Я разделся и вошел в пруд. Вода была ледяная. Я глубоко вздохнул, набрав полные легкие воздуха, и нырнул. Через некоторое время я обнаружил под водой плотину, забрался на нее — вода доходила мне до колен, нащупал ногами гребень плотины и медленно пошел по нему. Вода была темная и грязная. Я все время ждал, что вот-вот дойду до места прорыва и потеряю под ногами опору. И действительно, я не дошел еще и до середины пруда, как мне пришлось поплыть. Метрах в трех-четырех я обнаружил другой конец плотины. Взобравшись на него, я добрался до противоположного берега. Больше прорывов не оказалось.
Я вылез из воды и бегом обогнул пруд, чтобы поскорее одеться. Зубы у меня стучали. Несколько раз я по колено проваливался в грязь, но ветер обсушил меня — и я был уже почти сухой, когда одевался.
Я присел на большой камень возле пруда. Солнце склонялось к закату. Я продрог, устал и проголодался. Вынув из кармана завтрак, я принялся жевать, глядя на воду. На западе, за камышами, которые опоясывали пруд, я увидел вынырнувшее вдруг большое темное облако. Оно заслонило солнце, сразу потемнело, от земли потянуло гнилью, и все вокруг стало ужасно унылым. Затем солнечный луч пробился сквозь тучу, скользнул по черной воде, и в луговых впадинах начал стелиться туман. Камень, на котором я сидел, наполовину увязал в болоте, все вокруг меня было холодным и осклизлым, и мне казалось, что я погряз в океане грязи.
Когда я вернулся в поместье, Георг взял мою лошадь под уздцы и сказал:
— Старик ждет тебя в своем кабинете. Поторопись. — Затем он взглянул на меня и вполголоса спросил: — Ну как? Что ты надумал? Зимой-то там... а?..
В кабинете в камине пылали дрова. Фон Иезериц сидел, или, вернее, полулежал перед камином в маленьком кресле, опираясь о край сиденья тощими ягодицами и вытянув перед собой ноги. В руках он держал трубку с длинным чубуком. Он повернул голову, голубые глаза его остановились на мне, и он крикнул:
— Ну?
Я стал навытяжку и сказал:
— Я согласен.
Он поднялся, широко расставив ноги, и я поразился его росту — до сих пор я видел его только на лошади.
— Ты хорошо подумал?
— Так точно, господин полковник.
Он принялся шагать взад и вперед по комнате, посасывая трубку.
— Думаешь, справишься? — произнес он сдержанно.
— Так точно, господин полковник! Если только удастся восстановить плотину. В ней брешь в четыре метра длиной.
Он резко остановился и окинул меня взглядом.
— Откуда ты знаешь, что четыре метра?
— Я входил в воду.
— И других повреждений нет?
— Нет, господин полковник.
Он снова зашагал по комнате.
— Не так плохо, как я думал.
Он остановился и почесал трубкой у себя за ухом.
— Так, значит, ты полез в воду?
— Так точно, господин полковник.
Он одобрительно посмотрел на меня.
— Ну, скажу тебе, ты первый, кому это пришло в голову!
Он сел и вытянул перед собой ноги.
— А еще?
— Еще, господин полковник, надо будет дренажировать оба нижних луга. Ну а остальные три — эти достаточно будет просто очистить от грязи и засыпать там ямы.
— А ты справишься сам с ремонтом конюшни и дома?
— Так точно, господин полковник...
Помолчав, он поднялся, прислонился к камину и сказал:
— Слушай же хорошенько, что я тебе скажу.
— Слушаю, господин полковник.
— Несколько лошадей — для меня это мелочь. Это не идет в счет. Важно другое...
Он сделал паузу, расставил ноги и торжественно произнес:
— ...Важно, чтобы частица немецкой земли не оставалась заброшенной, чтобы она могла обеспечить существование немецкой семьи. Понятно?
Я ответил не сразу, так как меня поразило слово «семья». Ведь речь шла о том, чтобы поручить ферму мне.
Он переспросил с нетерпением:
— Ты понял меня?
Я ответил:
— Так точно, господин полковник.
— Вот и хорошо. Завтра же приступишь к делу. Георг даст тебе людей и все необходимое. Итак, договорились?
— Так точно, господин полковник.
— Вот и хорошо. Но запомни! Как только ты устроишься на этом болоте — больше ни пфеннига! Даже если ты будешь подыхать с голоду — ни пфеннига! Что бы ни произошло — ни пфеннига!
Мне понадобился целый год, чтобы сделать все, что я наметил. Даже в армии мне никогда не приходилось так тяжело. Я жил в невероятно трудных условиях и еще раз убедился в том, что отметил в бытность мою в Курляндии: привыкнуть можно и к жаре, и к холоду, но к грязи — никогда.
С плотиной пришлось повозиться. Едва я заделывал ее в одном месте, как она прорывалась в другом. К тому же начиная с октября грозы не прекращались. Весь день мы работали, стоя в воде, а сверху нас хлестал дождь. Только ночью нам удавалось обсохнуть. Мы спали в доме на каменных плитах, завернувшись в лошадиные попоны. Крышу мы починили, но тяга в камине была очень плохая, и нам оставалось на выбор — либо дрожать от холода, либо задыхаться в дыму. И все же постепенно мы укрепляли плотину. Но скоро я понял, что она не очень-то надежна и за ней всегда придется тщательно следить.
Мои помощники доставляли мне много хлопот. Они жаловались, что я очень круто обращаюсь с ними. Я попросил фон Иезерица для острастки выгнать одного, и после этого у меня все пошло как по маслу. Правда, один из них, тот, кого мне дали взамен, заболел воспалением легких и тоже вынужден был уйти, а самого меня несколько дней выматывал сильный приступ малярии. Дважды меня чуть не засосало в болоте.
Наконец наступил день, когда я мог пойти к фон Иезерицу и сказать ему, что ферма приведена в порядок. У двери его кабинета я встретил старого Вильгельма. Он дружески помахал мне рукой, и это так меня поразило, что я даже не ответил на его приветствие. Старый Вильгельм был фермером фон Иезерица. Фермеры относились к конюхам свысока и считали ниже своего достоинства разговаривать с ними.
Фон Иезерица я нашел в его любимом кресле. Вытянув перед собой ноги в высоких сапогах, он, развалясь, лежал со своей длинной трубкой в руке. По правую руку от него на низком столике темного дерева стояли в ряд шесть кружек пива и шесть стопок водки.
— Я кончил, господин полковник.
— Хорошо! — воскликнул фон Иезериц и взял стопку.
Поднявшись, он поднес ее мне. Я сказал: «Благодарю вас, господин полковник». Он тоже взял себе стопку, одним духом осушил ее и запил кружкой пива. Выпив водку, я поставил стопку на столик, но пива фон Иезериц мне не предложил.
— Итак, — сказал он, обтирая губы рукавом, — ты кончил?
— Так точно, господин полковник.
Он посмотрел на меня, лицо его сморщилось и приняло хитрое выражение.
— Нет, нет, — проговорил он наконец, потирая тыльной стороной ладони свой лошадиный подбородок, — нет, ты не кончил, тебе надо сделать еще кое-что.
— Что же, господин полковник?
В глазах его заиграли веселые искорки.
— Итак, ты кончил, не так ли? Дом готов, и ты можешь устраиваться.
— Так точно, господин полковник.
— У тебя нет ни мебели, ни простынь, ни посуды, и ты все же хочешь переезжать? Держу пари, ты и не подумал об этом.
— Никак нет, господин полковник.
— Вот видишь, ты не все сделал.
Он погладил подбородок и засмеялся.
— Придется все это приобрести. У тебя, конечно, есть деньги?
— Никак нет, господин полковник.
— Что? Что? — произнес он удивленно. — Нет денег? Нет денег? Но ведь это никуда не годится, дружок. Совсем не годится. Чтобы приобрести мебель, нужны деньги, не так ли?
— Денег у меня нет, господин полковник.
— Нет денег! — воскликнул он, покачивая головой. — Жаль, жаль! Нет денег — нет мебели! Все совершенно ясно! А нет мебели — нет и фермы!
Он посмотрел на меня, взгляд его на мгновение стал жестким, затем в глазах снова заиграли веселые искорки, и мне стало не по себе.
— Я могу спать и на полу, завернувшись в попону, господин полковник.
— Что? — сказал он с усмешкой. — Я, полковник барон фон Иезериц, допущу, чтобы мой фермер спал на каменном полу! Нет, нет, дружок. Нет мебели — нет и фермы! Ясно?
Он кинул на меня хитрый взгляд и продолжал:
— Итак, ты видишь, не все кончено. Остается сделать еще кое-что.
— Что же, господин полковник?
Он наклонился, взял стопку водки, выпил, поставил стопку на стол, схватил кружку пива и одним духом опорожнил ее. Потом он прищелкнул языком, глаза его заискрились, и он сказал:
— Жениться.
Я пробормотал с дрожью в голосе:
— Но, господин полковник, я совсем не хочу жениться.
Лицо его сразу же стало суровым.
— Что? — воскликнул он. — Ты не хочешь жениться? Какая наглость! Хочешь быть фермером и не хочешь жениться? Ты что о себе воображаешь?
— Простите, господин полковник, я не хочу жениться...
— Что? — закричал он и поднял руку к небу. — Сказать это мне! Мне! Сказать мне, офицеру, «нет»! Мне, вытащившему тебя из дерьма!
Он вперил в меня свой пронизывающий взгляд.
— Ты случайно не болен?
— Никак нет, господин полковник.
— Черт возьми, ты случайно не один из этих...
Я торопливо ответил:
— Никак нет, господин полковник.
Он внезапно взревел:
— Тогда почему же?
Я молчал... Он внимательно, изучающе смотрел на меня, потом снова почесал трубкой за ухом.
— Ты вообще-то нормальный мужчина или нет?
Я молча смотрел на него.
— Я хочу сказать, ты не выхолощен, надеюсь? У тебя все в порядке?
— Конечно, господин полковник, у меня все в порядке.
— И ты можешь иметь детей, не так ли?
— Я думаю, да, господин полковник.
Он внезапно расхохотался.
— То есть как это понимать — «я думаю»?
Я почувствовал себя ужасно неловко и с трудом выговорил:
— Я хотел сказать, что никогда не пробовал иметь детей, господин полковник.
Он засмеялся, ткнул в мою сторону трубкой, и я мельком заметил, что она сделана в форме головы лошади.
— Но ты все же когда-нибудь отважился, надеюсь?
— Так точно, господин полковник.
Он снова расхохотался и продолжал:
— Сколько раз?
Я не отвечал, и он гаркнул:
— Сколько раз?
— Дважды, господин полковник.
— Дважды?!
Он хохотал добрую минуту. Перестав смеяться, он поочередно опрокинул в рот стопку водки и кружку пива. На его обветренном лице выступил румянец, и он весело взглянул на меня.
— Постой-ка! — воскликнул он. — Надо все-таки прояснить это дело! Сколько раз, ты сказал?
— Дважды, господин полковник.
— С одной и той же?
— Никак нет, господин полковник.
Он с деланным ужасом поднял трубку к небу.
— Да ты настоящий... как это говорят?.. Впрочем, не важно!.. Ты настоящий... донжуан, кажется? Итак, по одному разу с каждой! Один раз! Ха-ха! Несчастные! Чем же они тебе не понравились?
Я торопливо пробормотал:
— Первая уж очень много разговаривала, а вторая была моей квартирной хозяйкой.
— Вот как, — воскликнул фон Иезериц, снова быстро осушая стопку водки и кружку пива. — Квартирная хозяйка — это очень хорошо! По крайней мере без хлопот. Она всегда под рукой!
— Вот именно, — сказал я с дрожью в голосе, — вот именно. Поэтому-то я и боялся... что это станет привычкой.
Он хохотал так долго, что, казалось, никогда не остановится.
— Господин полковник, — проговорил я твердым голосом, — это не моя вина, но я человек не чувственный.
Он посмотрел на меня. Ответ мой как будто поразил его, и он перестал смеяться.
— Вот-вот! — произнес он с удовлетворением. — Я как раз это и хотел сказать. Ты не чувственный, этим все и объясняется. Ты не приемлешь самку. Мне встречались такие кони.
Он прислонился к камину, раскурил трубку и с самодовольным видом взглянул на меня.
— Однако все это, — сказал он после паузы, — не объясняет мне, почему ты не хочешь жениться?
Я озадаченно смотрел на него.
— Простите, господин полковник, но мне кажется...
— Та-та-та, тебе ничего не кажется! Когда ты женишься, я не стану вести счет случкам. И даже если в течение пяти лет ты будешь спать с женой по одному разу в году, ты сможешь иметь пятерых детей, а это все, чего от тебя требует родина! Нет, нет, это не объясняет мне, почему ты не хочешь жениться.
Он посмотрел на меня в упор, я отвел глаза и сказал:
— Я думаю, господин полковник...
— Что? — воскликнул он, всплеснув руками. — Ты думаешь?! Ты начинаешь думать! Послушай, если уж ты так любишь размышлять, я вложу сейчас в твою идиотскую баварскую башку две истины. Первое: хороший немец должен оставить после себя потомство. Второе: на ферме нужна женщина! Ты согласен?
И так как я молчал, он переспросил:
— Согласен?
В общем он и в самом деле был прав.
— Так точно, господин полковник.
— Так вот, — произнес он таким тоном, словно все уже было решено, — значит, договорились.
Он замолчал, и тогда осмелился заговорить я.
— Простите, господин полковник, но даже если бы я захотел жениться, я никого здесь не знаю.
Он снова развалился в своем кресле.
— Пусть это тебя не заботит. Я все устрою.
Я смотрел на него, разинув рот.
— Конечно, — сказал он, останавливая на мне свой жесткий взгляд. — Или ты думаешь, я позволю тебе привести на мою ферму какую-нибудь шлюху? Чтобы она наставила тебе рога, а ты бы начал пить и дал сдохнуть моим лошадям? Ну нет, никогда в жизни!
Он вытряхнул пепел из трубки в камин, поднял голову и проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42