее) и честно докладывать о прожитой жизни, начиная с доутробного периода и кончая видами на внезапную смерть богатого троюродного дядьки, безвыездно и безвестно проживающего последние пятьдесят лет в австралийском штате Новый Южный Уэльс. Иное дело — отсек пассажирского вакуум-кара. Здесь любой незнакомец, нахально подсаженный ночью где-то между Сектором Органического Синтеза и Кольцом Гелиоустановок, преспокойно разбудит вас и примется с ходу рассказывать о благополучном избавлении от прошлонедель-ного вулканического прыща, а то и поделится глубинными познаниями из жизни летающих тарелок, подкрепив это воспоминанием о личной встрече с подобным феноменом при полете его на высоте девятнадцати метров в направлении юго-юго-восток в районе излучины реки Оки близ деревни Дединово на рассвете 14 марта 1998 года — дня кончины нежно ненавидимой тещи, мир ее праху. О, нет-нет, мы сами никогда не бываем такими. Это все они — случайные попутчики. Флюиды, что ли, там, располагающие к откровенности,— в вакуум-тоннелях? Черт его знает!
Вернемся к Фанту. Нашего героя била знобкая дрожь. Иоланта била мужа туфлей по коленке. Вокруг снаряда бились электромагнитные поля. А попутчик все говорил, и говорил, и говорил. Он объявился совершенно неожиданно. Вот только минуту назад Фант с Иолантой мирно сидели за столом и пили кофе пополам с клубни-колой (гремучая смесь оказывала неожиданно успокоительное действие на очнувшийся в желудке Фанта обед), и вдруг за столом уже сидит небритый дядька с помятым лицом, в лежалом пиджаке, и споро хлебает солянку, напряженно стараясь улучить подходящую минуту для открытия разговора. Минута подвернулась очень быстро. Точнее, это была не минута, а физиономия Фанта.
— Тоже не бреешься? — подмигнул ему дядька. (Я забыл сказать, а может, не забыл, а специально откладывал до этого самого момента, что Фант в отпуске решил отращивать бороду. Его подбородок был не самым лучшим подбородком для подобного эксперимента. По крайней мере двухнедельная щетина выглядела на нем ошибочно выскочившей бровью, и кто знает, не эти ли белесые, редкие, разноразмерные волоски — в совокупности с черными очками и набившей уже мне оскомину рубашкой — служили причиной столь подозрительного отношения к Фанту самых разных людей?)
— Да вот, бороду отращиваю,— смущенно улыбнулся Фант, еще не представляя, какие шлюзы открывает он сейчас столь невинным ответом.
— Заза! — воскликнул попутчик, представляясь и протягивая через стол руку.
Фант опять не знал, что ему делать с этим словом — счесть ли его за имя, за фамилию или просто за кодовое приветствие, имеющее хождение между местными небритыми, но руку на всякий случай пожал. И — хлынуло!
(Дальше я опущу краткие ответные реплики Фанта и Иоланты, ибо не в них суть; но право найти в монологе дядьки Зазы место для их ключевых возгласов я оставляю за собой.)
— Куда направляетесь? А-а, в Курортный Сектор? Хорошее место. Но много, очень много людей. На пляж выйдешь — тесно. А если у кого болезнь на коже? Или СПИД? Слушай, ты умный человек, все знаешь, сколько может быть этих самых спиндромов, а? Одних СПИДов — шесть. Дальше — СПИР, я правильно говорю, да? Затем СПИК, так? Еще есть СПИН, мне сосед говорил. А вчера по радио передавали — СПИТ объявился. Тьфу! Язык сломаешь на этих спиндромах! Сам из Центра будешь? (Заза обращался только к Фанту, на Иоланту он даже и не смотрел; все понятно: мужчина говорит с мужчиной!) На заводе работаешь? («Ну почему обязательно на заводе?!» — ужаснувшись, подумала Иоланта. «Ага, инженером»,— брякнул Фант, но не наобум, как он это делал в Обсерватории, а наоборот — тщательно взвесив обстановку; своей истинной профессии он почему-то застеснялся.) Слушай, как в Центре — четырехместный дископлан можно купить? Я вот хочу поменять: у меня «диско-фургон» в ангаре стоит, но старый уже, думаю в Центр съездить, там свой продам, новый куплю. Что, трудно в Центре с этим? Смотри как, а! Я-то думал, в Центре все можно, а видно, у нас в Секторе проще будет. Что? Гиромобиль? Ну о чем ты говоришь, дорогой! На гиромобиле пусть орбитсобес ездит, я новый дископлан хочу, цвета «жемчуг». Знаешь такой цвет, а?
Очень красиво. Слушай, а почему ты воду пьешь, два литра уже выпил, почему обед не берешь? Денег нет? Ты только скажи, я тебе обед куплю, клянусь честью, сыт будешь! («Мы уже обедали»,— густо покраснев, сказал Фант.)
— …Вот смотри, как получается, ты инженер, на заводе работаешь, а обед не ешь. Я — необразованный человек, со второго курса исключили, зато двухъярусный блок купил, «диск», деньги имею, счет в Орбанке немаленький. Почему такое, не знаешь? Я тебе скажу один секрет: по-разному в жизни бывает, вот какое дело. Но образование нужно, очень нужно. В наш век космического прогресса и корпоративного подъема образование — главное. Без него никуда! Я сына ращу. Пусть сын человеком будет, пусть сын директором корпорации станет, пусть у него свой квартироблок будет, пусть «диск» купит, но чтоб институт обязательно закончил, это я ему прямо сказал. Чтоб я не жил! У нас на ярусе тоже есть с высшим образованием. Один, например, рэкетом занимался. Его застрелили. А другой, например, учитель. Очень умный человек. Много книг прочитал. Я вот про другого учителя интересную историю знаю. Это он сначала был учителем, потом его в сектороно перевели, в роно поработал, сняли, начальником агрокомплекса поставили, в агрокомплексе год поработал, затем, смотрим, он уже в исполкоме, потом я его год-два не видел, может, пять лет, какое это имеет значение,— в Центре встречаю, что делаешь, говорю, теперь? — из исполкома сняли, говорит, в Секториате теперь. («Наверное, хороший специалист, если его так быстро повысили»,— сказала Иоланта. «Много у нас таких: нигде не задерживается, везде только разваливает, а его, знай, все выше и выше переставляют»,— синхронно сказал Фант. И оба удивленно посмотрели друг на друга. Оказывается, «интересную историю» можно было толковать по-разному. Дядька Заза так же удивленно посмотрел на них.) Почему хороший специалист? Он же учителем был сначала, а не агрономом! Почему разваливает? Ты, дорогой, смотри мне, зачем о моем друге плохо говоришь? Он везде работу делал, организовывал все как надо,— вот чего! А почему организовывал, а? Голова на месте — раз, высшее образование имел.— два. Это понимать надо. Я ж тебе говорю: образование в наше время — очень важная вещь.
(«Главное — не образование, а человек!» — глубокомысленно и устало изрек Фант.)
— …Вот я и говорю — человек! На нашем ярусе много стариков. Не все имеют образование. Зато какие люди, а? А возьми другого молодого: пусть он себе бороду хоть до колен отпустит — все равно ничего не выйдет, если образования мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Фант открыл было рот, потом обернулся, нашел глазами стороннюю ко всему происходящему Иоланту, зябко повел плечами и — вместо вельможного: «По рукам!» — произнес жалкое: — Ординарный… Это в какую сторону?..
Потом было разное: новый желудочный спазм и запоминание подходящей укромной урны на случай неожиданности, психологический выбор дешевого кара с самой отзывчивой, судя по внешности, проводницей и строго рассчитанное выжидание, пока она не наговорится с начальником снаряда и останется одна, сбивчивое объяснение просьбы и неожиданно быстрое, даже подозрительно охотное согласие без малейшего торга…— и вот уже снаряд трогается, унося в обратный путь наших героев: Фанта, скорбно скрюченного в кресле у стены, и Иоланту, жестко-вертикально застывшую в кресле у прохода. Можно выразиться и так: если Иоланта приняла позу, про которую в народе говорят — будто восклицательный знак проглотила, то и вид Фанта совершенно аналогично не оставлял никаких сомнений насчет того, какой знак он мог умудриться заглотнуть.
Так они и ехали. Молчали.
Остановки через две в кар сели законные — с билетами — владельцы кресел. Фант с Иолантой переселились в пустующий отсек. Потом и там собралась легальная публика. Фант с Иолантой на этот раз остались, но в виде неформальной компенсации за стеснение предложили свои услуги, чем пассажиры и воспользовались. Сначала Фант стерег чьи-то баулы, пока их хозяева ходили в ресторан. Потом
Иоланта развлекала чье-то безнадзорное дитя, норовившее забраться с ногами на столик и дернуть за рычаг экстренного торможения. Потом Фанта пригласили посодействовать в борьбе с одним строптивым чемоданом. Чемодан этот напоминал извлеченную на поверхность океана глубоководную рыбу и был до того набит барахлом (что характерно — земным, значит, контрабандным), что раскрывался самопроизвольно, зато для закрытия его требовалось от четырех до восьми физически развитых мужчин. Невзирая на контрабандный товар, хозяева вещей вели себя спокойно. Чего нельзя сказать о Фанте. Наш герой натужно налегал на крышку и с жутью в душе соображал, успеет ли он отвернуться, если очередной позыв одолеет-таки его раньше, чем замки защелкнутся, и, кстати, что будет, если отвернуться он тем не менее не успеет, а норовистая крышка победно распахнется. Потом чемодан все же усмирили, но теперь владельцу тучного багажа приспичило перекрыть принудительную вентиляцию: дует. Фант, серый от дурноты, закручивал вентиль. Потом…
Словом, что и говорить, наши герои были безумно рады, когда второй контролер — пышноусый мужчина — неожиданно отозвал Фанта в сторону и заговорщически сообщил, что на предыдущей станции в снаряд вошла линейная инспекция. Это означало мгновенный и безоговорочный конец всем услугам. Ибо Фант с Иолантой были «зайцами», а для «зайцев» спасение от инспекционного позора только одно: ресторан.
— Остановки через две ОНА сойдет,— поучающе шептал усатый,— и можно будет вернуться. А если в ресторане кто пристанет, скажи, мол, отсек такой-то, а кара, мол, номер — забыл. И порядок.
— Пошли в ресторан, а? Скажем, мол, отсек третий, а кар не помним какой, если спросят,— опустив глаза долу, транслировал Фант Иоланте. Получалось, что он советуется, а не настаивает, как того требовала ситуация. Получалось, что он первый заговорил после долгого молчания, застоявшегося еще с вакуум-станции. Получалось, что он предлагает мириться и сообща давать отпор проискам судьбы. Получалось, что он в своем роде извиняется: ведь для извинения порой нужны не конкретные слова, а слова вообще.
Видит Бог, Фант этого и хотел: капитуляции.
— Интересно, чего это мы в ресторане будем делать? — спросила Иоланта. Она знала, что победителю не грех и по жеманничать.
— Посидим… Переждем… (Подавленный вздох.)
— Там ведь заказывать нужно! (Круглые глаза.)
— Попросим клубниколы принести. (Кривой смешок.)
— Хм… Клубникола!.. Не видала я клубниколы будто! (Глаза-щелочки.)
— Ну, пирожное там… По чашке кофе… (Униженная ухмылка.)
— Мне — два пирожных!
На языке дипломатии это носит название: мир с реституцией и репарацией.
топор, зажигалка и пассажирская скорость
…Уже Фант пил вторую литровую банку теплой клубниколы, уже Иоланта осовела от пахнущего кожей, безвкусного кофе, уже шел второй час их конспиративной отсидки в кар-ресторане, а ОН все говорил и говорил. ОН — это представитель великого клана случайных попутчиков, местообитание которых — вакуум-снаряд.
Известно: ни в магнитоходе, ни в дископлане, ни в межъярусном переходе, ни на вылазке в открытый космос, ни в гондоле межорбитального бота, ни в служебном буфете за обедом, ни в кинотеатре, ни в общественном туалете, ни при прохождении таможенного досмотра в контрольно-пропускном шлюзе, ни в приемной у дерматолога, ни на выставке рукоделия, ни в Музее искусств Орпоса, ни в приемной ОМОНа, ни на эскалаторе, ни в лифте, ни в Большом Соленом Бассейне, ни в библиотеке, ни в нотариальной конторе, ни в продуктовом распределителе, ни в очереди за билетами на балет «Спартак» Арама Хачатуряна — человек не станет хватать первого встречного за пуговицу (за нос, застежку скафандра, вакуум-клапан, вилку, шланг жизнеобеспечения, плавки, руки и так далее) и честно докладывать о прожитой жизни, начиная с доутробного периода и кончая видами на внезапную смерть богатого троюродного дядьки, безвыездно и безвестно проживающего последние пятьдесят лет в австралийском штате Новый Южный Уэльс. Иное дело — отсек пассажирского вакуум-кара. Здесь любой незнакомец, нахально подсаженный ночью где-то между Сектором Органического Синтеза и Кольцом Гелиоустановок, преспокойно разбудит вас и примется с ходу рассказывать о благополучном избавлении от прошлонедель-ного вулканического прыща, а то и поделится глубинными познаниями из жизни летающих тарелок, подкрепив это воспоминанием о личной встрече с подобным феноменом при полете его на высоте девятнадцати метров в направлении юго-юго-восток в районе излучины реки Оки близ деревни Дединово на рассвете 14 марта 1998 года — дня кончины нежно ненавидимой тещи, мир ее праху. О, нет-нет, мы сами никогда не бываем такими. Это все они — случайные попутчики. Флюиды, что ли, там, располагающие к откровенности,— в вакуум-тоннелях? Черт его знает!
Вернемся к Фанту. Нашего героя била знобкая дрожь. Иоланта била мужа туфлей по коленке. Вокруг снаряда бились электромагнитные поля. А попутчик все говорил, и говорил, и говорил. Он объявился совершенно неожиданно. Вот только минуту назад Фант с Иолантой мирно сидели за столом и пили кофе пополам с клубни-колой (гремучая смесь оказывала неожиданно успокоительное действие на очнувшийся в желудке Фанта обед), и вдруг за столом уже сидит небритый дядька с помятым лицом, в лежалом пиджаке, и споро хлебает солянку, напряженно стараясь улучить подходящую минуту для открытия разговора. Минута подвернулась очень быстро. Точнее, это была не минута, а физиономия Фанта.
— Тоже не бреешься? — подмигнул ему дядька. (Я забыл сказать, а может, не забыл, а специально откладывал до этого самого момента, что Фант в отпуске решил отращивать бороду. Его подбородок был не самым лучшим подбородком для подобного эксперимента. По крайней мере двухнедельная щетина выглядела на нем ошибочно выскочившей бровью, и кто знает, не эти ли белесые, редкие, разноразмерные волоски — в совокупности с черными очками и набившей уже мне оскомину рубашкой — служили причиной столь подозрительного отношения к Фанту самых разных людей?)
— Да вот, бороду отращиваю,— смущенно улыбнулся Фант, еще не представляя, какие шлюзы открывает он сейчас столь невинным ответом.
— Заза! — воскликнул попутчик, представляясь и протягивая через стол руку.
Фант опять не знал, что ему делать с этим словом — счесть ли его за имя, за фамилию или просто за кодовое приветствие, имеющее хождение между местными небритыми, но руку на всякий случай пожал. И — хлынуло!
(Дальше я опущу краткие ответные реплики Фанта и Иоланты, ибо не в них суть; но право найти в монологе дядьки Зазы место для их ключевых возгласов я оставляю за собой.)
— Куда направляетесь? А-а, в Курортный Сектор? Хорошее место. Но много, очень много людей. На пляж выйдешь — тесно. А если у кого болезнь на коже? Или СПИД? Слушай, ты умный человек, все знаешь, сколько может быть этих самых спиндромов, а? Одних СПИДов — шесть. Дальше — СПИР, я правильно говорю, да? Затем СПИК, так? Еще есть СПИН, мне сосед говорил. А вчера по радио передавали — СПИТ объявился. Тьфу! Язык сломаешь на этих спиндромах! Сам из Центра будешь? (Заза обращался только к Фанту, на Иоланту он даже и не смотрел; все понятно: мужчина говорит с мужчиной!) На заводе работаешь? («Ну почему обязательно на заводе?!» — ужаснувшись, подумала Иоланта. «Ага, инженером»,— брякнул Фант, но не наобум, как он это делал в Обсерватории, а наоборот — тщательно взвесив обстановку; своей истинной профессии он почему-то застеснялся.) Слушай, как в Центре — четырехместный дископлан можно купить? Я вот хочу поменять: у меня «диско-фургон» в ангаре стоит, но старый уже, думаю в Центр съездить, там свой продам, новый куплю. Что, трудно в Центре с этим? Смотри как, а! Я-то думал, в Центре все можно, а видно, у нас в Секторе проще будет. Что? Гиромобиль? Ну о чем ты говоришь, дорогой! На гиромобиле пусть орбитсобес ездит, я новый дископлан хочу, цвета «жемчуг». Знаешь такой цвет, а?
Очень красиво. Слушай, а почему ты воду пьешь, два литра уже выпил, почему обед не берешь? Денег нет? Ты только скажи, я тебе обед куплю, клянусь честью, сыт будешь! («Мы уже обедали»,— густо покраснев, сказал Фант.)
— …Вот смотри, как получается, ты инженер, на заводе работаешь, а обед не ешь. Я — необразованный человек, со второго курса исключили, зато двухъярусный блок купил, «диск», деньги имею, счет в Орбанке немаленький. Почему такое, не знаешь? Я тебе скажу один секрет: по-разному в жизни бывает, вот какое дело. Но образование нужно, очень нужно. В наш век космического прогресса и корпоративного подъема образование — главное. Без него никуда! Я сына ращу. Пусть сын человеком будет, пусть сын директором корпорации станет, пусть у него свой квартироблок будет, пусть «диск» купит, но чтоб институт обязательно закончил, это я ему прямо сказал. Чтоб я не жил! У нас на ярусе тоже есть с высшим образованием. Один, например, рэкетом занимался. Его застрелили. А другой, например, учитель. Очень умный человек. Много книг прочитал. Я вот про другого учителя интересную историю знаю. Это он сначала был учителем, потом его в сектороно перевели, в роно поработал, сняли, начальником агрокомплекса поставили, в агрокомплексе год поработал, затем, смотрим, он уже в исполкоме, потом я его год-два не видел, может, пять лет, какое это имеет значение,— в Центре встречаю, что делаешь, говорю, теперь? — из исполкома сняли, говорит, в Секториате теперь. («Наверное, хороший специалист, если его так быстро повысили»,— сказала Иоланта. «Много у нас таких: нигде не задерживается, везде только разваливает, а его, знай, все выше и выше переставляют»,— синхронно сказал Фант. И оба удивленно посмотрели друг на друга. Оказывается, «интересную историю» можно было толковать по-разному. Дядька Заза так же удивленно посмотрел на них.) Почему хороший специалист? Он же учителем был сначала, а не агрономом! Почему разваливает? Ты, дорогой, смотри мне, зачем о моем друге плохо говоришь? Он везде работу делал, организовывал все как надо,— вот чего! А почему организовывал, а? Голова на месте — раз, высшее образование имел.— два. Это понимать надо. Я ж тебе говорю: образование в наше время — очень важная вещь.
(«Главное — не образование, а человек!» — глубокомысленно и устало изрек Фант.)
— …Вот я и говорю — человек! На нашем ярусе много стариков. Не все имеют образование. Зато какие люди, а? А возьми другого молодого: пусть он себе бороду хоть до колен отпустит — все равно ничего не выйдет, если образования мало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22