Он начинается словами, которые были сигналом для поднятия Ковчега, и имеет много точек совпадения с угаритскими гимнами Ваалу.
Вероятно, этими псалмами нужно ограничиться, если мы ищем тексты Х в.
Откуда же появилась на другах псалмах надпись "ле Давид"? Опять-таки объяснение можно найти в свете угаритских памятников. "Надпись "ле Давид", говорит А. Вайсер, - вряд ли должна была первоначально называть автора... Более правильное значение этого выражения - "для Давида" - по аналогии с угаритскими параллелями - указывает на царя из рода Давида, для которого, как для члена династии и носителя обетования Давида и его "помазанника", подобает исполнять за праздничным богослужением соответствующие песнопения" (A. Weiser. Einleitung in das AT, S. 253).
Современная библейская наука выделяет в Псалтири группу так называемых "царских псалмов" (2, 20, 21, 45, 71, 109, 131, 143). Они являются развитием темы пророчества Нафана, которое содержало обетование дому Давида (McKenzie. Op. cit., p. 13). Эти псалмы носят черты допленной царской эпохи, и надпись "ле Давид" означает, что они пелись в честь его потомков. К этой категории относятся основные мессианские псалмы (см.: RFIB, I, р. 606).
До возникновения нынешней Псалтири (IV-III вв. до н. э.) существовало несколько сборников псалмов. Наиболее древним сборником были псалмы 3-40, большинство которых носит надпись "ле Давид". Вторым по времени сборником была так называемая "Элогистическая псалтирь" (41-82), отличающаяся тем, что там употребляется имя Божие "Элогим". По мнению Вайсера, Элогистическая псалтирь является "одним из наиболее ранних самостоятельных собраний" (A. Weiser. Op. cit., S. 255).
Большинство псалмов возникло как храмовые песнопения. Однако многие из них являются индивидуальными молитвами, которые лишь позднее получили храмовое употребление.
"Значительная часть псалмов - отмечает Б. Typaeв, - обнаруживает, несомненно, признаки (по богословскому миросозерцанию, историческим намекам) происхождения во время второго храма". Именно эти псалмы, по словам историка, есть как бы завершающий этап ветхозаветной религиозности - "звено, связующее Исайю и Иеремию с Евангелием" (Б. Тураев. История др. Востока, 2, с. 282).
6. АВРААМ, ИОСИФ, МОИСЕЙ: ИХ ИСТОРИЧНОСТЬ
Сто лет назад, когда библейская наука фактически еще не вышла за пределы литературной критики, историческую реальность многих событий и лиц в Ветхом Завете легко было ставить под сомнение. Однако после того, как археологические открытия пролили свет на прошлое Ближнего Востока, литературный анализ должен отступить перед свидетельствами памятников, извлеченных из песков. Русский читатель хорошо знаком с историей этих открытий по ряду талантливо и ярко написанных книг. (Достаточно указать на книгу К. Керама, Боги, гробницы и ученые, М., 1961, или 3. Косидовского, Библейские сказания, М., 1966, где впервые дан сравнительно объективный очерк библейской археологии. Из западных книг отметим: W. Albright. Archaeology of Palestine, 1945; J. Finegan. Light from the Ancient Past, 1946; W. Keller. The Bible as History, 1963.)
Археология привела к пересмотру многих крайних воззрений старой критики, и в частности ее скептического отношения к реальности ряда библейских персонажей.
Тем не менее некоторые авторы в целях пропаганды продолжают называть Авраама, Иосифа, Моисея мифическими фигурами. Так как в нашей книге мы рассматривали их как лиц исторических, то, думается, будет небесполезным коснуться вопроса о том, можно ли их считать таковыми.
"Традиции родового строя, - писал один из пропагандистов атеизма, сохранились у древних евреев в виде мифов о богах Аврааме, Иакове и Исааке" (А. Ранович. Очерки по истории древнееврейской религии. М., 1937, с. 41). Автор в данном случае лишь повторял гипотезу историков XIX в. Но можно ли ее считать обоснованной в наше время?
Если Авраам был некогда божеством, то это было бы засвидетельствовано в древних именах. Личные имена, известные из Библии и памятников, очень часто содержат имя Ягве (Исайя, Иосия, Малахия и т. д.), слово Бог, Эль (Израиль, Измаил, Михаил и т. д.), слово Ваал (Иерубаал, Этбаал и т. д.), но нигде мы не находим имени, которое бы заключало в себе имя Авраам. Ни на одном памятнике такой бог не упоминается. После открытий в Рас-Шамре стал хорошо известен пантеон Ханаана, боги финикийцев и Палестины. "Ни один из них, замечает Л. Гролленберг, - не носит имени Авраам, но на табличках XIX в. до н. э. это имя встречается как имя простого смертного" (L. Grollenberg. Ор. cit., P. 31-32).
Быть может, Авраам - это лишь собирательное имя, эпоним? Мы уже видели, что в библейских сказаниях нередко вместо племени фигурируют одноименные лица. На это обратил внимание еще бл. Августин, когда комментировал гл. 10 Бытия (см. об этом в "Толковой Библии" А. Лопухина, т. I, СПб., 1904, с. 67). Но если такие библейские имена, как Эдом, Асур, Мицраим, совпадают с названиями народов, то народ или племя, которое носило бы имя Авраама, не известно ни Библии, ни археологии.
Правда, сказание об Аврааме, как мы видели, было записано сравнительно поздно, около Х в. Но "легенда, - по словам Р. Кит-теля, - не есть обязательно вымысел; она перемешана с элементами поэтического творчества, или, вернее, поэтический вымысел есть та форма, в которую облекается легенда, но и в этой форме она может отражать подлинные исторические воспоминания" (Р. Киттель. История еврейского народа, с. 132). И здесь для выделения исторического ядра сказания большую роль сыграла археология.
Прежде всего раскопки Л. Вулли показали, что Ур Халдейский не есть плод фантазии, но реальный исторический город, процветавший в эпоху Авраама (Л. Вулли. Ур Халдеев. М., 1961; L. Wolley. Abraham. Paris, 1945).
Далее памятники показали, что "в начале II тысячелетия начался наплыв в Палестину северо-западных семитических кланов (аморитских или арамейских), некоторые из них приходили из верхней Месопотамии. Можно предполагать, что Авраам... был главой одного из таких кланов" (HDBGR, р. 6).
С 1925 по 1931 г. шли раскопки в Нузи в Северной Месопотамии. Там было обнаружено много деловых документов. В одном из них указывается возможность наследования имущества чужим человеком в случае бездетности. Так хочет поступить и Авраам (Быт 24, 2). Там зафиксирован обычай, по которому бесплодная женщина берет своему мужу рабыню для того, чтобы воспитать как своего рожденного от нее ребенка. Это именно и происходит в истории Агари (Быт 16, 1 cл). Согласно таблицам Нузи, в случае отсутствия прямого наследника-мужчины побочный наследник должен владеть "терафимами", т. е. домашними идолами семьи. Это объясняет поведение дочери Лавана, которая похитила терафимов у отца (Быт 29-31). Многие другие обычаи и законы Северной Месопотамии находят параллель в Библии (см.: С. Gordon. Biblical Customs and the Nuzy Tablets. - "Biblical Archaeology", 1940, Febr., v. Ill, Э 1). И самое замечательное, что эти обычаи уже не практикуются после XVII в. до н. э. Это есть указание на эпоху патриархов, относящуюся к XIX-XVIII вв. до н. э.
Раскопки в городах Месопотамии показали, что Ур был связан с Харраном и что в обоих городах господствовал культ лунного божества. Этот культ существовал там еще и в христианское время. "Если предположить, - говорит 3. Косидовский, - что Авраам существовал в самом деле, то его уход из Харрана нужно рассматривать как бегство основателя нового культа от преследования фанатичных поклонников бога луны. Здесь напрашивается аналогия с Мухаммедом, вынужденным бежать из Мекки" (3. Косидовский. Библейские сказания, с. 88).
Последним аргументом тех, кто ставит историчность Авраама под сомнение, является тот факт, что от него самого не осталось никаких памятников или надписей. Между тем обнаружение такого памятника почти невероятно. Какие памятники может оставить маленькое полукочевое племя, имущество которого ограничено стадами и походными шатрами? Прямых свидетельств о нем мы ожидать не можем.
Археология может лишь показать, что сказание о нем носит вполне исторический характер.
x x x
В целом все вышесказанное относится и к истории Иосифа. То, что она восходит ко II тысячелетию, признается уже и в советской научной литературе (см.: ВДИ, 1964, Э 3, с. 62).
Во всех своих деталях предание об Иосифе удивительно верно отражает египетскую историю и быт. Каждый штрих ее, по свидетельству археологии, как бы списан с живой действительности. Так, например, очень точно подмечено, какое огромное значение придавали египтяне снам; известны должности, аналогичные библейскому "хлебодару" и "виночерпию" (Быт 40, 2); ситуация, описанная в гл. 39 (попытка жены хозяина соблазнить Иосифа), оказывается весьма характерной для египетских нравов (см. Памятники Востока, вып. 4, с. 33). Должность, которую Иосиф получил в доме Потифара, известна из египетских памятников; пост, который он занимал при фараоне, и форма чествования Иосифа также соответствуют египетским порядкам. Голод в Египте был нередким явлением; отмеченная в Библии враждебность египтян к пастухам объясняется тем, что гиксы были пастушеским народом; продолжительность жизни Иосифа соответствует цифре традиционного египетского идеала долголетия; гадание на чаше, которым занимался Иосиф, также египетский обычай; рассказ о мумификации тела Иосифа вполне соответствует египетской практике (см.: G. Е. Wright. Biblical Archaeology, p. 53).
Кроме всего этого, возвышение иностранца-азиата при гиксской династии более чем вероятно, учитывая, что подобные возвышения были известны даже в другие времена.
Относительно реформ, которые проводил Иосиф в Египте (Быт 47, 20), Д. Э. Райт пишет: "Перед нашествием гиксов египетской землей владели сильные феодалы. После изгнания иноземцев из страны мы видим исчезновение старой феодальной знати и замену ее чиновниками фараонов" (G. Е. Wright. Op. cit, p. 58). Эта перемена, по мнению историка, произошла в правление гиксов, и ее вполне естественно связать с земельной политикой Иосифа, как она отражена в Библии.
"Нужно быть таким ученым-немцем египтологом, как Эберс, - писал А. Лопухин, - всецело преданным чтению иероглифов и несколько раз путешествовавшим в Египет, чтобы написать такие повести, как "Дочь египетского царя" и "Уарда". Тем не менее, даже в этих повестях нельзя не заметить целого ряда ошибок... Но кто может утверждать, что такие египтологи и археологи существовали среди израильского народа после времени Соломонова?" (А. Лопухин. Библейская история, т. I, с. 465).
На вопрос же, почему мы не имеем египетских памятников, непосредственно свидетельствующих об Иосифе, ответить очень легко. От эпохи гиксов до нас дошло ничтожное количество памятников вообще. После восстания Яхмоса следы господства иноземной династии повсеместно истреблялись (см.: W. Keller. Op. cit, p. 111). Кроме того, земля Гошен или "Поле Цоана", т. е. Авариса, как его называет псалом 77, и гиксские крепости находились в заболоченной восточной части Дельты, почва которой, в противоположность сухим пескам других районов, не благоприятствовала сохранности памятников.
Можно привести еще немало подтверждений общей достоверности той картины, которую дает нам Библия; на русском языке важнейшие из них собраны в капитальной монографии Д. Введенского "Патриарх Иосиф и Египет" (Серг. Посад, 1914) и в указанной книге Косидовского.
x x x
Моисей жил, как признает большинство историков, в XIII в. до н. э. (см. приложение 7), т. е. на 600 лет позже Авраама и на 400 лет позже Иосифа. Фактически он положил основание Библии, ветхозаветной религии и израильскому народу. И тем не менее предание о нем также было объявлено лишенным всякой достоверности. "Все, что рассказывается о Моисее, - безапелляционно утверждала пропаганда, - сплошь миф и сказки" (А. Ранович. Ук. соч., с. 73).
Прежде всего, следует заметить, что помимо археологических свидетельств в пользу историчности Моисея говорят чисто логические соображения. В самом деле: мог ли народ начать свою историю с такого унизительного вымысла, как рабство, не будь оно историческим фактом? А если исход действительно совершился, то мог ли он произойти без водительства выдающегося вождя? Еще более невероятно образование из беспорядочной толпы полурабов ядра нации, если бы эта толпа не вдохновлялась чем-то большим, нежели желанием освободиться. Этим вдохновляющим началом была вера в Ягве - Бога отцов. Возрождение веры немыслимо без появления пророка, религиозного вождя. Даже такой скептически настроенный историк, как С. Рейнак, вынужден был признать, что "невозможно представить себе развитие какой-либо религии без воздействия сильной воли, гениальной личности, вроде Моисея, апостола Павла, Магомета" (С. Рейнак. Орфей. Всеобщая история религии. Париж, 1910, с. 233).
Итак, при возникновении израильского народа и ветхозаветной религии должен был появиться духовный вождь. "Если этого вождя, - замечает Р. Киттель, - измыслила легенда, то его место должен занять другой" (Р. Киттель. Ук. соч., с. 165). Но искать другого нет оснований. Все, что говорит Библия о Моисее, свидетельствует в пользу его историчности, даже само имя пророка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Вероятно, этими псалмами нужно ограничиться, если мы ищем тексты Х в.
Откуда же появилась на другах псалмах надпись "ле Давид"? Опять-таки объяснение можно найти в свете угаритских памятников. "Надпись "ле Давид", говорит А. Вайсер, - вряд ли должна была первоначально называть автора... Более правильное значение этого выражения - "для Давида" - по аналогии с угаритскими параллелями - указывает на царя из рода Давида, для которого, как для члена династии и носителя обетования Давида и его "помазанника", подобает исполнять за праздничным богослужением соответствующие песнопения" (A. Weiser. Einleitung in das AT, S. 253).
Современная библейская наука выделяет в Псалтири группу так называемых "царских псалмов" (2, 20, 21, 45, 71, 109, 131, 143). Они являются развитием темы пророчества Нафана, которое содержало обетование дому Давида (McKenzie. Op. cit., p. 13). Эти псалмы носят черты допленной царской эпохи, и надпись "ле Давид" означает, что они пелись в честь его потомков. К этой категории относятся основные мессианские псалмы (см.: RFIB, I, р. 606).
До возникновения нынешней Псалтири (IV-III вв. до н. э.) существовало несколько сборников псалмов. Наиболее древним сборником были псалмы 3-40, большинство которых носит надпись "ле Давид". Вторым по времени сборником была так называемая "Элогистическая псалтирь" (41-82), отличающаяся тем, что там употребляется имя Божие "Элогим". По мнению Вайсера, Элогистическая псалтирь является "одним из наиболее ранних самостоятельных собраний" (A. Weiser. Op. cit., S. 255).
Большинство псалмов возникло как храмовые песнопения. Однако многие из них являются индивидуальными молитвами, которые лишь позднее получили храмовое употребление.
"Значительная часть псалмов - отмечает Б. Typaeв, - обнаруживает, несомненно, признаки (по богословскому миросозерцанию, историческим намекам) происхождения во время второго храма". Именно эти псалмы, по словам историка, есть как бы завершающий этап ветхозаветной религиозности - "звено, связующее Исайю и Иеремию с Евангелием" (Б. Тураев. История др. Востока, 2, с. 282).
6. АВРААМ, ИОСИФ, МОИСЕЙ: ИХ ИСТОРИЧНОСТЬ
Сто лет назад, когда библейская наука фактически еще не вышла за пределы литературной критики, историческую реальность многих событий и лиц в Ветхом Завете легко было ставить под сомнение. Однако после того, как археологические открытия пролили свет на прошлое Ближнего Востока, литературный анализ должен отступить перед свидетельствами памятников, извлеченных из песков. Русский читатель хорошо знаком с историей этих открытий по ряду талантливо и ярко написанных книг. (Достаточно указать на книгу К. Керама, Боги, гробницы и ученые, М., 1961, или 3. Косидовского, Библейские сказания, М., 1966, где впервые дан сравнительно объективный очерк библейской археологии. Из западных книг отметим: W. Albright. Archaeology of Palestine, 1945; J. Finegan. Light from the Ancient Past, 1946; W. Keller. The Bible as History, 1963.)
Археология привела к пересмотру многих крайних воззрений старой критики, и в частности ее скептического отношения к реальности ряда библейских персонажей.
Тем не менее некоторые авторы в целях пропаганды продолжают называть Авраама, Иосифа, Моисея мифическими фигурами. Так как в нашей книге мы рассматривали их как лиц исторических, то, думается, будет небесполезным коснуться вопроса о том, можно ли их считать таковыми.
"Традиции родового строя, - писал один из пропагандистов атеизма, сохранились у древних евреев в виде мифов о богах Аврааме, Иакове и Исааке" (А. Ранович. Очерки по истории древнееврейской религии. М., 1937, с. 41). Автор в данном случае лишь повторял гипотезу историков XIX в. Но можно ли ее считать обоснованной в наше время?
Если Авраам был некогда божеством, то это было бы засвидетельствовано в древних именах. Личные имена, известные из Библии и памятников, очень часто содержат имя Ягве (Исайя, Иосия, Малахия и т. д.), слово Бог, Эль (Израиль, Измаил, Михаил и т. д.), слово Ваал (Иерубаал, Этбаал и т. д.), но нигде мы не находим имени, которое бы заключало в себе имя Авраам. Ни на одном памятнике такой бог не упоминается. После открытий в Рас-Шамре стал хорошо известен пантеон Ханаана, боги финикийцев и Палестины. "Ни один из них, замечает Л. Гролленберг, - не носит имени Авраам, но на табличках XIX в. до н. э. это имя встречается как имя простого смертного" (L. Grollenberg. Ор. cit., P. 31-32).
Быть может, Авраам - это лишь собирательное имя, эпоним? Мы уже видели, что в библейских сказаниях нередко вместо племени фигурируют одноименные лица. На это обратил внимание еще бл. Августин, когда комментировал гл. 10 Бытия (см. об этом в "Толковой Библии" А. Лопухина, т. I, СПб., 1904, с. 67). Но если такие библейские имена, как Эдом, Асур, Мицраим, совпадают с названиями народов, то народ или племя, которое носило бы имя Авраама, не известно ни Библии, ни археологии.
Правда, сказание об Аврааме, как мы видели, было записано сравнительно поздно, около Х в. Но "легенда, - по словам Р. Кит-теля, - не есть обязательно вымысел; она перемешана с элементами поэтического творчества, или, вернее, поэтический вымысел есть та форма, в которую облекается легенда, но и в этой форме она может отражать подлинные исторические воспоминания" (Р. Киттель. История еврейского народа, с. 132). И здесь для выделения исторического ядра сказания большую роль сыграла археология.
Прежде всего раскопки Л. Вулли показали, что Ур Халдейский не есть плод фантазии, но реальный исторический город, процветавший в эпоху Авраама (Л. Вулли. Ур Халдеев. М., 1961; L. Wolley. Abraham. Paris, 1945).
Далее памятники показали, что "в начале II тысячелетия начался наплыв в Палестину северо-западных семитических кланов (аморитских или арамейских), некоторые из них приходили из верхней Месопотамии. Можно предполагать, что Авраам... был главой одного из таких кланов" (HDBGR, р. 6).
С 1925 по 1931 г. шли раскопки в Нузи в Северной Месопотамии. Там было обнаружено много деловых документов. В одном из них указывается возможность наследования имущества чужим человеком в случае бездетности. Так хочет поступить и Авраам (Быт 24, 2). Там зафиксирован обычай, по которому бесплодная женщина берет своему мужу рабыню для того, чтобы воспитать как своего рожденного от нее ребенка. Это именно и происходит в истории Агари (Быт 16, 1 cл). Согласно таблицам Нузи, в случае отсутствия прямого наследника-мужчины побочный наследник должен владеть "терафимами", т. е. домашними идолами семьи. Это объясняет поведение дочери Лавана, которая похитила терафимов у отца (Быт 29-31). Многие другие обычаи и законы Северной Месопотамии находят параллель в Библии (см.: С. Gordon. Biblical Customs and the Nuzy Tablets. - "Biblical Archaeology", 1940, Febr., v. Ill, Э 1). И самое замечательное, что эти обычаи уже не практикуются после XVII в. до н. э. Это есть указание на эпоху патриархов, относящуюся к XIX-XVIII вв. до н. э.
Раскопки в городах Месопотамии показали, что Ур был связан с Харраном и что в обоих городах господствовал культ лунного божества. Этот культ существовал там еще и в христианское время. "Если предположить, - говорит 3. Косидовский, - что Авраам существовал в самом деле, то его уход из Харрана нужно рассматривать как бегство основателя нового культа от преследования фанатичных поклонников бога луны. Здесь напрашивается аналогия с Мухаммедом, вынужденным бежать из Мекки" (3. Косидовский. Библейские сказания, с. 88).
Последним аргументом тех, кто ставит историчность Авраама под сомнение, является тот факт, что от него самого не осталось никаких памятников или надписей. Между тем обнаружение такого памятника почти невероятно. Какие памятники может оставить маленькое полукочевое племя, имущество которого ограничено стадами и походными шатрами? Прямых свидетельств о нем мы ожидать не можем.
Археология может лишь показать, что сказание о нем носит вполне исторический характер.
x x x
В целом все вышесказанное относится и к истории Иосифа. То, что она восходит ко II тысячелетию, признается уже и в советской научной литературе (см.: ВДИ, 1964, Э 3, с. 62).
Во всех своих деталях предание об Иосифе удивительно верно отражает египетскую историю и быт. Каждый штрих ее, по свидетельству археологии, как бы списан с живой действительности. Так, например, очень точно подмечено, какое огромное значение придавали египтяне снам; известны должности, аналогичные библейскому "хлебодару" и "виночерпию" (Быт 40, 2); ситуация, описанная в гл. 39 (попытка жены хозяина соблазнить Иосифа), оказывается весьма характерной для египетских нравов (см. Памятники Востока, вып. 4, с. 33). Должность, которую Иосиф получил в доме Потифара, известна из египетских памятников; пост, который он занимал при фараоне, и форма чествования Иосифа также соответствуют египетским порядкам. Голод в Египте был нередким явлением; отмеченная в Библии враждебность египтян к пастухам объясняется тем, что гиксы были пастушеским народом; продолжительность жизни Иосифа соответствует цифре традиционного египетского идеала долголетия; гадание на чаше, которым занимался Иосиф, также египетский обычай; рассказ о мумификации тела Иосифа вполне соответствует египетской практике (см.: G. Е. Wright. Biblical Archaeology, p. 53).
Кроме всего этого, возвышение иностранца-азиата при гиксской династии более чем вероятно, учитывая, что подобные возвышения были известны даже в другие времена.
Относительно реформ, которые проводил Иосиф в Египте (Быт 47, 20), Д. Э. Райт пишет: "Перед нашествием гиксов египетской землей владели сильные феодалы. После изгнания иноземцев из страны мы видим исчезновение старой феодальной знати и замену ее чиновниками фараонов" (G. Е. Wright. Op. cit, p. 58). Эта перемена, по мнению историка, произошла в правление гиксов, и ее вполне естественно связать с земельной политикой Иосифа, как она отражена в Библии.
"Нужно быть таким ученым-немцем египтологом, как Эберс, - писал А. Лопухин, - всецело преданным чтению иероглифов и несколько раз путешествовавшим в Египет, чтобы написать такие повести, как "Дочь египетского царя" и "Уарда". Тем не менее, даже в этих повестях нельзя не заметить целого ряда ошибок... Но кто может утверждать, что такие египтологи и археологи существовали среди израильского народа после времени Соломонова?" (А. Лопухин. Библейская история, т. I, с. 465).
На вопрос же, почему мы не имеем египетских памятников, непосредственно свидетельствующих об Иосифе, ответить очень легко. От эпохи гиксов до нас дошло ничтожное количество памятников вообще. После восстания Яхмоса следы господства иноземной династии повсеместно истреблялись (см.: W. Keller. Op. cit, p. 111). Кроме того, земля Гошен или "Поле Цоана", т. е. Авариса, как его называет псалом 77, и гиксские крепости находились в заболоченной восточной части Дельты, почва которой, в противоположность сухим пескам других районов, не благоприятствовала сохранности памятников.
Можно привести еще немало подтверждений общей достоверности той картины, которую дает нам Библия; на русском языке важнейшие из них собраны в капитальной монографии Д. Введенского "Патриарх Иосиф и Египет" (Серг. Посад, 1914) и в указанной книге Косидовского.
x x x
Моисей жил, как признает большинство историков, в XIII в. до н. э. (см. приложение 7), т. е. на 600 лет позже Авраама и на 400 лет позже Иосифа. Фактически он положил основание Библии, ветхозаветной религии и израильскому народу. И тем не менее предание о нем также было объявлено лишенным всякой достоверности. "Все, что рассказывается о Моисее, - безапелляционно утверждала пропаганда, - сплошь миф и сказки" (А. Ранович. Ук. соч., с. 73).
Прежде всего, следует заметить, что помимо археологических свидетельств в пользу историчности Моисея говорят чисто логические соображения. В самом деле: мог ли народ начать свою историю с такого унизительного вымысла, как рабство, не будь оно историческим фактом? А если исход действительно совершился, то мог ли он произойти без водительства выдающегося вождя? Еще более невероятно образование из беспорядочной толпы полурабов ядра нации, если бы эта толпа не вдохновлялась чем-то большим, нежели желанием освободиться. Этим вдохновляющим началом была вера в Ягве - Бога отцов. Возрождение веры немыслимо без появления пророка, религиозного вождя. Даже такой скептически настроенный историк, как С. Рейнак, вынужден был признать, что "невозможно представить себе развитие какой-либо религии без воздействия сильной воли, гениальной личности, вроде Моисея, апостола Павла, Магомета" (С. Рейнак. Орфей. Всеобщая история религии. Париж, 1910, с. 233).
Итак, при возникновении израильского народа и ветхозаветной религии должен был появиться духовный вождь. "Если этого вождя, - замечает Р. Киттель, - измыслила легенда, то его место должен занять другой" (Р. Киттель. Ук. соч., с. 165). Но искать другого нет оснований. Все, что говорит Библия о Моисее, свидетельствует в пользу его историчности, даже само имя пророка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81