Теперь только и осталось, как…
— Отнеси кирку на место.
Я опешил. Такой я Маджори еще не ·видел. Она была сурова, холодна и властна.
— Маджори, — я пытался не выдавать своего расстройства. — Если мы хотим проникнуть в башню и добраться до кувшина, нам придется сломать дверь. Иначе никак. На двери огромный железный засов, куча печатей и Бог знает что еще.
— В башню мы не пойдем, сосуд трогать не будем, сказала Маджори. — Он должен быть там, где находится сейчас.
— Маджори, да что ты говоришь? Этот чертов кувшин не давал вам с Максом покоя уже столько лет, а я верю в то, что…
— Неважно, во что ты веришь, — прервала Маджори. я уважаю твою веру, Гарри, но сейчас я смертельно устала и хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Маджори…
Мисс Джонсон прервала меня:
— У миссис Грейвс был тяжелый день, сэр. Я думаю, она права.
— А ваше мнение меня нисколько не интересует, отрезал я. — Этот сосуд… С ним происходят странные вещи, необходимо со всем этим разобраться, и побыстрее. Мне все равно, естественно это или сверхъестественно. Господи, Маджори, ты посмотри, во что превратился Зимний Порт! Вы сняли все картины, Макс погиб, в доме царит настоящий хаос, и все из-за какого-то проклятого горшка!
Мисс Джонсон отпрянула от такого напора.
— Сэр, — лепетала она. — Вы не имеете права…
— Слушать эту белиберду, вот на что я не имею права.
Маджори, ты меня расстроила. Мы с Анной потратили целый вечер, изучая бумаги в кабинете Макса, а теперь ты выставляешь нас за дверь. Я знаю, что сегодня неподходящий день, у тебя траур, но ведь ты сама сказала, что чем быстрее мы разделаемся с этим, тем лучше. Дело-то недолгое, пяти минут достаточно, чтобы…
— Я передумала, — спокойно сказала Маджори. — А пока кувшин будет стоять там, где стоял.
Анна покачала головой:
— Извините, миссис Грейвс, но это вы напрасно.
— Я все сказала. Это воля моего мужа.
— Миссис Грейвс, — начала Анна. — Этот сосуд даже не принадлежит вашему мужу, он является собственностью иранского правительства. Подобные вещи бесценны, это историческая реликвия. Она должна быть возвращена законным владельцам.
Маджори подняла голову и уставилась на Анну своими креветочными глазами-бусинками.
— Пока я жива, — сказала она, — ни один человек не притронется к амфоре. Это мое последнее слово.
Анна вздохнула:
— В таком случае мне, вероятно, следует обратиться к законным властям и изъять в судебном порядке этот кувшин, а также и остальные антикварные вещи, которые хранятся в доме.
— Делайте что хотите. Я не пущу вас в башню.
Нависла мрачная и неприятная тишина. Я сказал:
— Ладно, пойдем, Анна. На сегодня хватит. Хочешь, я тебя подвезу?
Анна кивнула.
— Я возьму свою шапочку.
Я обернулся к Маджори и попытался сказать как можно ласковее и мягче:
— Послушай, я, может, заскочу завтра к тебе на обед и попробую твой коронный салат из тунцов? А заодно и, поговорим о деле.
Маджори отвернулась.
— Сейчас поздно, — тихо сказала она. — Бери свою молодую леди и уходи.
— Маджори…
— Уходи, Гарри. от греха подальше.
Я стоял на месте.
— В каком смысле? — резко спросил я. — Что значит «от греха подальше»?
— В прямом смысле, — спокойно ответила она. — Вы потревожили кувшин, начав собирать информацию о нем. Теперь он знает это и хочет, чтобы вы убрались отсюда. С каждой минутой, проведенной здесь, это будет все более и более трудно. Ради всего святого, уходите! Сейчас же!
Я уже было собрался возразить, но в этот момент Анна взяла меня за руку. «Ладно, — подумал я, — утро вечера мудренее».
Я взял кирку с собой и, уходя, прислонил ее к крыльцу. Маджори и мисс Джонсон молча стояли в дверях и смотрели нам вслед. Они даже не улыбнулись и не помахали на прощанье.
Когда мы подъезжали к воротам, Анна повернулась на сиденье, чтобы в последний раз взглянуть на Зимний Порт.
— Посмотри, посмотри хорошенько, пока есть возможность, — горько сказал я. — Эта старая фурия может спалить его.
Анна, похоже, не слышала, что я говорю.
— У нее две компаньонки? — неожиданно спросила она.
— Что?
— Твоя крестная мать — она держит двух компаньонок? Мисс Джонсон и кто-то еще?
Я пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Ну, а кто же это тогда? Посмотри в зеркало.
Я послушно взглянул в зеркало заднего вида. Долго смотреть было невозможно, так как дорога была темная и опасная, но даже в эти несколько мгновений я успел разглядеть силуэты Маджори, мисс Джонсон и…
Я нажал на тормоз. «Kугуap» заскрипел и затрясся на гравийной дороге. Разинув рот, я уставился в сторону дома, затем взглянул на Анну.
— Черт его знает, — хрипло сказал я. — Я плохо рассмотрел ее тогда, но похожа на ту персону, в халате с капюшоном.
— Слушай, Гарри, может, вернемся? — взволнованно проговорила Анна. — Я не прощу себе, если что-то случится!
Я барабанил пальцами по рулевому колесу. Парадная дверь Зимнего Порта была уже закрыта, во всем доме не светилось ни одно окно.
— Да ну их всех, — решился я наконец. — Мне уже и так на сегодня хватило. Может, у них какой-то гость и они не хотят, чтобы мы с ним встретились. К тому же, честно говоря, я ужасно проголодался и мне лень возвращаться. Давай лучше поедем куда-нибудь поужинаем и на сытный желудок решим, что делать.
Мы снова покатили в мрак ночи. Я, конечно, чувствовал беспокойство за Маджори, но бывают же случаи, когда привязанность крестника к крестной может быть подорвана раздражением, усталостью и к тому же желанием развлечь приятную девушку.
После котлеты и салата в ресторане мотеля на Тресковом Мысе мы с Анной еще поговорили о джиннах, арабских колдунах и загадочном поведении Маджори мы остановились у Гианнисского аэропорта, чтобы забрать чемодан Анны, и она сменила свой похоронный наряд. Надела простенькое белое вечернее платье с глубоким вырезом, который открывал ее загорелые плечи.
В ресторане было бургундское, куча горячих закусок, приятная музыка, смех, веселье и реальность. После всех событий дня простые человеческие радости были именно тем, в чем мы с Анной нуждались больше всего.
— А если мы посмотрим на все с другой стороны? говорил я с полным ртом. — Только одно то, что у Макса Грейвса был дома кувшин джиннов, еще не говорит о том, что этот горшок виновен в его странном поведении. По-моему, тут все наоборот. Макс спятил и заставил всех думать, что все это — из-за кувшина.
Анна пожала плечами:
— Не знаю. Надо принять во внимание все детали. Не забывай, как Макс надежно и скрупулезно опечатал башню Зимнего Порта, причем древним способом.
— Ну, еще бы! Все эксцентрики так делают. У них страсть к мелким деталям. Вероятно, Макс думал, что он — персидский колдун пятого века до нашей эры.
— А мне хотелось бы больше разузнать о лицах, заметила Анна.
— Каких лицах?
— Да все эти картины, портреты, физиономия араба на трубке, фотографии, вырезанные из журналов. Его собственное лицо, наконец. В этом, мне кажется, есть какой-то смысл.
— Мы можем спросить доктора Джарвиса, — сказал я.
— Он их семейный доктор?
Я кивнул:
— Он наблюдал за здоровьем Макса и Маджори. Я думаю, если с ним умело поговорить, он может нам рассказать, что произошло. Однажды в детстве я заболел корью, и мы с этим доктором подружились. Он очень строгий, но если сказать ему, что я беспокоюсь из-за Маджори…
Анна посыпала котлету черным перцем.
— Стоит попробовать. Ты займись этим, а я поговорю с профессором Кволтом из Нью-Бедфорда.
— Кволт? А кто это?
— Ты должен знать Гордона Кволта. Он лучший американский специалист в области культуры и искусства Среднего Востока.
— Какого черта я должен его знать?
Анна улыбнулась:
— Да не злись ты. Его имя мелькало в газетах, когда мусолили сюжет о разоблачении группы, занимавшейся контрабандой, памятников из Ирана. Кволт — величайший специалист по установлению подлинности ценностей и их владельцев.
Мне надо было как-то выкрутиться из неприятного положения.
— Я с ним согласен. Не выношу людей, разбазаривающих памятники своей страны.
— Ты невозможен, — засмеялась Анна. — Хорошо хоть, я немного узнала тебя перед тем, как доверить прочтение своей судьбы. А то бы я во все поверила, как дура.
— А ты что, собиралась попросить меня погадать?
Почему-то мне подумалось, что Анна собирается меня разыграть. Не знаю почему. Просто особая интуиция, которая необходима ясновидцам.
— Ну, — сказал я, — ты не обращай внимания на то, что я иногда веду себя легкомысленно. Вообще-то я предсказываю судьбу очень точно.
— А мне предскажешь?
— Конечно. Как ты хочешь? Гадание на руке, на кофейной гуще, на чайном листе или кристальный шар? Что угодно, я могу даже посмотреть шишки на твоей голове.
Она засмеялась:
— А в чем ты особенно преуспел?
— Скажу об этом после гадания.
Мы прикончили котлеты и заказали кофе. Духовой оркестр играл замысловатую «самбу», а за соседним столиком какой-то мужчина с огромными усами хохотал во все горло. Позади нас топталась у столика женщина средних лет в бордовых нейлоновых гетрах и кричащего цвета кофточке. За ней семенил ее муж в желто-красном свитере, похожий на персонажа воскресных юморесок.
— А что за тип этот Кволт? — спросил я Анну. — Ты его знаешь лично? Захочет он нам помочь?
— Очень отзывчивый и понимающий человек. Когда я учил ась в университете, мне доводилось с ним сталкиваться. В многом благодаря Кволту я стала заниматься всем этим. Я всегда интересовалась антиквариатом, но именно Кволт навел меня на мысль заняться работой по возвращению ценностей.
Я закурил.
— А чем он сейчас занимается? Думает, как возвратить Манхэттен индейцам?
— Манхэттен был куплен. А многое из сокровищ Среднего 'Востока просто-напросто украдено.
Я закашлялся.
— А так ли важно, где они находятся, раз люди могут их смотреть? Какая разница?
Она потягивала кофе.
— Это вопрос национальной гордости. Как тебе понравится, если иранцы украдут у нас статую Свободы и установят ее где-нибудь на берегу Персидского залива?
— Да, не очень. Я прожил в городе много лет и еще ни разу не съездил посмотреть на нее.
— Ну вот, — сказала Анна. — Теперь у тебя есть общее представление о деятельности профессора Кволта. Он верит, что для страны очень важно знать, что ее ценности на месте. По его мнению, это служит преемственности поколений.
Я усмехнулся:
— Ну что же, не будем нарушать преемственность. Еще по рюмочке?
— Я совсем опьянею.
— И прекрасно: зачем вообще пить, если не пьянеть!
После ужина мы решили посидеть в комнате отдыха отеля с вовсе безобидными напитками. Мне показалось, что между нами возникло взаимное влечение, но никто из нас и не подумал в тот же вечер отправиться в постель. Надо было поразмышлять еще о многих странных вещах, происшедших за столь короткое время, да и, кроме того, мы из того сорта людей, которые, прежде чем что-то предпринять, хорошенько все обдумывают. мы кружили в мыслях и словах друг около друга, как две бродячие кошки, которые обнюхиваются, прежде чем потереться носами. Но я определенно чувствовал, что Анна из тех серьезных девушек, которые, если заинтересуются кем-нибудь, со временем захотят более близких отношений. А в тот момент я не был уверен, что готов к этому. Я только недавно покончил с подобной галиматьей, Элисон меня утомила до предела. Я наслаждался покоем и свободой.
— Ты собираешься предсказать мою судьбу сейчас! спросила Анна.
— Конечно. Рассуждать о высших силах — для этого я здесь. Давай начнем с винного тоста.
— Винный тост?
— Это старый израильский способ предсказания. Вот смотри, я беру это блюдечко и наливаю в него чуть-чуть воды. Затем прошу окунуть палец в бокал вина, и пусть капля упадет с кончика твоего пальца в воду. Образуется облачко, и ты посмотришь, какую форму оно примет. Давай попробуем.
Анна сделала все, как положено, капля упала в блюдце с водой. На поверхности образовалась совершенно симметричная фигура, она погрузилась в воду и, казалось, на мгновение застыла, прежде чем напрочь раствориться.
— Ты знаешь, — сказала она, — я готова поклясться…
— В чем?
— Может, это. звучит смешно, но это напомнило мне очертания кувшина.
Я потянулся за очередной сигаретой.
— Вижу, твоя голова забита мыслями об этом кувшине. Ладно, забудем. Сейчас я покажу тебе другой способ — с древними картами. Они, кстати, сделаны давным-давно, в Египте, и, если какие-то восточные горшки важны в твоей жизни, карты это покажут.
Я достал карты, перетасовал их и принялся предсказывать судьбу Анны. Ничего интересного не выходило. Свадьба где-то в далеком будущем. Никаких признаков славы или богатства. Тяжелая утрата, споры с законом. Собираясь перевернуть последнюю карту, которая должна была бы сказать, что ждет Анну в ближайшем будущем, я заколебался.
— В чем дело?
Я нахмурился:
— Э-э… думаю, я что-то напутал.
— Не поняла?
— Я… э-э-э… плохо их перемешал.
Aннa посмотрела на меня серьезно:
— Гарри, я не понимаю, в чем дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Отнеси кирку на место.
Я опешил. Такой я Маджори еще не ·видел. Она была сурова, холодна и властна.
— Маджори, — я пытался не выдавать своего расстройства. — Если мы хотим проникнуть в башню и добраться до кувшина, нам придется сломать дверь. Иначе никак. На двери огромный железный засов, куча печатей и Бог знает что еще.
— В башню мы не пойдем, сосуд трогать не будем, сказала Маджори. — Он должен быть там, где находится сейчас.
— Маджори, да что ты говоришь? Этот чертов кувшин не давал вам с Максом покоя уже столько лет, а я верю в то, что…
— Неважно, во что ты веришь, — прервала Маджори. я уважаю твою веру, Гарри, но сейчас я смертельно устала и хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Маджори…
Мисс Джонсон прервала меня:
— У миссис Грейвс был тяжелый день, сэр. Я думаю, она права.
— А ваше мнение меня нисколько не интересует, отрезал я. — Этот сосуд… С ним происходят странные вещи, необходимо со всем этим разобраться, и побыстрее. Мне все равно, естественно это или сверхъестественно. Господи, Маджори, ты посмотри, во что превратился Зимний Порт! Вы сняли все картины, Макс погиб, в доме царит настоящий хаос, и все из-за какого-то проклятого горшка!
Мисс Джонсон отпрянула от такого напора.
— Сэр, — лепетала она. — Вы не имеете права…
— Слушать эту белиберду, вот на что я не имею права.
Маджори, ты меня расстроила. Мы с Анной потратили целый вечер, изучая бумаги в кабинете Макса, а теперь ты выставляешь нас за дверь. Я знаю, что сегодня неподходящий день, у тебя траур, но ведь ты сама сказала, что чем быстрее мы разделаемся с этим, тем лучше. Дело-то недолгое, пяти минут достаточно, чтобы…
— Я передумала, — спокойно сказала Маджори. — А пока кувшин будет стоять там, где стоял.
Анна покачала головой:
— Извините, миссис Грейвс, но это вы напрасно.
— Я все сказала. Это воля моего мужа.
— Миссис Грейвс, — начала Анна. — Этот сосуд даже не принадлежит вашему мужу, он является собственностью иранского правительства. Подобные вещи бесценны, это историческая реликвия. Она должна быть возвращена законным владельцам.
Маджори подняла голову и уставилась на Анну своими креветочными глазами-бусинками.
— Пока я жива, — сказала она, — ни один человек не притронется к амфоре. Это мое последнее слово.
Анна вздохнула:
— В таком случае мне, вероятно, следует обратиться к законным властям и изъять в судебном порядке этот кувшин, а также и остальные антикварные вещи, которые хранятся в доме.
— Делайте что хотите. Я не пущу вас в башню.
Нависла мрачная и неприятная тишина. Я сказал:
— Ладно, пойдем, Анна. На сегодня хватит. Хочешь, я тебя подвезу?
Анна кивнула.
— Я возьму свою шапочку.
Я обернулся к Маджори и попытался сказать как можно ласковее и мягче:
— Послушай, я, может, заскочу завтра к тебе на обед и попробую твой коронный салат из тунцов? А заодно и, поговорим о деле.
Маджори отвернулась.
— Сейчас поздно, — тихо сказала она. — Бери свою молодую леди и уходи.
— Маджори…
— Уходи, Гарри. от греха подальше.
Я стоял на месте.
— В каком смысле? — резко спросил я. — Что значит «от греха подальше»?
— В прямом смысле, — спокойно ответила она. — Вы потревожили кувшин, начав собирать информацию о нем. Теперь он знает это и хочет, чтобы вы убрались отсюда. С каждой минутой, проведенной здесь, это будет все более и более трудно. Ради всего святого, уходите! Сейчас же!
Я уже было собрался возразить, но в этот момент Анна взяла меня за руку. «Ладно, — подумал я, — утро вечера мудренее».
Я взял кирку с собой и, уходя, прислонил ее к крыльцу. Маджори и мисс Джонсон молча стояли в дверях и смотрели нам вслед. Они даже не улыбнулись и не помахали на прощанье.
Когда мы подъезжали к воротам, Анна повернулась на сиденье, чтобы в последний раз взглянуть на Зимний Порт.
— Посмотри, посмотри хорошенько, пока есть возможность, — горько сказал я. — Эта старая фурия может спалить его.
Анна, похоже, не слышала, что я говорю.
— У нее две компаньонки? — неожиданно спросила она.
— Что?
— Твоя крестная мать — она держит двух компаньонок? Мисс Джонсон и кто-то еще?
Я пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Ну, а кто же это тогда? Посмотри в зеркало.
Я послушно взглянул в зеркало заднего вида. Долго смотреть было невозможно, так как дорога была темная и опасная, но даже в эти несколько мгновений я успел разглядеть силуэты Маджори, мисс Джонсон и…
Я нажал на тормоз. «Kугуap» заскрипел и затрясся на гравийной дороге. Разинув рот, я уставился в сторону дома, затем взглянул на Анну.
— Черт его знает, — хрипло сказал я. — Я плохо рассмотрел ее тогда, но похожа на ту персону, в халате с капюшоном.
— Слушай, Гарри, может, вернемся? — взволнованно проговорила Анна. — Я не прощу себе, если что-то случится!
Я барабанил пальцами по рулевому колесу. Парадная дверь Зимнего Порта была уже закрыта, во всем доме не светилось ни одно окно.
— Да ну их всех, — решился я наконец. — Мне уже и так на сегодня хватило. Может, у них какой-то гость и они не хотят, чтобы мы с ним встретились. К тому же, честно говоря, я ужасно проголодался и мне лень возвращаться. Давай лучше поедем куда-нибудь поужинаем и на сытный желудок решим, что делать.
Мы снова покатили в мрак ночи. Я, конечно, чувствовал беспокойство за Маджори, но бывают же случаи, когда привязанность крестника к крестной может быть подорвана раздражением, усталостью и к тому же желанием развлечь приятную девушку.
После котлеты и салата в ресторане мотеля на Тресковом Мысе мы с Анной еще поговорили о джиннах, арабских колдунах и загадочном поведении Маджори мы остановились у Гианнисского аэропорта, чтобы забрать чемодан Анны, и она сменила свой похоронный наряд. Надела простенькое белое вечернее платье с глубоким вырезом, который открывал ее загорелые плечи.
В ресторане было бургундское, куча горячих закусок, приятная музыка, смех, веселье и реальность. После всех событий дня простые человеческие радости были именно тем, в чем мы с Анной нуждались больше всего.
— А если мы посмотрим на все с другой стороны? говорил я с полным ртом. — Только одно то, что у Макса Грейвса был дома кувшин джиннов, еще не говорит о том, что этот горшок виновен в его странном поведении. По-моему, тут все наоборот. Макс спятил и заставил всех думать, что все это — из-за кувшина.
Анна пожала плечами:
— Не знаю. Надо принять во внимание все детали. Не забывай, как Макс надежно и скрупулезно опечатал башню Зимнего Порта, причем древним способом.
— Ну, еще бы! Все эксцентрики так делают. У них страсть к мелким деталям. Вероятно, Макс думал, что он — персидский колдун пятого века до нашей эры.
— А мне хотелось бы больше разузнать о лицах, заметила Анна.
— Каких лицах?
— Да все эти картины, портреты, физиономия араба на трубке, фотографии, вырезанные из журналов. Его собственное лицо, наконец. В этом, мне кажется, есть какой-то смысл.
— Мы можем спросить доктора Джарвиса, — сказал я.
— Он их семейный доктор?
Я кивнул:
— Он наблюдал за здоровьем Макса и Маджори. Я думаю, если с ним умело поговорить, он может нам рассказать, что произошло. Однажды в детстве я заболел корью, и мы с этим доктором подружились. Он очень строгий, но если сказать ему, что я беспокоюсь из-за Маджори…
Анна посыпала котлету черным перцем.
— Стоит попробовать. Ты займись этим, а я поговорю с профессором Кволтом из Нью-Бедфорда.
— Кволт? А кто это?
— Ты должен знать Гордона Кволта. Он лучший американский специалист в области культуры и искусства Среднего Востока.
— Какого черта я должен его знать?
Анна улыбнулась:
— Да не злись ты. Его имя мелькало в газетах, когда мусолили сюжет о разоблачении группы, занимавшейся контрабандой, памятников из Ирана. Кволт — величайший специалист по установлению подлинности ценностей и их владельцев.
Мне надо было как-то выкрутиться из неприятного положения.
— Я с ним согласен. Не выношу людей, разбазаривающих памятники своей страны.
— Ты невозможен, — засмеялась Анна. — Хорошо хоть, я немного узнала тебя перед тем, как доверить прочтение своей судьбы. А то бы я во все поверила, как дура.
— А ты что, собиралась попросить меня погадать?
Почему-то мне подумалось, что Анна собирается меня разыграть. Не знаю почему. Просто особая интуиция, которая необходима ясновидцам.
— Ну, — сказал я, — ты не обращай внимания на то, что я иногда веду себя легкомысленно. Вообще-то я предсказываю судьбу очень точно.
— А мне предскажешь?
— Конечно. Как ты хочешь? Гадание на руке, на кофейной гуще, на чайном листе или кристальный шар? Что угодно, я могу даже посмотреть шишки на твоей голове.
Она засмеялась:
— А в чем ты особенно преуспел?
— Скажу об этом после гадания.
Мы прикончили котлеты и заказали кофе. Духовой оркестр играл замысловатую «самбу», а за соседним столиком какой-то мужчина с огромными усами хохотал во все горло. Позади нас топталась у столика женщина средних лет в бордовых нейлоновых гетрах и кричащего цвета кофточке. За ней семенил ее муж в желто-красном свитере, похожий на персонажа воскресных юморесок.
— А что за тип этот Кволт? — спросил я Анну. — Ты его знаешь лично? Захочет он нам помочь?
— Очень отзывчивый и понимающий человек. Когда я учил ась в университете, мне доводилось с ним сталкиваться. В многом благодаря Кволту я стала заниматься всем этим. Я всегда интересовалась антиквариатом, но именно Кволт навел меня на мысль заняться работой по возвращению ценностей.
Я закурил.
— А чем он сейчас занимается? Думает, как возвратить Манхэттен индейцам?
— Манхэттен был куплен. А многое из сокровищ Среднего 'Востока просто-напросто украдено.
Я закашлялся.
— А так ли важно, где они находятся, раз люди могут их смотреть? Какая разница?
Она потягивала кофе.
— Это вопрос национальной гордости. Как тебе понравится, если иранцы украдут у нас статую Свободы и установят ее где-нибудь на берегу Персидского залива?
— Да, не очень. Я прожил в городе много лет и еще ни разу не съездил посмотреть на нее.
— Ну вот, — сказала Анна. — Теперь у тебя есть общее представление о деятельности профессора Кволта. Он верит, что для страны очень важно знать, что ее ценности на месте. По его мнению, это служит преемственности поколений.
Я усмехнулся:
— Ну что же, не будем нарушать преемственность. Еще по рюмочке?
— Я совсем опьянею.
— И прекрасно: зачем вообще пить, если не пьянеть!
После ужина мы решили посидеть в комнате отдыха отеля с вовсе безобидными напитками. Мне показалось, что между нами возникло взаимное влечение, но никто из нас и не подумал в тот же вечер отправиться в постель. Надо было поразмышлять еще о многих странных вещах, происшедших за столь короткое время, да и, кроме того, мы из того сорта людей, которые, прежде чем что-то предпринять, хорошенько все обдумывают. мы кружили в мыслях и словах друг около друга, как две бродячие кошки, которые обнюхиваются, прежде чем потереться носами. Но я определенно чувствовал, что Анна из тех серьезных девушек, которые, если заинтересуются кем-нибудь, со временем захотят более близких отношений. А в тот момент я не был уверен, что готов к этому. Я только недавно покончил с подобной галиматьей, Элисон меня утомила до предела. Я наслаждался покоем и свободой.
— Ты собираешься предсказать мою судьбу сейчас! спросила Анна.
— Конечно. Рассуждать о высших силах — для этого я здесь. Давай начнем с винного тоста.
— Винный тост?
— Это старый израильский способ предсказания. Вот смотри, я беру это блюдечко и наливаю в него чуть-чуть воды. Затем прошу окунуть палец в бокал вина, и пусть капля упадет с кончика твоего пальца в воду. Образуется облачко, и ты посмотришь, какую форму оно примет. Давай попробуем.
Анна сделала все, как положено, капля упала в блюдце с водой. На поверхности образовалась совершенно симметричная фигура, она погрузилась в воду и, казалось, на мгновение застыла, прежде чем напрочь раствориться.
— Ты знаешь, — сказала она, — я готова поклясться…
— В чем?
— Может, это. звучит смешно, но это напомнило мне очертания кувшина.
Я потянулся за очередной сигаретой.
— Вижу, твоя голова забита мыслями об этом кувшине. Ладно, забудем. Сейчас я покажу тебе другой способ — с древними картами. Они, кстати, сделаны давным-давно, в Египте, и, если какие-то восточные горшки важны в твоей жизни, карты это покажут.
Я достал карты, перетасовал их и принялся предсказывать судьбу Анны. Ничего интересного не выходило. Свадьба где-то в далеком будущем. Никаких признаков славы или богатства. Тяжелая утрата, споры с законом. Собираясь перевернуть последнюю карту, которая должна была бы сказать, что ждет Анну в ближайшем будущем, я заколебался.
— В чем дело?
Я нахмурился:
— Э-э… думаю, я что-то напутал.
— Не поняла?
— Я… э-э-э… плохо их перемешал.
Aннa посмотрела на меня серьезно:
— Гарри, я не понимаю, в чем дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22