Первым очнулся монарх. Его колотил озноб, от одежды несло какой-то
вонючей гадостью. Факел чадил, наполняя помещение мутным чёрным
дымом. Он был зол и угрюм, нутро настоятельно требовало новой порции
зелья. Высосав из десятилитровой стальной канистры добрую половину
(стеклянную бутыль он не решился взять в дрожащие руки), Голан с
остервенением пихнул ногой бесчувственное тело Вислоухого. Тот
застонал и, не просыпаясь, осыпал Голана мерзкой бранью.
- Вставай, ублюдок, - прохрипел монарх и двинул слугу вторично по
его толстому заду. - От тебя несёт, словно от кучи дерьма!
Вислоухий сел. Его нещадно мутило, большая, словно качан капусты,
голова билась в приступе похмельного синдрома.
- Где это я? - Его единственный глаз таращился по сторонам,
скудный умишко пытался восстановить цепь предыдущих событий.
- В сортире у Господа Бога, - зло огрызнулся Голан. - Поднимайся
же, смерд, не заставляй ждать своего монарха!
- М-м-м... - промычал Вислоухий, икнул и схватился за голову.
Обрывки воспоминаний постепенно внесли некоторую ясность в его
атрофированный мозг. Он встал, пошатнулся и снова упал. Странный
чмокающий звук донесся до Голана.
- Ты что, спятил?
Распластавшись, Вислоухий лакал ещё не успевшую испариться жидкость
прямо с пола.
- Свинья, - с омерзением скривился Голан и двинул слугу в третий
раз.
Вислоухий поднялся и, шатаясь, пошлёпал к выходу.
- Плохо мне, Голан, ох, плохо, - проблеял он. - Сейчас меня...
Он вдруг скрючился и весь подался вперед. Его обильно вырвало.
- Обожрался, сволочь, - уже без злости, даже с какой-то отеческой
лаской, произнёс Голан. - На, выпей!
Он протянул слуге початую канистру, из которой только что пил сам.
Вислоухий сильно передёрнулся и жадно приник к горлышку.
- Всё, кажется отпустило, - переведя дыхание, пробормотал он.
- Тогда идём! - приказал Голан.
Они покинули Камеру Жизни, даже не потрудившись запереть за собой
дверь. Солнечный свет ударил им в лица.
- Уже утро? - удивился Вислоухий. Он был зелен, грязен и жалок.
- Ну и рожа у тебя, Тень, - брезгливо поморщился Голан.
- У тебя не лучше, мой король.
Монарх развернулся и хлёстко двинул Вислоухого по жирной морде. Тот
перекувырнулся в воздухе и отлетел шагов на десять.
- Ты что, взбесился, Голан? - обиделся Вислоухий, с трудом
поднимаясь на ноги и потирая ушибленный нос.
- Впредь воздержись от подобных высказываний в адрес своего
Повелителя, - нравоучительно, без злости, заметил монарх. - Не
забывай, что ты - всего лишь моя Тень.
- Прости, мой Повелитель.
- То-то же. Веди меня в Камеру Смерти.
- В Камеру Смерти?!
- Я не повторяю дважды, - чётко отрезал Голан, и единственный глаз
его налился гневом.
- Да, мой Повелитель. В Камеру Смерти.
И снова начались скитания по безлюдному Дворцу Каземата. Наконец они
достигли цели.
В противоположность Камере Жизни, Камера Смерти представляла собой
высокое круглое помещение, у стен которого размещались всевозможные
орудия убийства, порой хитроумные, сложные и замысловатые, но в
основном здесь были собраны тонкие металлические спицы различной
длины, которыми палачи обычно пользовались, приводя смертные
приговоры в исполнение.
Широко расставив ноги и выпятив брюхо, Голан стоял посреди зала и
мрачно усмехался, а из-за его плеча, ёжась и икая, испуганно
выглядывал Вислоухий.
- Уйдём отсюда, Голан, - блеял слуга.
- Сократись, смерд, - бросил Голан и шагнул вперёд. Взгляд его
упал на длинную острую титановую спицу, пожалуй, самую длинную и
самую острую из всех здесь имеющихся. Монарх с благоговением взял её
в руки и со знанием дела пощупал остриё. Солнечный блик отразился на
одной из её граней.
- Это как раз то, что мне нужно.
- Что? - не расслышал Вислоухий.
Голан резко повернулся и приставил остриё спицы к тугому пузу слуги.
Тот побледнел и в страхе закатил единственный глаз.
- Боишься? - ласково спросил Голан и скривился в усмешке. - Это
хорошо, что боишься. Ты и должен бояться, и ты, и вся эта пугливая
мразь - на то я и монарх, Верховный Правитель мира.
Он отвёл спицу в сторону.
- Ох, и напугал ты меня, Голан, - судорожно вздохнул Вислоухий, не
в силах оторвать взгляда от титанового острия.
- Идём, - приказал Голан и быстрым шагом направился к выходу.
Спицу он прихватил с собой.
Они поднялись в Палату Церемоний. Здесь их уже ждала толпа
новоиспечённых царедворцев и приспешников, собравшихся ещё затемно,
дабы выразить свои верноподданнические чувства и вовремя поспеть к
раздаче постов, чинов и портфелей, кои со сменой Правителя всегда
обновлялись и назначение которых по заведённой издавна традиции
обычно производилось в первый же день нового правления.
Буря ликования затопила Палату, но монарх пресёк её в самом
зародыше, воздев кверху остро отточенную спицу. Наступила гробовая
тишина.
- Ты! - Голан ткнул спицей в ближайшего толстуна. - Будешь моим
секретарём. Остальные - вон отсюда! Живо!
Робко, боясь поднять глаза на Повелителя, сановные толстуны стройной
чередой потянулись к выходу, пока в зале не осталось только трое:
секретарь, Вислоухий и сам Голан.
- Желаю изъявить монаршую волю, - возгласил Голан, развалясь на
шикарном троне, отделанном драгоценной древесиной и усыпанном
самоцветными каменьями. - Пиши! Указ No1 Верховного Повелителя
материального мира Голана Первого.
Секретарь изготовился писать.
- Первое, - начал Голан. - Уничтожить содержимое Камеры Смерти, а
саму Камеру - замуровать навечно.
- Но как же так, Голан! - изумился Вислоухий. - А казни? А святое
убийство?
- Сократись, Тень! - рявкнул Голан, метнув в Вислоухого гневный
взгляд. - Второе. По всей Империи ликвидировать все судебные
органы. Третье. Объявить бывшего монарха и всех, кто служил ему, вне
закона и предать их личному суду Верховного Правителя Голана
Первого. Четвертое. Доставить во Дворец Каземата всех служителей
бывших императорских судов, а также палачей. Пятое. Доставить во
Дворец Каземата всех пацифистов, анархистов, коммунистов и
демократов. Шестое. Доставить во Дворец Каземата тот конный разъезд,
что нёс вчера службу у западных стен города. Седьмое. Под страхом
смерти запретить вход в Камеру Жизни любому из моих подданных без
высочайшего на то моего повеления. И восьмое. - Голан встал,
расправил плечи, голос его зазвенел торжественно и громко. -
Объявить Верховного Правителя всего материального мира,
Монарха-Самодержца Голана Первого Единственным Верховным Судьёй и
Единственным Верховным Палачом по всей Империи! Да будет так, как я
сказал.
- О! - восхищённо завыл Вислоухий. - Ты мудр, мой Повелитель, как
тысяча солнц!
- И сорок девятое, - добавил Голан, снова усаживаясь на трон и
кидая благосклонный взгляд на слугу. - Объявить полную реабилитацию
бывшего мокрушника Вислоухого и назначить его Тенью Верховного
Правителя Голана Первого.
- О! О!.. - Вислоухий едва не захлебнулся от восторга и со всего
маху бухнулся на колени. - Я вечный твой должник, мой король!
- Твой долг - в повиновении, - отрезал польщённый монарх и
движением руки отпустил секретаря. - Ступай!

ЯВЬ

Порой память бросает меня в прошлое.
...длинный хвост электрички бесконечно-медленно тянется мимо меня. Я
сгораю от нетерпения: до начала рабочего дня остаётся всего восемь
минут. Во что бы то ни стало мне нужно попасть на ту сторону
железнодорожной ветки, и если я не сделаю это сейчас, сию минуту, я
безнадёжно опоздаю - но пыльная зелёная змея поезда преграждает мой
путь. Стремительно летят секунды... если бы так же стремительно
летел этот проклятый поезд! Дорога в этом месте делает изгиб, и
потому я не вижу ни начала электрички, ни её конца. Обойти её? Быть
может, это и было бы самым разумным, но сейчас веления рассудка для
меня неприемлемы. Я жду. Жду, когда поезд иссякнет. Остановился.
Рискнуть? Нырнуть под вагон и вынырнуть по другую сторону состава,
как я делал это уже не раз? Я в нерешительности. Опять пошёл.
Проклятье! А секунды летят, неизбежно складываясь в минуты... Стал.
Пропади всё пропадом - рискну!.. Снова пошёл. Я готов завыть от
отчаяния. Снова замер. Теперь или никогда...
Я ныряю под вагон и оказываюсь стиснутым с боков какими-то
подвесными ящиками, которые крепятся к стальному брюху состава.
Ныряю - и в тот же миг поезд трогается. Чувствую, как слева на меня
надвигается, неумолимо, фатально наползает нечто грязное, серое,
смертельное... упирается в плечо... хочет опрокинуть... размазать по
полотну... я сжат в стальную пружину... лишь бы страх не парализовал
меня. Впереди, в полуметре - спасительный просвет. Теряю
равновесие... стальная масса вот-вот опрокинет меня... Мгновение -
и я пулей вылетаю из-под вагона. Цель всё-таки достигнута.
Джинсы на коленке порваны. Меня трясёт в ознобе. Дыхание смерти
коснулось меня - слишком остро, слишком явственно ощутил я его на
себе. Что-то рвётся во мне, пелена спадает с глаз, я словно
пробуждаюсь. Где я? По ту сторону железнодорожной ветки? Нет, по ту
сторону смерти... Я вброд перешёл Стикс, заново родился - и это не
пустые слова, это то самое ощущение, которое я тогда испытал.
Камю как-то сказал, что опыта смерти не существует. Если бы тогда, в
шестьдесят пятом, он не погиб в автомобильной катастрофе, а остался
жив, лишь чудом избежав смерти, уверен, он бы отрёкся от этих слов.
Знаю одно: тогда, в первые мгновения после спасения от неминуемой,
казалось бы, гибели, я пережил этот опыт.
Боялся ли я умереть? О, я жаждал жить! Страстное желание одного
порождало панический страх перед другим. Не раз потом прокручивал я
в уме ту ситуацию - и холодный, смертельный ужас железными тисками
сковывал моё сердце. Представить себе иной, слишком реальный в тот
момент, исход было для меня самой страшной пыткой.
Боюсь ли я смерти сейчас? Ответ на этот вопрос можно дать, лишь
ответив на другой: жажду ли я жить?
Не знаю. Тогда знал, а сейчас... Жизнь в мире объектов более не
представляет для меня интереса, она обесценилась, развеялась, словно
дым, стала пустым местом. И тем притягательней стала для меня иная
жизнь - жизнь в мире сновидений. Как соотносится эта иная жизнь со
смертью? Не родные ли они сестры?
Сон, если верить Шопенгауэру, есть часть смерти. Кто-то (не помню,
кто именно; да это и не важно) добавляет: сон - это репетиция
смерти. И тот и другой бесконечно далеки от истины, ибо не поняли ни
природы смерти, ни тем более природы сна.
Сон - это изначально данная человеку форма жизни, но форма не
единственная, поскольку имеется и иная форма - явь. Эту форму (сон)
человек наполняет реальным содержанием - сновидениями, которые
творит, пребывая в состоянии сна. Таким образом, если сон есть форма
жизни, то сновидения - сама жизнь.
Никаких родственных отношений между сном и смертью нет и быть не
может, ибо, во-первых, смерть есть отрицание жизни, в какой бы форме
эта жизнь не была явлена, и во-вторых, смерть не имеет протяжённости
во времени, она - всего лишь миг, рубеж, Рубикон, качественный
скачок, определяющий переход человеческого индивидуума как элемента
внешнего мира объективной реальности из сферы бытия в сферу -
небытия? инобытия? Вопрос, который человечество пытается разрешить
не одну тысячу лет.
...смерть сама по себе никак не связана
с внежизненной областью, ибо дверь есть
лишь выход из дома, а не часть его
окрестности, какой является дерево или холм. (10)
Точка зрения примитивных материалистов на проблему смерти и
посмертного существования давно уже казалась мне неприемлемой в силу
своей полнейшей безысходности и тупиковости; казалось, ещё шаг по
тому пути - и мы попадём в царство абсурда Альбера Камю. Ни в
материалистическом подходе, ни в атеистически-экзистенциальном
истины я для себя не открыл. Кто-то, возможно, скажет, что в своих
изысканиях я руководствуюсь предвзятостью и предубеждённостью, а моя
точка зрения целиком опирается на пустую иллюзию. Стоит ли спорить?
Возможен ли здесь вообще рациональный подход и логически
обоснованные доводы? Я знаю то, что я знаю, моё знание сродни знанию
верующего о существовании Бога, и никакие логические выкладки,
никакие доводы рассудка не смогут опровергнуть это знание. "Есть Бог
в нас, значит он есть", - говорит Владимир Соловьёв. Знание о Боге
есть результат истинной веры - точно так же моё знание о смерти
есть результат высшей интуиции.
Пришёл я к этому не сразу. После долгих блужданий в потёмках
человеческой мысли я обратился наконец к некоторым религиозным
учениям и принял на веру идею о бессмертии души. Снова иллюзия? Что
ж, не исключено. Впрочем, исследования Раймонда Моуди и Элизабет
Кюблер-Росс убедительно доказывают обратное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13